Ермаков П.П. о Первой русской революции в Бисерском заводе. Часть 2
Часть 1
Организация в Бисере Сов. Раб. Депутатов и профсоюза Горняков.
Совет Рабочих Депутатов мы организовали в начале ноября. В состав, его вошли почти все партийцы, состоявшие в группе, за исключением одного беспартийного из лесных рабочих.
Действия Совета Рабочих Депутатов прежде всего выразились в увольнении урядника, с предложением покинуть пределы завода, но высылка его не состоялась по причине того: 1-е, он не много служил в Бисере и не успел особенно чем нибудь себя проявить. 2-е, он был обременён громадной семьёй - 6 человек у него было одних только детей. 3-е, что он был нацмен чуваш. Решение о позволении ему остаться проживать в Бисере было вынесено на общем собрании, где он дал слово бросить службу "селёдки" и заняться трудовой жизнью. Правда служить ему больше не пришлось, т.к. становым приставом был уволен "за бездействие ". Хотя он и пытался в декабре восстановить свою власть, явившись в волостное правление с заявлением, что "получил от пристава бумагу с требованием безукоснительно исполнять свои обязанности", но находившиеся в тот момент двое депутатов заявили ему: "Катись отсюда "валенки" (это была кличка урядника, данная ему рабочими) ко всем чертям со своей бумагой пристава". Вскоре после своего увольнения он уехал совсем из Бисера.
Затем Советом было проведено лишение попа жалования от об-ва за "молебны" и хождение с иконами по улице в "престольный праздник", дальше запретили ему хождение по [68] домам без согласия хозяев по праздникам с крестом, "со славой", "святой водичкой" и т.д. До этого он забегал в каждый дом, не спрашивая согласия живущих в доме, пробормоча свои молитвы, махнёт крестом или кистью "со святой водичкой", и гони ему гривенник или двадцать копеек, а на "пасхе" и рубль.
Такое постановление Совета привело попа в бешенную ярость, но он безсилен был что либо сделать, чтоб отменить это решение, т.к. Совет своё постановление провёл через общее собрание жителей завода.
Помню, на другой день вынесенного о попе постановления взбешённый поп прибежал в волостное правление и с криком набросился на старшину: "Так вы меня отблагодарили за 35-летнюю службу об-ву!" Я как раз в этот момент сидел тут-же у писаря, разговаривал с ним об оформлении постановления, т.к. писарь секретарствовал на собрании, бросил попу реплику: "За какие такие заслуги тебе платить жалование, или за то, что ты усердный жандарм в рясе?"
Поп окончательно взбесился и бросился с кулаками на меня, сквозь бешеную злобную слюну выкрикивая: "Ах ты, безбожник, арестант, добился чтобы меня лишили законного и заслуженного, да я вас!" Я схватил, стоявшую на окне у писаря бутылку с чернилами и заявил ему: "Только подойди ко мне, долговолосый чёрт, я тебе запущу по поганой харе!"
Поп с визгом бросился бежать, бросая на ходу угрозы по отношению меня и Совета. А старшина ему в утишение: "Ничего, батюшка, не поделаешь, воля народа".
Это постановление сохранило свою силу навсегда, и поп даже в годы реакции не смог восстановить свои попранные "права".
Третье решение было вынесено о закрытии казённой [68об] винной лавки, но не было проведено в жизнь. Акцизное управление постановление признало, но заявило, что они лавку в заводе закроют, но откроют или на станции, за 12 вёрст, или арендуют помещение на шуваловской земле, на лесном кардоне за 3 версты. Тогда рабочие запротестовали: "Раз акцизное управление переводит винную лавку только дальше от завода, а не закрывает, то мы себе только хуже сделаем, всё равно раз винная лавка остается, то лишь только подметки зря рвать будем". Все наши попытки добиться закрытия совсем винной лавки не удались, т. к. об-во могло вынести решение о закрытии, но за акцизным управлением оставалось право переносить таковую с "общественной" земли на частновладельческую.
Советом был взято под своё влияние местное об-во Потребителей, для этого ввели члена Совета т. Вялых. Кроме того стали орабачивать аппарат Правления. Например, в расценщики товаров избрали из рабочих вместо занимавших эти обязанности до этого времени служащих, т.к. рабочие были недовольны расценкой товаров, которую проводили расценщики из служащих, т. к. последние при расценках старались накладывать одинаковые % наценок как на товары первой необходимости рабочих, так и на товары, которые уже носили признак роскоши, и их покупали исключительно служащие и более состоятельные люди.
В работе об-ва Потребителей Совету и Партгруппе много пришлось поработать, чтобы взять её из под влияния администрации и служащих завода, т. к. заводоуправление использовало об-во как свой ссудный банк при расчётах с рабочими. Широко пользовало ордерную систему, выдавая при расчётах с рабочими вместо денег ордера на товары в магазины [69] об-ва. Особенно от этого страдали пришлые рабочие, т.к. полученные вместо денег ордера были вынуждены продавать на 20, на 30% ниже их номинальной стоимости. В тоже время заводоуправление выигрывало от этих операций, оборачиваясь в своей деятельности за счёт средств об-ва Потребителей. В результате нашей борьбы за кооперацию мы смогли почти полностью орабочить аппарат кооператива и выжить из него дух "своей лавочки", как со стороны заводоуправления, а также и служащих.
Роль Совета на взаимоотношениях между рабочими и администрацией завода.
Совету прежде всего пришлось выступить об улучшении положения рабочих железных рудников, т. к. условия труда и быта среди этой категории после лесных рабочих были самые тяжёлые. Особенно, если принять во внимание, что производство добычи руды было основано исключительно на мускульной силе рабочего, за исключением конного под"ёма руды из шахты.
Например, прежде чем спуститься в шахту и приступить к работе в забое, забойщик должен за час-полтора приходить на смену для заготовки крепи, которую он должен сам напилить, наносить метров за 100 на своих плечах, затем спустить в шахту, а там её опять поднять на горизонты, на 8-9-10 этаж, протащить по штреку до забоя ещё метров 80-100. Словом, на подготовку к непосредственной работе уходило до 4-х часов, и лишь после, когда измученный заготовкой забойщик мог приступить к работе в забое. Кроме того, забойщики сами таскали на своей спине с поверхности из кузницы горный инструмент: кайло, буры, клинья и т. д. Обычно, спускаясь в забой, тащит на себе груза килограмм 20 разного инструмента, точно также с таким же грузом [69об] поднимался на "гору". Да плюс к тому заправка инструмента, освещение забоя, прокатного штрека, взрыв.материалы - всё ставилось в счет рабочему. Формально в забое смена считалась 8 часов, но фактически рабочий работал 11-12 часов.
Приходя после каторжного труда, он вместо отдыха попадал в душную, грязную, кишмя кишащую различными паразитами казарму. Прежде чем лечь отдохнуть на голых досках, он должен ещё приготовить себе пищу, сварить в котелке суп и скипятить чайник, а для этого должен сам же заготовить воды и дров, а за водой иногда приходилось ходить около километра. И такой жизнью жил всю свою жизнь рабочий шуваловских рудников.
Естественно, когда раздались раскаты революционного грома, рабочие Бисерских руд ни ков оказались более революционно настроены, чем рабочие доменного завода, и Совет от имени горнорабочих пред"явил целый ряд требований заводоуправлению. В числе требований Советом для удовлетворения горнорабочих помню следующее:
1-е. Повышение предельного минимума по забойной плате с 5 руб. за горную кубическую сажень до 11 руб.
2-е. Освобождение забойщиков от заготовок крепи, а также освобождение от крепления вспомогательной крепи (которая до этого лежала на обязанности забойщика).
3-е. Заготовка дров и подвозка воды для рабочих должна производится конторой рудника.
4-е. Освещение прокатных штреков за счет конторы, а не рабочих.
5-е. Отмена сверхурочных работ, как в шахте, так и на поверхности.
6-е. Вежливое обращение с рабочими со стороны администрации.
7-е. Периодическая проверка рулеток, которыми штегера производили [70] приёмку работ в забоях и проверка всех гирь и весов в рудничных продуктовых магазинах, откуда отпускались продукты для рабочих.
8-е. Без согласия Совета и профсоюза не должен быть не принят и не уволен ни один рабочий. Этим пунктом мы преследовали следующие цели: прежде всего, чтобы администрация не увольняла по своему произволу рабочих; второе, чтобы на рудники не проникали элементы, презираемые рабочими, "наушники", штрейбрехера по нашим тогда понятиям, т.е люди, которые соглашались работать за более низкую плату, чем требовали рабочие.
9-е. Доставка рабочих "котомок" с продуктами на лошадях конторы без всякой оплаты. До этого рабочие рудников из местных жителей, идя на работу километров за 10-12-20, должны были, нагрузивши "котомку" килограмм до 20-ти, тащить её на своих плечах.
И, кроме того, ещё ряд мелких требований.
Все эти требования, пред"явленные заводоуправлению, были приняты и подписаны, а также подписал их Пермский окружной горный инженер Тшасковский как правительственный чиновник. Правда, подпись окружного инженера явилась случайной - в момент пред "явления заводоуправлению требований он приехал в Бисер по своим служебным делам горного надзора. (Эти "деловые" раз"езды правительственного горного "надзора" обычно заключались в обильной выпивке и угощении у управителя завода, и в его же квартире составлялись акты о состоянии соблюдения правил в горных работах). И в момент подписания акта требований управителем завода и горным смотрителем явился из квартиры завода подвыпивший окружной инженер и на предложение одного из рабочих подписать и ему требования он со словами: "Я согласен с вами, ребята", - [70об] также подписался с визой "утверждаю".
При пред"явлении своих требований мы предлагали присоединится к нашим требованиям заводских, горных и лесничества служащих, но последние отказались. Через некоторое время служащие также решили пред"явить свои требования, как в части повышения своих ставок, так улучшения условий труда. Для этой цели они пригласили трёх членов Совета: меня, Костарева и Просвирнина, на своё совещание, которое они устроили в квартире смотрителя завода, чтобы помочь им добиться своих требований. Но мы с Костаревым отказались присутствовать у них на совещании с мотивом того, как они отказались присоединиться к требованиям рабочих. Но Просвирнин не поставил никого из Совета [в известность], пошёл на это совещание. На другой день мы устроили ему хорошую головомойку за такой поступок.
Помню, долго над Яшей Просвирниным трунили, распрашивая, как он угощался у смотрителя завода, куда его садили - в кресло, на стул, диван-ли или, может быть, для такой "персоны" приносили скамейку из проходной будки! Словом, парню досталось за визит на вечер к смотрителю. Тем более нужно было принять во внимание существовавший антоганизм между рабочими и служащими, т.к. рабочие в лице последних видели только усердных шуваловских слуг по выжимке пота и крови рабочих.
Совет вмешивался не только в общественные и хозяйственные дела, но также занимался и бытовыми. Иногда выполнял функции судебных органов, например, в Совет обращались жёны рабочих на издевательства над ними мужей, с делами столкновения между отдельными гражданами и т.д. В этих случаях мы обычно вызывали лиц, на которых поступали жалобы, и путём морального воздействия призывали к порядку. Лиц, [71] допускавших те или иные антиобщественные, или же эти поступки, выносили на осуждение на рабочих собраниях.
Большую борьбу провёл Совет по борьбе с пьяным хулиганством среди молодёжи. В результате в Бисере почти прекратились уличные пьяные драки, бывшие до этого обычными в дни праздников и получек. Самые от"явленные любители пьяного мордобойства были вынуждены устраивать свои боксы тихо, без обычного шуму и гвалту, где нибудь в глухом дворе. Мероприятия Совета по искоренению хулиганства поражали даже реакционно настроенные элементы: "Как это так советчики усмирили драчунов без сотских, десятников и урядника?" Мы в свою очередь в своей агитационной работе использовали это, доказывая на этом примере всю непригодность самодержавного строя даже в обеспечении охраны неприкосновенности личности от проявления хулиганствующих элементов. В тоже время доказывали, что в хулигане царское правительство видит своего союзника, а в культурном рабочем своего врага.
Деятельность Совета, естественно, вызвала ненависть со стороны реакционной части населения. Ложью, клеветою старались дискредитировать как Совет, так и отдельных членов Совета, особенно стоявших в руководстве Советом меня, Костарева и Просвирнина. Тут фигурировали и "японские деньги", клевета в использовании якобы нами средств, которые мы собирали на революционные цели, что мы разбежимся, когда правительство "оправиться"и будет воздавать должное за бунтовщические действия против законных властей, и одураченные рабочие будут расплачиваться за нас, но выросшее хотя и за короткий срок самосознание рабочих за этот период [71об] встречало дружный отпор клевете и лжи против Совета.
Точно также рабочие Бисера дали резкий отпор, когда на меня и Костарева была сделана попытка со стороны кулаков-конновозчиков физического уничтожения нас. Им было сделано очень сильное внушение, они были вынуждены отказаться от всякой мысли повторить такую попытку.
Кроме Совета на реакционные элементы панический страх наводила стоявшая за Советом партийная группа, которую они считали очень вооружённой, особенно, предполагали у нас наличие бомб. Правда, мы распространявших эти слухи про нашу вооруженность не разуверяли. Легенда о наличии у нас бомб и револьверов, наганов и маузеров держалось до февраля 1908 г., т.е. разгрома партгруппы после неоднократных у нас обысков.
Жандармской полицейской ликвидации нашего Совета, как это ни странно - не было. После ликвидации Советов по всей России роль и функции Совета как-то незаметно перешли к партгруппе и профсоюзу, хотя последний в 1907 г. перестал функционировать, и руководство рабочими движением перешло исключительно партгруппе. Но название "депутат" за нами долго сохранялось. Помню, в октябре 1907 г. при одном крупном конфликте между горнорабочими и администрацией я выступил от имени рабочих и на вопрос инженера: "Кто я такой ?" - я сказал, что депутат. Инженер со злобой заявил, что теперь нет никаких депутатов, а какие были, все отправлены в Сибирь. Я обернулся [к] стоявшей сзади меня толпе рабочих с аппеляцией: "Товарищи, меня инженер не признаёт за вашего представителя!" На мои слова последовало дружное подтверждение, что: "Тов. Ермаков является нашим выбранным депутатом, и ему мы доверяем вести с вами переговоры!" [72] Инженер должен был молча согласится и вступить со мной в обсуждение вопросов, послуживших конфликтом. Но вскоре я действительно был направлен по указанному адресу инженера, в пределы Тобольской губернии.
Партийная организация в Бисере.
Как я уже говорил выше, она создалась из группы революционно настроенных рабочих и после идейного оформления в начале ноября 1905 г. она к моменту установления связи с Пермским окружным комитетом в апреле 1906 г. уже насчитывала 35 человек членов и около 20 человек сочувствующих. Нужно сказать, что за количеством мы не гнались и вербовали с осторожностью и предварительной проверкой. Принимаемого и вступающего предупреждали, что вступивши в партию, он должен быть готовым ко всему, если придётся поплатиться за идею партии. Что потом и подтвердилось - большинство вступивших в то время осталось в партии или поддерживали её в годы реакции, и в 1917 г. после Февральской революции руководителями революционных организаций были члены партии, которые вступили в партийную группу в 1905 г.
Для установления связи с Пермской организацией мы прибегли к случаю, который проиворечил тактике н/партии в тот момент, т.е. мы использовали выборы в І-ую Гос. Думу и выбрали одного забойщика - члена н/группы выборщиков в Пермь. И заручившись от местного волостного писаря, который был в числе сочувствующих и потом активно нам помогавший, например, в июне 1906 г. он дал нам 120 штук паспортных бланок, которые мы передали Пермскому Комитету на имя соц. дем. Каменева, который связал нашего представителя с Пермским окружным комитетом. Правда, нашему "выборщику" не пришлось почти принимать участия в выборах Гос. Думу, т.к. б.ч. провёл время хождением по явкам, в беседах [72об] с комитетчиками и получением литературы.
Возвращения своего "выборщика" мы ждали с большим нетерпением, и как только он появился со станции, мы набросились на него с вопросами: нашел он, нет Комитет партии, что нам нужно делать и т. д. Не помню, интересовались или нет выборами в Думу - не знаю. Особенно, как голодные галчата, мы набросились на привезённую им литературу - на брошуры, журналы, газеты и прокламации. Просто глаза разбежались, когда из сотни привезенных т. Кузнецовым (посланным нашим "выборщиком") брошур перед нами замелькали имена: Маркса, Энгельса, Ленина, Каутского (в то время он был популярен), Лафарга, Бебеля, Либкнехта и др.
Помню, каждый хотел прежде всего взять себе Маркса или Энгельса. Но когда попробовали без всякой подготовки - стали заявлять, что уж очень трудно. Да и это было вполне понятно: от чтения прокламаций (а до прокламации читали б.ч. только лубочек) переход к Марксу был действительно гигантским шагом, тем более ни бесед, ни рефератов у нас не было. Создалась угроза, что у наших ребят может отбить охоту вообще читать. Пришлось мне с Костаревым заняться просмотром литера туры и подбором с чего начать. В результате мы решили, что нужно начинать читать с "Пауков и Мух" Либкнехта, "Кто чем живет" Дикштейна, "Царь Голод " Баха (другое название было "Экономические очерки". Затем понравились нам брошуры - утопические вещи: "Через сто лет" [Беллама], "Государство будущего" Атлантикуса и "На другой день социальной революции" Каутского. И задача научить людей читать политическую литературу, встала перед нами огромная. Особенно принимая во внимание, что в нашей группе не было ни одного интеллигента, и самым грамотным из всей группы был я и Костарев, т.к. мы хоть до революции читывали [73] художественную литературу, и большинство кроме лубочных сказок ничего не читывали.
У меня привычка к чтению передалась [от] своего отца (хотя я от него остался всего 9 лет), который очень много читал серьёзных вещей и презирал лубочную литературу. А у Костарева и отец был не грамотный, правда, опять был большой любитель послушать чтение и обязательно требовал, чтобы ему читали все прокламации и газеты. Затем нам очень облегчала систему в чтении политлитературы изданная в то время "Библиотека Социал-демократа" [Лебедева], провезённая мною из Перми, во время моей поездки на Пермскую окружную конференцию в июне 1906 года. Благодаря принятым мерам в систематике чтения, мы смогли увлечь чтением не только членов н/группы, но и также беспартийных рабочих.
Книги нашей подпольной библиотеки стали потом широко расходится. К концу 1907 года наша библиотека составляла свыше 500 экземпляров книг и брошур, и нужно сказать, что ни одной книги и брошуры не попало в руки полиции и жандармерии, несмотря на частые налеты для обысков полиции из Чусовского завода во главе со становым приставом. В деле спасения литературы нам помогали жёны рабочих, т.к. об[…] налётов мы находились на работах на доменной печи или на шахтах. Наши женщины всегда успевали запрятывать нашу литературу, несмотря на то, что часто нас поругивали и за вовлечение их мужей в "политику". "Вас", - говорят, - "холостых заберут и отправят к чёрту на куличики, после вас никто не останется, а наших дураков уволокут, целая изба "угланов" останется ("угланы" - уральское название детей), кто их кормить будет?" Нужно отдать справедливость жёнам наших рабочих, хоть иногда они нас и поругивали, вправе за себя и своих детей, за привлечение в партию их мужей, но всё же нас [73об] оберегали и жалели.
Когда меня 4-го февраля 1908 г. арестовали, то женщины запрудили всю улицу, несмотря на ночное время, с плачем провожали меня и в тоже время всячески ругали и угрожали полиции. И конвоировавшая меня полиция не на шутку перепугалась, а сидевший со мной рядом в санках пристав, трясся, как в лихорадке, от страху. Когда я его иронически спросил: "Что, прохладно г. пристав?" Он трясущими губами ответил: "Да, свежевато!"
Регулярная связь у нас с Пермским комитетом установилась с мая 1906 г., когда из Пермского комитета к нам приехал первый организатор Миша Туркин. Он нам помог главным образом по организационным вопросам, также познакомил нас с рецептом устройства параграфа. Установили шифр для переписок и дали явку.
С устройством первого гектографа у нас получилась неудача. Сделать последний поручили мне. Вот [в] один из воскресных дней сварил я массу, вылил её в противень и почему то вообразил, что нужно поставить посушить на русскую печку, так и сделал. Поставив противень с массой на печку, сам ушёл на собрание. Прихожу поздно вечером домой, мне жена старшего брата задаёт вопрос: "Что ставил на печьку?" Я говорю: "Одну вещь посушить". А она говорит: "А ты посмотри, что у тебя получилось!" Взглянул я на печку, а там вместо гектографа одно пустое место - весь состав растаял и растёкся на печи!
"Эх!" - думаю. - "Чёрт возми! Что я буду теперь делать?" Глицерину больше нет, т. е. единственную бутылку, которую я привёз из Перми, когда был на Окр. Конференции, израсходовал. Вспомнил, что один из наших членов группы знаком с сиделкой заводской больницы, побежал к нему, говорю: "Егор, беги скорей к Симке, пусть она во что бы то нистало налила из аптеки бутылку глицерину, тащи ко мне!" - [74] что тот и сделал.
Словом, к утру гектограф был готов, и я уже гектограф вместо печи снёс на погреб, где он застыл что надо. И днём на другой день назначенный "техником" Яша Просвирнин печатал наш первый кассовый отчёт группы.
До 1907 г. в нашу группу из Перми приезжали следующие т. т.: "Фома" (Лебедев, впоследствии оказался провокатором), "Савва" (Немчиков), "Хохол" (Семченко), "Артём " (Сергеев), "Алексей 1-й" (Мякишев), "Алексей 2-й" (делегат Лондонского с"езда, он нам делал доклад о Лондонском с"езде), "Зелёный" (Фролов, за которого мы голосовали, как за большевика на Стокгольмском с"езде) и Аникин, бывший учитель из Чусовой, перешедший затем на нелегальное положение.
Больше всего теоретически нас вооружил Артём. Он приезжал к нам по проведению выборов во ІІ-ую Думу. Несмотря на зимнее время, нам удалось в Бисере провести три собрания, на которых выступал Артём, раз"ясняя нам тактику большевиков, а также дал анализ тактики и теории меньшевиков, эсеров, кадетов. "Савва", приезжавший к нам раньше Артёма, тоже много нам помог разобраться в теоретических вопросах.
[Во время] выборов во ІІ-ую Гос. Думу мы, как от завода, так и от рудников провели все членов партии. От завода - литейщика Арк. Солохина, перед этим приехавшего из Лысьвы, от рудников - Вялых (ни я, ни Костарев, ни Просвирнин в выборщики пройти не могли как не достигшие 25 лет). Но мы прозевали выборы третьего выборщика от лесных рабочих, т.к. мы не предполагали, что у них может быть выборная курия, ввиду того, что у лесничества рабочие были разбросаны небольшими группами. Но заводская администрация пошла на хитрость, нигде не заявляя, в тихомолке провело выборное собрание на углетомительных печах, где 90 % рабочие были нацмены (марийцы). Хотя количество рабочих [74об] углетомительных печей не давало возможности создать выборную курию, они исскуственно приписали к печам лесооб"ездчиков, куренных мастеров, служащих конторы лесничества и провели выборы выборщика, благо уполномоченным по выборам был смотритель завода, и выборщиком был проведён старший конюх, об"явивший себя сторонником кадетов.
Но всё же ошибку свою мы исправили в спешном порядке, переделав выборщика с кадетским направлением в нашего сторонника, использовав для этого одного из наших выборщиков - Солохина, которому выборщик с кадетским направлением был свояком. Перед от"ездом в Пермь тов. Солохин пригласил своего свояка в гости на пельмени, куда пришли и мы всей тройкой, а также и наш выборщик тов. Вялых, и коллективно переделали кадетского выборщика, что он будет голосовать за наших кандидатов в нужном нам направлении. И не ограничиваясь его словесным заявлением, поставили условием, что пока не кончатся выборы, он не на шаг не должен отходить от Солохина и Вялых, а когда кончатся выборы, может гулять по Перми, где хочет, что и было сделано, и кадеты из Бисера не получили голоса, о чём потом мы посмеивались над кадествующими типами в Бисере: "Что, получили кукиш с маслом! Вы хотели нас одурачить, а вместо этого сами остались в дураках!"
Точно также были проведены выборы в ІІІ-ю Гос. Думу, а в ІV-ю я уже на знаю, как проходили, т.к. в этот момент был уже в Енисейской губернии на поселении.
По вопросу о вооружённой борьбы.
Этот вопрос очень сильно обсуждался нашей группой в период Мотовилихинского восстания, а также Декабрского Московского. Правда, наши планы были наивны. Например, серьёзно ставили о выступлении [75] на помощь Мотовилихинским рабочим.
Мы решили осуществить этот план посредством захвата железной дороги, предполагая разрушить две станции на восток от ст. Бисер, чтобы не дать возможности двигатся воинским эшалонам, возвращавшихся с Дальняго Востока, а самим двигаться на запад, захватывая по пути заводы: Пашию, Кусье-Александровский, Чусовской, и попутно вербуя в них боевые дружины. Для этой цели мы провели учёт в Бисере всех охотничьих ружей. Помню, мы учли 115 шомпольных и 23 берданки. Изъятие ружей предполагали провести посредством конфискации. Кроме того, должны были захватить в Бисере и на Гаре-Вознесенском Руднике динамитные с клады. Вопрос этот настолько серьёзно об"суждался, что некоторые охотники начали прятать свои ружья, опосаясь конфискации, а администрация завода и рудника стала исскуственно уменьшать запасы динамита.
Выполнение выступления не состоялось ввиду того, что против выступили бывшие солдаты, убеждая нас: "Что вы сделаете из своих "фузей"? Когда даже зарядить её пулей, оно будет бить не дальше 10-15 сажен, а солдатская винтовка берёт на версту. Тем более, задержав движение солдатских эшалонов с Дальнего Востока, вы озлобите возвращающихся солдат, и они вас перестреляют, как куропаток". Доводы солдат подействовали охлаждающе на большинство, и наше выступление не состоялось и лишь только заставило заводскую администрацию по дрожжать, т.к. они считали: если выступление состоится, то их в первую очередь рабочие растреляют.
Часть 3
Организация в Бисере Сов. Раб. Депутатов и профсоюза Горняков.
Совет Рабочих Депутатов мы организовали в начале ноября. В состав, его вошли почти все партийцы, состоявшие в группе, за исключением одного беспартийного из лесных рабочих.
Действия Совета Рабочих Депутатов прежде всего выразились в увольнении урядника, с предложением покинуть пределы завода, но высылка его не состоялась по причине того: 1-е, он не много служил в Бисере и не успел особенно чем нибудь себя проявить. 2-е, он был обременён громадной семьёй - 6 человек у него было одних только детей. 3-е, что он был нацмен чуваш. Решение о позволении ему остаться проживать в Бисере было вынесено на общем собрании, где он дал слово бросить службу "селёдки" и заняться трудовой жизнью. Правда служить ему больше не пришлось, т.к. становым приставом был уволен "за бездействие ". Хотя он и пытался в декабре восстановить свою власть, явившись в волостное правление с заявлением, что "получил от пристава бумагу с требованием безукоснительно исполнять свои обязанности", но находившиеся в тот момент двое депутатов заявили ему: "Катись отсюда "валенки" (это была кличка урядника, данная ему рабочими) ко всем чертям со своей бумагой пристава". Вскоре после своего увольнения он уехал совсем из Бисера.
Затем Советом было проведено лишение попа жалования от об-ва за "молебны" и хождение с иконами по улице в "престольный праздник", дальше запретили ему хождение по [68] домам без согласия хозяев по праздникам с крестом, "со славой", "святой водичкой" и т.д. До этого он забегал в каждый дом, не спрашивая согласия живущих в доме, пробормоча свои молитвы, махнёт крестом или кистью "со святой водичкой", и гони ему гривенник или двадцать копеек, а на "пасхе" и рубль.
Такое постановление Совета привело попа в бешенную ярость, но он безсилен был что либо сделать, чтоб отменить это решение, т.к. Совет своё постановление провёл через общее собрание жителей завода.
Помню, на другой день вынесенного о попе постановления взбешённый поп прибежал в волостное правление и с криком набросился на старшину: "Так вы меня отблагодарили за 35-летнюю службу об-ву!" Я как раз в этот момент сидел тут-же у писаря, разговаривал с ним об оформлении постановления, т.к. писарь секретарствовал на собрании, бросил попу реплику: "За какие такие заслуги тебе платить жалование, или за то, что ты усердный жандарм в рясе?"
Поп окончательно взбесился и бросился с кулаками на меня, сквозь бешеную злобную слюну выкрикивая: "Ах ты, безбожник, арестант, добился чтобы меня лишили законного и заслуженного, да я вас!" Я схватил, стоявшую на окне у писаря бутылку с чернилами и заявил ему: "Только подойди ко мне, долговолосый чёрт, я тебе запущу по поганой харе!"
Поп с визгом бросился бежать, бросая на ходу угрозы по отношению меня и Совета. А старшина ему в утишение: "Ничего, батюшка, не поделаешь, воля народа".
Это постановление сохранило свою силу навсегда, и поп даже в годы реакции не смог восстановить свои попранные "права".
Третье решение было вынесено о закрытии казённой [68об] винной лавки, но не было проведено в жизнь. Акцизное управление постановление признало, но заявило, что они лавку в заводе закроют, но откроют или на станции, за 12 вёрст, или арендуют помещение на шуваловской земле, на лесном кардоне за 3 версты. Тогда рабочие запротестовали: "Раз акцизное управление переводит винную лавку только дальше от завода, а не закрывает, то мы себе только хуже сделаем, всё равно раз винная лавка остается, то лишь только подметки зря рвать будем". Все наши попытки добиться закрытия совсем винной лавки не удались, т. к. об-во могло вынести решение о закрытии, но за акцизным управлением оставалось право переносить таковую с "общественной" земли на частновладельческую.
Советом был взято под своё влияние местное об-во Потребителей, для этого ввели члена Совета т. Вялых. Кроме того стали орабачивать аппарат Правления. Например, в расценщики товаров избрали из рабочих вместо занимавших эти обязанности до этого времени служащих, т.к. рабочие были недовольны расценкой товаров, которую проводили расценщики из служащих, т. к. последние при расценках старались накладывать одинаковые % наценок как на товары первой необходимости рабочих, так и на товары, которые уже носили признак роскоши, и их покупали исключительно служащие и более состоятельные люди.
В работе об-ва Потребителей Совету и Партгруппе много пришлось поработать, чтобы взять её из под влияния администрации и служащих завода, т. к. заводоуправление использовало об-во как свой ссудный банк при расчётах с рабочими. Широко пользовало ордерную систему, выдавая при расчётах с рабочими вместо денег ордера на товары в магазины [69] об-ва. Особенно от этого страдали пришлые рабочие, т.к. полученные вместо денег ордера были вынуждены продавать на 20, на 30% ниже их номинальной стоимости. В тоже время заводоуправление выигрывало от этих операций, оборачиваясь в своей деятельности за счёт средств об-ва Потребителей. В результате нашей борьбы за кооперацию мы смогли почти полностью орабочить аппарат кооператива и выжить из него дух "своей лавочки", как со стороны заводоуправления, а также и служащих.
Роль Совета на взаимоотношениях между рабочими и администрацией завода.
Совету прежде всего пришлось выступить об улучшении положения рабочих железных рудников, т. к. условия труда и быта среди этой категории после лесных рабочих были самые тяжёлые. Особенно, если принять во внимание, что производство добычи руды было основано исключительно на мускульной силе рабочего, за исключением конного под"ёма руды из шахты.
Например, прежде чем спуститься в шахту и приступить к работе в забое, забойщик должен за час-полтора приходить на смену для заготовки крепи, которую он должен сам напилить, наносить метров за 100 на своих плечах, затем спустить в шахту, а там её опять поднять на горизонты, на 8-9-10 этаж, протащить по штреку до забоя ещё метров 80-100. Словом, на подготовку к непосредственной работе уходило до 4-х часов, и лишь после, когда измученный заготовкой забойщик мог приступить к работе в забое. Кроме того, забойщики сами таскали на своей спине с поверхности из кузницы горный инструмент: кайло, буры, клинья и т. д. Обычно, спускаясь в забой, тащит на себе груза килограмм 20 разного инструмента, точно также с таким же грузом [69об] поднимался на "гору". Да плюс к тому заправка инструмента, освещение забоя, прокатного штрека, взрыв.материалы - всё ставилось в счет рабочему. Формально в забое смена считалась 8 часов, но фактически рабочий работал 11-12 часов.
Приходя после каторжного труда, он вместо отдыха попадал в душную, грязную, кишмя кишащую различными паразитами казарму. Прежде чем лечь отдохнуть на голых досках, он должен ещё приготовить себе пищу, сварить в котелке суп и скипятить чайник, а для этого должен сам же заготовить воды и дров, а за водой иногда приходилось ходить около километра. И такой жизнью жил всю свою жизнь рабочий шуваловских рудников.
Естественно, когда раздались раскаты революционного грома, рабочие Бисерских руд ни ков оказались более революционно настроены, чем рабочие доменного завода, и Совет от имени горнорабочих пред"явил целый ряд требований заводоуправлению. В числе требований Советом для удовлетворения горнорабочих помню следующее:
1-е. Повышение предельного минимума по забойной плате с 5 руб. за горную кубическую сажень до 11 руб.
2-е. Освобождение забойщиков от заготовок крепи, а также освобождение от крепления вспомогательной крепи (которая до этого лежала на обязанности забойщика).
3-е. Заготовка дров и подвозка воды для рабочих должна производится конторой рудника.
4-е. Освещение прокатных штреков за счет конторы, а не рабочих.
5-е. Отмена сверхурочных работ, как в шахте, так и на поверхности.
6-е. Вежливое обращение с рабочими со стороны администрации.
7-е. Периодическая проверка рулеток, которыми штегера производили [70] приёмку работ в забоях и проверка всех гирь и весов в рудничных продуктовых магазинах, откуда отпускались продукты для рабочих.
8-е. Без согласия Совета и профсоюза не должен быть не принят и не уволен ни один рабочий. Этим пунктом мы преследовали следующие цели: прежде всего, чтобы администрация не увольняла по своему произволу рабочих; второе, чтобы на рудники не проникали элементы, презираемые рабочими, "наушники", штрейбрехера по нашим тогда понятиям, т.е люди, которые соглашались работать за более низкую плату, чем требовали рабочие.
9-е. Доставка рабочих "котомок" с продуктами на лошадях конторы без всякой оплаты. До этого рабочие рудников из местных жителей, идя на работу километров за 10-12-20, должны были, нагрузивши "котомку" килограмм до 20-ти, тащить её на своих плечах.
И, кроме того, ещё ряд мелких требований.
Все эти требования, пред"явленные заводоуправлению, были приняты и подписаны, а также подписал их Пермский окружной горный инженер Тшасковский как правительственный чиновник. Правда, подпись окружного инженера явилась случайной - в момент пред "явления заводоуправлению требований он приехал в Бисер по своим служебным делам горного надзора. (Эти "деловые" раз"езды правительственного горного "надзора" обычно заключались в обильной выпивке и угощении у управителя завода, и в его же квартире составлялись акты о состоянии соблюдения правил в горных работах). И в момент подписания акта требований управителем завода и горным смотрителем явился из квартиры завода подвыпивший окружной инженер и на предложение одного из рабочих подписать и ему требования он со словами: "Я согласен с вами, ребята", - [70об] также подписался с визой "утверждаю".
При пред"явлении своих требований мы предлагали присоединится к нашим требованиям заводских, горных и лесничества служащих, но последние отказались. Через некоторое время служащие также решили пред"явить свои требования, как в части повышения своих ставок, так улучшения условий труда. Для этой цели они пригласили трёх членов Совета: меня, Костарева и Просвирнина, на своё совещание, которое они устроили в квартире смотрителя завода, чтобы помочь им добиться своих требований. Но мы с Костаревым отказались присутствовать у них на совещании с мотивом того, как они отказались присоединиться к требованиям рабочих. Но Просвирнин не поставил никого из Совета [в известность], пошёл на это совещание. На другой день мы устроили ему хорошую головомойку за такой поступок.
Помню, долго над Яшей Просвирниным трунили, распрашивая, как он угощался у смотрителя завода, куда его садили - в кресло, на стул, диван-ли или, может быть, для такой "персоны" приносили скамейку из проходной будки! Словом, парню досталось за визит на вечер к смотрителю. Тем более нужно было принять во внимание существовавший антоганизм между рабочими и служащими, т.к. рабочие в лице последних видели только усердных шуваловских слуг по выжимке пота и крови рабочих.
Совет вмешивался не только в общественные и хозяйственные дела, но также занимался и бытовыми. Иногда выполнял функции судебных органов, например, в Совет обращались жёны рабочих на издевательства над ними мужей, с делами столкновения между отдельными гражданами и т.д. В этих случаях мы обычно вызывали лиц, на которых поступали жалобы, и путём морального воздействия призывали к порядку. Лиц, [71] допускавших те или иные антиобщественные, или же эти поступки, выносили на осуждение на рабочих собраниях.
Большую борьбу провёл Совет по борьбе с пьяным хулиганством среди молодёжи. В результате в Бисере почти прекратились уличные пьяные драки, бывшие до этого обычными в дни праздников и получек. Самые от"явленные любители пьяного мордобойства были вынуждены устраивать свои боксы тихо, без обычного шуму и гвалту, где нибудь в глухом дворе. Мероприятия Совета по искоренению хулиганства поражали даже реакционно настроенные элементы: "Как это так советчики усмирили драчунов без сотских, десятников и урядника?" Мы в свою очередь в своей агитационной работе использовали это, доказывая на этом примере всю непригодность самодержавного строя даже в обеспечении охраны неприкосновенности личности от проявления хулиганствующих элементов. В тоже время доказывали, что в хулигане царское правительство видит своего союзника, а в культурном рабочем своего врага.
Деятельность Совета, естественно, вызвала ненависть со стороны реакционной части населения. Ложью, клеветою старались дискредитировать как Совет, так и отдельных членов Совета, особенно стоявших в руководстве Советом меня, Костарева и Просвирнина. Тут фигурировали и "японские деньги", клевета в использовании якобы нами средств, которые мы собирали на революционные цели, что мы разбежимся, когда правительство "оправиться"и будет воздавать должное за бунтовщические действия против законных властей, и одураченные рабочие будут расплачиваться за нас, но выросшее хотя и за короткий срок самосознание рабочих за этот период [71об] встречало дружный отпор клевете и лжи против Совета.
Точно также рабочие Бисера дали резкий отпор, когда на меня и Костарева была сделана попытка со стороны кулаков-конновозчиков физического уничтожения нас. Им было сделано очень сильное внушение, они были вынуждены отказаться от всякой мысли повторить такую попытку.
Кроме Совета на реакционные элементы панический страх наводила стоявшая за Советом партийная группа, которую они считали очень вооружённой, особенно, предполагали у нас наличие бомб. Правда, мы распространявших эти слухи про нашу вооруженность не разуверяли. Легенда о наличии у нас бомб и револьверов, наганов и маузеров держалось до февраля 1908 г., т.е. разгрома партгруппы после неоднократных у нас обысков.
Жандармской полицейской ликвидации нашего Совета, как это ни странно - не было. После ликвидации Советов по всей России роль и функции Совета как-то незаметно перешли к партгруппе и профсоюзу, хотя последний в 1907 г. перестал функционировать, и руководство рабочими движением перешло исключительно партгруппе. Но название "депутат" за нами долго сохранялось. Помню, в октябре 1907 г. при одном крупном конфликте между горнорабочими и администрацией я выступил от имени рабочих и на вопрос инженера: "Кто я такой ?" - я сказал, что депутат. Инженер со злобой заявил, что теперь нет никаких депутатов, а какие были, все отправлены в Сибирь. Я обернулся [к] стоявшей сзади меня толпе рабочих с аппеляцией: "Товарищи, меня инженер не признаёт за вашего представителя!" На мои слова последовало дружное подтверждение, что: "Тов. Ермаков является нашим выбранным депутатом, и ему мы доверяем вести с вами переговоры!" [72] Инженер должен был молча согласится и вступить со мной в обсуждение вопросов, послуживших конфликтом. Но вскоре я действительно был направлен по указанному адресу инженера, в пределы Тобольской губернии.
Партийная организация в Бисере.
Как я уже говорил выше, она создалась из группы революционно настроенных рабочих и после идейного оформления в начале ноября 1905 г. она к моменту установления связи с Пермским окружным комитетом в апреле 1906 г. уже насчитывала 35 человек членов и около 20 человек сочувствующих. Нужно сказать, что за количеством мы не гнались и вербовали с осторожностью и предварительной проверкой. Принимаемого и вступающего предупреждали, что вступивши в партию, он должен быть готовым ко всему, если придётся поплатиться за идею партии. Что потом и подтвердилось - большинство вступивших в то время осталось в партии или поддерживали её в годы реакции, и в 1917 г. после Февральской революции руководителями революционных организаций были члены партии, которые вступили в партийную группу в 1905 г.
Для установления связи с Пермской организацией мы прибегли к случаю, который проиворечил тактике н/партии в тот момент, т.е. мы использовали выборы в І-ую Гос. Думу и выбрали одного забойщика - члена н/группы выборщиков в Пермь. И заручившись от местного волостного писаря, который был в числе сочувствующих и потом активно нам помогавший, например, в июне 1906 г. он дал нам 120 штук паспортных бланок, которые мы передали Пермскому Комитету на имя соц. дем. Каменева, который связал нашего представителя с Пермским окружным комитетом. Правда, нашему "выборщику" не пришлось почти принимать участия в выборах Гос. Думу, т.к. б.ч. провёл время хождением по явкам, в беседах [72об] с комитетчиками и получением литературы.
Возвращения своего "выборщика" мы ждали с большим нетерпением, и как только он появился со станции, мы набросились на него с вопросами: нашел он, нет Комитет партии, что нам нужно делать и т. д. Не помню, интересовались или нет выборами в Думу - не знаю. Особенно, как голодные галчата, мы набросились на привезённую им литературу - на брошуры, журналы, газеты и прокламации. Просто глаза разбежались, когда из сотни привезенных т. Кузнецовым (посланным нашим "выборщиком") брошур перед нами замелькали имена: Маркса, Энгельса, Ленина, Каутского (в то время он был популярен), Лафарга, Бебеля, Либкнехта и др.
Помню, каждый хотел прежде всего взять себе Маркса или Энгельса. Но когда попробовали без всякой подготовки - стали заявлять, что уж очень трудно. Да и это было вполне понятно: от чтения прокламаций (а до прокламации читали б.ч. только лубочек) переход к Марксу был действительно гигантским шагом, тем более ни бесед, ни рефератов у нас не было. Создалась угроза, что у наших ребят может отбить охоту вообще читать. Пришлось мне с Костаревым заняться просмотром литера туры и подбором с чего начать. В результате мы решили, что нужно начинать читать с "Пауков и Мух" Либкнехта, "Кто чем живет" Дикштейна, "Царь Голод " Баха (другое название было "Экономические очерки". Затем понравились нам брошуры - утопические вещи: "Через сто лет" [Беллама], "Государство будущего" Атлантикуса и "На другой день социальной революции" Каутского. И задача научить людей читать политическую литературу, встала перед нами огромная. Особенно принимая во внимание, что в нашей группе не было ни одного интеллигента, и самым грамотным из всей группы был я и Костарев, т.к. мы хоть до революции читывали [73] художественную литературу, и большинство кроме лубочных сказок ничего не читывали.
У меня привычка к чтению передалась [от] своего отца (хотя я от него остался всего 9 лет), который очень много читал серьёзных вещей и презирал лубочную литературу. А у Костарева и отец был не грамотный, правда, опять был большой любитель послушать чтение и обязательно требовал, чтобы ему читали все прокламации и газеты. Затем нам очень облегчала систему в чтении политлитературы изданная в то время "Библиотека Социал-демократа" [Лебедева], провезённая мною из Перми, во время моей поездки на Пермскую окружную конференцию в июне 1906 года. Благодаря принятым мерам в систематике чтения, мы смогли увлечь чтением не только членов н/группы, но и также беспартийных рабочих.
Книги нашей подпольной библиотеки стали потом широко расходится. К концу 1907 года наша библиотека составляла свыше 500 экземпляров книг и брошур, и нужно сказать, что ни одной книги и брошуры не попало в руки полиции и жандармерии, несмотря на частые налеты для обысков полиции из Чусовского завода во главе со становым приставом. В деле спасения литературы нам помогали жёны рабочих, т.к. об[…] налётов мы находились на работах на доменной печи или на шахтах. Наши женщины всегда успевали запрятывать нашу литературу, несмотря на то, что часто нас поругивали и за вовлечение их мужей в "политику". "Вас", - говорят, - "холостых заберут и отправят к чёрту на куличики, после вас никто не останется, а наших дураков уволокут, целая изба "угланов" останется ("угланы" - уральское название детей), кто их кормить будет?" Нужно отдать справедливость жёнам наших рабочих, хоть иногда они нас и поругивали, вправе за себя и своих детей, за привлечение в партию их мужей, но всё же нас [73об] оберегали и жалели.
Когда меня 4-го февраля 1908 г. арестовали, то женщины запрудили всю улицу, несмотря на ночное время, с плачем провожали меня и в тоже время всячески ругали и угрожали полиции. И конвоировавшая меня полиция не на шутку перепугалась, а сидевший со мной рядом в санках пристав, трясся, как в лихорадке, от страху. Когда я его иронически спросил: "Что, прохладно г. пристав?" Он трясущими губами ответил: "Да, свежевато!"
Регулярная связь у нас с Пермским комитетом установилась с мая 1906 г., когда из Пермского комитета к нам приехал первый организатор Миша Туркин. Он нам помог главным образом по организационным вопросам, также познакомил нас с рецептом устройства параграфа. Установили шифр для переписок и дали явку.
С устройством первого гектографа у нас получилась неудача. Сделать последний поручили мне. Вот [в] один из воскресных дней сварил я массу, вылил её в противень и почему то вообразил, что нужно поставить посушить на русскую печку, так и сделал. Поставив противень с массой на печку, сам ушёл на собрание. Прихожу поздно вечером домой, мне жена старшего брата задаёт вопрос: "Что ставил на печьку?" Я говорю: "Одну вещь посушить". А она говорит: "А ты посмотри, что у тебя получилось!" Взглянул я на печку, а там вместо гектографа одно пустое место - весь состав растаял и растёкся на печи!
"Эх!" - думаю. - "Чёрт возми! Что я буду теперь делать?" Глицерину больше нет, т. е. единственную бутылку, которую я привёз из Перми, когда был на Окр. Конференции, израсходовал. Вспомнил, что один из наших членов группы знаком с сиделкой заводской больницы, побежал к нему, говорю: "Егор, беги скорей к Симке, пусть она во что бы то нистало налила из аптеки бутылку глицерину, тащи ко мне!" - [74] что тот и сделал.
Словом, к утру гектограф был готов, и я уже гектограф вместо печи снёс на погреб, где он застыл что надо. И днём на другой день назначенный "техником" Яша Просвирнин печатал наш первый кассовый отчёт группы.
До 1907 г. в нашу группу из Перми приезжали следующие т. т.: "Фома" (Лебедев, впоследствии оказался провокатором), "Савва" (Немчиков), "Хохол" (Семченко), "Артём " (Сергеев), "Алексей 1-й" (Мякишев), "Алексей 2-й" (делегат Лондонского с"езда, он нам делал доклад о Лондонском с"езде), "Зелёный" (Фролов, за которого мы голосовали, как за большевика на Стокгольмском с"езде) и Аникин, бывший учитель из Чусовой, перешедший затем на нелегальное положение.
Больше всего теоретически нас вооружил Артём. Он приезжал к нам по проведению выборов во ІІ-ую Думу. Несмотря на зимнее время, нам удалось в Бисере провести три собрания, на которых выступал Артём, раз"ясняя нам тактику большевиков, а также дал анализ тактики и теории меньшевиков, эсеров, кадетов. "Савва", приезжавший к нам раньше Артёма, тоже много нам помог разобраться в теоретических вопросах.
[Во время] выборов во ІІ-ую Гос. Думу мы, как от завода, так и от рудников провели все членов партии. От завода - литейщика Арк. Солохина, перед этим приехавшего из Лысьвы, от рудников - Вялых (ни я, ни Костарев, ни Просвирнин в выборщики пройти не могли как не достигшие 25 лет). Но мы прозевали выборы третьего выборщика от лесных рабочих, т.к. мы не предполагали, что у них может быть выборная курия, ввиду того, что у лесничества рабочие были разбросаны небольшими группами. Но заводская администрация пошла на хитрость, нигде не заявляя, в тихомолке провело выборное собрание на углетомительных печах, где 90 % рабочие были нацмены (марийцы). Хотя количество рабочих [74об] углетомительных печей не давало возможности создать выборную курию, они исскуственно приписали к печам лесооб"ездчиков, куренных мастеров, служащих конторы лесничества и провели выборы выборщика, благо уполномоченным по выборам был смотритель завода, и выборщиком был проведён старший конюх, об"явивший себя сторонником кадетов.
Но всё же ошибку свою мы исправили в спешном порядке, переделав выборщика с кадетским направлением в нашего сторонника, использовав для этого одного из наших выборщиков - Солохина, которому выборщик с кадетским направлением был свояком. Перед от"ездом в Пермь тов. Солохин пригласил своего свояка в гости на пельмени, куда пришли и мы всей тройкой, а также и наш выборщик тов. Вялых, и коллективно переделали кадетского выборщика, что он будет голосовать за наших кандидатов в нужном нам направлении. И не ограничиваясь его словесным заявлением, поставили условием, что пока не кончатся выборы, он не на шаг не должен отходить от Солохина и Вялых, а когда кончатся выборы, может гулять по Перми, где хочет, что и было сделано, и кадеты из Бисера не получили голоса, о чём потом мы посмеивались над кадествующими типами в Бисере: "Что, получили кукиш с маслом! Вы хотели нас одурачить, а вместо этого сами остались в дураках!"
Точно также были проведены выборы в ІІІ-ю Гос. Думу, а в ІV-ю я уже на знаю, как проходили, т.к. в этот момент был уже в Енисейской губернии на поселении.
По вопросу о вооружённой борьбы.
Этот вопрос очень сильно обсуждался нашей группой в период Мотовилихинского восстания, а также Декабрского Московского. Правда, наши планы были наивны. Например, серьёзно ставили о выступлении [75] на помощь Мотовилихинским рабочим.
Мы решили осуществить этот план посредством захвата железной дороги, предполагая разрушить две станции на восток от ст. Бисер, чтобы не дать возможности двигатся воинским эшалонам, возвращавшихся с Дальняго Востока, а самим двигаться на запад, захватывая по пути заводы: Пашию, Кусье-Александровский, Чусовской, и попутно вербуя в них боевые дружины. Для этой цели мы провели учёт в Бисере всех охотничьих ружей. Помню, мы учли 115 шомпольных и 23 берданки. Изъятие ружей предполагали провести посредством конфискации. Кроме того, должны были захватить в Бисере и на Гаре-Вознесенском Руднике динамитные с клады. Вопрос этот настолько серьёзно об"суждался, что некоторые охотники начали прятать свои ружья, опосаясь конфискации, а администрация завода и рудника стала исскуственно уменьшать запасы динамита.
Выполнение выступления не состоялось ввиду того, что против выступили бывшие солдаты, убеждая нас: "Что вы сделаете из своих "фузей"? Когда даже зарядить её пулей, оно будет бить не дальше 10-15 сажен, а солдатская винтовка берёт на версту. Тем более, задержав движение солдатских эшалонов с Дальнего Востока, вы озлобите возвращающихся солдат, и они вас перестреляют, как куропаток". Доводы солдат подействовали охлаждающе на большинство, и наше выступление не состоялось и лишь только заставило заводскую администрацию по дрожжать, т.к. они считали: если выступление состоится, то их в первую очередь рабочие растреляют.
Часть 3