К. М. Веригин "Благоуханность". Бал.
Сиянье люстр и зыбь зеркал
Слились в один мираж хрустальный,
И веет, веет ветер бальный
Теплом душистых опахал.
И. Бунин.
Молодость неисчерпаемо богата яркими чувствами и переживаниями. Кажется порой, что с годами многое забывается, но, чем старше становишься, тем более выступают из глубины сознания свежие, молодые воспоминания, и среди них во всех своих милых подробностях сияют первые наши балы. Сколько грез, волнений и мечтаний они вызывали. К ним готовились неделями, месяцами, и в воспоминаниях они кажутся чудесными, нереальными, выхваченными из обычной жизни, овеянными музыкой, сказочными встречами прекрасного принца и задумчивой Царь-Девицы. Само ожидание бала было чудесным, наполненным грезами; каждый новый день увеличивал радость будущего, манил и звал. И вот наконец просыпаешься с чувством, что ждать остается лишь до вечера, что день бала уже наступил.
Платья, вызывавшие столько размышлений, разговоров и примерок, готовы. Легкие, светлые, воздушные - в них та же девичья прелесть, что и в их юных хозяйках. Сшитые обычно не в больших домах, а местными швеями по моделям модных журналов, они были все же полны милой фантазии и скромной простоты, так как о больших декольте у барышень и речи быть не могло.
Конец первой мировой войны связан для меня даже не с настоящими балами, а с нарядными танцевальными вечерами, уютными, семейными, такими же, вероятно, какие устраивали наши отцы в дни своей молодости. Уклад жизни тогда еще не менялся так быстро, как он меняется в наши дни. Люди были гостеприимны и просты; принимали широко, но поразить никого не хотели, хотя и готовили все на славу. Танцевали еще старинные польки, венгерку, мазурку и краковяк, полонез, кадриль, падекатр и падеспань, и новшеством являлись танго и фокстрот. Однако высшим достижением бальных танцев, уносивших нас на крыльях, опьянявших своей воздушностью и быстротой, был вальс. И музыка его, веселая, разнообразная, легкая, певучая, всегда особенно ярко отзывалась в душе.
Фокстрот тоже танцевался легко и весело, но настоящим танцем его не считали; роль же танго была тогда еще не столь значительной, как стало позже. О нем рассказывали немало анекдотов, порой не совсем скромных; но мы, молодежь, еще не ощущали его задумчивого ритма, таинственных замедлений, страстности.
В жизни молодежи танец занимает всегда большое место, и, быть может, это объясняется тем, что ничто так быстро, приятно и легко не сближает, как он. Не надо думать о теме разговора, не надо угадывать мысли партнера, уметь заинтересовать его, достаточно отдаться музыке и знать, что всем танцующим так же весело и легко, как тебе.
В нарядном, залитом светом зале танец имеет свою особую магию. Как часто вызывает он увлечение, влюбленность и даже любовь. Хорошо танцующая дама вся отдается его ритму и вверяется своему кавалеру; он же, попадая под власть музыки, теряет свою отчужденность и незаметно для себя, в благоуханной близости своей дамы, попадает во власть ее очарования...
Бальный зал казался мне всегда волнующей оранжереей, чудесным зимним садом, в котором, как яркие и нежные цветы, в переливах огней, в волнах музыки мелькают благоуханные девушки.
Роль духов на балу особенно велика. Нигде условия для их полного аккорда не являются такими благоприятными. Все содействует этому: температурa в зале и теплота тел танцующих, свет и музыка, движение и желание нравиться, уверенность в своем очаровании и молодость и, вероятно, еще целый ряд других причин... Роль духов, их увлекающую силу женщина поняла раньше мужчины и прибегает к ней все чаще и чаще. Правильно выбранные духи, их постоянство - и женский облик встает в памяти с особой силой, полный власти, шарма и обаяния. И когда через многие годы вспоминается прошлое, то не ярче ли всего милого и ушедшего воскресает в памяти веяние аромата!...
И вот сейчас, переносясь мыслью на первые мои балы, в благоуханной прелести духов я вновь вижу милыe лица, слышу молодые голоса.
На этот памятный вечер приехали мы с небольшим опозданием. Из зала неслись лихие звуки мазурки, и пара за парой мелькали перед нами. Дамы казались легкими, воздушными, как птицы, а кавалеры, полные мужественной отваги, гремели шпорами и каблуками.
Вот пролетает Милочка - общая наша любимица... Невысокая, тоненькая, прелестная шатенка с огромными темными и яркими глазами. Она весела до озорства. Все притягивает в ней, волнует, захватывает, и она не скрывает своего желания взять от жизни все радости. Восторг ее передается окружающим и пленит их, как и она сама. Кажется, есть в ней что-то южное, вакхическое, хотя она и русская без всякой примеси иной крови. На ней коричневая туника под цвет ее глаз, и надушена она недавно появившимся, замечательным "Chypre" от Коти. Задорность ее юной благоуханности как нельзя лучше дополняется и подчеркивается искристой душистостью "Chypre", создавая незабываемый облик.
Немало на балу девушек красивее ее, и все же она остается одной из его цариц; и много юных поклонников окружают ее и мечтают танцевать с ней. "Chypre" и она, она и "Chypre" кружат голову, манят счастьем, весельем, молодостью...
Напевный вальс сменяет мазурку. Плавно, легко скользят пары. Близость танцующих рождает мечты, мечты переходят в надежды, сливаются с музыкой, танцем, слегка пьянят.
Золотая головка, нежно-голубое платье - это проносится первая красавица бала - Надин. Ее родители, крупные коммерсанты из Балтийских провинций, малопривлекательные люди. Как случилось, что их единственная дочь воплотила в себе такую чудесную античную красоту? Все в ней безукоризненно. Маленькая головка на красивой, точеной шее, большие глаза, нежный овал лица, чудесная кожа, тонкое сложение, породистые руки и ноги, но холодом веет от нее, даже вальсирует она безжизненно и невесело. Я часто встречал ее и знал, что у нее немало хороших, дорогих духов, но на ней они теряли свой аромат, разрушались. И хотя и думала она и читала не менее других, разговаривать с ней было трудно. Она казалась нам статуей, лишенной прелести, благоухания, теплоты живого существа, и, несмотря на редкую красоту, успеха она не имела.
Закончился вальс, но мы не успеваем сесть и обменяться впечатлениями, как задорная мелодия падекатра зовет нас опять в зал.
Быстро наполняется он парами, стремительно несущимися в танце, исполняющими несложные фигуры с детства знакомого танца. Да и есть в нем что-то детское, наивное.
В паре с высоким, стройным брюнетом проносится Люся. Ей только что минуло семнадцать. Она, высокая, стройная, длинноногая, кажется еще подростком, большой девочкой, случайно попавшей на бал. Люся прелестная, голубоглазая, с золотистыми, светящимися волосами и очень светлой кожей, к которой никогда не пристает загар, так огрубляющий кожу блондинок. На ней простое, но очень милое платье под цвет ее глаз. Взор ее затемнен длинными, загнутыми ресницами, а на левой щеке очаровательная ямочка дополняет правильный овал ее милого лица. Она напоминает мне полевой цветок или едва раскрывшийся бутон розы. Танцует она весело и живо, как-то по-детски; настоящей женственности в ней еще нет. Танец радует ее - и только, она не переживает его, и танцующие с ней понимают это и ценят в ней милую партнершу, с которой не желательно танцевать более задушевные танцы...
Надушена она не духами, а чудесным лосьоном "Violette des Bois" от Пино. Тонкая нежность ее девичей благоуханности ярко сплетается с благородной свежестью лосьона, и создается незабываемый образ в акварельно-голубых тонах восемнадцатого века.
Потушены главные люстры. Освещение зала стало интимнее; медленно, замирая и плача, пропели скрипки первые аккорды танго. Танцующих стало меньше, легче следить за скользящими парами, наблюдать и делать заключения...
Танго выдает взаимоотношения людей более других танцев. Вальс зовет к полету, веселью, жизни. Он выражает силу, самостоятельность. Танго же полно тихой грусти, задушевности, слабости... Впрочем, в 1918 году для исполнения этого танца еще требовались сложные па, и это несколько смягчало беспомощную грусть сопровождавшей его музыки.
Но вот одна из самых красивых пар этого вечера. Они оба - восточные люди, смуглые, крупные, с тонкими талиями. В его улыбке таится что-то хищное и неспокойное. В ее огромных миндалевидных глазах горит опасный огонь, во взгляде - притупленность и страстность. Смуглый цвет ее кожи привлекателен, прелестен правильный овал лица и маленький, яркий, чувственный рот. В семнадцать лет она уже настоящая женщина в полном расцвете своей красоты, но кажется, что пройдет совсем немного времени, и она пополнеет, расплывается и огрубеет... Танцует она превосходно. Видно, что они станцевались, ибо каждое их па, каждый поворот полны тончайшей согласованности. Но моментами держится она слишком близко, и в эти мгновения она отдается власти своего партнера и не скрывает этого.
Темно-красное шелковое платье оттеняет ее смуглую кожу и иссиня-черный отлив волос, и льется от нее могучей волной смущающий и дразнящий аромат. Это "Heure Bleue" от Герлена; у нее эти знаменитые духи достигают максимальной силы. Уже и без духов - на прогулках, у моря и особенно под вечер - запах ее вызывающе крепок, и есть в нем что-то от восточной пряности, и присущий ей от природы аромат могуче дополняется духами того же тона.
И прелесть ее совсем не семнадцатилетней девушки, а настоящей женщины; вероятно, такое же очарование было у нашей прародительницы Евы после вкушения от древа познания добра и зла...
За танго опять следует танго. Бал достиг своей кульминации. В замедленном повороте красиво проходит Анна со стройным, интересным юношей, совершенно ею очарованным. Маленькая, стройная, чудесно сложенная шатенка с зелено-коричневыми глазами, она невольно притягивает взгляд. Ее небольшая красивая рука с несколько удлиненными ногтями грациозно лежит на плече кавалера. Прелесть ее тоже нерусская. Много сотен лет назад ее предки пришли из Азии на служение Русской земле и, потеряв всякую связь с Востоком, стали совершенно европейцами. Она же словно сошла с древней гравюры, чтобы напомнить о связи своего рода с бесстрашными завоевателями Чингисхана, покорителя вселенной...
Замирают движения танго, плачут скрипки, сближаются головы танцующих, и в глубокий плен тонкой благоуханности Анны заключается стройный паж. Она надушена только что прибывшими из дамского Парижа "Mitsouko" от Герлена, который как бы создан для нее. У нее этот шипр амброво-фруктового характера приобретает необычайную прелесть, и аромат его то тонко сплетается с ее собственной благоуханностью, то вдруг ярко и мощно отрывается и развивается в собственной душистости...
Танцуют они такой трудный танец, как танго, безукоризненно: сдержанно, строго и легко, и вместе с тем как полна она прелестной женственной грации и как хорош ее кавалер!
Оркестр отдыхает. Приносят угощения, напитки. Молодежь - кто стоит, кто сидит. Все оживленно разговаривают, ожидая новый танец; антракт продолжается недолго. Музыканты рассаживаются, настраивают инструменты и для начала играют веселый фокстрот. Пара за парой вступают в танец, доступный всем своей простотой.
Среди массы танцующих резко выделяется новая пара, вызывая невольное восхищение. Он - высокий блондин, северный красавец с серыми глазами и милой улыбкой. Его дама тоже высокого роста, чудесно сложенная, с копной великолепных рыжих волос и удивительно нежной, чистой кожей. У нее правильный овал лица, большие зеленые глаза и четко очерченный рот. Огнем веет от ее красоты и аромата, который притягивает мужчин и не нравится женщинам. И кажется, что благоухание это близко древнему хаосу, что таится в душе каждого смертного. Страшно приблизиться к нему. Надушена она прославленным "Origan" от Коти, который так ей идет. Элен знает свою власть, но не злоупотребляет ею, так как дополняет ее красоту и ум, и доброе сердце. Только ложь да клевета заставляют вспыхивать ее глаза, загораться зеленым светом, и она умеет оборвать, остановить и смутить виноватого...
Блестящим мигом проносится танец за танцем, но вот наконец и последний - полька-бабочка.
Весь зал наполнился танцующими, и все лица искрятся улыбками и задором. Наблюдения мои закончены, так как и я в золотом плену. Ласково светятся карие глаза моей дамы, и мне кажется, что кругом весна, хотя за окнами декабрь...
Имя Веры горит во всех моих помыслах и мечтах, а тут и она сама со мной в нежной близости танца. Счастьем веет от нее, от ее духов, от милого образа. Танцует она легко и музыкально, и чудится мне, что мы составляем одно целое.
Вера - светлая шатенка с золотистым отливом и чудесной кожей. Нежная прелесть ее благоуханности напоминает мне аромат чайных роз. Зная, как дорога мне, она лишь слегка надушилась своими любимыми духами "Quelques Fleurs" от Убигана. "За ушком только", - мило сознается она мне. Это так хорошо оттеняет ее!
Близость, аромат, танец дают мне такую полноту счастья, что слова бледны это выразить...
Полькой-бабочкой заканчивается вечер. Мы выходим. Горы, море, сады утопают в лунном сиянии. Экипаж ожидает нас у подъезда. Быстро уносят нас добрые кони, и сказочность продолжается в поездке в горы, по дороге в Учан-Су.
Лесков в "Островитянах" дает замечательное определение духов. "Понюхай-ка, - сказал, завидя меня и поднимая муфту, Фридрих Фридрихович. - Чем, сударь, это пахнет? Не понимая, в чем дело, я поднес муфту к лицу. Она пахла теми тонкими английскими духами, которые, по словам одной моей знакомой дамы, сообщают всему запах счастья. Счастьем пахнет, - отвечал я, кладя на стол муфту. Да-с, вот какие у Роман Прокофьича бывают гости. От них счастьем пахнет..."
Эти слова были написаны в прошлом столетии. С тех пор, пользуясь открытиями химии, ароматическое искусство сделало огромный шаг вперед и дало миру целый ряд замечательных духов. С начала нашего столетия гегемония в искусстве аромата перешла во Францию и утвердилась в ней благодаря исключительному таланту ее парфюмеров, сумевших наиболее тонко, гармонично и оригинально слить искусственные и натуральные благоуханности. И французские парфюмеры, создавая свои духи, увеличивая красоту мира и радуя человека, подтверждают слова Лескова о счастье. Они дают его. Они приносят счастье, которое так необходимо каждому из нас, особенно теперь, когда жизнь в больших и душных городах все больше лишает человечество чистого и благовонного воздуха лесов и полей. Действие аромата на человеческий организм сложно и многообразно, но особенно сильно способствует оно полету фантазии... Так благоуханность духов как бы окрыляет мечту, преображая жизнь, унося от повседневной серости.
Если же переживаемый момент сам по себе полон яркости, то, обрамленный ароматом, он особенно сильно запечатлевается в памяти. И годы не только не могут его стереть, но, наоборот, в старости он становится еще ярче и рельефнее, подобно последним цветам осени. Но аромат осенних цветов всегда как бы пронзен землистой горечью, тогда как воспоминания овеяны сладостной грустью. Беззлобность, бестелесность этих воспоминаний помогают стареть, спокойнее уходить от жизни. Вспомним Тютчева, который полагает, что сама природа в своих звуках, красках и благоуханиях готовит человека к переходу в иной мир. Голос природы и дыхание ее даже утишают смертную муку, услаждают само расставание с жизнью.
Как ведать? Может быть, и есть в природе звуки,
Благоухания, цвета и голоса,
Предвестники для нас последнего часа
И усладители последней нашей муки.