Реакция окружающих на изнасилование
Продолжение предыдущего поста.
Перевод поста из другого блога, оригинал находится здесь. Автор: Харриет Джейкобс (Harriet Jacobs).
Огромное спасибо frau_zapka за редакторскую правку.
Это началось как ответ на комментарий к моему последнему посту, из-за моей многоречивости быстро переросший во что-то слишком длинное.
Для введения в контекст, Грегори назвали говнюком.
Не то, чтобы я была с этим не согласна (он еще какой говнюк), но вообще-то я не думаю, что реакция Грегори хоть сколько-нибудь необычна для подобных случаев. В этой стране существуют очень противоречивые мнения относительного того, когда женщина может и когда не может отказать мужчине в сексе. Всегда присутствует какая-то ситуативная ерунда, определяющая, когда изнасилование посчитают совершенно и полностью неприемлемым, а когда решат, что это типа только слегка неприемлемо. Когда скажут, что это было простой ошибкой, а когда обвинят саму жертву. Вместо того, чтобы всегда, по умолчанию, на 100%, это считалось виной мужчины, вступившего в половое сношение с женщиной, сказавшей ему «нет». Существует совершенно конкретное определение изнасилования, и именно оно должно быть порогом принятия решения о виновности. И в то же время, представления общества о сексуальном насилии сильно от него отходят.
Уже в том, как средства массовой информации говорят о проблеме изнасилований, мы можем видеть амбивалентное отношение общества к ней. Но когда речь заходит о том, с кем ты знаком, вся эта путаница и сомнения возрастают в разы. И вместе с ними растет яростное желание верить в то, что твой друг ну никак не способен на подобное. Отчасти это связано с отношением к этому конкретному человеку - тебе не хочется верить в то, что он мог так поступить. И, как мне кажется, отчасти это происходит из-за того, что данная ситуация воспринимается, как насильственное и нежеланное вторжение в твою жизнь - это больше не нечто абстрактное, происходящее где-то там, с другими людьми. Это несчастье, ворвавшееся в твою жизнь, незваное и непрошенное. Мне кажется, что люди, знакомые одновременно и с насильником, и с жертвой, испытывают эмоции, очень похожие на эмоции жертвы изнасилования. Их жизнь, их личное пространство, их представления о мире были полностью перевернуты и признание и интегрирование этого в полной мере будет означать сейсмические изменения в самых близких и самых личных отношениях. Не говоря уже о том, что в их жизнь теперь навсегда вошло осознание того, что нечто ужасное, непредсказуемое и злое в любой момент может ворваться и разрушить их мир.
Жертвы изнасилования тоже проходят через стадию отрицания, однако у них нет счастливой возможности надолго в ней задерживаться, как у окружающих их людей. У них есть воспоминания, с которыми нужно как-то жить, и ПТСР, и какие-то физические последствия, и постоянный риск случайно столкнуться с насильником (поскольку большинство насильников знакомы со своими жертвами). Мне пришлось надолго «отложить» начать по-настоящему разбираться с последствиями изнасилования из-за необходимости сначала добиться от мистера Флинта подписи на бумагах о разводе во избежание долгих судебных разбирательств, а это значило личные встречи с ним. Я была бы просто не в состоянии делать это, если бы начала активно думать об изнасиловании, так что эти мысли оказались просто заперты где-то глубоко внутри. На тот момент для меня было гораздо важнее получить развод, чем заехать ему кулаком в лицо или начать избегать его.
Мне думается, что друзьям и родным жервы тоже в конечном итоге приходится расставлять приоритеты подобным образом, но, в отличие от жертвы, они могут позволить более свинский список приоритетов. Как например, «я не могу поверить, что это настоящее изнасилование, потому что в противном случае мне придется полностью отказаться от общения с этим парнем. И вообще, что я скажу нашим общим друзьям?» И, поскольку у друзей и родных жертвы, скорее всего, не вызывает ужас одна мысль о возможной встрече с насильником, поскольку их не преследуют навязчивые мысли и воспоминания, поскольку у них не случается панических атак, им гораздо легче принять любое из тысяч предлагаемых нашей культурой оправданий и объяснений, почему это не настоящее изнасилование. Или почему это, возможно, и изнасилование, но не такое уж плохое. Или почему это изнасилование, но, по большому счету, никто не виноват.
Для того, чтобы делать это, необязательно быть плохим человеком. Достаточно быть самым обычным человеком, чувствующим себя в какой-то степени таким же напуганным, шокированным и беспомощным, как и жертва изнасилования. Потому что признание случившегося изнасилованием означает, что твой мир разлетится на куски.
Эта культура оставляет очень широкие возможности для оправданий изнасилования, и в этом пространстве, не желая того, могут затеряться и хорошие люди - просто потому, что им никогда не приходилось сталкиваться с этим лично. Я думаю, с учетом статистики «одна из пяти», того, как мало насильников оказываются осуждены и того, как часто сексуальное насилие становится предметом шуток, всем женщинам стоило бы очень серьезно к этому относиться - это касается их самым непосредственным образом. Но также я знаю, что даже будучи пламенной феминисткой и очень много зная о сексуальном насилии, раньше я не относилась к этому так серьезно, как сейчас. А стоило бы.
Почти все знакомые мне женщины либо были изнасилованы, либо подверглись другим видам сексуального насилия, так что я очень много читала об этом и всегда была очень сознательной в этом отношении. И даже несмотря на это, только пережив изнасилование, я стала замечать, как часто люди делают небрежные комментарии о пьяных женщинах, о шлюхах, о лгуньях, как часто фильмы и сериалы изображают ситуации, до боли напоминающие изнасилование как нечто совершенно нормальное, или изображают настоящее изнасилование как нечто сверхсексуальное, или показывают изнасилование, но не показывают его последствий для женщины (вводя его в сюжет лишь затем, чтобы обеспечить главного героя-мужчину героическим сюжетом и характером, вместо того, чтобы обеспечить женщину ПТСР до конца ее жизни).
Теперь мне приходится принимать подобное гораздо ближе к сердцу, чем я могла позволить себе раньше. Я и тогда могла заметить какие-то неприятные мне вещи, но мне казалось, что это не стоит того, чтобы расстраиваться или идти на конфликт. А теперь, когда я расстраиваюсь, когда я иду на конфликт, мне говорят, что это все моя травма или что я должна быть сильнее этого, или что я потеряла всякое чувство юмора, или еще что угодно - вместо того, чтобы раз и навсегда осознать, что КАЖДЫЙ должен расстраиваться из-за подобных вещей КАЖДЫЙ РАЗ. И НИЧЬИ дурацкие и оскорбительные комментарии, восхваляющие или оправдывающие изнасилования, не должны проходить незамеченными.
Но для этого нужно признать тот факт, что любая женщина является законной добычей для насильника в любое время, в любом месте, что она практически лишена какой-либо защиты или поддержки. Нужно представлять себе масштабы равнодушия общества к этой проблеме. А это значит испытывать гнев и бессилие, чувствовать свою беззащитность и одиночество. Это значит перестать доверять людям. Ну знаете. Как жертва изнасилования. Никто не хочет жить с таким.
И если вы живете в культуре, которая предлагает так много объяснений, почему изнасилование вообще-то не изнасилование, или почему изнасилование не так уж и страшно, или почему на самом деле изнасилования не так уж часты, становится слишком соблазнительно ухватиться за эти оправдания и защищаться ими от пугающей реальности. Даже если ты хороший человек.
Если ты можешь найти возможность не думать о том, что риск подвергнуться насилию поджидает тебя повсюду, постоянно; что близкие и любимые тобой женщины в любой момент могут быть оказаться жертвами чего-то страшного и разрушительного; что то, что ты считаешь ужасным злом, твой горячо любимый брат сделал только в прошлый вторник, тогда ты уж точно не захочешь принимать это близко к сердцу. Будь ты хорошим и благонамеренным человеком или полной мразью.
Я не пытаюсь защищать Грегори. Как я уже говорила, он всегда был говнюком. Но я и вправду не думаю, что такое положение вещей когда-нибудь начнет меняться - до тех пор, пока мы не начнем задумываться и анализировать его. А для этого я считаю необходимым понимание того, почему хорошие и порядочные люди будут отрицать изнасилования или избегать думать о них, как о чем-то реальном и затрагивающем их лично. И мы можем понастроить еще кучу кризисных центров, но до тех пор, пока мы не начнем сажать насильников в масштабах, сопоставимыми с масштабами распространенности изнасилований, до тех пор, пока мы не найдем способов более или менее надежно предотвращать изнасилования, это не более чем припарки мертвому.
И мне совсем не хотелось бы переключать внимание с того, куда оно должно быть направлено по сути - с предотвращения изнасилований и предоставления жертвам всесторонней и реальной поддержки. Однако, немного поразмыслив, я пришла к выводу, что мне бы очень хотелось видеть больше информации и поддержки для друзей и близких жертв изнасилования. Я понимаю, почему так получилось, но мне не понравилось, когда люди, поддерживающие меня, обращались с вопросами ко мне - как они должны вести себя? О чем они могут говорить? Кому они должны сообщить? Можно ли выказывать свой гнев? Я сама не знаю, как я хочу чувствовать или вести себя, о чем разговаривать, и мне было неловко говорить другим людям, как они должны реагировать на мое изнасилование. Но с другой стороны, к кому же им еще обращаться? Кто скажет им, что испытывать гнев совершенно нормально, что чувствовать себя подавленным совершенно нормально, что проходить через отрицание и говорить о своем недоверии (только не жертве) совершенно нормально? Я думаю, что предоставление какого-то консультирования и поддержки друзьям и близким жертвы очень поможет нам создать общество с полноценным реагированием на проблему изнасилований.
Перевод поста из другого блога, оригинал находится здесь. Автор: Харриет Джейкобс (Harriet Jacobs).
Огромное спасибо frau_zapka за редакторскую правку.
Это началось как ответ на комментарий к моему последнему посту, из-за моей многоречивости быстро переросший во что-то слишком длинное.
Для введения в контекст, Грегори назвали говнюком.
Не то, чтобы я была с этим не согласна (он еще какой говнюк), но вообще-то я не думаю, что реакция Грегори хоть сколько-нибудь необычна для подобных случаев. В этой стране существуют очень противоречивые мнения относительного того, когда женщина может и когда не может отказать мужчине в сексе. Всегда присутствует какая-то ситуативная ерунда, определяющая, когда изнасилование посчитают совершенно и полностью неприемлемым, а когда решат, что это типа только слегка неприемлемо. Когда скажут, что это было простой ошибкой, а когда обвинят саму жертву. Вместо того, чтобы всегда, по умолчанию, на 100%, это считалось виной мужчины, вступившего в половое сношение с женщиной, сказавшей ему «нет». Существует совершенно конкретное определение изнасилования, и именно оно должно быть порогом принятия решения о виновности. И в то же время, представления общества о сексуальном насилии сильно от него отходят.
Уже в том, как средства массовой информации говорят о проблеме изнасилований, мы можем видеть амбивалентное отношение общества к ней. Но когда речь заходит о том, с кем ты знаком, вся эта путаница и сомнения возрастают в разы. И вместе с ними растет яростное желание верить в то, что твой друг ну никак не способен на подобное. Отчасти это связано с отношением к этому конкретному человеку - тебе не хочется верить в то, что он мог так поступить. И, как мне кажется, отчасти это происходит из-за того, что данная ситуация воспринимается, как насильственное и нежеланное вторжение в твою жизнь - это больше не нечто абстрактное, происходящее где-то там, с другими людьми. Это несчастье, ворвавшееся в твою жизнь, незваное и непрошенное. Мне кажется, что люди, знакомые одновременно и с насильником, и с жертвой, испытывают эмоции, очень похожие на эмоции жертвы изнасилования. Их жизнь, их личное пространство, их представления о мире были полностью перевернуты и признание и интегрирование этого в полной мере будет означать сейсмические изменения в самых близких и самых личных отношениях. Не говоря уже о том, что в их жизнь теперь навсегда вошло осознание того, что нечто ужасное, непредсказуемое и злое в любой момент может ворваться и разрушить их мир.
Жертвы изнасилования тоже проходят через стадию отрицания, однако у них нет счастливой возможности надолго в ней задерживаться, как у окружающих их людей. У них есть воспоминания, с которыми нужно как-то жить, и ПТСР, и какие-то физические последствия, и постоянный риск случайно столкнуться с насильником (поскольку большинство насильников знакомы со своими жертвами). Мне пришлось надолго «отложить» начать по-настоящему разбираться с последствиями изнасилования из-за необходимости сначала добиться от мистера Флинта подписи на бумагах о разводе во избежание долгих судебных разбирательств, а это значило личные встречи с ним. Я была бы просто не в состоянии делать это, если бы начала активно думать об изнасиловании, так что эти мысли оказались просто заперты где-то глубоко внутри. На тот момент для меня было гораздо важнее получить развод, чем заехать ему кулаком в лицо или начать избегать его.
Мне думается, что друзьям и родным жервы тоже в конечном итоге приходится расставлять приоритеты подобным образом, но, в отличие от жертвы, они могут позволить более свинский список приоритетов. Как например, «я не могу поверить, что это настоящее изнасилование, потому что в противном случае мне придется полностью отказаться от общения с этим парнем. И вообще, что я скажу нашим общим друзьям?» И, поскольку у друзей и родных жертвы, скорее всего, не вызывает ужас одна мысль о возможной встрече с насильником, поскольку их не преследуют навязчивые мысли и воспоминания, поскольку у них не случается панических атак, им гораздо легче принять любое из тысяч предлагаемых нашей культурой оправданий и объяснений, почему это не настоящее изнасилование. Или почему это, возможно, и изнасилование, но не такое уж плохое. Или почему это изнасилование, но, по большому счету, никто не виноват.
Для того, чтобы делать это, необязательно быть плохим человеком. Достаточно быть самым обычным человеком, чувствующим себя в какой-то степени таким же напуганным, шокированным и беспомощным, как и жертва изнасилования. Потому что признание случившегося изнасилованием означает, что твой мир разлетится на куски.
Эта культура оставляет очень широкие возможности для оправданий изнасилования, и в этом пространстве, не желая того, могут затеряться и хорошие люди - просто потому, что им никогда не приходилось сталкиваться с этим лично. Я думаю, с учетом статистики «одна из пяти», того, как мало насильников оказываются осуждены и того, как часто сексуальное насилие становится предметом шуток, всем женщинам стоило бы очень серьезно к этому относиться - это касается их самым непосредственным образом. Но также я знаю, что даже будучи пламенной феминисткой и очень много зная о сексуальном насилии, раньше я не относилась к этому так серьезно, как сейчас. А стоило бы.
Почти все знакомые мне женщины либо были изнасилованы, либо подверглись другим видам сексуального насилия, так что я очень много читала об этом и всегда была очень сознательной в этом отношении. И даже несмотря на это, только пережив изнасилование, я стала замечать, как часто люди делают небрежные комментарии о пьяных женщинах, о шлюхах, о лгуньях, как часто фильмы и сериалы изображают ситуации, до боли напоминающие изнасилование как нечто совершенно нормальное, или изображают настоящее изнасилование как нечто сверхсексуальное, или показывают изнасилование, но не показывают его последствий для женщины (вводя его в сюжет лишь затем, чтобы обеспечить главного героя-мужчину героическим сюжетом и характером, вместо того, чтобы обеспечить женщину ПТСР до конца ее жизни).
Теперь мне приходится принимать подобное гораздо ближе к сердцу, чем я могла позволить себе раньше. Я и тогда могла заметить какие-то неприятные мне вещи, но мне казалось, что это не стоит того, чтобы расстраиваться или идти на конфликт. А теперь, когда я расстраиваюсь, когда я иду на конфликт, мне говорят, что это все моя травма или что я должна быть сильнее этого, или что я потеряла всякое чувство юмора, или еще что угодно - вместо того, чтобы раз и навсегда осознать, что КАЖДЫЙ должен расстраиваться из-за подобных вещей КАЖДЫЙ РАЗ. И НИЧЬИ дурацкие и оскорбительные комментарии, восхваляющие или оправдывающие изнасилования, не должны проходить незамеченными.
Но для этого нужно признать тот факт, что любая женщина является законной добычей для насильника в любое время, в любом месте, что она практически лишена какой-либо защиты или поддержки. Нужно представлять себе масштабы равнодушия общества к этой проблеме. А это значит испытывать гнев и бессилие, чувствовать свою беззащитность и одиночество. Это значит перестать доверять людям. Ну знаете. Как жертва изнасилования. Никто не хочет жить с таким.
И если вы живете в культуре, которая предлагает так много объяснений, почему изнасилование вообще-то не изнасилование, или почему изнасилование не так уж и страшно, или почему на самом деле изнасилования не так уж часты, становится слишком соблазнительно ухватиться за эти оправдания и защищаться ими от пугающей реальности. Даже если ты хороший человек.
Если ты можешь найти возможность не думать о том, что риск подвергнуться насилию поджидает тебя повсюду, постоянно; что близкие и любимые тобой женщины в любой момент могут быть оказаться жертвами чего-то страшного и разрушительного; что то, что ты считаешь ужасным злом, твой горячо любимый брат сделал только в прошлый вторник, тогда ты уж точно не захочешь принимать это близко к сердцу. Будь ты хорошим и благонамеренным человеком или полной мразью.
Я не пытаюсь защищать Грегори. Как я уже говорила, он всегда был говнюком. Но я и вправду не думаю, что такое положение вещей когда-нибудь начнет меняться - до тех пор, пока мы не начнем задумываться и анализировать его. А для этого я считаю необходимым понимание того, почему хорошие и порядочные люди будут отрицать изнасилования или избегать думать о них, как о чем-то реальном и затрагивающем их лично. И мы можем понастроить еще кучу кризисных центров, но до тех пор, пока мы не начнем сажать насильников в масштабах, сопоставимыми с масштабами распространенности изнасилований, до тех пор, пока мы не найдем способов более или менее надежно предотвращать изнасилования, это не более чем припарки мертвому.
И мне совсем не хотелось бы переключать внимание с того, куда оно должно быть направлено по сути - с предотвращения изнасилований и предоставления жертвам всесторонней и реальной поддержки. Однако, немного поразмыслив, я пришла к выводу, что мне бы очень хотелось видеть больше информации и поддержки для друзей и близких жертв изнасилования. Я понимаю, почему так получилось, но мне не понравилось, когда люди, поддерживающие меня, обращались с вопросами ко мне - как они должны вести себя? О чем они могут говорить? Кому они должны сообщить? Можно ли выказывать свой гнев? Я сама не знаю, как я хочу чувствовать или вести себя, о чем разговаривать, и мне было неловко говорить другим людям, как они должны реагировать на мое изнасилование. Но с другой стороны, к кому же им еще обращаться? Кто скажет им, что испытывать гнев совершенно нормально, что чувствовать себя подавленным совершенно нормально, что проходить через отрицание и говорить о своем недоверии (только не жертве) совершенно нормально? Я думаю, что предоставление какого-то консультирования и поддержки друзьям и близким жертвы очень поможет нам создать общество с полноценным реагированием на проблему изнасилований.