ещё про английский язык
Мы уже касались забавных эффектов, проистекающих из неудовлетворительного знания обитателями наукоценоза Наших Гондуrussов английского языка даже на уровне международного профессионального пиджина.
Тогда речь шла о том, что языковой барьер мешает зарубежным коллегам осознать, что визави совсем не такой гигант интеллектуса, за какого он себя выдаёт.
Вот ещё пара забавных примеров.
***
Как-то раз в 80-х гг. в перерыве какой-то конференции из серии "Кварки" Чучелко чётто впаривал, кажется, англичанину (не то Ландсхофф, не то Лангакер, сейчас не упомнить). И вот, слух Наблюдателя перехватил фразу, в которой Чучелко сообщал о чьей-то "original paper". Причём было понятно, что он пытается передать тот смысл, который в русском языке иногда вкладывают в прилагательное "оригинальный" -- "интересный" и т.п.
В английском же "original" такого оттенка практически не имеет,
но однозначно сообщает о пионерском характере работы.
Уже не вспомнить, о какой работе говорил Чучелко, но эписодий остался в памяти ровно потому, что зацепила неуместность английского "original" в том контексте: ничего пионерского в той работе не было.
Англичанин старательно этой дезинформации внимал.
***
Наблюдатель ещё в школе прошёл курс технического перевода и получил квалификационную справку после надлежащей практики в НИИ одного уральского мегазавода (куда ещё великий Фидель Кастро когда-то приезжал, и после своей фирменной речи, героически выполненной на морозце, признал роль водки в суровой жизни россиян).
Завлаб по каким-то прочностным испытаниям -- у него в текстах всё железки вибрировали и трескались -- уговаривал застенчивого юношу делать упор на количестве, а не на качестве, мол, я и без стилистики пойму, о чём речь.
Проникшись ответственностью за судьбу советского тяжёлого машиностроения, будущий Наблюдатель стал фигачить переводы с такой скоростью, что когда их количество превысило десятикратную норму, необходимую для отчёта за практику, счастливый завлаб разрешил ему целиком посвятить оставшуюся неделю пинг-понгу -- у них там были столы в коридорах на всех этажах.
Ещё запомнилась пара сотрудниц лаборатории -- особенно одна, лет около 30, -- проявлявших заботу о юном практиканте.
Это всё к тому, что грамотный переводчик знает, что слово theory в английском употребляется в смысле "гипотетическое построение" на гораздо более законных основаниях, чем в русском, и должно тогда на русский переводиться как "гипотеза" (по крайней мере так дело обстояло в былинные времена могучего СССР).
Когда публика слышит внушительные рассуждения какого-нибудь Пугалка про "теорию бран" и прочие "теории", то публике следует понимать, что это калька с английского оригинала, в котором слово theory имеет существенно меньше претензий, чем в честном русском.
Впрочем, за последние лет двадцать ржа брехни укрепилась и в русском научном языке благодаря разным пугалкам, считающим, что они знают английский (как они считают, что знают квантовую теорию поля).
***
На плохое знание рабочего языка накладывается неумение типичного россиянина писать внятные тексты -- и получается гремучая смесь, вносящая свой немаленький вклад в недоцитированность российских учёных.
В англосакских школах считающийся там важным учебный жанр essay -- давно связанный, кстати, с особой литературной традицией, гораздо хуже представленной в русской литературе -- никто отменять, вроде бы, не собирается.
Впрочем, этот ихний учебный жанр заметно отличается от российских школьных сочинений, которые были больше похожи на тренаж в брехне, и в этом смысле отменены, видимо, правильно.
Тогда речь шла о том, что языковой барьер мешает зарубежным коллегам осознать, что визави совсем не такой гигант интеллектуса, за какого он себя выдаёт.
Вот ещё пара забавных примеров.
***
Как-то раз в 80-х гг. в перерыве какой-то конференции из серии "Кварки" Чучелко чётто впаривал, кажется, англичанину (не то Ландсхофф, не то Лангакер, сейчас не упомнить). И вот, слух Наблюдателя перехватил фразу, в которой Чучелко сообщал о чьей-то "original paper". Причём было понятно, что он пытается передать тот смысл, который в русском языке иногда вкладывают в прилагательное "оригинальный" -- "интересный" и т.п.
В английском же "original" такого оттенка практически не имеет,
но однозначно сообщает о пионерском характере работы.
Уже не вспомнить, о какой работе говорил Чучелко, но эписодий остался в памяти ровно потому, что зацепила неуместность английского "original" в том контексте: ничего пионерского в той работе не было.
Англичанин старательно этой дезинформации внимал.
***
Наблюдатель ещё в школе прошёл курс технического перевода и получил квалификационную справку после надлежащей практики в НИИ одного уральского мегазавода (куда ещё великий Фидель Кастро когда-то приезжал, и после своей фирменной речи, героически выполненной на морозце, признал роль водки в суровой жизни россиян).
Завлаб по каким-то прочностным испытаниям -- у него в текстах всё железки вибрировали и трескались -- уговаривал застенчивого юношу делать упор на количестве, а не на качестве, мол, я и без стилистики пойму, о чём речь.
Проникшись ответственностью за судьбу советского тяжёлого машиностроения, будущий Наблюдатель стал фигачить переводы с такой скоростью, что когда их количество превысило десятикратную норму, необходимую для отчёта за практику, счастливый завлаб разрешил ему целиком посвятить оставшуюся неделю пинг-понгу -- у них там были столы в коридорах на всех этажах.
Ещё запомнилась пара сотрудниц лаборатории -- особенно одна, лет около 30, -- проявлявших заботу о юном практиканте.
Это всё к тому, что грамотный переводчик знает, что слово theory в английском употребляется в смысле "гипотетическое построение" на гораздо более законных основаниях, чем в русском, и должно тогда на русский переводиться как "гипотеза" (по крайней мере так дело обстояло в былинные времена могучего СССР).
Когда публика слышит внушительные рассуждения какого-нибудь Пугалка про "теорию бран" и прочие "теории", то публике следует понимать, что это калька с английского оригинала, в котором слово theory имеет существенно меньше претензий, чем в честном русском.
Впрочем, за последние лет двадцать ржа брехни укрепилась и в русском научном языке благодаря разным пугалкам, считающим, что они знают английский (как они считают, что знают квантовую теорию поля).
***
На плохое знание рабочего языка накладывается неумение типичного россиянина писать внятные тексты -- и получается гремучая смесь, вносящая свой немаленький вклад в недоцитированность российских учёных.
В англосакских школах считающийся там важным учебный жанр essay -- давно связанный, кстати, с особой литературной традицией, гораздо хуже представленной в русской литературе -- никто отменять, вроде бы, не собирается.
Впрочем, этот ихний учебный жанр заметно отличается от российских школьных сочинений, которые были больше похожи на тренаж в брехне, и в этом смысле отменены, видимо, правильно.