До сих пор из фильмов Джозефа фон Штернберга видела только те, в которых блистала несравненная «белокурая Венера» - Марлен Дитрих, та самая женщина, из которой он своими руками злого и искусного волшебника сделал дьявола во плоти, смертоносно прекрасного и безжалостного... А теперь, благодаря вам, посмотрела и «Последний приказ». Эмиль Яннингс, которого до этого видела с той же Дитрих в «Голубом ангеле» Штернберга, оказывается, и вправду огромный артист. Невозможно даже выразить одной фразой целый мир смыслов, который он играет в этой роли. Потому что играет он про всё. И про тоску по уходящей молодости, и про ностальгию по прошлому, которое не возвращается, и про особую вымирающую породу людей, и про агонию страны, которой больше нет на карте и осталась она только в воспоминаниях и снах, и про насквозь прогнивший режим, и про осмеянного царя, лишенного царства, про извечное одиночество непонятых и бесконечно далеких от народа правителей, которые всегда правы и всегда ошибаются, и про то, что любая борьба за некий несуществующий
( ... )
Да, конечно, он играет и подлинную любовь, которая всегда тем подлиннее, чем непостижимее, которая всегда иррациональна и необъяснима, как сам Бог. Бог есть любовь. Поэтому Бог и ждет от нас любви, то есть только, полюбив Бога, мы можем поверить в Его существование. Иного пути к постижению Божественной сущности нет. «Верую, ибо абсурдно». Это слова римского философа Тертуллиана на протяжении многих лет воинствующие атеисты использовали как самый сокрушительный аргумент в споре с верующими. Вот поглядите, говорили они, вера в Бога до такой степени нелепа, ни на чем не основана и пуста, что сама выдает собственную нелепость и расписывается в своей несостоятельности. И куда этому «легиону бесов» было понять глубочайшее откровение, таящееся в этой фразе. Только то, что не постижимо с позиций разума и не поддается объяснению по законам формальной логики, только то, что лежит за пределами рационального, только то, что не видимо, не слышимо, не осязаемо и не доказуемо, только то и требует нашей любви, взыскует нашей любви, жаждет нашей
( ... )
Когда «грядущий хам», наступление которого пророчил Мережковский, окружает нашего генерала, гордого и величественного хранителя уходящего прошлого, когда эта многоголовая гидра революции поднимает и выносит на поверхность истории бурлящую пену с самого дна, когда этот развенчанный и лишенный всех регалий, голый на позорище, одинокий мученик иррациональной любви стоит под градом насмешек и плевков злобной, пьяной, ненасытной толпы, я думаю о том, другом, кто сам когда-то так стоял, о том мученике из Назарета, который за всю свою всеохватную и всепрощающе жертвенную любовь получал только удары и заплевания, и толпа тогда тоже улюлюкала, хохотала, бросала камни и бесновалась, и римские легионеры с суровыми, неподвижными лицами набрасывали на его окровавленные плечи красную мантию и смеялись над ним, и били его, и дразнили его, называя Царем Иудейским
( ... )
Так же и наш генерал, этот последний, гордый и печальный обломок умирающего мира, последний воин Христа, последний крестоносец Любви, может быть выброшен из седла, может быть втоптан в грязь, может утратить и эполеты, и мундир, и ордена, может остаться без имени, без звания, без национальности, без родины, может стать безликим статистом в толпе голодающих безработных подмастерьев Голливуда, но, даже сорвав с него все знаки отличия и все символы былой власти, даже превратив его в пародию на самого себя, в «свадебного генерала», в ряженого, в скомороха, взятого напрокат, невозможно перечеркнуть высший смысл его жизни. Как невозможно скрыть этот страшный, палящий, всё уничтожающий взгляд мученика, охваченного пламенем священного безумия и готового к самосожжению. Его знамя - милосердие, его гимн - красота. Он играет «до полной гибели всерьез». И никто не помешает ему на глаза у изумленной публики, под слепящим светом софитов, с неслыханной дерзостью абсолютно бредового, абсолютно прекрасного, абсолютно поэтического жеста поднять грозно
( ... )
Comments 4
Reply
Reply
Reply
Reply
Leave a comment