Стокгольм. Резиденция Haga. То, о чем говорить не принято
Иманд (29) - Анна (26)
[Я ставлю 18+, но... сам увидишь]
Он давно ждал такого вечера - чтоб никуда не идти, а удалиться пораньше в спальню, где их не потревожат. Разве не странно, жить вместе и месяцами ждать этой возможности? Но что поделать, разговор, который ему хочется завести, не на всякий день. Лучше дождаться подходящего момента, чем все испортить. Сегодня как раз такой вечер: вьюжный, темный, когда всякая тварь ищет себе укрытия, и дела сами собой откладываются на завтра.
Анна с утра сама не своя: казалась рассеянной, и в то же время возбужденной, вместо кофе, который, хлебнув, отодвинула, спросила горячего молока и все принюхивалась за столом.
- Чем это пахнет? Будто растворителем для масляных красок, нет?
Пахло как обычно за завтраком - свежей выпечкой, корицей и самую малость зимними розами, распустившимися в тепле.
На участливый вопрос о самочувствии улыбнулась: ничего не болит, правда.
Над Стокгольмом как крутящийся волчок стояла вьюга. В парке выло и стонало, в белой несущейся мгле мотались черные скелеты деревьев. Окна с наветренной стороны совсем залепило снегом, а ветер все не унимался, нагонял мути и жути, небо льнуло к земле, и мир сотрясался в ознобе.
К ночи на Анну снизошел покой, захотелось постельной неги, пижамы с мишками и вишневого компота с косточкой. Его, впрочем, тут же и расхотелось, а все остальное она получила. Для пущего уюта Иманд еще и свет приглушил, оставив только розовые светильники в изголовье. Лег рядом, так, чтоб видеть лицо:
- Поговорим? Про то, о чем говорить не принято?
(Она - глазами) - ?
- О страхах, которых стесняемся, о неловкости, которую проще скрыть, чем объяснить.
- Оу!
- Рискни! У меня есть пара вопросов. Но чтоб не ставить тебя в трудное положение, сделаем так: кто спрашивает, тот сам первый и отвечает. Идет?
Он хорошо подготовился. Принцип откровенность за откровенность ей нравится.
Стыдливость и любопытство выдерживают короткую отчаянную схватку.
- Спрашивай.
***
- Если у тебя есть какое-то интимное желание, скажешь об этом мне?
Иманд:
- Скажу, только если наверняка знаю, что тебе это тоже нравится. Потому, что ты из-за меня можешь наперекор себе пойти, лишь бы не обижать отказом. А я этого не хочу.
Анна:
- Не скажу. Потому что ты тоже можешь… наперекор. Но есть один способ, - разоблачая свою хитрость, она опускает ресницы, - я сама делаю с тобой то, что хочу получить от тебя. Пример заразителен.
Вспоминая минувшую ночь, он понимающе улыбается: вот что значит женщина - мягкая сила исподволь направляющая его по нужному пути!
- Ты боишься услышать отказ в ответ на интимную просьбу?
Иманд:
- Нет. Меня это не заденет - можешь поверить.
- Почему? - она смотрит подозрительно (должно задеть!)
- Потому что мне не придет в голову, что ты отвергаешь не просьбу, а меня самого.
Анна широко раскрывает глаза: точно! Вот настоящая причина страха: что отвергают именно тебя, а не действие.
- Для меня сложность в другом, - продолжает муж, - попросить так, чтоб ты могла сказать «нет» без чувства вины. Трудно, знаешь, найти подходящие слова, в такой момент, - он смеется. - А у тебя как?
Анна:
- Я так боюсь, что лучше и просить не буду. Не могу запросто сказать: «Поцелуй меня», допустим, - мне первым делом в голову придет: а почему ты не целуешь без моей просьбы? Не хочешь? Вот. Но ты сейчас помог мне иначе взглянуть. И… я тоже тебя спрошу, ладно?
- Предлагая что-то эдакое, ты боишься, что твое предложение сочтут неприличным, а тебя - распущенным?
Анна:
- Я раньше боялась, - она безотчетно мнет пальцами край одеяла. - Заранее придумывала, как бы в случае чего отступить с невинным видом. Потом поняла, что нет такого предложения, которое я могла бы сделать и за которое ты бы меня осудил.
Он польщен. Накрывает ее руку своей, поглаживая нервные пальцы.
Иманд:
- Знаю, ты можешь остро среагировать. Не потому, что тебе неприятно. Просто боишься показаться чересчур раскованной. Но мне любую вольность прощаешь, даже рада ей - она и тебя освобождает от лишних условностей.
Какая проницательность! - думает Анна. - Он все отлично понимает, но не дразнит меня, не выговаривает за лицемерие, просто принимает как есть.
- Если ты чего-то стесняешься, а я отношусь к этому просто и естественно, моя свобода помогает тебе расслабиться?
Иманд:
- Нет. Помогает другое - то, что ты всегда на моей стороне. Даже если я сам себе противен, ты найдешь если не оправдания, то разумное объяснение. Это… утешает.
Анна:
- Мне - да. Если я стесняюсь какой-нибудь позы, а ты при этом ведешь себя, как ни в чем не бывало, или даешь понять, что тебе это нравится, я тоже успокаиваюсь. Потому что меня не позы волнуют, не действия наши, а то, какой ты видишь меня при этом. Теперь я спрошу.
- Тебя смущает мое любопытство в постели? Оно тебе неприятно? Ты воспринимаешь этот интерес как «грязный»?
Анна:
- Меня смущает не само твое желание разглядывать, я просто боюсь однажды тебе не понравиться. Но если вижу, что тебе приятно, готова… добавить яркости впечатлений.
- Да? - он слегка подается к ней.
- Например, станцевать для тебя… кое-что.
Он вдруг понимает, о чем речь и с жаром:
- Станцуешь?
У него дух захватывает от одной мысли! Кто бы знал, какой сногсшибательно эротичной, манкой, шаловливой она бывает. Ее эротика лукавая, дразнящая, дерзкая. Изысканная эротика благовоспитанной женщины.
Иманд:
Любопытство естественно, я не считаю, что это «грязный интерес».
- Ты боишься, что нечто в тебе (запах, вкус, открытая поза, откровенно выраженное желание) могут оттолкнуть другого?
Анна:
Боюсь. Что тебе не понравится, что ты почувствуешь отвращение, или сочтешь меня вульгарной. Конечно, ты ничего такого не скажешь. Никогда. Просто это все разрушит.
Она спрашивает не за тем, чтобы узнать мой ответ - она его знает. Она использует вопрос как предлог, чтобы сказать мне о своем страхе.
Не пытаясь разубедить ее, он делает неожиданный ход:
- А не боишься, что однажды я тебе не понравлюсь, и ты сама испытаешь отвращение?
- Нет-нет, это невозможно, - быстро говорит она.
- Ты в этом уверена, - он не спрашивает, а утверждает.
- Да.
Иманд довольно улыбается:
- Ну тогда ты меня поймешь. Я чувствую то же самое: ты не можешь мне не понравиться.
Эта молниеносно разыгранная умственная комбинация заставляет Анну широко раскрыть глаза: довод, вопреки всякой логике, убойный!
Иманд:
- Нет. Я об этом даже не думал.
- Тебя заводит риск попасть в дурацкое, неприличное положение (если нас застанут в самый неподходящий момент)?
Иманд:
Да. Особенно если инициатор этого безобразия - ты. Когда на риск идет такое осторожное, осмотрительное существо - это вдохновляет.
Анна:
Смотря какой риск. Собственно, дело даже не в риске, а в твоей реакции на него - она мне нравится. Но если в самом деле опасно, то нет. Хотя могу пойти у тебя на поводу, если ты готов игнорировать опасность.
- Ты боишься дать мне почувствовать свое желание? Считаешь это проявлением слабости, унизительной зависимости от другого?
Анна:
- Нет, это не слабость и зависимость. Просто моя несдержанность в этом вопросе обязывает тебя соответствовать. А если ты не хочешь? Мужчине сложно выбраться из такой ситуации без ущерба для самолюбия. Лучше я подожду знака, что готов принять мои желания.
Иманд:
- Нет, не боюсь. К тому же я все равно не могу это скрыть, - он отводит глаза. Но мое хотение ни к чему тебя не обязывает. И так приятно, когда ты не прячешь своих желаний, лестно, что ли.
Анна слушает его, улыбаясь своим мыслям.
- Вот сейчас, - спрашивает он с намеком, - чего тебе хочется?
- Мороженого, - она смотрит на него, наклонив голову, и выразительно облизывает губы, - с толстой шоколадной корочкой.
- Да ты что? - внезапная смена темы его обескураживает, - Полночь скоро. Какое мороженое! И потом, ты же его не любишь.
- Да, - соглашается она, - вообще-то не люблю, но вот сейчас хочется.
- Ладно, - он встает, - будет тебе с шоколадной корочкой. Но что с тобой сегодня? Утром жаловалась, кофе кислый. В обед объела всю корку с хлеба, ужинать не стала, а на ночь глядя то компоту, то вдруг мороженого тебе… - странный список капризов жены внушает ему тревогу. У дверей спальни его осеняет:
- Анна, а ты не… - голос сползает на шепот.
С улыбкой загадочной и смущенной она пожимает плечами, но он, исполнившись необъяснимой уверенности, и не ждет ответа. В два шага преодолевает расстояние между ними, подхватывает ее под мышки как ребенка и, крепко прижав к себе за бедра, кружит по комнате так, что у нее перед глазами все мелькает.
- Пусти! Пусти же! - Анна, смеясь, упирается ему в плечи, слегка отстраняется, заглядывая в глаза.
- Ну что ты… Ведь неизвестно еще. Слишком рано.
- Ничего, потом, когда убедишься, порадуемся еще.
[Я ставлю 18+, но... сам увидишь]
Он давно ждал такого вечера - чтоб никуда не идти, а удалиться пораньше в спальню, где их не потревожат. Разве не странно, жить вместе и месяцами ждать этой возможности? Но что поделать, разговор, который ему хочется завести, не на всякий день. Лучше дождаться подходящего момента, чем все испортить. Сегодня как раз такой вечер: вьюжный, темный, когда всякая тварь ищет себе укрытия, и дела сами собой откладываются на завтра.
Анна с утра сама не своя: казалась рассеянной, и в то же время возбужденной, вместо кофе, который, хлебнув, отодвинула, спросила горячего молока и все принюхивалась за столом.
- Чем это пахнет? Будто растворителем для масляных красок, нет?
Пахло как обычно за завтраком - свежей выпечкой, корицей и самую малость зимними розами, распустившимися в тепле.
На участливый вопрос о самочувствии улыбнулась: ничего не болит, правда.
Над Стокгольмом как крутящийся волчок стояла вьюга. В парке выло и стонало, в белой несущейся мгле мотались черные скелеты деревьев. Окна с наветренной стороны совсем залепило снегом, а ветер все не унимался, нагонял мути и жути, небо льнуло к земле, и мир сотрясался в ознобе.
К ночи на Анну снизошел покой, захотелось постельной неги, пижамы с мишками и вишневого компота с косточкой. Его, впрочем, тут же и расхотелось, а все остальное она получила. Для пущего уюта Иманд еще и свет приглушил, оставив только розовые светильники в изголовье. Лег рядом, так, чтоб видеть лицо:
- Поговорим? Про то, о чем говорить не принято?
(Она - глазами) - ?
- О страхах, которых стесняемся, о неловкости, которую проще скрыть, чем объяснить.
- Оу!
- Рискни! У меня есть пара вопросов. Но чтоб не ставить тебя в трудное положение, сделаем так: кто спрашивает, тот сам первый и отвечает. Идет?
Он хорошо подготовился. Принцип откровенность за откровенность ей нравится.
Стыдливость и любопытство выдерживают короткую отчаянную схватку.
- Спрашивай.
***
- Если у тебя есть какое-то интимное желание, скажешь об этом мне?
Иманд:
- Скажу, только если наверняка знаю, что тебе это тоже нравится. Потому, что ты из-за меня можешь наперекор себе пойти, лишь бы не обижать отказом. А я этого не хочу.
Анна:
- Не скажу. Потому что ты тоже можешь… наперекор. Но есть один способ, - разоблачая свою хитрость, она опускает ресницы, - я сама делаю с тобой то, что хочу получить от тебя. Пример заразителен.
Вспоминая минувшую ночь, он понимающе улыбается: вот что значит женщина - мягкая сила исподволь направляющая его по нужному пути!
- Ты боишься услышать отказ в ответ на интимную просьбу?
Иманд:
- Нет. Меня это не заденет - можешь поверить.
- Почему? - она смотрит подозрительно (должно задеть!)
- Потому что мне не придет в голову, что ты отвергаешь не просьбу, а меня самого.
Анна широко раскрывает глаза: точно! Вот настоящая причина страха: что отвергают именно тебя, а не действие.
- Для меня сложность в другом, - продолжает муж, - попросить так, чтоб ты могла сказать «нет» без чувства вины. Трудно, знаешь, найти подходящие слова, в такой момент, - он смеется. - А у тебя как?
Анна:
- Я так боюсь, что лучше и просить не буду. Не могу запросто сказать: «Поцелуй меня», допустим, - мне первым делом в голову придет: а почему ты не целуешь без моей просьбы? Не хочешь? Вот. Но ты сейчас помог мне иначе взглянуть. И… я тоже тебя спрошу, ладно?
- Предлагая что-то эдакое, ты боишься, что твое предложение сочтут неприличным, а тебя - распущенным?
Анна:
- Я раньше боялась, - она безотчетно мнет пальцами край одеяла. - Заранее придумывала, как бы в случае чего отступить с невинным видом. Потом поняла, что нет такого предложения, которое я могла бы сделать и за которое ты бы меня осудил.
Он польщен. Накрывает ее руку своей, поглаживая нервные пальцы.
Иманд:
- Знаю, ты можешь остро среагировать. Не потому, что тебе неприятно. Просто боишься показаться чересчур раскованной. Но мне любую вольность прощаешь, даже рада ей - она и тебя освобождает от лишних условностей.
Какая проницательность! - думает Анна. - Он все отлично понимает, но не дразнит меня, не выговаривает за лицемерие, просто принимает как есть.
- Если ты чего-то стесняешься, а я отношусь к этому просто и естественно, моя свобода помогает тебе расслабиться?
Иманд:
- Нет. Помогает другое - то, что ты всегда на моей стороне. Даже если я сам себе противен, ты найдешь если не оправдания, то разумное объяснение. Это… утешает.
Анна:
- Мне - да. Если я стесняюсь какой-нибудь позы, а ты при этом ведешь себя, как ни в чем не бывало, или даешь понять, что тебе это нравится, я тоже успокаиваюсь. Потому что меня не позы волнуют, не действия наши, а то, какой ты видишь меня при этом. Теперь я спрошу.
- Тебя смущает мое любопытство в постели? Оно тебе неприятно? Ты воспринимаешь этот интерес как «грязный»?
Анна:
- Меня смущает не само твое желание разглядывать, я просто боюсь однажды тебе не понравиться. Но если вижу, что тебе приятно, готова… добавить яркости впечатлений.
- Да? - он слегка подается к ней.
- Например, станцевать для тебя… кое-что.
Он вдруг понимает, о чем речь и с жаром:
- Станцуешь?
У него дух захватывает от одной мысли! Кто бы знал, какой сногсшибательно эротичной, манкой, шаловливой она бывает. Ее эротика лукавая, дразнящая, дерзкая. Изысканная эротика благовоспитанной женщины.
Иманд:
Любопытство естественно, я не считаю, что это «грязный интерес».
- Ты боишься, что нечто в тебе (запах, вкус, открытая поза, откровенно выраженное желание) могут оттолкнуть другого?
Анна:
Боюсь. Что тебе не понравится, что ты почувствуешь отвращение, или сочтешь меня вульгарной. Конечно, ты ничего такого не скажешь. Никогда. Просто это все разрушит.
Она спрашивает не за тем, чтобы узнать мой ответ - она его знает. Она использует вопрос как предлог, чтобы сказать мне о своем страхе.
Не пытаясь разубедить ее, он делает неожиданный ход:
- А не боишься, что однажды я тебе не понравлюсь, и ты сама испытаешь отвращение?
- Нет-нет, это невозможно, - быстро говорит она.
- Ты в этом уверена, - он не спрашивает, а утверждает.
- Да.
Иманд довольно улыбается:
- Ну тогда ты меня поймешь. Я чувствую то же самое: ты не можешь мне не понравиться.
Эта молниеносно разыгранная умственная комбинация заставляет Анну широко раскрыть глаза: довод, вопреки всякой логике, убойный!
Иманд:
- Нет. Я об этом даже не думал.
- Тебя заводит риск попасть в дурацкое, неприличное положение (если нас застанут в самый неподходящий момент)?
Иманд:
Да. Особенно если инициатор этого безобразия - ты. Когда на риск идет такое осторожное, осмотрительное существо - это вдохновляет.
Анна:
Смотря какой риск. Собственно, дело даже не в риске, а в твоей реакции на него - она мне нравится. Но если в самом деле опасно, то нет. Хотя могу пойти у тебя на поводу, если ты готов игнорировать опасность.
- Ты боишься дать мне почувствовать свое желание? Считаешь это проявлением слабости, унизительной зависимости от другого?
Анна:
- Нет, это не слабость и зависимость. Просто моя несдержанность в этом вопросе обязывает тебя соответствовать. А если ты не хочешь? Мужчине сложно выбраться из такой ситуации без ущерба для самолюбия. Лучше я подожду знака, что готов принять мои желания.
Иманд:
- Нет, не боюсь. К тому же я все равно не могу это скрыть, - он отводит глаза. Но мое хотение ни к чему тебя не обязывает. И так приятно, когда ты не прячешь своих желаний, лестно, что ли.
Анна слушает его, улыбаясь своим мыслям.
- Вот сейчас, - спрашивает он с намеком, - чего тебе хочется?
- Мороженого, - она смотрит на него, наклонив голову, и выразительно облизывает губы, - с толстой шоколадной корочкой.
- Да ты что? - внезапная смена темы его обескураживает, - Полночь скоро. Какое мороженое! И потом, ты же его не любишь.
- Да, - соглашается она, - вообще-то не люблю, но вот сейчас хочется.
- Ладно, - он встает, - будет тебе с шоколадной корочкой. Но что с тобой сегодня? Утром жаловалась, кофе кислый. В обед объела всю корку с хлеба, ужинать не стала, а на ночь глядя то компоту, то вдруг мороженого тебе… - странный список капризов жены внушает ему тревогу. У дверей спальни его осеняет:
- Анна, а ты не… - голос сползает на шепот.
С улыбкой загадочной и смущенной она пожимает плечами, но он, исполнившись необъяснимой уверенности, и не ждет ответа. В два шага преодолевает расстояние между ними, подхватывает ее под мышки как ребенка и, крепко прижав к себе за бедра, кружит по комнате так, что у нее перед глазами все мелькает.
- Пусти! Пусти же! - Анна, смеясь, упирается ему в плечи, слегка отстраняется, заглядывая в глаза.
- Ну что ты… Ведь неизвестно еще. Слишком рано.
- Ничего, потом, когда убедишься, порадуемся еще.