Остров бабочек. Последний день
Иманд (27) - Анна (24)
- А завтра ночью уже Стокгольм, - словно убеждая сама себя в неизбежности этого, говорит Анна, глядя на мужа сбоку. - Не верится.
- Соскучилась?
- Немножко. Но я о другом: для меня в Стокгольм - это домой, а для тебя…
На склоне дня они бредут вдоль кромки прибоя по западной оконечности острова навстречу закату. Время от времени Иманд наклоняется, подбирает плоскую гальку и швыряет в океан.
- Да, - спокойно без горечи признает он, - ты можешь сказать о себе «возвращаюсь домой», я - нет. Почти всю жизнь так: адрес есть - дома нет.
Анна берет его за руку выше локтя, ласково трется об нее носом, прижимается щекой.
- Все устроится, веришь?
- Да, - свободной рукой он обнимает ее за плечи, - и спасибо, что ты это сказала.
- Я еще кое-что хотела… о нас, - Анна говорит, не поднимая глаз, тепло и влажно дыша ему под мышку. Он поощрительно похлопывает её по лопаткам, смелее, мол, и вслух:
- Посидим?
Песок уже не горячий, прибой, набегающий на босые ступни, приятно холодит их.
- Хочу спасибо тебе сказать, за то, как все у нас сложилось здесь - это твоя заслуга. Нет, не спорь… - она гасит его протестующий жест. - Ты с первых минут сумел избежать ложного шага. И меня удержал. Знаешь, какой я воображала нашу брачную ночь? - она стесненно хихикает. - Догадываешься наверно. Насмотрелась романтических фильмов и думала, это нормально для влюбленного мужчины - так набрасываться. Даже… - она поднимает на него виноватые глаза, - заранее готова была оправдать. Я тебя боялась такого, но поведи ты себя «как в кино», ни словом не упрекнула бы.
Иманд слушает ее со смешанным чувством смущения и признательности за то, что она заговорила об этом. Ему давно нужно высказать кое-что вслух, и сейчас Анна сама дает повод.
- Что тебя удержало?
Он опускает голову, расчесывая пальцами мелкий песок.
- Чувствовал, ты не из желания отдаешься, а думаешь, что так надо. Не хотел этой жертвы. Да и не смог бы…
Теперь, когда Анна ждет объяснений, он испытывает мучительный приступ косноязычия. Стыд сковывает язык - приходится заставлять себя.
- Опозориться боялся, был… близок к этому. Ближе, чем ты представляешь.
- Из-за волнения? - сочувственно спрашивает она.
- Нет. Тебе никогда не приходило в голову, что секс во многом противоположен любви?
- ?? - ей кажется, она ослышалась.
- Да, именно! - несвойственная ему горячность и досада звучат в голосе. - Конечно, секс может быть нежным, но сам по себе он - акт доминирования, утверждения власти того, кто обладает над тем, кем обладают. И зачастую это утверждение одного - за счет унижения другого.
- Я ничего такого не чувствую от тебя, - тихо говорит Анна.
Он кивает.
- Я не о нас - про секс вообще. Ты не думала, почему с сексом столько грязи в языке связано - матерщина, похабщина… возьми любой анекдот о сексе - в нем как бритва в букете скрыто агрессивное пренебрежение к женщине. Потом еще, - он делает неопределенный жест, - глаголы эти уничижительные: отыметь, завалить, трахнуть, отодрать. Язык отвратительно точен: секс в нем выступает как способ унизить партнера, наказать, возобладать над ним не только физически, но и морально, использовать другого как вещь - для своего удовлетворения. Можно не хотеть ничего такого, но от самого контекста никуда не деться, он накрепко вбит в наши головы, впаян в культуру, «зашит» в сознание.
Мужчины тысячелетиями дрались за женщин, завоевывали их, насиловали, видели в них сосуд, имущество. Мы потомки тех, кому это лучше всех удавалось. Это глубже, чем воспитание - стратегия выживания, она усваивается бессознательно.
Анне не по себе от его слов. Сцепив пальцы на коленях, она смотрит в океан с непроницаемым видом.
- Прости, - с раскаянием говорит он, - я должен был объяснить.
- Ты не виноват, - отрешенно говорит она, - пожалуйста, продолжай, - и, видя, что ему трудно перейти от общих рассуждений к тому, что касается его лично, спрашивает:
- На тебя тоже давит этот контекст?
- Да.
- Но при чем тут страх опозориться?
Он вздыхает, переходя к самой трудной части объяснений.
- Для секса нужно совсем не то чувствовать, что я тогда ощущал. Расскажу тебе историю.
Анна придвигается поближе, кладет голову ему на плечо, улавливая благодарное встречное движение его тела.
- В Брюсселе у меня был коллега - значительно старше, уже за сорок, давно и счастливо женатый. Им с женой очень хотелось ребенка, но она не могла зачать - лечилась от бесплодия. Я в этом не разбираюсь, вроде он говорил, надо колоть гормоны и мерить каждый день какую-то особую температуру.
Анна понимающе кивает, она знает, о чем речь.
- А когда температура поднимется, нужно колоть другие и… ну действовать сразу. Если упустить момент, тогда - все сначала.
Он жену очень жалел, сам ей эти уколы делал, за измерениями следил, переживал, что столько страданий ей - и так полгода. Она уже ошалела от этих гормонов. А он однажды набрался прямо на службе - приличный человек, но тут прямо с катушек слетел: заливался пьяными слезами, твердил: «Не могу, мужики! Так ее люблю, не могу… ноги целовать готов, а это… - хоть убейте!» Я дурак молодой не понял ничего, думал у него проблемы с потенцией, - Иманд с кривой улыбкой поворачивается к жене, и она отвечает сочувственным взглядом. Спрашивает:
- А что нужно чувствовать, чтоб заняться сексом?
Он пытается описать:
- Ну такую… внутреннюю подначку, что ли: возьми ее! Затащи в постель! Соблазни! Овладей! Эмоционально-психологический эквивалент эрекции. Хочется отбросить условности, действовать без оглядки, пуститься в авантюру - это обостряет чувства, заводит. А если женщина еще подзадорит, поманит или сделает вид, что сопротивляется…
- Или вот так, - вдруг говорит Анна и, потянувшись к его уху, произносит два словечка, не то чтобы очень соленых.
- Анна!! - смущение, смех, возмущение - все сразу в этом восклицании.
- Но тебе же нравится, - уличает она.
- Да, - все еще смеясь себе под нос и качая головой, признается он, - скажи мне это, когда в самом деле захочешь. А любовь… - он становится серьезен, - звучит странно, но правда: любовь только мешает - сильные чувства, нежность, вот это всё. Когда хочется гладить, целовать, на колени перед женщиной опуститься, а не поставить ее… - Иманд вовремя умолкает, за полсекунды до того, как Анна испугается, что он сейчас ляпнет такое, чего она не сможет забыть. - Не бойся, - хмуро замечает он. - Прости меня.
Жена отвечает ему ласковым касанием и, помолчав, спрашивает:
- Чувства мешали тому, что требовалось от тебя, как от новобрачного?
Он кивает, отворачивается, пряча глаза.
- Нечего тут стыдиться, - убежденно говорит Анна. - Это поразительно - то, что ты рассказал. Я понятия не имела…
- И слава богу, - он все еще хмурится, - что не имела. Для женщины идея, что секс - выражение любви, ее кульминация - естественна, несмотря на то, что на каждом шагу противоречит жизни. Ты входишь в любовное общение с этой установкой, не сознавая, что она противоположна моей… ну… у меня должен быть другой настрой, чтобы секс состоялся. Любить женщину и хотеть женщину - это разное. Теперь послушай, - он устало серьезен, - ты приписываешь мне заслугу в том, как все у нас сложилось, а своей роли не замечаешь.
- Да я то что! - она пожимает плечами.
- Послушай меня, - настойчиво повторяет он, и Анна умолкает. - Женщины думают, нет ничего проще, чем заняться сексом с любимой, мол, мужчины только о том и мечтают. Это правда - мечтают. Но мечтать и заняться - не одно и то же. Реальная возлюбленная ведет себя не так, как в фантазии. И порой возбуждает не страсть, а чувства, которые меньше всего располагают к сексу. Любимую хочется нежить, оберегать, защищать, превозносить, а не торжествовать над ее слабостью и покорностью. Как, имея такие чувства, захотеть физически подчинить ее себе? Ум тут ничего не решает. Для возбуждения нужен простой физиологический стимул и только. Я боялся, что не смогу... преодолеть. Что ты решишь, будто я не хочу, не люблю... Ты сейчас видишь во мне героя, который чуть ли не на самопожертвование пошел, а я может, просто… побоялся.
Анна возмущенно вскидывается, но муж крепко сжимает ей руку и одаривает таким взглядом, что у нее духу не хватает прервать его.
- …испугался, отступил - авось все само как-нибудь случится.
Она не выдерживает:
- Ты не справедлив к себе, - накрывает его руку своей, только теперь начиная сознавать, насколько по-разному видится им одна и та же ситуация. - Ты, просто разговаривая со мной, выслушивая мои дурацкие страхи - за одну ночь сумел стать самым близким.
Иманд напряженно молчит, и это подталкивает ее высказаться еще прямее:
- У нас была настоящая ночь любви, которую ты, даже не коснувшись, сполна дал мне почувствовать.
Он как-то судорожно вздыхает, с силой обнимает ее:
- Ну не знаю, может быть, - и, помолчав, - все-таки ты не понимаешь, что на самом деле произошло.
- Ну, объясни мне, - теперь она полна любопытства.
- Для тебя секс - это способ выразить любовь. Каждое твое прикосновение подсказано ею, и все, что ты делала со мной в то утро… Дала пережить секс как проявление любви. Не страсти, не похоти - чистой любви самой высокой пробы. Я хотел, но не знал, как это соединить в себе - ты показала. Такая чисто женская интуитивная мудрость.
- Иманд, - севшим от внезапного волнения голосом спрашивает Анна, подняв на него растерянный взгляд, - нам просто так необыкновенно повезло, или всё это и должно было случиться с нами?
У него нет ответа. Он выкапывает из остывающего песка плоский камень и бросает его в воду. Багровое солнце низко висит над горизонтом. Небеса пламенно светятся, начинается долгое торжественное умирание света. Завтрашний закат на острове случится уже без них. Они встретят его где-то в небе над Европой.
- А завтра ночью уже Стокгольм, - словно убеждая сама себя в неизбежности этого, говорит Анна, глядя на мужа сбоку. - Не верится.
- Соскучилась?
- Немножко. Но я о другом: для меня в Стокгольм - это домой, а для тебя…
На склоне дня они бредут вдоль кромки прибоя по западной оконечности острова навстречу закату. Время от времени Иманд наклоняется, подбирает плоскую гальку и швыряет в океан.
- Да, - спокойно без горечи признает он, - ты можешь сказать о себе «возвращаюсь домой», я - нет. Почти всю жизнь так: адрес есть - дома нет.
Анна берет его за руку выше локтя, ласково трется об нее носом, прижимается щекой.
- Все устроится, веришь?
- Да, - свободной рукой он обнимает ее за плечи, - и спасибо, что ты это сказала.
- Я еще кое-что хотела… о нас, - Анна говорит, не поднимая глаз, тепло и влажно дыша ему под мышку. Он поощрительно похлопывает её по лопаткам, смелее, мол, и вслух:
- Посидим?
Песок уже не горячий, прибой, набегающий на босые ступни, приятно холодит их.
- Хочу спасибо тебе сказать, за то, как все у нас сложилось здесь - это твоя заслуга. Нет, не спорь… - она гасит его протестующий жест. - Ты с первых минут сумел избежать ложного шага. И меня удержал. Знаешь, какой я воображала нашу брачную ночь? - она стесненно хихикает. - Догадываешься наверно. Насмотрелась романтических фильмов и думала, это нормально для влюбленного мужчины - так набрасываться. Даже… - она поднимает на него виноватые глаза, - заранее готова была оправдать. Я тебя боялась такого, но поведи ты себя «как в кино», ни словом не упрекнула бы.
Иманд слушает ее со смешанным чувством смущения и признательности за то, что она заговорила об этом. Ему давно нужно высказать кое-что вслух, и сейчас Анна сама дает повод.
- Что тебя удержало?
Он опускает голову, расчесывая пальцами мелкий песок.
- Чувствовал, ты не из желания отдаешься, а думаешь, что так надо. Не хотел этой жертвы. Да и не смог бы…
Теперь, когда Анна ждет объяснений, он испытывает мучительный приступ косноязычия. Стыд сковывает язык - приходится заставлять себя.
- Опозориться боялся, был… близок к этому. Ближе, чем ты представляешь.
- Из-за волнения? - сочувственно спрашивает она.
- Нет. Тебе никогда не приходило в голову, что секс во многом противоположен любви?
- ?? - ей кажется, она ослышалась.
- Да, именно! - несвойственная ему горячность и досада звучат в голосе. - Конечно, секс может быть нежным, но сам по себе он - акт доминирования, утверждения власти того, кто обладает над тем, кем обладают. И зачастую это утверждение одного - за счет унижения другого.
- Я ничего такого не чувствую от тебя, - тихо говорит Анна.
Он кивает.
- Я не о нас - про секс вообще. Ты не думала, почему с сексом столько грязи в языке связано - матерщина, похабщина… возьми любой анекдот о сексе - в нем как бритва в букете скрыто агрессивное пренебрежение к женщине. Потом еще, - он делает неопределенный жест, - глаголы эти уничижительные: отыметь, завалить, трахнуть, отодрать. Язык отвратительно точен: секс в нем выступает как способ унизить партнера, наказать, возобладать над ним не только физически, но и морально, использовать другого как вещь - для своего удовлетворения. Можно не хотеть ничего такого, но от самого контекста никуда не деться, он накрепко вбит в наши головы, впаян в культуру, «зашит» в сознание.
Мужчины тысячелетиями дрались за женщин, завоевывали их, насиловали, видели в них сосуд, имущество. Мы потомки тех, кому это лучше всех удавалось. Это глубже, чем воспитание - стратегия выживания, она усваивается бессознательно.
Анне не по себе от его слов. Сцепив пальцы на коленях, она смотрит в океан с непроницаемым видом.
- Прости, - с раскаянием говорит он, - я должен был объяснить.
- Ты не виноват, - отрешенно говорит она, - пожалуйста, продолжай, - и, видя, что ему трудно перейти от общих рассуждений к тому, что касается его лично, спрашивает:
- На тебя тоже давит этот контекст?
- Да.
- Но при чем тут страх опозориться?
Он вздыхает, переходя к самой трудной части объяснений.
- Для секса нужно совсем не то чувствовать, что я тогда ощущал. Расскажу тебе историю.
Анна придвигается поближе, кладет голову ему на плечо, улавливая благодарное встречное движение его тела.
- В Брюсселе у меня был коллега - значительно старше, уже за сорок, давно и счастливо женатый. Им с женой очень хотелось ребенка, но она не могла зачать - лечилась от бесплодия. Я в этом не разбираюсь, вроде он говорил, надо колоть гормоны и мерить каждый день какую-то особую температуру.
Анна понимающе кивает, она знает, о чем речь.
- А когда температура поднимется, нужно колоть другие и… ну действовать сразу. Если упустить момент, тогда - все сначала.
Он жену очень жалел, сам ей эти уколы делал, за измерениями следил, переживал, что столько страданий ей - и так полгода. Она уже ошалела от этих гормонов. А он однажды набрался прямо на службе - приличный человек, но тут прямо с катушек слетел: заливался пьяными слезами, твердил: «Не могу, мужики! Так ее люблю, не могу… ноги целовать готов, а это… - хоть убейте!» Я дурак молодой не понял ничего, думал у него проблемы с потенцией, - Иманд с кривой улыбкой поворачивается к жене, и она отвечает сочувственным взглядом. Спрашивает:
- А что нужно чувствовать, чтоб заняться сексом?
Он пытается описать:
- Ну такую… внутреннюю подначку, что ли: возьми ее! Затащи в постель! Соблазни! Овладей! Эмоционально-психологический эквивалент эрекции. Хочется отбросить условности, действовать без оглядки, пуститься в авантюру - это обостряет чувства, заводит. А если женщина еще подзадорит, поманит или сделает вид, что сопротивляется…
- Или вот так, - вдруг говорит Анна и, потянувшись к его уху, произносит два словечка, не то чтобы очень соленых.
- Анна!! - смущение, смех, возмущение - все сразу в этом восклицании.
- Но тебе же нравится, - уличает она.
- Да, - все еще смеясь себе под нос и качая головой, признается он, - скажи мне это, когда в самом деле захочешь. А любовь… - он становится серьезен, - звучит странно, но правда: любовь только мешает - сильные чувства, нежность, вот это всё. Когда хочется гладить, целовать, на колени перед женщиной опуститься, а не поставить ее… - Иманд вовремя умолкает, за полсекунды до того, как Анна испугается, что он сейчас ляпнет такое, чего она не сможет забыть. - Не бойся, - хмуро замечает он. - Прости меня.
Жена отвечает ему ласковым касанием и, помолчав, спрашивает:
- Чувства мешали тому, что требовалось от тебя, как от новобрачного?
Он кивает, отворачивается, пряча глаза.
- Нечего тут стыдиться, - убежденно говорит Анна. - Это поразительно - то, что ты рассказал. Я понятия не имела…
- И слава богу, - он все еще хмурится, - что не имела. Для женщины идея, что секс - выражение любви, ее кульминация - естественна, несмотря на то, что на каждом шагу противоречит жизни. Ты входишь в любовное общение с этой установкой, не сознавая, что она противоположна моей… ну… у меня должен быть другой настрой, чтобы секс состоялся. Любить женщину и хотеть женщину - это разное. Теперь послушай, - он устало серьезен, - ты приписываешь мне заслугу в том, как все у нас сложилось, а своей роли не замечаешь.
- Да я то что! - она пожимает плечами.
- Послушай меня, - настойчиво повторяет он, и Анна умолкает. - Женщины думают, нет ничего проще, чем заняться сексом с любимой, мол, мужчины только о том и мечтают. Это правда - мечтают. Но мечтать и заняться - не одно и то же. Реальная возлюбленная ведет себя не так, как в фантазии. И порой возбуждает не страсть, а чувства, которые меньше всего располагают к сексу. Любимую хочется нежить, оберегать, защищать, превозносить, а не торжествовать над ее слабостью и покорностью. Как, имея такие чувства, захотеть физически подчинить ее себе? Ум тут ничего не решает. Для возбуждения нужен простой физиологический стимул и только. Я боялся, что не смогу... преодолеть. Что ты решишь, будто я не хочу, не люблю... Ты сейчас видишь во мне героя, который чуть ли не на самопожертвование пошел, а я может, просто… побоялся.
Анна возмущенно вскидывается, но муж крепко сжимает ей руку и одаривает таким взглядом, что у нее духу не хватает прервать его.
- …испугался, отступил - авось все само как-нибудь случится.
Она не выдерживает:
- Ты не справедлив к себе, - накрывает его руку своей, только теперь начиная сознавать, насколько по-разному видится им одна и та же ситуация. - Ты, просто разговаривая со мной, выслушивая мои дурацкие страхи - за одну ночь сумел стать самым близким.
Иманд напряженно молчит, и это подталкивает ее высказаться еще прямее:
- У нас была настоящая ночь любви, которую ты, даже не коснувшись, сполна дал мне почувствовать.
Он как-то судорожно вздыхает, с силой обнимает ее:
- Ну не знаю, может быть, - и, помолчав, - все-таки ты не понимаешь, что на самом деле произошло.
- Ну, объясни мне, - теперь она полна любопытства.
- Для тебя секс - это способ выразить любовь. Каждое твое прикосновение подсказано ею, и все, что ты делала со мной в то утро… Дала пережить секс как проявление любви. Не страсти, не похоти - чистой любви самой высокой пробы. Я хотел, но не знал, как это соединить в себе - ты показала. Такая чисто женская интуитивная мудрость.
- Иманд, - севшим от внезапного волнения голосом спрашивает Анна, подняв на него растерянный взгляд, - нам просто так необыкновенно повезло, или всё это и должно было случиться с нами?
У него нет ответа. Он выкапывает из остывающего песка плоский камень и бросает его в воду. Багровое солнце низко висит над горизонтом. Небеса пламенно светятся, начинается долгое торжественное умирание света. Завтрашний закат на острове случится уже без них. Они встретят его где-то в небе над Европой.