Жизнь и смерть Ватанабэ Кадзана (1)
Из очерков в этом журнале может сложиться впечатление, что все или почти все японские художники были на редкость удачливы - занимались своим делом, прожили долгую жизнь, умерли почтенными старцами в окружении верных учеников и восторженных почитателей; ни власти, ни другие опасности их особенно не преследовали. Это, конечно, не так. Просто те, кто рано умер или не имел возможности много рисовать, оставили меньше работ и зачастую менее известны.
Художник, о котором мы расскажем сегодня, жизнь прожил непростую, умер недоброй смертью и ещё после смерти довольно долго считался то запрещённым, то полузапрещённым. А он при этом был одним из самых интересных мастеров первой половины XIX века, когда Япония ещё была «закрытой страной», но и китайское, и европейское искусство уже были известны и соблазнительны. Звали его Ватанабэ Кадзан (渡辺 崋山, 1793-1841).
Работ Кадзана сохранилось довольно много, он рисовал в японской, китайской и даже европейской манере и прославился прежде всего как портретист. Но вот автопортретов его не осталось - то изображение Кадзана, которое можно видеть выше, сделал уже посмертно его любимый ученик Цубаки Тиндзан. Зато сохранилась автобиография (не вполне достоверная, впрочем), сохранились дневники, письма, свидетельства друзей и казённые документы. Так что о жизни его известно довольно много. Кадзан («Цветочная Гора»)- псевдоним, настоящее его имя Нобору, но мы уж будем называть его так, как он сам предпочитал. Все иллюстрации далее - работы Кадзана.
Родом Кадзан из княжества Тахара (близ Нагои), его отец, Ватанабэ Садамити, был знатного происхождения и занимал довольно высокий служебный пост. Но само княжество было маленьким и захудалым по меркам токугавской Японии, сам Садамити уже давно тяжело болел и сидел на половинном жалованье, жена его тоже не отличалась крепким здоровьем, семья же насчитывала одиннадцать человек, из них восемь детей и одна дряхлая старуха. Жалованья отчаянно не хватало, жили почти впроголодь, но жаловаться не полагалось и на прибавку рассчитывать не приходилось. Детей пристраивали куда получится - кого в монастыри, кого в услужение к зажиточным столичным господам, кого в приёмышик родичам побогаче; это не очень помогало - большинство из них умерло ещё подростками. Сам Кадзан, старший сын в семье, на службу поступил в семь лет (был приставлен к юному княжичу), но это было малое подспорье.
Ватанабэ Садамити, отец Кадзана.
Кадзан был смышлёным, ему с детства прочили учёную конфуцианскую карьеру. Но это означало много лет расходов и нескорые и сомнительные доходы. Так что в шестнадцать лет он пошёл в ученики к художнику - сперва к одному, потом к другому. Рисование тоже требовало расходов - на кисти и бумагу, но и заработать было можно, продавая на праздниках по грошу благопожелательные или забавные картинки. Рука у Кадзана была быстрой, рисунков он делал много.
Школа. 1818
Продают золотых рыбок. 1818.
На конфуцианские науки, правда, времени почти не оставалось. Так прошло десять лет, Кадзан рисовал всё лучше и обзаводился друзьями. Он был рослым и громогласным, его друг Бакин вспоминал, как Кадзан на пирушке лихо пил сакэ из человеческого черепа. Унынию не поддавался, писал бодрые стихи:
«Глянь - весна пришла!
Даже дождевой червяк
Выполз посмотреть!»
Самая, кажется, ранняя сохранившаяся картина Кадзана (1815). Подпись гласит, что благородный муж, мягкий и чуждый себялюбия, сможет и тигра приручить. Доброе слово и кошке приятно…
Здоровье, к счастью, не подводило - хотя, судя по дневникам, спал Кадзан в ту пору четыре-пять часов в сутки, в остальное время работал и учился. В крошечном княжестве на службе было три с половиной сотни самураев, никогда не воевавших; Кадзан гордился двухсотлетним мирным токугавским правлением, но тосковал по временам, когда воины были настоящими бойцами. Его приятель вспоминал: в лавке старьёвщика молодой Кадзан нашёл ветхий панцирь со следами засохшей крови. Лавочник заверял, что владелец доспеха пал в битве при Сэкигахара. Кадзан истратил все свои (и занятые у друзей) деньги, купил панцирь и не расставался с ним даже в постели. Так продолжалось, пока мать это не увидела и не возопила: «Всё-то ты всякую грязь в дом тащишь! Выкинь эту гадость немедленно!» Почтительный сын повиновался беспрекословно.
Разные рисунки и надписи. 1820
Женитьбу себе Кадзан долго не мог или не хотел позволить (впрочем, как и его князь), но у женщин пользовался успехом. В дневнике он писал: «У каждого свои пристрастия [и череда примеров из китайской древности], я вот больше всего люблю женщин. Если человек не любит есть, пить и спать с женщинами - не очень-то он человек!»
В тридцать лет он всё же женился на девушке по имени Така, раза в два моложе себя. У них родилось потом трое детей - но, похоже, большой любви между супругами не было. Жена не упоминается ни в одном письме Кадзана, он ни разу её не рисовал (а вот наброски его ученика Тиндзана сохранились, судя по ним, Така была спокойной и симпатичной женщиной). Она пережила мужа на три десятка лет и умерла уже при Мэйдзи.
Друзья пристроили Кадзана в ученики к знаменитому конфуцианскому наставнику по имени Сато: Иссай (1772-1859). Днём учиться было некогда - Кадзан работал; Иссай согласился учить его по ночам - но на ночь ворота княжеской столичной усадьбы, где юноша имел право проживать при отце, запирались, просьба сделать исключение успеха не имела. Кадзан вспоминал: «Вот тогда я и понял: главная моя цель - одолеть семейную бедность, а для этого сделаться лучшим художником в стране!»
Сато Иссай. 1821. К этому портрету учителя Кадзан сделал множество набросков, некоторые сохранились:
Таких картин в Японии ещё не было - на картинах предыдущих столетий изображение гораздо более плоско и условно; даже в скульптуре столь «живых» образов не встречалось, кажется, с камакурских времён, полтысячелетия. Вот другой конфуцианец - престарелый Такихара Суйкэн, с чьим сыном дружил Кадзан:
Портрет Суйкэна нарисован через месяц или два после смерти учёного, в 1923 году. А ещё через год умер Ватанабэ Садамити, и Кадзан взялся за портрет отца - при жизни не решался:
Суйкэн был дряхлым стариком, Садамити - инвалидом; О:дзора Будзаэмон со следующего портрета слыл уродом и диковинкой. Он страдал гигантизмом - ростом сильно больше двух метров, худой, большерукий, большеногий, нескладный, добродушный и робкий. Тем не менее, как юноша из самурайской семьи, он нёс службу при князе Кумамото - и всюду привлекал к себе назойливое внимание. В Эдо все зеваки сбегались смотреть на великана, а художники наперебой выпускали печатные картинки с Будзаэмоном; когда дело дошло до картинок непристойных, власти запретили его изображать, а сам Будзаэмон заперся в доме и выходил на улицу только при крайней необходимости. Например, сопровождая своего князя к Сато: Иссаю. Там с ним и познакомился Кадзан, они поладили, и великан позволил себя нарисовать.
В одном письме Кадзан сравнивает себя с этим злополучным человеком: ему мир вокруг тоже всё больше становился не по росту…
(Продолжение будет)