К. М. Веригин "Благоуханность". Спорт.
Ведь там, за обрывом отвесным,
Желтели родные поля,
И чем-то до боли чудесным
Родимая пахла земля.
Г. Лахман.
Энциклопедия "Ларусс" определяет спорт как систематическое упражнение, необходимое для укрепления не только тела человека, но и духа его, так как в спорте развивается энергия и настойчивость, решимость и лояльность. И это определение кажется мне очень верным.
Как и все молодые зверьки, ребенок в игре выражает свою радость. Затем от него, еще совсем маленького, начинают требоваться усилия, ловкость и выносливость в забавах. Радость его увеличивается, когда маленькие приятели разделяют его молодечество. Он приучается ценить и свои успехи, и успехи товарищей. В нем заложена уже та спортивность, которая вполне расцветает в школьном, юношеском возрасте. И если история показывает нам примеры великой силы духа у больных и умирающих людей, тем не менее в мудрости Древней Греции звучит трезвый и разумный голос, утверждающий: "В здоровом теле - здоровый дух". И часто это здоровье дают телу хорошие спортивные упражнения. Даже усталость, вызванная ими, благотворна: с ней появляются аппетит и крепкий сон, внутреннее равновесие и уверенность в себе. Но еще лучше то, что спорт требует от юноши умения отказаться от себя в пользу команды, отдать все свои силы и, если нужно, стушеваться, уйти на задний план.
Теперь и школа и семья понимают пользу спорта, но в дни моей юности еще многие родители препятствовали детям принимать участие в спортивных состязаниях и даже интересоваться ими.
В моей же жизни целый ряд благовонных воспоминаний связан с разными видами спорта. В гимназические годы я особенно увлекался футболом. В Крыму мы играли в футбол круглый год, но самым горячим временем состязаний были весна, конец лета и начало осени.
Наша игровая площадка находилась в ближайших окрестностях Ялты, в царском имении Ливадия, перед самым домом милейшего нашего губернатора генерала Думбадзе. Двое сыновей его, Алеша и Володя, были игроками нашей команды, в которой я состоял. Помню, бывало, идешь в клуб и жалеешь, что нет крыльев, чтобы поскорее попасть туда. Сладкое волнение зажигалось в крови, когда из-за кустов начинал доноситься глухой звук удара бутсы по мячу. Но вот и поле, по которому летает мяч. Быстро бежишь переодеться. Толстые чулки, бутсы, фуфайка, трусики, затянутые ремешком, - и я уже на поле среди моих милых друзей. Новый мяч туго надут. Каждый удар по нему радует слух. Пахнет кожей и от него, и от бутс, и от ремешка. Не это ли дает нам такой экзальтирующий и мужественный подъем настроения?!
Футбол - типично мужская игра, и женщине даже неуместно принимать в ней участие. Нам же так радостно чувствовать под ногами упругость земли, бежать и дышать полной грудью...
Вспоминается наша первая игра против команды другого города. Кончалось лето. Было воскресенье. Много молодежи сошлось посмотреть на нас. Толпились солдаты ближайшей казармы, и среди них - мохнатый медвежонок, любивший и сам поиграть в мяч. Мы же все собрались уже давно: нам так хотелось поскорее выйти на поле, побороть свое волнение, начать игру.
И назначенный час наступает. Команда выходит на поле, приветствует противников. Бросается жребий, кому выпадает первый удар, и выпадает он на нас. Свисток - и пять наших форвардов сразу же несутся навстречу противнику. Мяч точными пассами переходит от одного к другому. Вот он на левом крае, потом у центрфорварда, который, обведя полузащитника, передает его мне. (Я играю, как обычно, правого инсайта.) Получив мяч, я не задерживаю его, а пасую правому нападающему, который уже может бить по воротам. Однако левый защитник противника успевает помешать удару, и оба они падают. Левый полузащитник бежит на помощь, но я ближе, и, когда, поднявшись с земли, защитник старается выбить мяч, я в свою очередь мешаю ему, и мы оба, теряя равновесие, падаем... Этим немедленно пользуется наш освобожденный правый нападающий, который точно бьет. Первый гол забит, забит после двух минут игры, и это благодаря нашей сплоченности, быстроте, дисциплине.
Тот же темп продолжается до конца первого тайма, мы забиваем еще. Пятнадцать минут перерыва - и снова игра, но теперь уже нашей защите приходится серьезно поработать. Однако она доблестно парирует атаки и пропускает только один гол. Победа за нами, и мы выигрываем со счетом пять-один. Радость наша велика. Несмотря на усталость, от нас веет молодостью, силой, здоровьем... Мы пьем холодный хлебный квас и наперебой обсуждаем все подробности состязания. С соседнего скошенного поля пахнет сеном. Свежее и душистое тепло доносится до нас от длинных рядов полегшей травы, и что-то законченное, завершенное, чудесное кроется в этом аромате и как нельзя лучше отвечает нашему настроению. Долго не можем мы расстаться. Весь обратный путь говорим о матче. Брат Михаил, игрок второй команды, снова обсуждает игру за обедом. Сестра слушает нас с блестящими глазами и, не понимая подробностей игры, переживает за нас. Весело видеть их праздничное настроение, чувствовать близость и дружбу. А после обеда меня зовут к телефону. По хитрой улыбке брата знаю, кто будет со мной говорить, чей ласковый голос станет задавать вопросы. Я отвечаю, рассказываю подробности и снова благодарю за подаренную мне на счастье ленту. Милый наш разговор - последняя радость этого светлого дня...
Велосипедным спортом занимались мы тоже круглый год в этом благословенном краю, где не было снежных зим; моментами увлекались мы им чрезвычайно, потом остывали, чтобы снова, через месяц-другой, начать носиться как безумные по отличным крымским шоссе. И признавали мы велосипеды только в горах, так как плоские дороги казались нам слишком легкими и лишенными интереса. Ценили мы трудность подъема, настойчивость, выдержку, силу; не позволяли себе вести велосипеды за руль; "давили" всегда и везде. А на спусках ценились лихость и быстрота, повороты, взятые без снижения скорости, пренебрежение опасностью. И ездили мы все по-гоночному, с низко опущенным рулем. Думается, что любили мы велосипед за чувство легкости, окрыленности, зависевшее от нас самих. Мотор уничтожает это чувство - чувство собственной силы. Впрочем, велосипед давал нам тоже немало эстетических наслаждений. Все, что связано с быстротой езды, контрастами запахов, сменяющихся за каждым поворотом, переменой ландшафта, близостью к земле, относится и к поездкам на нем...
Летом выезжали мы к концу дня, когда солнце палило меньше. Сбор происходил у нашего дома, на боковой Чукурларской улице, в тени деревьев, посаженных нашим отцом. В Крыму называли их мимозами, и точно - листья их сворачивались к вечеру, как у некоторых пород мимоз, только цветы были иными, розовыми пушками в форме маленьких помельев, смотрящих в небо. Глядя из нашего дома на аллею этих мимоз, видели мы лишь сплошной розовый ковер различных оттенков. Душистость же этих цветов была прелестна: нежная, тонкая, невесомая, словно девственная мечта.
И вот в тени мимоз обсуждали и вырабатывали мы планы наших поездок, и, быть может, дыхание пушистых цветов влияло на наши решения, учило нас благоразумию, которого так не хватало нам в эти годы.
Одной из любимейших наших экскурсий была поездка в горы, к водопаду Учан-Су. Ехать надо было всего километров восемь, но подъем был крутой и почти постоянный. Зато дорога шла лесом. Пахло сосной и дышалось легко, несмотря на нагрузку и усталость. Временами сосны сменялись грабом и дубками; появлялись заросли кизила, запах смолы казался разреженным, в нем звучали новые нотки. Но это длилось недолго: снова преобладали сосны; на склонах дороги шины скользили по ковру опавших игл... Мы замедляли ход, но не останавливались, не сходили с велосипедов.
Есть что-то дружественное, бодрящее в летнем лесу. Кто не любит уйти в его чащу, лечь на спину, смотреть на кроны деревьев? Кто не чувствует себя счастливее и сильнее, надышавшись его ароматом?...
Несмотря на крутой подъем, мы ехали быстро; кое-кто даже вырывался вперед и исчезал из виду, желая показать нам свое превосходство; остальные же держались вместе и молча, сохраняя силы, жали на педали. Я особенно уставал в начале поездки; первые два километра казалось, не выдержу, остановлюсь, поверну назад. Потом дыхание налаживалось, мускулы привыкали, и я ехал спокойнее, увереннее. Воздух становился легче, прозрачнее; мы поднимались все выше и выше. Но вот и водопад. Теперь велосипеды оставлены, и мы идем по тропинке к самой воде. Там можно посидеть, закусить, отдохнуть и, главное, напиться. (Ничего нет лучше стакана холодной воды после большого физического утомления; потом уже можно перейти и на другиe напитки, но в первый миг ничто не заменит воды.) Мы сидим, говорим о поездке, любуемся белоснежной волной, падающей с гор. Учан-Су не поражает воображение своей грандиозностью, но какая свежесть вокруг него! Как сверкают брызги на солнце! Мы сидим на простых, грубо обтесанных скамьях за такими же столами. Шумит водопад, шелестят листья, и вместе с тем как-то тихо вокруг; или это в нас самих такая тишина? Мы едим сандвичи, захваченные из дома, потом малину, собранную здесь татарчатами, которая стоит так дешево. Нам приносят тарелки душистых ягод, поливают их густыми сливками, посыпают сахаром. Мы едим молча; на лицах написано полное наслаждение; внизу, в городе, малина - лакомство редкое и дорогое. "И вкусно и ароматно", - говорит кто-то. И точно, аромат малины, только что сорванной и зрелой, ни с чем не может сравниться. Эта душистость звонкая, певучая, целая симфония душистости. Есть русское выражение "малиновый звон колоколов". Пусть люди культурные знают, что идет оно от чудесного колокольного звона бельгийского города Малин, но народ, говоря о малиновом звоне, думает о ягоде малине и о ее радостном запахе, о волне ее благоухания. Да и в парфюмерии также высоко ценится малиновая душистость. Она всегда является показателем великолепного качества эссенции или прекрасного уровня духов. Так, много лет спустя, в Париже, мы покупали масло болгарской розы. На столе было немалое количество различных образцов, и вдруг раздались памятные слова Эрнеста Эдуардовича Бо: "Смотрите, нюхайте - ведь этот пассаж розы малиной пахнет". Действительно, в начальном развитии аромата розы звенела малиновая душистость во всей ее характерной прелести. Среди семи образцов лишь один имел этот запах, и душистость его во всех стадиях благоуханного развития намного превосходила все остальные своим качеством.
День кончался; надо было думать о возвращении, чтобы засветло вернуться домой. Один за другим вскакивали мы на велосипеды и, не думая об опасности спуска и поворотов, неслись полным ходом. До самого въезда в Ялту мы не сбавляли скорость. Она сливалась с запахом пыли, тепла, сосен. Чтобы выиграть время и прийти первым, надо было брать повороты на всем ходу с большим креном. Нередко мы скользили и падали, но я не помню серьезных ушибов. Обычно одним из первых несся брат Михаил, не знавший страха и любивший показать "номера" на своем велосипеде... Но вот город приближается. Воздух становится морским, более плотным, менее эфирным. Мы несемся мимо виноградников царской Ливадии; встречается все больше автомобилей и экипажей. Надо быть осторожнее: город близко. Вот и первые сады... В этот час их поливают, и остро поднимается к небу запах мокрой земли, цветов, газонов. Поездка окончена. Все мы целы-здоровы. Все надышались запахом гор. Все нагуляли себе аппетит, сон и воспоминания... А как укрепляется наша дружба от таких поездок! Вот где соперники не знают ни зависти, ни недоброжелательства!.. Не потому ли в профессиональном спорте так часто встречаются неспортивные отношения?
И свободные от занятий летние месяцы мы проводили обычно на море большую часть утра, и тогда нее виды морского спорта были доступны нам. Брат Михаил часто уходил с рыбаками на шхуне ловить рыбу. Сестра предпочитала греблю. Я нырял и прыгал, но всего более любили мы плавать часами в открытом море. Обычно солнце уже стояло высоко и громко трещало множество крымских цикад, когда мы с братом выходили к утреннему кофе. Подавали его на большой веранде, обращенной к морю и окруженной с трех сторон садом. Глицинии и чайные розы обвивали ее колонны, и в конце июля можно было обрывать чудесные персики, не выходя в сад. Высокие темные кипарисы защищали нас от палящего солнца, и море было так близко, что с его стороны всегда веял легкий ветерок с примесью запаха йода и соли.
Утренний кофе длился недолго: мы торопились на пляж. На улице нас охватывал жар, ярко синело небо; сверкало многоцветное море... Встречались нам разносчики - турки или татары - с живописными двойными корзинами, полными фруктов. На пляж мы шли обычно с хорошим запасом персиков, груш или абрикосов, но это не мешало нам все же "нюхать" вкусную корзину разносчика и прикупать еще, если были деньги... После пыльной улицы дорога шла парком и виноградниками и спускалась до самого моря. Пахло жимолостью, обвивавшей кусты и стены, розами, левкоями, а также фруктами, которые мы несли. Для меня аромат цветов говорит всегда о любовной мечте, а запах фруктов - о любви разделенной. Так, во вкусе и запахе только что сорванного, пропитанного солнцем абрикоса остро чувствую я прелести телесные, а в персике - благоуханную нежность поцелуя; мускатный виноград заключает в себе и негу и радость жизни; аромат лимона могуче действует на чувственность некоторых женщин, а дыня силой своего запаха говорит мне о южных, низменных страстях...
Как ярко помню я все дорожки, ведущие к морю! Вот аллея кипарисов, бросающая тихую синюю тень и не пропускающая солнечный свет; строгое их дыхание и стремительный взлет в небо. Вот белая дача, увитая розами и окруженная разноцветными гвоздиками, солнечный аромат которых полон благоуханной теплоты. Вот круглая площадка, обсаженная цветущим жасмином. Вот виноградники, подступившие к нам вплотную. А вот и пляж. В Ялте он не песчаный, но наши ноги привыкли к его круглым, гладким камням. Море - как зеркало. Вода теплая, светлая. Все друзья уже тут. Через мгновение мы у самой воды. Здесь только мужчины. Дамский пляж рядом, но отделен от нас белой парусиной. В море же можно встречаться и плавать вместе не запрещено. Мы еще не в воде, а уже тихо и радостно на сердце. Чудесно пахнет море, обещая простор, волю и чистоту. И так отдыхаешь здесь, так забываешь все жизненные трудности, так много набираешься сил! Водоросли, соль, ветер, йод - все радует обоняние. Мы играем на берегу, прыгаем в воду, ныряем. Утро проносится незаметно. По вот и последний заплыв. Мы все плаваем с раннего детства и не боимся расстояний. Радостно чувствовать, что каждый новый взмах руки уносит все дальше в море, что это легко, что не надо прилагать усилия, что держишься на воде так же просто, как дышишь... Справа от меня плывет брат Михаил, слева - верный друг Митя Хорват. Тут же сестра Ольга и милейшая Лёка Ревишина. Всем нам весело и хорошо, а берег все отдаляется. Если нас оттуда и видно, мы кажемся только точками на воде. Но пора возвращаться. Мы плывем теперь ближе друг к другу. Быстрота остается та же, значит, все хорошо. Очертания берега вырисовываются все четче. Уже виден пляж и люди на нем. Скоро прибрежные волны подхватят нас. Сегодня они не опасны, не унесут нас обратно, а тихонько положат на камни. Утомленные, но счастливые выходим мы из воды, лежим на солнце, закусываем тем, что еще осталось в мешках; нередко это арбуз, вкусный, красный, такой, какого после Крыма мне нигде не приходилось есть. Однако пора расходиться. Обратный путь идет в гору. Жарко. Печет. Но веселость нас не покидает. Хорошо говорить; хорошо и молчать; а дома ожидает вкусный обед... Не я один думаю о еде. Брат замечает задумчиво, что вкус арбуза напоминает чем-то вкусный запах летнего моря. Мы обсуждаем его слова. Соглашаемся с ними. Солнце печет. Скоро два часа дня. Все деревья сочатся смолой; в воздухе разлита истома; ищешь тени и тишины; одни цикады трещат не умолкая. Вот и дом. Все маркизы опущены. В комнатах полумрак. На веранде задернуты парусиновые шторы. Нарядно накрыт стол, и посередине букет чайных роз, срезанных рано утром, когда солнце еще не палило. Тонкий-тонкий их аромат, и нежность в нем, и свежесть...
Аппетит у нас волчий. Мы рады, что тут же, с нами, наша милая мать, что у нас нет ни забот, ни тревог, которые бывают зимой во время учебы, что на сладкое - рассыпчатый пирог с лесной земляникой. Что может быть вкуснее! Если белый гриб всем грибам царь, то маленькая земляника с ее волшебным ароматом - не милая ли царевна всего царства лесного?
После обеда хорошо полежать в кресле-качалке, почитать интересную книгу, подумать, помечтать, а там станет не так жарко и тебя потянет, как обычно, на теннисную площадку к милым друзьям.
Теннис тоже был нашим любимейшим видом спорта. Ценили мы в нем силу, точность, быстроту да еще присутствие и обаяние наших партнерш, их оживление, веселость, грацию. Собирались мы на площадке в большом саду у наших друзей; к четырем часам дня и до самого вечера, до темноты не прекращались веселые возгласы и звуки ударов ракеток. В начале игрались "сингли", потом "дубли" и "миксты". И эти "миксты" радовали не только девиц, но и нас, и нередко, заглядевшись на красиво взятый нашей "противницей" мяч, мы не успевали вернуть его...
Темно-красный грунт площадки, темная зелень деревьев вокруг нее создавали великолепный кадр, на фоне которого как-то особенно рельефно выделилась хрупкая прелесть играющей молодежи. Белоснежный цвет наших костюмов усиливал это впечатление, подчеркивая невинность юности. Нельзя сказать того же о цветах белой окраски, ибо их аромат большей частью любовный и страстный и не следует доверять ему. Особенно ярко он выражен в белой лилии с ее очень сильным, смущающим ароматом, и мне кажется, что присутствие ее на иконах является недоразумением. Возможно, что слово Xриста о красоте лилии относится не к ним, а к разноцветным анемонам, которых так много на палестинских лугах.
В обширном саду, окружавшем теннисную площадку, было очень много этих белых лилий, и достаточно было легкого дуновения ветерка, чтобы все площадка прониклась их ароматом. Тяжелыми волнами разливалась бальзамическая его сладость, и что-то резкое, дерзостное, дразнящее, страстное было в ней. Мысль одурманивалась, кровь загоралась сильней, и мы усиливали темп игры, стараясь рассеять дурман; игра спасала нас...
Но вот новая волна воздуха, и новый аромат заливает площадку. Это где-то рядом цветет липа. Ее цветы пахнут медом и солнцем, и дыхание их, более прозрачное, чем аромат лилии, все же пьянит... Но нам не до него. Мы полностью отдаемся игре. Сильная подача, драйв, удачный удар слева, и... восхищенный взгляд партнерши переполняет все бытие интенсивной радостью... Сет окончен. Уступив площадку другим игрокам, я ухожу с Верой в глубь сада. Нам нужно обсудить все подробности пикника на Ай-Петри, вершине Крымских гор. Вера организует этот пикник в честь своего семнадцатилетия, и ей так хочется, чтобы все было удачно, весело и хорошо. Мы сворачиваем с широкой аллеи на узенькую тропинку. Густая зелень обступает нас. Удивительно хорошо в этом зеленом царстве, полном душистого покоя! Но вдруг чем-то сильно пахнуло, так сильно, что кажется, всем существом воспринимаем мы этот аромат. Большой белый цветок магнолии на уровне наших лиц. Красота его завораживает. Что может быть прекраснее распускающейся магнолии! Да и запах ее сперва необычайно приятен своей лимонной душистостью, но скоро головы наши начинают кружиться, и аромат кажется тяжелее и глуше. Словно спугнутые им, его темной страстью, возвращаемся мы на площадку. Сет еще не кончен. Те же белые силуэты, тот же взлет мячей... Но многое уже изменилось. Мы не сразу понимаем, в чем дело. Тени немного длиннее... нет, не то. С двух сторон садовники поливают цветы. Высокая струя воды, дробясь и играя, освежает кусты и деревья, сбивает пыль с трапы, наклоняет цветы. Воздух полон влажной свежестью, и по-новому пахнет сад. Это не душистый аромат жаркого времени, он не льется по земле, не спускается к ней. Как фимиам, поднимается дыхание земли к вечернему небу, и по-новому пахнут цветы. Особенно те, что днем почти не напоминали о себе, начинают благоухать все сильнее. Царит над всем аромат жасмина.
Удивительна прелесть этого небольшого белого цветка! Естественно, что все современные первоклассные духи содержат его в себе, хотя эссенция, из него добываемая, стоит немалых денег. Аромат его то доминирует над всеми ароматами, то сливается с ними, то как бы вторит им. То, опять отрываясь, возносится, доминируя, дразня, чаруя, лаская своей благоуханностью...
Домой возвращаемся мы по главной аллее, обсаженной лавровишней. Она тоже в цвету, и одуряюще пахнут ее бело-желтые цветы; но что-то назойливое, дешевое кроется в их аромате. Мы невольно ускоряем шаг... Вот и огни дома. Возле него, вокруг "бабушкиной" беседки, растет белый табак. Мы идем теперь в волнах его мускусного, тонкого, солнечного и в то же время свежего, чудесного запаха.
День окончен. Мы сидим на веранде за холодным ужином. На столе - свечи в зеленых колпачках. Беседа тиха и благодушна. Вокруг огней носятся ночные бабочки, букашки падают, опаляя крылья. Мы умолкаем, жалея их, но отогнать не можем.
Усталость чувствуется все больше и больше; расходимся мы рано. В спальне, на ночном столике, горит маленькая лампа. Приветливо манит постель. Настежь открыты окна. Лунная крымская ночь во всем своем южном великолепии. Море, горы, сад кажутся сказочно застывшими в голубом серебре.
Трудно оторваться от окна - так хорошо дышится всей грудью, так упоителен воздух! Вся комната пронизана волнами различных ароматов. В кровати я стараюсь определить их, отличить один от другого, но глаза закрываются, затемняется сознание, и последним видением встает милый облик, ласковый взгляд.