Уваровцы. Илёшин Борис Иванович. Хит о чёрной шали.
Хит о чёрной шали
Борис ИЛЁШИН. Москва.
Парламентская газета № 75(1447) 23 апреля 2004 года
Историю создания знаменитого романса и много других удивительных подробностей минувших лет хранит двухэтажный дом с мезонином, затерявшийся среди небоскрёбов современной Москвы.
Гуляя по Садовому кольцу столицы, редкий прохожий не остановится на углу улицы Чайковского (сейчас Новинский бульвар) у двухэтажного особняка в стиле ампир - светлого и аккуратного, с живописным мезонином, лепными украшениями, ажурной чугунной решеткой на балконе, совершенно не похожего на стоящие рядом каменные громады. Этот особняк восстановили таким, каким он был в начале XIX века, когда приезжал сюда, в уютный зеленый уголок окраинной Москвы, и жил в кругу родных А.С. Грибоедов. Весной 1820 года Александр Сергеевич работал здесь в уютной комнате сестры на втором этаже над рукописью неоконченной пьесы. Однажды, перебирая ноты на рояле Марии Сергеевны, пишет биограф поэта Скабичевский, граф Виельгорский нашел лист, потом другой, третий, исписанные стихами рукою Грибоедова. Это была его новая комедия. Весть о находке быстро разнеслась по всей Москве.
В доме под Новинском часто навещали Грибоедова поэт П. Вяземский, композитор А. Алябьев. Здесь исполнял свою "Черную шаль" А. Верстовский, тогда только что переехавший в Москву из Петербурга. Композитор пел сам, "с особым выражением, своим небольшим баритоном, аккомпанируемый Грибоедовым", вспоминает одна из современниц. "Грибоедов же дал ему совет поставить "Черную шаль", в картинном изложении". Композитор воспользовался дружеским советом Александра Сергеевича.
10 января 1824 года в Большом театре была исполнена "Черная шаль". На сцене с декорациями певец Булахов пел в молдавском костюме. "Это прекрасная мысль! - писал брату в Петербург после посещения театра большой меломан московский почт-директор А.Я. Булгаков. - Маленький Пушкин не подозревает в Бессарабии... что его чествуют здесь в Москве и таким новым образом". Н. Полевой в статье "Обозрение русской литературы" в 1824 году сообщал, что "песни Пушкина сделались народными; в деревнях поют его "Черную шаль", А.Н. Верстовский с большим искусством сделал на сию песню музыку, и жители Москвы не наслушаются очаровательных звуков, вполне выражающих силу стихов Пушкина".
Кроме Верстовского "Черную шаль" положили на музыку Геништа и Виельгорский. Но особый успех выпал на долю Алексея Николаевича Верстовского. Его музыка пришлась по душе и Пушкину. Он сразу же оценил его композиторский талант. Об этом говорит хотя бы такой факт. Посылая Н. Полевому для опубликования хранившийся у него листок с нотами, записанными за цыганами кем-то из его бессарабских знакомых музыкантов, Пушкин на обороте листка написал: "Не потеряй этих нот, если не будут они гравированы, покажи это Верстовскому". А ведь перед этим Вяземский, ни слова не говоря о Верстовском, сообщил Пушкину в Михайловское, что "Виельгорский сделал прекрасную музыку" на его "Режь меня! Жги меня!". Тем не менее поэт пожелал показать ноты Верстовскому. Александр Николаевич просьбу Пушкина выполнил. Посмотрев ноты, он обозначил темп, нюансы, подписал слова пушкинского текста. Песня - слова и ноты - была напечатана в "Московском телеграфе". Под текстом находилось примечание издателя: "Прилагаем ноты дикого напева сей песни, слышанного самим поэтом в Бессарабии".
Между Алексеем Николаевичем и Пушкиным завязалась дружба. Бывая в Москве, поэт непременно встречался с Верстовским.
Они говорят о музыке, литературе. Верстовский исполнял свои новые произведения. Вполне возможно, что вспоминали они близкую для них обоих Тамбовскую губернию. В "Моей родословной" Александр Сергеевич писал:
Когда Романовых на царство
Звал в грамоте своей народ,
Мы к оной руку приложили...
В 1653-1656 годах полковым воеводой в Козлове служил Петр Михайлович Пушкин по прозвищу Желтоух, сын Михаила Евстрафьевича Пушкина, в числе других подписавшегося под грамотой об избрании на российский престол Михаила Романова. Петр Михайлович за три года воеводства в Козлове много сделал для освоения Тамбовского края, где проходила оборонительная линия Русского государства от нападений кочевников. Пушкин гордился деяниями своего дальнего пращура.
В тамбовском имении Покровское родилась и будущая бабушка поэта - Мария Алексеевна Ганнибал, дочь Алексея Федоровича Пушкина. Брат бабушки Юрий Алексеевич Пушкин, выйдя в отставку с военной службы, женился на Надежде Герасимовне Рахманиновой - родной сестре известного журналиста и переводчика Вольтера И.Г. Рахманинова, получив в приданое село Красиловку Козловского уезда.
С Тамбовским краем, Козловским уездом была связана жизнь и многих других предков Пушкина, его друзей и приятелей.
Ну а Верстовский родился в Козловском уезде, в имении Селиверстово, близ села Мезинец, расположенного на живописном берегу реки Лесной Воронеж. Дом родителей - одноэтажное кирпичное здание со стрельчатыми окнами - стоял в саду. Широкая липовая аллея делила усадьбу как бы на две части: в одной росли яблоки, груши, вишня, смородина, а в другой был разбит парк.
Отец маленького Саши - Николай Алексеевич служил в Тамбовской удельной экспедиции. Он был сыном генерала екатерининского времени Алексея Михайловича Селиверстова и красавицы турчанки, взятой в плен в Измаиле. Из части фамилии отца и получил свою фамилию Николай Алексеевич - Верстовский. И деревня, примыкающая к усадьбе, стала именоваться Верстовкой. Название это сохранилось до нынешних дней.
Чёрная шаль
Слова Александра Пушкина
Музыка Алексея Верстовского
Гляжу, как безумный, на чёрную шаль.
И хладную душу терзает печаль.
Когда легковерен и молод я был,
Младую гречанку я страстно любил;
Прелестная дева ласкала меня,
Но скоро я дожил до чёрного дня.
Однажды я созвал весёлых гостей;
Ко мне постучался презренный еврей;
"С тобою пируют (шепнул он) друзья;
Тебе ж изменила гречанка твоя".
Я дал ему злата и проклял его
И верного позвал раба моего.
Мы вышли, я мчался на быстром коне;
И кроткая жалость молчала во мне.
Едва я завидел гречанки порог,
Глаза потемнели, я весь изнемог...
В покой отдаленный вхожу я один...
Неверную деву лобзал армянин.
Не взвидел я света; булат загремел...
Прервать поцелуя злодей не успел.
Безглавое тело я долго топтал
И молча на деву, бледнея, взирал.
Я помню моленья... текущую кровь...
Погибла гречанка, погибла любовь!
С главы ее мёртвой сняв черную шаль,
Отёр я безмолвно кровавую сталь.
Мой раб, как настала вечерняя мгла,
В дунайские волны их бросил тела.
С тех пор не целую прелестных очей,
С тех пор я не знаю веселых ночей.
Гляжу, как безумный, на чёрную шаль,
И хладную душу терзает печаль.
Борис ИЛЁШИН. Москва.
Парламентская газета № 75(1447) 23 апреля 2004 года
Историю создания знаменитого романса и много других удивительных подробностей минувших лет хранит двухэтажный дом с мезонином, затерявшийся среди небоскрёбов современной Москвы.
Гуляя по Садовому кольцу столицы, редкий прохожий не остановится на углу улицы Чайковского (сейчас Новинский бульвар) у двухэтажного особняка в стиле ампир - светлого и аккуратного, с живописным мезонином, лепными украшениями, ажурной чугунной решеткой на балконе, совершенно не похожего на стоящие рядом каменные громады. Этот особняк восстановили таким, каким он был в начале XIX века, когда приезжал сюда, в уютный зеленый уголок окраинной Москвы, и жил в кругу родных А.С. Грибоедов. Весной 1820 года Александр Сергеевич работал здесь в уютной комнате сестры на втором этаже над рукописью неоконченной пьесы. Однажды, перебирая ноты на рояле Марии Сергеевны, пишет биограф поэта Скабичевский, граф Виельгорский нашел лист, потом другой, третий, исписанные стихами рукою Грибоедова. Это была его новая комедия. Весть о находке быстро разнеслась по всей Москве.
В доме под Новинском часто навещали Грибоедова поэт П. Вяземский, композитор А. Алябьев. Здесь исполнял свою "Черную шаль" А. Верстовский, тогда только что переехавший в Москву из Петербурга. Композитор пел сам, "с особым выражением, своим небольшим баритоном, аккомпанируемый Грибоедовым", вспоминает одна из современниц. "Грибоедов же дал ему совет поставить "Черную шаль", в картинном изложении". Композитор воспользовался дружеским советом Александра Сергеевича.
10 января 1824 года в Большом театре была исполнена "Черная шаль". На сцене с декорациями певец Булахов пел в молдавском костюме. "Это прекрасная мысль! - писал брату в Петербург после посещения театра большой меломан московский почт-директор А.Я. Булгаков. - Маленький Пушкин не подозревает в Бессарабии... что его чествуют здесь в Москве и таким новым образом". Н. Полевой в статье "Обозрение русской литературы" в 1824 году сообщал, что "песни Пушкина сделались народными; в деревнях поют его "Черную шаль", А.Н. Верстовский с большим искусством сделал на сию песню музыку, и жители Москвы не наслушаются очаровательных звуков, вполне выражающих силу стихов Пушкина".
Кроме Верстовского "Черную шаль" положили на музыку Геништа и Виельгорский. Но особый успех выпал на долю Алексея Николаевича Верстовского. Его музыка пришлась по душе и Пушкину. Он сразу же оценил его композиторский талант. Об этом говорит хотя бы такой факт. Посылая Н. Полевому для опубликования хранившийся у него листок с нотами, записанными за цыганами кем-то из его бессарабских знакомых музыкантов, Пушкин на обороте листка написал: "Не потеряй этих нот, если не будут они гравированы, покажи это Верстовскому". А ведь перед этим Вяземский, ни слова не говоря о Верстовском, сообщил Пушкину в Михайловское, что "Виельгорский сделал прекрасную музыку" на его "Режь меня! Жги меня!". Тем не менее поэт пожелал показать ноты Верстовскому. Александр Николаевич просьбу Пушкина выполнил. Посмотрев ноты, он обозначил темп, нюансы, подписал слова пушкинского текста. Песня - слова и ноты - была напечатана в "Московском телеграфе". Под текстом находилось примечание издателя: "Прилагаем ноты дикого напева сей песни, слышанного самим поэтом в Бессарабии".
Между Алексеем Николаевичем и Пушкиным завязалась дружба. Бывая в Москве, поэт непременно встречался с Верстовским.
Они говорят о музыке, литературе. Верстовский исполнял свои новые произведения. Вполне возможно, что вспоминали они близкую для них обоих Тамбовскую губернию. В "Моей родословной" Александр Сергеевич писал:
Когда Романовых на царство
Звал в грамоте своей народ,
Мы к оной руку приложили...
В 1653-1656 годах полковым воеводой в Козлове служил Петр Михайлович Пушкин по прозвищу Желтоух, сын Михаила Евстрафьевича Пушкина, в числе других подписавшегося под грамотой об избрании на российский престол Михаила Романова. Петр Михайлович за три года воеводства в Козлове много сделал для освоения Тамбовского края, где проходила оборонительная линия Русского государства от нападений кочевников. Пушкин гордился деяниями своего дальнего пращура.
В тамбовском имении Покровское родилась и будущая бабушка поэта - Мария Алексеевна Ганнибал, дочь Алексея Федоровича Пушкина. Брат бабушки Юрий Алексеевич Пушкин, выйдя в отставку с военной службы, женился на Надежде Герасимовне Рахманиновой - родной сестре известного журналиста и переводчика Вольтера И.Г. Рахманинова, получив в приданое село Красиловку Козловского уезда.
С Тамбовским краем, Козловским уездом была связана жизнь и многих других предков Пушкина, его друзей и приятелей.
Ну а Верстовский родился в Козловском уезде, в имении Селиверстово, близ села Мезинец, расположенного на живописном берегу реки Лесной Воронеж. Дом родителей - одноэтажное кирпичное здание со стрельчатыми окнами - стоял в саду. Широкая липовая аллея делила усадьбу как бы на две части: в одной росли яблоки, груши, вишня, смородина, а в другой был разбит парк.
Отец маленького Саши - Николай Алексеевич служил в Тамбовской удельной экспедиции. Он был сыном генерала екатерининского времени Алексея Михайловича Селиверстова и красавицы турчанки, взятой в плен в Измаиле. Из части фамилии отца и получил свою фамилию Николай Алексеевич - Верстовский. И деревня, примыкающая к усадьбе, стала именоваться Верстовкой. Название это сохранилось до нынешних дней.
Чёрная шаль
Слова Александра Пушкина
Музыка Алексея Верстовского
Гляжу, как безумный, на чёрную шаль.
И хладную душу терзает печаль.
Когда легковерен и молод я был,
Младую гречанку я страстно любил;
Прелестная дева ласкала меня,
Но скоро я дожил до чёрного дня.
Однажды я созвал весёлых гостей;
Ко мне постучался презренный еврей;
"С тобою пируют (шепнул он) друзья;
Тебе ж изменила гречанка твоя".
Я дал ему злата и проклял его
И верного позвал раба моего.
Мы вышли, я мчался на быстром коне;
И кроткая жалость молчала во мне.
Едва я завидел гречанки порог,
Глаза потемнели, я весь изнемог...
В покой отдаленный вхожу я один...
Неверную деву лобзал армянин.
Не взвидел я света; булат загремел...
Прервать поцелуя злодей не успел.
Безглавое тело я долго топтал
И молча на деву, бледнея, взирал.
Я помню моленья... текущую кровь...
Погибла гречанка, погибла любовь!
С главы ее мёртвой сняв черную шаль,
Отёр я безмолвно кровавую сталь.
Мой раб, как настала вечерняя мгла,
В дунайские волны их бросил тела.
С тех пор не целую прелестных очей,
С тех пор я не знаю веселых ночей.
Гляжу, как безумный, на чёрную шаль,
И хладную душу терзает печаль.