Хо:дзё: Хидэйдзи и его оборотни (2)
(Окончание, начало здесь)
2. Рыба фугу и навязчивый призрак
Примерно через десять лет после « Лисицы и флейтиста» была поставлена другая пьеса Хо:дзё: Хидэйдзи - «Байки про лисиц и барсуков» (狐狸狐狸ばなし, «Корикори банаси», в смысле - небывальщина). Она существует в двух изводах: в одном действие происходит в Осаке, в другом - в Эдо конца эпохи Токугава. Мы перескажем второй, по сюжету они практически не отличаются.
Главный герой у нас - Иносукэ, он живёт с женою Окивой и работником Матаити в Эдо, неподалёку от Ёсивары, и зарабатывает на жизнь изготовлением полотенец с набивными узорами или рисунками (тэнугуи). Место подходящее: такими полотенцами охотно заматывают лица посетители весёлых домов, если не хотят быть узнанными встречными знакомыми. Ранним зимним вечером соседки собрались около дома Иносукэ - они собирают деньги на починку обветшавших ворот ближайшего святилища бога Инари и рассчитывают, что Окива внесёт свою долю. А поскольку она не торопится откликаться, кумушки начинают перемывать ей косточки - «Поговаривают, что у Окивы-то любовник завёлся!» Сама хозяйка их слышит, она озадачена и раздосадована; когда соседки расходятся, ничего так и не добившись, она просит Матаити сходить в храм, посвящённый загробному судии Эмма, - позвать тамошнего монаха Дзю:дзэна.
А красавец-монах как раз проходит мимо по улице, с бойцовым петухом под мышкой - он вообще ведёт довольно светский образ жизни. Хотя на нём и монашеское облачение, но голову он не брил уже давно - явно отращивает волосы, как мирянин. Окива приглашает его на чашку чая, а работника (который рано обрадовался, что никуда идти не потребовалось) отсылает с другим поручением.
Она беседует с монахом: не доходили ли до него какие дурные слухи о ней? «Нет-нет, ничего такого не знаю!» - «А вот про тебя, досточтимый, кое-что поговаривают - уж не знаю, правда ли…» - «Пустые сплетни!» - заявляет монах, но не удерживается, чтобы не похвастаться: есть девица из богатой осакской семьи, перебравшейся в Эдо и преуспевшей тут ещё больше. Так вот, и она, и её родня горят желанием, чтобы Дзю:дзэн сложил сан, женился на ней и вошёл в их семью зятем. «А как её зовут?» - любопытствует Окива. «Осомэ». - «О, о ней я слышала, её прозвали “Бык-девица”, и прозвище, говорят, подходит и к внешности её, и к напористости! Родичи сватают ей одного жениха за другим, но все почему-то сбегают куда подальше!» - «Ну, это преувеличение…» - смущается монах - но, кажется, от Осомэ он и сам не в восторге. «Нет уж! - восклицает Окива. - Вам, досточтимый, следовало бы немедленно вымыться чистой колодезной водою, чтоб и запаха её на вас не осталось! Ну-ка, разоблачайтесь!" Монах конфузится, а Окива упорно с ним заигрывает - явно не впервые. «А если твой муж узнает?» - «Да я уверена, что он давно уже осведомлен и не возражает - он весь в делах, весь в делах!» - «Неужели? Ну, тогда…» - «Пойдёмте наверх и выпьем с вами, досточтимый. А от этой Осомэ отделайтесь поскорее, она такому красавчику явно не пара!» И наконец, монах сдаётся на уговоры и удаляется с нею в спальню.
Герои нашей пьесы. Включая умозрительных лис и барсуков
Тем же вечером, но уже гораздо позже, компания пьяных игроков ссорится и колобродит у самого храма бога Эмма. Фукудзо:, товарищ Дзю:дзэна, пытается их утихомирить и, наконец, выпроваживает, угостив выпивкой. Тут появляется и сам Дзю:дзэн - тоже пьяный, без петуха, но с большой бутылкой в руках, он устраивается на храмовом крыльце. Фукудзо: приветствует его и начинает расспрашивать, не от Осомэ ли тот идёт и назначен ли уже день свадьбы, но Дзю:дзэн отвечает чрезвычайно уклончиво - Окива его совершенно очаровала. Однако служка Дзимбэй сообщает: «А тут к вам гостья пришла, выпить принесла!» Разумеется, это Осомэ - бутылочка у неё маленькая, но сама она и правда девушка очень и очень крупная. Она явилась договориться о помолвке и уговаривает Дзю:дзэна поскорее встретиться с её родителями; монах всеми способами увиливает. Но насчёт напористости Осомэ слухи тоже не врут: она приказывает Фукудзо: отправиться к ней домой и сообщить, что молодая влюблённая пара скоро явится за благословением. А оставшись с Дзю:дзэном наедине, немедленно заключает его в объятия, тискает, поит сакэ «изо рта в рот» и требует, чтобы тот немедленно подтвердил своё вчерашнее признание в любви.
И тут врывается ревнивая Окива - растрёпанная, с большим ножом в руках. Осомэ, хоть и гораздо сильнее её, пугается и убегает. Дзю:дзэн пытается догнать богатую невесту, но куда там! Раздражённый, он возвращается; Окива говорит, что прощает его, и уговаривает немедленно бежать вместе. «Никак нельзя! - ворчит тот. - Я ещё монах, ты ещё замужняя женщина; вот разведёшься с мужем - тогда пожалуй…» - «Да я бы и рада, только Иносукэ не хочет, прилип, как банный лист…» - «Ну так зарежь его, - сердито бросает Дзю:дзэн, - А то бегаешь с ножом, всех стращаешь, а сама трусишь… Тогда, может, и я действительно сан сложу и мы поженимся». Окива в сомнении смотрит на любовника, потом говорит: «Ладно! Идёт!»
Следующая сцена - на другой день, снова в доме полотенщика. Иносукэ с Окивой только что вернулись из бани. День морозный, Иносукэ решает состряпать что-нибудь горячее - и принимается готовить рыбу фугу. Она и вкусная, и, по поверью, любовный пыл разжигает, но если её приготовить неумело - легко отравиться насмерть; Иносукэ, однако, повар опытный. Когда рыба уже почти готова, Окива предлагает пригласить досточтимого Дзю:дзэна полакомиться таким редким угощением - но Иносукэ наотрез отказывает: «Нам и вдвоём неплохо!».
Тем временем возвращается работник Матаити с большим ящиком - хозяин посылал его в лавку за новыми красками для набойки. «Поставь их на самую высокую полку! - велит ему полотенщик. - Эти краски очень ядовиты, с ними нужно быть чрезвычайно осторожным!» - «Да, хозяин, - повинуется Матаити. - А чем это у нас так вкусно пахнет?» - «Да, конечно, ты проголодался, - кивает Иносукэ, протягивая ему пару монет. - Вот, сходи в закусочную, подкрепись лапшой!» Надувшись, работник уходит в свою каморку - он-то большой охотник до рыбы!
Супруги принимаются за рыбу, опрокидывая стаканчик за стаканчиком. Разгорячённый Иносукэ начинает заигрывать с женою, Окива, однако, холодно отстраняется: «Если бы я знала, что фугу настолько пробуждает страсти, я бы ни кусочка не съела!» - «Но почему?» - «Я же уже говорила: опостылел ты мне, давно нам пора развестись!» У Иносукэ слёзы наворачиваются на глаза, он закрывает лицо руками: «Чем расстаться с тобой, лучше бы мне утопиться! Вот сейчас побегу к реке!» - «Что ж, тогда надо пригласить досточтимого Дзю:дзэна, чтобы он тебя отпел!» - «Ты всё об этом монахе! Ну, если после моей смерти ты собираешься упасть в его объятия, то я и не подумаю топиться! Дудки! - кричит Иносукэ. - Думаешь, я не знаю, что ты с ним путаешься?» - «Да? А кто меня до этого довёл?» - кричит в ответ Окива. Настроение у Иносукэ опять меняется, он просит прощения, хнычет, что без неё ему и в самом деле жизнь не мила, лезет с объятиями - но Окива отталкивает его.
Между тем снова появляется Матаити с узелком - он таки собрался в лапшевню, хотя и с тоскою принюхивается к рыбе. Иносукэ выходит вместе с ним - недалеко, на кухню за ещё одной бутылочкой хорошего сакэ. Тут же Окива проскальзывает к полкам, открывает ящик, дрожащими руками вытряхивает из банки несколько крупинок краски и бросает их мужу в чашку. А потом тщательно ополаскивает и вытирает руки. Это замечает вернувшийся Матаити - на улице снежно, а он зонтик забыл; не подавая виду, что он что-то заметил, он берёт зонтик и отправляется через кухню на улицу.
Когда Иносукэ, уже несколько успокоившийся, возвращается с выпивкой и соленьями, жена любезно улыбается ему. Аппетит у него сразу улучшается, он накладывает ещё рыбы себе в чашку, набивает ею рот. «Странный вкус какой-то…» Он кладёт себе для сравнения ещё кусок рыбы, пробует, вскакивает было на ноги - и рушится на циновку в ужасных конвульсиях. Окива, дрожа, наблюдает за мужем, прижавшись к опорному столбу дома, потом медленно сползает на пол.
Тем же вечером Дзю:дзэн читает сутры над завёрнутым в саван мёртвым телом Иносукэ. Соседи явились на поминки, их обслуживают Матаити и приведённый монахом Дзимбэй; Окива вся в слезах и так переживает, что даже приходится извиниться перед гостями, но те относятся к этому с пониманием и говорят безутешной вдове всякие добрые слова - даже злоязычные кумушки-соседки. Как тут не переживать, когда неосторожный супруг отравился рыбой фугу! Наконец, гости ушли, Дзю:дзэн дочитал свою сутру, пьёт чай с хозяйкой наедине. «И что, - спрашивает он, - действительно дело в рыбе?» - «Нет, конечно, - всхлипывает Окива. - Как ты и сказал, я убила своего муженька. Отравила красками, с которыми он работал». - «Чудно это - такими ядовитыми красками полотенца красить…» - «Ну, теперь уж неважно - зато мы с тобою, милый, больше до конца жизни не расстанемся!»
Входит заплаканный Матаити, он провожал гостей, а теперь берётся отнести тело хозяина на место погребального сожжения. Взвалив труп на плечи, он отправляется.
Окива и Дзю:дзэн тоже сходили помолились за усопшего и вот, уже за полночь, возвращаются по берегу реки - не домой, а в храм Эмма, туда ближе. Они заняты любовной беседой - так, что даже спотыкаются в темноте, - и ни на что не обращают внимания. Зато зрители видят, как, поотстав от них, следом плетётся тёмная фигура. Когда свет падает на её искажённое гневом лицо, можно видеть: это - призрак убиенного Иносукэ!
Афиша «под старую гравюру»
Утро застаёт нашу влюблённую пару храпящими в храме Эмма - они прямо там и завалились, пьяные развратники! Обнаруживший их служка Дзимбэй не может сдержать возмущения. Окива просыпается и, смущённая, отползает подальше от монаха: «Постой! А где прах моего мужа?» - «Матаити его домой отнёс», -отвечает Дзимбэй. Но тут появляется сам работник, и лицо у него какое-то чудное. «Хозяйка! - говорит он. - Меня хозяин за тобой послал, он уже заждался». Окива и служка смеются: «Ты, видать, перепил на поминках!» - «Добро бы так, - мрачно отвечает Матаити. - Только вот хозяин правда дома - и соскучился». - «Уж не привидение ли это?» - ахает Дзимбэй. «Какое привидение? - ворчит, еле ворочая пересохшим языком, Дзю:дзэн. - Ты мне ещё байки про лис и барсуков начни травить!» Но Окива испугана и домой не торопится. А снаружи действительно слышится голос Иносукэ - тот зовёт жену.
Все застывают в ужасе, осторожно выглядывают в храмовый двор - а там и впрямь стоит Иносукэ, широко улыбаясь. Перепуганный Дзю:дзэн накрывает голову подушкой, а Окива не сразу находит силы откликнуться на зов мужа - но ноги её не очень держат. Однако Иносукэ не унимается - и, словно притягиваемая его голосом, она выходит на крыльцо, потом во двор. За ней следом так же, словно в полусне, бредёт Матаити. Дзю:дзэн, всё ещё с подушкой на голове, подползает к «деревянной рыбе» - обрядовому гонгу, исступлённо стучит в него и быстро-быстро бормочет сутру. А верный Дзимбэй храбро становится между ним и удаляющимся в сопровождении жены и работника призраком.
Следующая сцена - во второй половине того же дня, в доме Иносукэ. Хозяин во дворе развешивает полотенца со свежей печатью. Соседки осторожно заглядывают через забор подивиться на чудо - хотя и стараются держаться подальше от привидения. Иносукэ окликает их, и кумушки в ужасе разбегаются. Вернувшись на крыльцо дома, полотенщик зовёт жену: «Подай мне чаю!» Она робко подносит ему чашку, недоумевая: если её муж умер, то зачем призраку чай? а если он жив, то почему его не взяли ни яд, ни кладбищенский огонь? Надо удостовериться! Она подходит поближе: «Муженёк, так ты живой или мёртвый?» Иносукэ приветливо улыбается ей, прихлёбывая чай: «Конечно, я умер, тебе ли о том не знать? Но вот, вернулся с того света, потому что не могу с тобою расстаться!» - и пытается обнять Окиву. Для женщины это уже слишком - она падает в обморок. Муж-призрак, однако, её не трогает, заходит в дом.
Видно, как он связывает в узел какой-то скарб, проходит обратно мимо жены и выходит на улицу. Там ещё бродит одна из соседок - и по привычке здоровается с ним, но тут же спохватывается, визжит и убегает от покойника. Тот за нею, впрочем, и не думает гнаться, а неспешно уходит прочь на глазах как раз подоспевших Матаити и Дзимбэя. Тут же подтягиваются и монахи. Все заходят во двор, окружают Окиву, распростёртую на крыльце, и наперебой пытаются привести её в чувство. Когда она приходит в себя и пересказывает последнюю беседу с мужем, начинается совещание. По всему выходит, что Иносукэ - мёртв; как отделаться от мертвеца, его же нельзя убить по второму разу? Или можно? Надо бы попробовать, а то никому в округе покоя не будет…
Дорога к дому Иносукэ лежит мимо болота; здесь и притаились ближайшей ночью в засаде Дзю:дзэн, Фукудзо: и Дзимбэй, поджидая настырного призрака. Вдали на дороге маячит фонарь, к троице подбегает Матаити и хриплым шёпотом сообщает: «Похоже, это хозяин! В смысле - его дух!» Остальные переглядываются - связываться с призраком всем страшновато. Но Матаити ударяет себя рукою в грудь: «Я расправлюсь с ним сам!» - и разражается пылкой речью о том, сколько он перетерпел за годы работы от жестокого хозяина, морившего его голодом, работою без отдыха, насмешками и так далее; даже в последний свой день не пожелал угостить хоть кусочком рыбки!
Фонарь тем временем приближается, и его действительно несёт Иносукэ (никто, кажется, не задумывается, зачем, собственно, призраку свет). Матаити выскакивает из засады, выбивает фонарь и обрушивает кулак на голову бывшего хозяина; тот падает ничком. Разъярённый работник колотит его снова и снова, наконец выпрямляется: «Всё! Я из духа дух вышиб!» Трое остальных несмело окружают тело, привязывают к нему припасённый камень, чтобы утопить его в болоте. «Нет уж, я его прикончил - я и в топь сброшу! - размахивает руками Матаити. - А вы идите подкрепитесь в лапшевню, я скоро тоже подойду!» Дзю:дзэн, Фукудзо: и Дзимбэй уходят в одну сторону, а работник волочит тело в противоположную.
Лапшевня расположена совсем рядом с храмом Эмма, и там, освещённые фонарями, уже расположились с чашками вокруг котла Дзю:дзэн, Фукудзо:, Дзимбэй и примкнувшая к ним Окива. Мужчины кушают и рассказывают вдове о своём подвиге. Приходит Матаити и, положив себе лапши, подсаживается к остальным: «Всё в порядке! Он теперь в трясине - всё глубже и глубже… Ах, хороша лапшичка! После подобных трудов всегда меня на пожрать разбирает…»
Тем временем из тьмы медленно приближается к лапшевне тёмная мокрая фигура - это, конечно, вновь Иносукэ. Чуть поразмыслив, он заходит внутрь, подходит к котлу, через головы сидящих накладывает себе лапши. В это время Дзю:дзэн роняет палочки для еды, и призрак тут же любезно подаёт ему чистую пару. Монах, не глядя, принимает их и благодарит. Не замечая пришельца, все продолжают свой прежний разговор - пока вдруг Матаити не поднимает глаза и не замирает с палочками в руках, встретившись со взором бывшего хозяина. Остальные тоже начинают оглядываться - и разражаются воплями. Роняя миски, все, кроме призрака и оцепеневшего работника разбегаются. Иносукэ отряхивается, рассыпая брызги, потягивается уже совсем по-живому, усаживается рядом с Матаити и смотрит вслед беглецам. «Хозяин, - трогает его за рукав безо всякого страха работник, - может, довольно уже с них? До полусмерти уже перепуганы-то!» - «До полусмерти? - усмехается Иносукэ. - Этого мало!»
Два дня спустя мы можем видеть Дзю:дзэна и Окиву близ храма Эмма: изрядно осунувшийся красавец-монах бродит кругами, женщина с полубезумным взором неотступно следует за ним. Они теперь уже окончательно решили бежать из Эдо, только не до конца договорились: Окива настаивает на совместном побеге, Дзю:дзэн утверждает, что врозь будет безопаснее. Наконец, вдове (то есть, как мы уже поняли, вполне мужней жене) удаётся настоять на своём; она делает вид, что уходит, но на самом деле прячется за ближайшей дверью и наблюдает. И не зря: к монаху вновь является Бык-девица. На этот раз Осомэ прямо говорит: «О том, что тебя преследует призрак, уже полгорода толкует, а кое-кто поговаривает, что это дух убитого тобою человека. Дойдёт до стражи - хлопот не оберёшься!» - «какой призрак? Какое убийство? Я никого не убивал!» - отмахивается монах. «Но я тебя, миленький, по-прежнему люблю, - продолжает Осомэ. - И готова спрятать на несколько дней у нас в загородной усадьбе. А за это время я договорюсь с роднёй, соберу вещички, уедем мы все обратно в Осаку и будем жить там в любви и согласии!» Дзю:дзэн опасливо смотрит на неё, потом неуверенно кивает: «Ну, наверное, это будет правильнее всего!» Довольная Осомэ уходит, Дзю:дзэн направляется было в храм - а во двор выбирается разъярённая Окива, которая, конечно, слышала весь разговор. В руках у неё бутылка сакэ - и прихваченная из дома злополучная краска, которую она и насыпает в бутыль. Когда Дзю:дзэн, помолившись на дорогу, возвращается (уже с узелком), он сталкивается с любовницей, любезно предлагающей ему выпить. Он не в силах отказаться и выхлёбывает половину бутылки, но тут Окива отбирает у него остатки. «Я положила туда тот же самый яд, который по твоему настоянию подсыпала мужу, - говорит она. - Но не бойся, я не оставлю тебя наедине со смертью. Двойное самоубийство влюблённых - вот всё, что нам осталось!» И выливает себе в глотку всё, что оставалось в бутылке. Монах потрясён; он засовывает себе два пальца в рот - нет, не выходит избавиться от яда! Оба опускаются друг рядом с другом и готовятся умереть - пока не обнаруживают, что яд почему-то не действует. Монах отталкивает Окиву, хватает свой узелок и бросается наутёк, в ворота; Окива - за ним. У самых ворот прямо перед её глазами вспыхивает призрачный светящийся шар, и ошеломлённая женщина падает. Погасив фонарь, Иносукэ (а это был он) тихонько подходит к ней и зовёт по имени; Окива рыдает, молит о прощении и, наконец, теряет сознание.
Последняя сцена - снова в доме полотенщика, четыре месяца спустя. Окива сидит на крыльце и бренчит на сямисэне - но мелодии не складывается, она просто снова и снова перебирает одни и те же струны. Соседка с соседом заглядывают через забор, посмеиваясь над несчастьем бедной помешанной, теперь ещё и речи лишившейся. А в доме заботливый Иносукэ стряпает для любимой жены, потом бережно вводит её внутрь и кормит (что получается не сразу).
Появляется Матаити, начинает рассказывать хозяину последние слухи о Дзю:дзэне, но Иносукэ не хочет их даже слушать. «С этим покончено, - печально говорит он. - Спасибо, что так помог мне во всей этой затее. Только вот кончилась она хуже, чем я хотел…» Они оглядываются на Окиву - та уже успешно поела и увлечённо играет в карты сама с собой. «Да-а, перехватили мы… - вздыхает Матаити. - Прости нас, хозяюшка!» Он отвешивает Окиве поклон, Иносукэ, всхлипнув, следует его примеру, - но женщина не обращает на них н малейшего внимания. Переглянувшись, хозяин и работник обсуждают, что делать дальше. Ничего особенного не придумывается - разве что пройти очищение в храме и помолиться о выздоровлении безумицы… Хозяин и работник вместе уходят со двора.
Только они скрываются, как в дом проскальзывает верный служка Дзимбэй: «Хозяйка, хозяйка, досточтимый Дзю:дзэн в городе! Он хотел бы с тобою повидаться!» - «Не сегодня, - вполне здравым голосом отвечает ему Окива. - Зато уже завтра муж отправится закупать полотно, его весь день в Эдо не будет. Вот тогда пусть Дзю:дзэн и приходит, жду не дождусь! И скажи ему: если будет опаздывать, я и правда с ума сойду!»
На том пьеса и кончается. Видео полноценной кабукинской постановки мы не нашли, при желании можно вот тут посмотреть, как всё это выглядит уж совсем в фарсовом изводе.
2. Рыба фугу и навязчивый призрак
Примерно через десять лет после « Лисицы и флейтиста» была поставлена другая пьеса Хо:дзё: Хидэйдзи - «Байки про лисиц и барсуков» (狐狸狐狸ばなし, «Корикори банаси», в смысле - небывальщина). Она существует в двух изводах: в одном действие происходит в Осаке, в другом - в Эдо конца эпохи Токугава. Мы перескажем второй, по сюжету они практически не отличаются.
Главный герой у нас - Иносукэ, он живёт с женою Окивой и работником Матаити в Эдо, неподалёку от Ёсивары, и зарабатывает на жизнь изготовлением полотенец с набивными узорами или рисунками (тэнугуи). Место подходящее: такими полотенцами охотно заматывают лица посетители весёлых домов, если не хотят быть узнанными встречными знакомыми. Ранним зимним вечером соседки собрались около дома Иносукэ - они собирают деньги на починку обветшавших ворот ближайшего святилища бога Инари и рассчитывают, что Окива внесёт свою долю. А поскольку она не торопится откликаться, кумушки начинают перемывать ей косточки - «Поговаривают, что у Окивы-то любовник завёлся!» Сама хозяйка их слышит, она озадачена и раздосадована; когда соседки расходятся, ничего так и не добившись, она просит Матаити сходить в храм, посвящённый загробному судии Эмма, - позвать тамошнего монаха Дзю:дзэна.
А красавец-монах как раз проходит мимо по улице, с бойцовым петухом под мышкой - он вообще ведёт довольно светский образ жизни. Хотя на нём и монашеское облачение, но голову он не брил уже давно - явно отращивает волосы, как мирянин. Окива приглашает его на чашку чая, а работника (который рано обрадовался, что никуда идти не потребовалось) отсылает с другим поручением.
Она беседует с монахом: не доходили ли до него какие дурные слухи о ней? «Нет-нет, ничего такого не знаю!» - «А вот про тебя, досточтимый, кое-что поговаривают - уж не знаю, правда ли…» - «Пустые сплетни!» - заявляет монах, но не удерживается, чтобы не похвастаться: есть девица из богатой осакской семьи, перебравшейся в Эдо и преуспевшей тут ещё больше. Так вот, и она, и её родня горят желанием, чтобы Дзю:дзэн сложил сан, женился на ней и вошёл в их семью зятем. «А как её зовут?» - любопытствует Окива. «Осомэ». - «О, о ней я слышала, её прозвали “Бык-девица”, и прозвище, говорят, подходит и к внешности её, и к напористости! Родичи сватают ей одного жениха за другим, но все почему-то сбегают куда подальше!» - «Ну, это преувеличение…» - смущается монах - но, кажется, от Осомэ он и сам не в восторге. «Нет уж! - восклицает Окива. - Вам, досточтимый, следовало бы немедленно вымыться чистой колодезной водою, чтоб и запаха её на вас не осталось! Ну-ка, разоблачайтесь!" Монах конфузится, а Окива упорно с ним заигрывает - явно не впервые. «А если твой муж узнает?» - «Да я уверена, что он давно уже осведомлен и не возражает - он весь в делах, весь в делах!» - «Неужели? Ну, тогда…» - «Пойдёмте наверх и выпьем с вами, досточтимый. А от этой Осомэ отделайтесь поскорее, она такому красавчику явно не пара!» И наконец, монах сдаётся на уговоры и удаляется с нею в спальню.
Герои нашей пьесы. Включая умозрительных лис и барсуков
Тем же вечером, но уже гораздо позже, компания пьяных игроков ссорится и колобродит у самого храма бога Эмма. Фукудзо:, товарищ Дзю:дзэна, пытается их утихомирить и, наконец, выпроваживает, угостив выпивкой. Тут появляется и сам Дзю:дзэн - тоже пьяный, без петуха, но с большой бутылкой в руках, он устраивается на храмовом крыльце. Фукудзо: приветствует его и начинает расспрашивать, не от Осомэ ли тот идёт и назначен ли уже день свадьбы, но Дзю:дзэн отвечает чрезвычайно уклончиво - Окива его совершенно очаровала. Однако служка Дзимбэй сообщает: «А тут к вам гостья пришла, выпить принесла!» Разумеется, это Осомэ - бутылочка у неё маленькая, но сама она и правда девушка очень и очень крупная. Она явилась договориться о помолвке и уговаривает Дзю:дзэна поскорее встретиться с её родителями; монах всеми способами увиливает. Но насчёт напористости Осомэ слухи тоже не врут: она приказывает Фукудзо: отправиться к ней домой и сообщить, что молодая влюблённая пара скоро явится за благословением. А оставшись с Дзю:дзэном наедине, немедленно заключает его в объятия, тискает, поит сакэ «изо рта в рот» и требует, чтобы тот немедленно подтвердил своё вчерашнее признание в любви.
И тут врывается ревнивая Окива - растрёпанная, с большим ножом в руках. Осомэ, хоть и гораздо сильнее её, пугается и убегает. Дзю:дзэн пытается догнать богатую невесту, но куда там! Раздражённый, он возвращается; Окива говорит, что прощает его, и уговаривает немедленно бежать вместе. «Никак нельзя! - ворчит тот. - Я ещё монах, ты ещё замужняя женщина; вот разведёшься с мужем - тогда пожалуй…» - «Да я бы и рада, только Иносукэ не хочет, прилип, как банный лист…» - «Ну так зарежь его, - сердито бросает Дзю:дзэн, - А то бегаешь с ножом, всех стращаешь, а сама трусишь… Тогда, может, и я действительно сан сложу и мы поженимся». Окива в сомнении смотрит на любовника, потом говорит: «Ладно! Идёт!»
Следующая сцена - на другой день, снова в доме полотенщика. Иносукэ с Окивой только что вернулись из бани. День морозный, Иносукэ решает состряпать что-нибудь горячее - и принимается готовить рыбу фугу. Она и вкусная, и, по поверью, любовный пыл разжигает, но если её приготовить неумело - легко отравиться насмерть; Иносукэ, однако, повар опытный. Когда рыба уже почти готова, Окива предлагает пригласить досточтимого Дзю:дзэна полакомиться таким редким угощением - но Иносукэ наотрез отказывает: «Нам и вдвоём неплохо!».
Тем временем возвращается работник Матаити с большим ящиком - хозяин посылал его в лавку за новыми красками для набойки. «Поставь их на самую высокую полку! - велит ему полотенщик. - Эти краски очень ядовиты, с ними нужно быть чрезвычайно осторожным!» - «Да, хозяин, - повинуется Матаити. - А чем это у нас так вкусно пахнет?» - «Да, конечно, ты проголодался, - кивает Иносукэ, протягивая ему пару монет. - Вот, сходи в закусочную, подкрепись лапшой!» Надувшись, работник уходит в свою каморку - он-то большой охотник до рыбы!
Супруги принимаются за рыбу, опрокидывая стаканчик за стаканчиком. Разгорячённый Иносукэ начинает заигрывать с женою, Окива, однако, холодно отстраняется: «Если бы я знала, что фугу настолько пробуждает страсти, я бы ни кусочка не съела!» - «Но почему?» - «Я же уже говорила: опостылел ты мне, давно нам пора развестись!» У Иносукэ слёзы наворачиваются на глаза, он закрывает лицо руками: «Чем расстаться с тобой, лучше бы мне утопиться! Вот сейчас побегу к реке!» - «Что ж, тогда надо пригласить досточтимого Дзю:дзэна, чтобы он тебя отпел!» - «Ты всё об этом монахе! Ну, если после моей смерти ты собираешься упасть в его объятия, то я и не подумаю топиться! Дудки! - кричит Иносукэ. - Думаешь, я не знаю, что ты с ним путаешься?» - «Да? А кто меня до этого довёл?» - кричит в ответ Окива. Настроение у Иносукэ опять меняется, он просит прощения, хнычет, что без неё ему и в самом деле жизнь не мила, лезет с объятиями - но Окива отталкивает его.
Между тем снова появляется Матаити с узелком - он таки собрался в лапшевню, хотя и с тоскою принюхивается к рыбе. Иносукэ выходит вместе с ним - недалеко, на кухню за ещё одной бутылочкой хорошего сакэ. Тут же Окива проскальзывает к полкам, открывает ящик, дрожащими руками вытряхивает из банки несколько крупинок краски и бросает их мужу в чашку. А потом тщательно ополаскивает и вытирает руки. Это замечает вернувшийся Матаити - на улице снежно, а он зонтик забыл; не подавая виду, что он что-то заметил, он берёт зонтик и отправляется через кухню на улицу.
Когда Иносукэ, уже несколько успокоившийся, возвращается с выпивкой и соленьями, жена любезно улыбается ему. Аппетит у него сразу улучшается, он накладывает ещё рыбы себе в чашку, набивает ею рот. «Странный вкус какой-то…» Он кладёт себе для сравнения ещё кусок рыбы, пробует, вскакивает было на ноги - и рушится на циновку в ужасных конвульсиях. Окива, дрожа, наблюдает за мужем, прижавшись к опорному столбу дома, потом медленно сползает на пол.
Тем же вечером Дзю:дзэн читает сутры над завёрнутым в саван мёртвым телом Иносукэ. Соседи явились на поминки, их обслуживают Матаити и приведённый монахом Дзимбэй; Окива вся в слезах и так переживает, что даже приходится извиниться перед гостями, но те относятся к этому с пониманием и говорят безутешной вдове всякие добрые слова - даже злоязычные кумушки-соседки. Как тут не переживать, когда неосторожный супруг отравился рыбой фугу! Наконец, гости ушли, Дзю:дзэн дочитал свою сутру, пьёт чай с хозяйкой наедине. «И что, - спрашивает он, - действительно дело в рыбе?» - «Нет, конечно, - всхлипывает Окива. - Как ты и сказал, я убила своего муженька. Отравила красками, с которыми он работал». - «Чудно это - такими ядовитыми красками полотенца красить…» - «Ну, теперь уж неважно - зато мы с тобою, милый, больше до конца жизни не расстанемся!»
Входит заплаканный Матаити, он провожал гостей, а теперь берётся отнести тело хозяина на место погребального сожжения. Взвалив труп на плечи, он отправляется.
Окива и Дзю:дзэн тоже сходили помолились за усопшего и вот, уже за полночь, возвращаются по берегу реки - не домой, а в храм Эмма, туда ближе. Они заняты любовной беседой - так, что даже спотыкаются в темноте, - и ни на что не обращают внимания. Зато зрители видят, как, поотстав от них, следом плетётся тёмная фигура. Когда свет падает на её искажённое гневом лицо, можно видеть: это - призрак убиенного Иносукэ!
Афиша «под старую гравюру»
Утро застаёт нашу влюблённую пару храпящими в храме Эмма - они прямо там и завалились, пьяные развратники! Обнаруживший их служка Дзимбэй не может сдержать возмущения. Окива просыпается и, смущённая, отползает подальше от монаха: «Постой! А где прах моего мужа?» - «Матаити его домой отнёс», -отвечает Дзимбэй. Но тут появляется сам работник, и лицо у него какое-то чудное. «Хозяйка! - говорит он. - Меня хозяин за тобой послал, он уже заждался». Окива и служка смеются: «Ты, видать, перепил на поминках!» - «Добро бы так, - мрачно отвечает Матаити. - Только вот хозяин правда дома - и соскучился». - «Уж не привидение ли это?» - ахает Дзимбэй. «Какое привидение? - ворчит, еле ворочая пересохшим языком, Дзю:дзэн. - Ты мне ещё байки про лис и барсуков начни травить!» Но Окива испугана и домой не торопится. А снаружи действительно слышится голос Иносукэ - тот зовёт жену.
Все застывают в ужасе, осторожно выглядывают в храмовый двор - а там и впрямь стоит Иносукэ, широко улыбаясь. Перепуганный Дзю:дзэн накрывает голову подушкой, а Окива не сразу находит силы откликнуться на зов мужа - но ноги её не очень держат. Однако Иносукэ не унимается - и, словно притягиваемая его голосом, она выходит на крыльцо, потом во двор. За ней следом так же, словно в полусне, бредёт Матаити. Дзю:дзэн, всё ещё с подушкой на голове, подползает к «деревянной рыбе» - обрядовому гонгу, исступлённо стучит в него и быстро-быстро бормочет сутру. А верный Дзимбэй храбро становится между ним и удаляющимся в сопровождении жены и работника призраком.
Следующая сцена - во второй половине того же дня, в доме Иносукэ. Хозяин во дворе развешивает полотенца со свежей печатью. Соседки осторожно заглядывают через забор подивиться на чудо - хотя и стараются держаться подальше от привидения. Иносукэ окликает их, и кумушки в ужасе разбегаются. Вернувшись на крыльцо дома, полотенщик зовёт жену: «Подай мне чаю!» Она робко подносит ему чашку, недоумевая: если её муж умер, то зачем призраку чай? а если он жив, то почему его не взяли ни яд, ни кладбищенский огонь? Надо удостовериться! Она подходит поближе: «Муженёк, так ты живой или мёртвый?» Иносукэ приветливо улыбается ей, прихлёбывая чай: «Конечно, я умер, тебе ли о том не знать? Но вот, вернулся с того света, потому что не могу с тобою расстаться!» - и пытается обнять Окиву. Для женщины это уже слишком - она падает в обморок. Муж-призрак, однако, её не трогает, заходит в дом.
Видно, как он связывает в узел какой-то скарб, проходит обратно мимо жены и выходит на улицу. Там ещё бродит одна из соседок - и по привычке здоровается с ним, но тут же спохватывается, визжит и убегает от покойника. Тот за нею, впрочем, и не думает гнаться, а неспешно уходит прочь на глазах как раз подоспевших Матаити и Дзимбэя. Тут же подтягиваются и монахи. Все заходят во двор, окружают Окиву, распростёртую на крыльце, и наперебой пытаются привести её в чувство. Когда она приходит в себя и пересказывает последнюю беседу с мужем, начинается совещание. По всему выходит, что Иносукэ - мёртв; как отделаться от мертвеца, его же нельзя убить по второму разу? Или можно? Надо бы попробовать, а то никому в округе покоя не будет…
Дорога к дому Иносукэ лежит мимо болота; здесь и притаились ближайшей ночью в засаде Дзю:дзэн, Фукудзо: и Дзимбэй, поджидая настырного призрака. Вдали на дороге маячит фонарь, к троице подбегает Матаити и хриплым шёпотом сообщает: «Похоже, это хозяин! В смысле - его дух!» Остальные переглядываются - связываться с призраком всем страшновато. Но Матаити ударяет себя рукою в грудь: «Я расправлюсь с ним сам!» - и разражается пылкой речью о том, сколько он перетерпел за годы работы от жестокого хозяина, морившего его голодом, работою без отдыха, насмешками и так далее; даже в последний свой день не пожелал угостить хоть кусочком рыбки!
Фонарь тем временем приближается, и его действительно несёт Иносукэ (никто, кажется, не задумывается, зачем, собственно, призраку свет). Матаити выскакивает из засады, выбивает фонарь и обрушивает кулак на голову бывшего хозяина; тот падает ничком. Разъярённый работник колотит его снова и снова, наконец выпрямляется: «Всё! Я из духа дух вышиб!» Трое остальных несмело окружают тело, привязывают к нему припасённый камень, чтобы утопить его в болоте. «Нет уж, я его прикончил - я и в топь сброшу! - размахивает руками Матаити. - А вы идите подкрепитесь в лапшевню, я скоро тоже подойду!» Дзю:дзэн, Фукудзо: и Дзимбэй уходят в одну сторону, а работник волочит тело в противоположную.
Лапшевня расположена совсем рядом с храмом Эмма, и там, освещённые фонарями, уже расположились с чашками вокруг котла Дзю:дзэн, Фукудзо:, Дзимбэй и примкнувшая к ним Окива. Мужчины кушают и рассказывают вдове о своём подвиге. Приходит Матаити и, положив себе лапши, подсаживается к остальным: «Всё в порядке! Он теперь в трясине - всё глубже и глубже… Ах, хороша лапшичка! После подобных трудов всегда меня на пожрать разбирает…»
Тем временем из тьмы медленно приближается к лапшевне тёмная мокрая фигура - это, конечно, вновь Иносукэ. Чуть поразмыслив, он заходит внутрь, подходит к котлу, через головы сидящих накладывает себе лапши. В это время Дзю:дзэн роняет палочки для еды, и призрак тут же любезно подаёт ему чистую пару. Монах, не глядя, принимает их и благодарит. Не замечая пришельца, все продолжают свой прежний разговор - пока вдруг Матаити не поднимает глаза и не замирает с палочками в руках, встретившись со взором бывшего хозяина. Остальные тоже начинают оглядываться - и разражаются воплями. Роняя миски, все, кроме призрака и оцепеневшего работника разбегаются. Иносукэ отряхивается, рассыпая брызги, потягивается уже совсем по-живому, усаживается рядом с Матаити и смотрит вслед беглецам. «Хозяин, - трогает его за рукав безо всякого страха работник, - может, довольно уже с них? До полусмерти уже перепуганы-то!» - «До полусмерти? - усмехается Иносукэ. - Этого мало!»
Два дня спустя мы можем видеть Дзю:дзэна и Окиву близ храма Эмма: изрядно осунувшийся красавец-монах бродит кругами, женщина с полубезумным взором неотступно следует за ним. Они теперь уже окончательно решили бежать из Эдо, только не до конца договорились: Окива настаивает на совместном побеге, Дзю:дзэн утверждает, что врозь будет безопаснее. Наконец, вдове (то есть, как мы уже поняли, вполне мужней жене) удаётся настоять на своём; она делает вид, что уходит, но на самом деле прячется за ближайшей дверью и наблюдает. И не зря: к монаху вновь является Бык-девица. На этот раз Осомэ прямо говорит: «О том, что тебя преследует призрак, уже полгорода толкует, а кое-кто поговаривает, что это дух убитого тобою человека. Дойдёт до стражи - хлопот не оберёшься!» - «какой призрак? Какое убийство? Я никого не убивал!» - отмахивается монах. «Но я тебя, миленький, по-прежнему люблю, - продолжает Осомэ. - И готова спрятать на несколько дней у нас в загородной усадьбе. А за это время я договорюсь с роднёй, соберу вещички, уедем мы все обратно в Осаку и будем жить там в любви и согласии!» Дзю:дзэн опасливо смотрит на неё, потом неуверенно кивает: «Ну, наверное, это будет правильнее всего!» Довольная Осомэ уходит, Дзю:дзэн направляется было в храм - а во двор выбирается разъярённая Окива, которая, конечно, слышала весь разговор. В руках у неё бутылка сакэ - и прихваченная из дома злополучная краска, которую она и насыпает в бутыль. Когда Дзю:дзэн, помолившись на дорогу, возвращается (уже с узелком), он сталкивается с любовницей, любезно предлагающей ему выпить. Он не в силах отказаться и выхлёбывает половину бутылки, но тут Окива отбирает у него остатки. «Я положила туда тот же самый яд, который по твоему настоянию подсыпала мужу, - говорит она. - Но не бойся, я не оставлю тебя наедине со смертью. Двойное самоубийство влюблённых - вот всё, что нам осталось!» И выливает себе в глотку всё, что оставалось в бутылке. Монах потрясён; он засовывает себе два пальца в рот - нет, не выходит избавиться от яда! Оба опускаются друг рядом с другом и готовятся умереть - пока не обнаруживают, что яд почему-то не действует. Монах отталкивает Окиву, хватает свой узелок и бросается наутёк, в ворота; Окива - за ним. У самых ворот прямо перед её глазами вспыхивает призрачный светящийся шар, и ошеломлённая женщина падает. Погасив фонарь, Иносукэ (а это был он) тихонько подходит к ней и зовёт по имени; Окива рыдает, молит о прощении и, наконец, теряет сознание.
Последняя сцена - снова в доме полотенщика, четыре месяца спустя. Окива сидит на крыльце и бренчит на сямисэне - но мелодии не складывается, она просто снова и снова перебирает одни и те же струны. Соседка с соседом заглядывают через забор, посмеиваясь над несчастьем бедной помешанной, теперь ещё и речи лишившейся. А в доме заботливый Иносукэ стряпает для любимой жены, потом бережно вводит её внутрь и кормит (что получается не сразу).
Появляется Матаити, начинает рассказывать хозяину последние слухи о Дзю:дзэне, но Иносукэ не хочет их даже слушать. «С этим покончено, - печально говорит он. - Спасибо, что так помог мне во всей этой затее. Только вот кончилась она хуже, чем я хотел…» Они оглядываются на Окиву - та уже успешно поела и увлечённо играет в карты сама с собой. «Да-а, перехватили мы… - вздыхает Матаити. - Прости нас, хозяюшка!» Он отвешивает Окиве поклон, Иносукэ, всхлипнув, следует его примеру, - но женщина не обращает на них н малейшего внимания. Переглянувшись, хозяин и работник обсуждают, что делать дальше. Ничего особенного не придумывается - разве что пройти очищение в храме и помолиться о выздоровлении безумицы… Хозяин и работник вместе уходят со двора.
Только они скрываются, как в дом проскальзывает верный служка Дзимбэй: «Хозяйка, хозяйка, досточтимый Дзю:дзэн в городе! Он хотел бы с тобою повидаться!» - «Не сегодня, - вполне здравым голосом отвечает ему Окива. - Зато уже завтра муж отправится закупать полотно, его весь день в Эдо не будет. Вот тогда пусть Дзю:дзэн и приходит, жду не дождусь! И скажи ему: если будет опаздывать, я и правда с ума сойду!»
На том пьеса и кончается. Видео полноценной кабукинской постановки мы не нашли, при желании можно вот тут посмотреть, как всё это выглядит уж совсем в фарсовом изводе.