Из Рассказов Облачной страны: Олень и демон (4)
(Продолжение. Начало: 1, 2, 3)
11. Уловка
Только младший советник назавтра начал осторожно расспрашивать о досточтимом Мёоне, как выяснилось: его можно нынче же не только увидеть, но и послушать! Храм Расцветшего Закона, давший страннику приют в Южном городе, пришёл в упадок: кровли прохудились, стены обветшали. Благочестивые прихожане неустанно жертвуют - но ожидается приезд Государя, все храмы срочно чинятся, а дарителей на всех не хватает. Утром, когда монахи из Расцветшего Закона вышли на сбор подаяния, они объявили: вечером у них будет играть и петь досточтимый Мёон, редкий гость в здешних краях! Намма собрался, дети тоже попросились посетить храм - зря, что ли, накануне очищение проходили?
Честно говоря, доводилось Намме видеть и более ветхие храмы. Но почитателей пришло много - и монахов, и ещё больше мирян. Женщин разместили на крыльце паломничьего дома - длинного, почти на всю длину двора; повесили занавес, чтобы на них другие слушатели не отвлекались. А мужчины прямо во дворе и устроились на циновках. Посредине стоит помост, освещённый фонарями, на нём - кто-то из здешних монахов произносит проповедь. К счастью, довольно краткую.
Потом на помост восходит монах немалого роста и богатырского сложения, с ним - другой, помельче и поплюгавее. У рослого в руках лютня - странная, серая, узкая, как бамбуковый лист, и струн на ней, кажется, четыре, а не пять. Досточтимый сел, глянул на зрителей - лицо широкое, загорелое, нос крупный, на бритой макушке блестит отсвет фонаря, а щёки поросли короткой, густой щетиной. Взял бряцало, заиграл.
Прав был досточтимый Тэмборин: вот тут точно музыкант и его снасть - одно. Что-то большое, холодное, с морозной дрожью в звуке. Прежде младший советник похожей игры не слыхал.
Играл Мёон недолго, прервался. Пошевелил плечами под плащом, размял пальцы, снова взялся за бряцало. И запел - густо, протяжно, неразборчиво. Но Намма сообразил: это из «Книги о Цветке Закона», где Просветлённый говорит: «Все миры - мои, все их жители - мои дети». Очень убедительно получилось - таким голосом и под такую музыку. Словно и впрямь монах на помосте разрастается, заполняя собою десять миров. И сам, слушая, словно растёшь, как в детстве, засыпая под одеялом - вот-вот набухнешь от стены до стены и шире… И торжественно, и жутко.
- Чего он поёт? Не понимаю! - это Рю на крыльце скребёт пальцем бок барышни Наммы.
Барышня и сама не разбирает, но не признаваться же!
- Это священное, - шепчет она.
- Редко-редко тут такой выговор услышишь. Досточтимый-то с Дальнего Севера.
Это соседка слева, маленькая старушка в покрывале, повернулась к девицам и тихонько поясняет. У самой у неё выговор не то что столичный - дворцовый!
- Сколько-то лет назад, когда моего покойного супруга собирались назначить в те края, там, можно сказать, только дикари и обитали. А теперь - дивно! Монах из тех краёв «Цветок Закона» славит! Хотя, конечно, голос необычный.
- И играет замечательно, - кивает её спутница, при этом, впрочем, покосившись на старушку немного кисло: давай, мол, слушать!
Сработало! Не зря, когда дам на крыльце только рассаживали, барышня Намма спросила у разводящего служки: а не здесь ли случайно госпожа Убаи с дочерью? Тот понял просьбу, подвёл сюда и усадил. Похоже, это правда они и есть!
Убаи-младшая и сейчас хороша собою, хотя уже немолода, наверняка за тридцать где-то. А в пору, когда жила в Столице, видимо, действительно была красавицей, способной обратить на себя внимание самого Государя! Особенно - в придворном платье, а не в тёмном храмовом, как сейчас.
Жалко, что она явно расположена слушать монаха-северянина, а не вести изящную беседу. Надо будет не упустить возможности, если объявят какой-нибудь перерыв.
Рю трясёт головой:
- Нет!
Барышня вопросительно на неё смотрит, та шепчет так, чтобы соседки не слышали:
- Всё-таки - нет. Я сперва решила - он. Но - голос не тот. Не олень. Волк, может…
Барышня Намма на неё цыкнула: услышат ещё, что досточтимого оборотнем обзывают, выставят в два счёта! Но, кажется, обошлось.
Перерыва так и не было, но пел досточтимый не очень долго. Умолк, вытер бритую голову, сказал что-то негромко своему спутнику, который всё время с ним рядом сидел. Снова проповедник из Расцветшего Закона вышел, возгласил:
- Все мы дети Просветлённого - обновим же дом нашему родителю!
То есть сейчас начнут обходить, собирать пожертвования. Как раз можно заговорить с соседками. Впрочем, старая госпожа Убаи опять сама начала:
- А ты, дитя, несомненно, тонко чувствуешь музыку. Видно по твоей сосредоточенности. И сама играешь, наверное?
- Ой… На самом деле - нет. Совсем неискусна…
- Но умение - дело наживное! Особенно если есть у кого получить наставление.
И смотрит на дочь. Та улыбается, хотя немного натянуто, прикрывается веером:
- Прости… Матушка имела в виду, что я обучаю девиц игре. На лютне, на гуслях.
- У меня батюшка на лютне играет, - не моргнув глазом заявляет барышня Намма. - А братец учится на флейте, у него со струнами не ладится. Матушка сейчас живёт не с нами - так сложилось, что я и слышала-то только мужскую игру. Если, конечно, она вообще у мужчин и женщин разная.
- Конечно, разная: у мужчин, у женщин и у монахов.
- А у монахинь?
- Такая же, как у женщин, очень редко - как у монахов. Не зря сказано, что нам труднее преодолеть свою природу…
- И на батюшкиной лютне мне, допустим, даже пробовать бесполезно?
Убаи-младшая склоняет голову. Видно под покрывалом, что волосы у нее острижены чуть ниже щёк, как у вдов, у маленьких девочек и у послушниц.
- Верный вопрос. Сами лютни тоже бывают мужские, женские и храмовые. Иное дело гусли: они, что бы там ни было, остаются деревьями. А лютни, когда их вырезают, перерождаются. Как изваяния или как корабли.
Рю понимающее кивает.
- Хороший искусник, пожалуй, совладает с любой снастью, - продолжает госпожа, - и всё-таки это будет чужой голос. Ты видела на картинках, как китайский император и его любимая наложница Ё вдвоем мучают одну лютню? Это забавно, но это не игра.
Да, в самом деле: госпожа Ё, как же мы забыли! А вдруг… Надо будет братца расспросить о подробностях. Кажется, от этой красавицы китайцы в своё время избавились, и жестоко. А вот куда дели её лютню? Но дело даже не в ней, а в другом: откуда взялся наш «Олень»? Из Китая, это мы знаем. А там - откуда? Его нарочно изготовили для подарка нашему Властителю Земель, или достали из кладовой, или он был чей-то… Если за ним сюда к нам явились китайцы, тогда - ой… Они же умеют колдовать, могли сделаться незримыми, а мы удивляемся, как так никто в сокровищнице их не заметил…
- Но тогда получается, - рассуждает вслух барышня Намма, - нельзя сравнивать, кто лучше на лютне играет: мужчина, женщина или монах?
- По-настоящему - нет. Ведь и когда при дворе состязаются, складывая песни, мужчины тягаются отдельно, а женщины - отдельно. Сравнить мужскую и женскую песню можно, но - лишь поверхностно.
- Но что до женщин, дитя моё, - вставляет старушка, - то не скрою: сейчас ты беседуешь с лучшей лютнисткой Южного города! Насчёт Столицы не скажу, но…
Госпожа Убаи-младшая скромно кивает.
- Так жалко, - вздыхает барышня, - что мы уже, наверное, скоро уедем - паломничество кончится, батюшке нужно возвращаться на службу… Но до того - можно будет как-нибудь послушать, как ты играешь?
- Да, конечно. Я живу на Четвёртой, ближе к реке. Только напиши заранее - меня посещают ученицы по уговору.
Хорошо, что успели договориться. Потому что уже подошёл сборщик пожертвований. Рю передаёт барышне свёрток с тканью - барышня даже не видела, какой именно, из запасов здешней Конопляной усадьбы. Госпожа Убаи тоже вручает монаху какой-то короб. И начали уже прощаться - и куда торопятся?
- Эге, - поводит носом Рю. - А у этой госпожи-то ребёночек будет!
С виду ещё совсем незаметно, но южные дикари такое чуют. Но как возможно? У монахини…
Младший советник пристроился к череде почитателей, выражающих своё восхищение досточтимому Мёону. Между прочим, Буревой господин тоже тут. Заговорил с музыкантом, ему что-то ответили и сам Мёон, и его товарищ. Господин Араси шевельнул бровью, поклонился. Величаво проследовал прочь, не продолжив беседы.
Скоро Намма понял, в чём дело: из священных-то книг досточтимый поёт прекрасно, а вот Облачной речью владеет слабо, спутнику приходится толмачить. Впрочем, младший советник уже убедился, что снасть у него - совсем другая, чем ему описали Оленя. Более того, как пояснил переводчик, досточтимый свою лютню вырезал собственноручно! Не часто такое бывает.
Это не говоря о том, что Мёон - и сам очень приметен, и сопровождаем толпою почитателей. Впрочем, само то, сколько в Южном городе ценителей лютневой игры, привело Намму в некоторое уныние. Вот и сужай тут круг подозреваемых!
Уже в темноте, с фонарями, двинулись обратно. Ночь ясная, свежая. Дочь рассказывает, что успела познакомиться с обеими госпожами Убаи и даже напроситься в гости. Сын шествует в необычной задумчивости. Впрочем, именно он первый встрепенулся:
- А тут что, круглые сутки играют?
И действительно - откуда-то издалека доносятся звуки струн. Намма прислушался - несомненно, лютня, и звучит с юга и почему-то сверху. Но если бы это было чудо и в ответ на игру досточтимого Мёона в облаках явились небожители, их сопровождало бы лучистое сияние. А на юге никакого света нет, да и облаков не видно. Поэтому двинулись на звук.
А музыка всё громче. Перед громадой Южных городских ворот стоят, прислушиваясь, ещё несколько человек разных званий. И действительно, похоже, лютнист играет где-то на верхнем ярусе ворот, хотя снизу его и не видно. Очень хорошо играет, надо сказать - хотя в совсем ином духе, чем Мёон. Радостно, даже чуть насмешливо, но не зло.
Младший советник, конечно, не такой знаток, чтобы сказать наверняка - но кажется ему, что невидимый музыкант не разученный напев играет, а сочиняет прямо сейчас, на ходу. Не каждый решится!
Какой-то монах рядом с Наммой тоже слушает, кивает.
- Уловка, - говорит он. - Ради нас, смертных, Просветлённый объявил, будто ушёл из мира. А на самом деле - остался!
Девочки шушукаются, барышня шепчет что-то брату. Тот спрашивает стоящего неподалёку служилого:
- А это кто играет?
- Как - кто? - откликается тот. - Молодой господин, видать, недавно в Южном городе! Это же демон Южных ворот! С самой весны его слышно, хоть и не каждую ночь.
- А он какой?
- Так никто ж его не видел! - вмешивается какой-то простолюдин и, ухмыляясь, кивает на служилого. - Вон, стража ловила-ловила - даже кончика хвоста не нашли!
- Тише, - укоряет их монах, - не мешайте.
Но, видно, спугнули. Звуки лютни смолкают.
Чуть поколебавшись, младший советник шагает к воротам. Детям велит оставаться возле досточтимого, сам предъявляет стражнику свою должностную дощечку. Распоряжается:
- Необходимо осмотреть ворота.
Стражник замешкался. Зато праздношатающиеся ценители искусства готовы помочь.
- Да мы его сейчас! Веревку только надо.
- Да как ты его скрутишь, он же - демон!
- А вот посмотрим.
Дверка, что ведет внутрь ворот, разумеется, не заперта. Намма с фонарем заглядывает на лестницу. Как обычно, тут много мусора и хлама. Это только в Государевом дворце ворота не пустуют: в них устроены помещения Полотняного приказа. Младший советник карабкается по лестнице, за ним самые смелые из ротозеев.
Наверху настоящая помойка, чего тут только нет. Щепки, черепки, какая-то трава, обрывки занавесов, соломенных плащей, куски циновок… Вот, правда, черепов и обглоданных человечьих костей не видно. Обитай в воротах демон-людоед, без них бы не обошлось.
Судя по запаху, кто-то тут ночевал в последнее время. Но сейчас никого нет.
- Куда девался? - разводит руками один из непрошеных помощников. Бритоголовый, но неряшливый. Видать, досточтимый, что внизу остался, к служкам своим не строг.
Намма не отвечает. Демона-то тут нет, а вот лютню в углу он приметил. Без струн, пыльную, разбитую. Придётся изъять. И если это всё, что осталось от Государева «Оленя» - пропала Нанканова голова!
12. По зёрнышку
После такого вечера заснули нескоро - а с утра пораньше явилась костоправка, продолжить уроки. Рю была не против, а Урасаку никто не спрашивал. Впрочем, на этот раз и сама мастерица была несколько рассеяна - и скоро начала расспрашивать о судьбе лакировщицы. Зачем её перевели в усадьбу? Будут, что ли, добиваться, чтобы девчонка призналась в чём-то ещё? В хищении храмовых средств, в мятеже, в подделке высочайших указов или чем там занимается Полотняный приказ?
- Наш господин мятежей не устраивает и указов не подделывает, а наоборот, - сурово заявила Рю. - А сюда эту Нурико доставили, чтоб её в темнице не уморили раньше времени. Потому что она не виновата.
- А как у вас в Срединной рассчитывают, когда пора морить невиновных?
Урасака крякнул. Крамола на крамоле!
- Её, может, вообще морить не будут, - пояснила Рю. - Что дальше-то делать?
- Это уж я не знаю…
- Да нет - с загривком его!
На некоторое время вернулись к уроку. Потом Рю как бы между делом спросила:
- А не может так быть, что из твоей подружки дух выходит?
- Куда?
- В госпожу Нанкан! И её одержит. А потом обратно возвращается.
Костоправка задумалась:
- Вообще я про такое слышала. А что, похоже?
- Ну - раз госпожа вопит, что её погубляют. Может, это не она, а дух? Не очень похож на духа - но вдруг это потому, что он не мёртвый, а живой?
- Но тогда, - подал голос Урасака, - сейчас госпожа должна уняться. Потому что тут эта лакировщица в безопасности.
- Хорошо бы, кабы так!
- А повидаться с Нурико можно? - спрашивает костоправка.
- Вообще-то нельзя. Разве что через перегородку, - отвечает Рю.
Урасака хоть и поддержал это начинание, но заявил, что будет присматривать. Чтобы костоправка, женщина решительная, не проколупала перегородку и не передала лакировщице чего неположенного. Нож там, или удавку… Та только фыркнула.
Пробрались к закутку, где заперта лакировщица. И подружка тут же, громким шёпотом, начала её честить:
- Дура ты, дура! Я ж тебе сколько раз говорила - не связывалась бы ты с этим Ранкэем! Теперь вот…
- Он ни в чём не виноват, Яся, - глухо отвечает та.
- Но ты-то - тоже! Зачем было на себя поклёп возводить?
- Я - не из мастерских. Всё равно бы на меня повесили.
- Но он-то что ж за тебя не заступился?
- Так он, может, и правда не знает, кто украл. Или знает, но сказать не смеет.
- Экая скотина! - сплюнула костоправка. Рю на неё зашипела: в усадьбе так себя не ведут! Ходят всякие, плюют, а нам потом убирать!
- Слушай, - уже спокойнее молвит костоправка. - А ты тут не обмираешь? Или раньше - не обмирала?
- Это как?
- Ну, вот будто из тебя дух выходит?
Лакировщица, кажется, задумалась:
- Да вроде нет. Ты не бойся, тут из меня никто дух-то не вышибает. И кормят неплохо.
- И кто тут дура? - тихонько спрашивает Рю. - Если из кого дух выходит - тот этого и не замечает. Никогда!
Ещё бы поругались, но тут послышался шум у крыльца, и со свиданием пришлось заканчивать.
Прошлой ночью после обыска ворот младший советник всё же решил тряхнуть тамошнюю стражу. Что за демон, давно ли замечен, он ли в надвратном помещении насорил? Старший охранник Нандаймон был твёрд. Да, демон уже с месяц то и дело объявляется. Нет, поймать его пробовали, но оказалось невозможным. Да, в храмы сообщили, монахи приходили, пробовали изгонять - без толку. Нет, демон не незрим - его видели человек пять, но описания у них расходятся. Все согласны только с тем, что роста он саженного, рыжий и глаза горят. А вот сколько у него рогов и есть ли хвост - так и непонятно. Собственно, демон пока особо не безобразил - только шуршал и на лютне играл. «Вот на этой?» - показал Намма на обломки. «А кто ж его знает… С него станется.»
Впрочем, хлам в воротах запасал не демон, там давно уже получилась такая свалка. Потому что в надвратном помещении то и дело ночуют бродяги.
- То есть как? - удивился Намма. - А вы куда смотрите?
- Извольте видеть, сударь, - сурово ответил Нандаймон, - у нас в уставе караульной службе сказано: проходящих через ворота проверять, о подозрительных докладывать, злоумышленников задерживать. А гонять бродяг - не наше дело. Устав древний, подлинный, можете ознакомиться. Утверждён ещё в те годы, когда Властитель Земель здесь пребывал!
Младший советник своей властью объявил бродяг подозрительными и велел первого же, кто попадётся, доставить в Конопляную усадьбу для выяснений. Вот их на следующий день и доставили - целых четверых, в сопровождении лично начальника охраны.
С виду - бродяги как бродяги, трое мужчин, одна женщина. У всех головы бритые, но уже несколько обросшие. У всех - монашеские имена и у одного даже грамота есть - о том, что он от сана отрешён за нарушение устава. Все дружно утверждают, что не могут удалиться от святынь Южного города. По крайней мере дальше городских ворот. Ибо даже собака, если шляется она возле храма, воспринимает благое влияние Закона и в будущей жизни возродится не менее чем коровой! А потом, может, и человеком…
- А как насчёт дурного влияния демона? - полюбопытствовал Намма.
Расстриги заверили: таковому они всячески противятся.
- Разве похоже, господин мой, что я впадаю в гнев? Вот схватили меня ни за что ни про что, скрутили, к вам доставили - а я разве возмущаюсь? Кроток, как олень!
Младшего советника передёрнуло. Но он продолжил допрос. Слышали демона все четверо, видела - только женщина. Ражий, говорит, действительно с лютней под мышкой, лицом жуток, а улыбкою обольстителен. Она ахнула, а демон ей подмигнул и скрылся из глаз. Лютню она толком не разглядела, но по тому, что заметила, выходит - не та.
- Мы, сударь, неустанно возносим молитвы, чтобы от того демона не воспоследовало никакого вреда!
- А он ни с кем из вас не заговаривал?
- Нет, - качает головой один из бродяг. - Да что проку, если б и заговорил? Он ведь, сударь, про всему выходит - не здешний демон, не Облачный! А по-индийски мы не понимаем - скудны учёностью!
- Погоди. А почему - по-индийски?
- Так ведь говорят, он прибыл-то из самой Индии! Дабы из храмов Южного города похитить останки Просветлённого - из-под всех семи башен!
В каждом храме есть своя башня. Под каждой башней заложен прах от костра Просветлённого, в древности доставленный в Облачную страну из Кудары, из Китая, из других дальних краёв.
- Ибо рек Просветлённый: да будет тело моё покоиться всюду, где я и ученики мои находили и находим пристанище! Тогда не пресечётся мой Закон в мире! - объявляет бродяга. - А демону же завидно, что Просветлённого всюду почитают, а его - нет. Вот он и пакостит.
Стражник Нандаймон с сомнением качает головою:
- Осмелюсь заметить: ни одной башни демон пока не своротил.
- Да что ты понимаешь! Он уж если посягнёт на святыни - то чудесным, незримым образом! Мы если и заметим пропажу - то только когда весь Южный город и вся страна окончательно придут в упадок!
- Так. Прекратить эти разговоры, - распорядился младший советник. А про себя взмолился всем богам Облачной страны и Просветлённому с его сподвижниками: да не придётся мне никогда искать эти краденые останки! Весь святой прах, по зёрнышку…
Сделав бродягам внушение, велел им убираться с глаз долой, а Нандаймону - остаться.
- Устав уставом, но поскольку вскоре в город должен прибыть Властитель Земель - будет дополнительное распоряжение. Бродяг от ворот отныне гонять. Всюду, где возможно, поставить надёжные запоры. И смотреть в оба.
- То есть ты, господин, тоже предуготовляешь высочайшее посещение? Рады стараться - но надо согласовать с Буревым господином. По этой части он сейчас распоряжается.
- Об этом не беспокойся и выполняй. Сам-то ты демона видел?
Стражник хмурится:
- Похоже, да.
- И каков он?
Тот зябко передёргивает плечами:
- Как сказать… Мёртвый.
- То есть как?
- Ну, на мертвеца похож. Давнего. Без рогов, без хвоста, человекоподобен - но взор и впрямь… неласковый.
- Так. А лютню ты у него видел?
- Лютни не видел. Хотя могла бы быть.
- А это что значит?
- Да он играл в своё время. Когда жив был. В смысле, в прошлой жизни.
Намма насторожился:
- То есть ты знаешь - кто это? Кем был в прошлой жизни?
Нандаймон поводит плечами под казённым платьем:
- Похоже, знал я его. Монах-расстрига, много лет назад изгнан из Южного города. Хороший был музыкант, а человек - дрянной.
Так. Что-то знакомое.
- А как его имя?
- Тогда звался Авабо, а как теперь - кто ж ведает?
- Из какой он семьи был, не знаешь?
Стражник неожиданно ухмыляется:
- Так в том и дело, что тут о семье и говорить неудобно. Из монашеской. Его тогда от сана и отрешили, когда у нас с этим пороком, женатыми монахами и их потомством, бороться начали. Правда же, не дело: и обет явно нарушался, и отцы своих детей на тёплые храмовые места пристраивали… Ныне это зло у нас искоренено.
- А когда проводилось это… искоренение?
- Да уж лет пятнадцать назад. Когда была большая борьба за очищение нравов. Скрывать не буду, господин мой - я сам, хоть и не монах, до той поры вёл непутёвую жизнь. Но внял, одумался и ныне служу Государю.
- Понятно, - кивает младший советник. - И кому именно ты внял?
- Заповедям закона, конечно. А лично - господину Юиме. Он многих наставил на праведный путь.
13. Тайна за тайну
Вообще Нандаймон был прав: согласовать с господином Араси меры по подготовке города к посещению Властителя Земель было бы не лишним. Хуже нет, когда два ведомства выполняют одну задачу врозь и путаются друг у друга под ногами. Беда только в том, что соответствующего поручения из Столицы у младшего советника нет. Зато есть родство с Конопляным домом и умение делать значительный вид.
У дворцовых ворот Намма попросил почтительно доложить о его прибытии - но напрасно: здесь Буревого господина не оказалось. Впрочем, кажется, охрану и челядь в Южном городе он уже несколько утомил, так что чиновнику Полотняного приказа, любопытствующему перемещениями господина посланника, охотно сообщили: сейчас тот изволил отправиться осматривать храм Проникновенного Учения. Каковой, как выяснилось, тоже пребывает в бедственном состоянии.
Внешне это не слишком заметно. Но, видимо, по примеру Расцветшего Закона все обители поспешили обратиться за вспомоществованием к властям и прихожанам. Господин Араси беседует со старшими монахами в храмовом саду, на берегу пруда. Всё в саду, как положено, знаменует что-нибудь многозначительное. Вот эти два склонённые навстречу друг к другу куста, видимо, обозначают Возникновение и Уничтожение, а те три стоячих камня - Просветлённого со спутниками. У Просветлённого в голове почему-то зияет отверстие неправильных, но изящных очертаний; почему - младший советник задумываться уже не стал. И среди всех этих знаков беззастенчиво бродят олени. Жуют, фыркают, иногда наступают на длинный хвост пышного одеяния Буревого господина. Вообще нелёгкая задача - передвигаться в таком облачении не по гладким половицам дворца, а по каменным дорожкам; но посланник, кажется, здесь всюду ходит в самом торжественном обличии - по крайней мере, Намма пока иного не видел.
На такое одеяние уходит никак не меньше двухсот локтей тканей разной выделки. И, между прочим, вот среди таких полостей и складок вполне можно было бы незаметно пронести лютню…
Закончив с монахами, посланник даёт Намме знак приблизиться. Господин зрелых лет, крупный, по-прежнему красив и осанист. С мягкими складками платья и плавным обводом черт странно сочетается голос - поистине громовой.
Обменялись приветствиями. Грамот и печатей не предъявляют, всё выражают повадкой: один - я представляю здесь Властителя Земель, другой - я выполняю его же тайное задание. Младший советник доложил о распоряжениях, которые осмелился отдать охране ворот, не известивши предварительно посланника. Буревой господин сие одобрил и выразил сожаление о множественности бродяг и расстриг в Южном городе.
- Надо бы их удалить. Временно. Дабы не омрачали взоров.
Намма посмел вслух удивиться тому, сколь многие храмы здесь бедствуют - при том что исправно получают дары из Дворца. Посланник выразил сомнение в том, все ли здешние настоятели блюдут обет избегания лжи. Кажется, достигли взаимопонимания.
Младший советник осторожно осведомился, изволил ли уже господин посланник удостовериться в благополучии Государевой сокровищницы. Тот без промедления ответствовал:
- Да. Там тоже поспешают привести всё в должный вид. Считаю - в сроки уложатся. Вспомоществований не просят. Что утешительно - ибо если бы уже и в сокровищнице не хватало средств…
То есть о пропаже он или не знает, или не желает знать.
- А по вашей части как дело продвигается? Много ли выявлено злоумышленников и смутьянов?
- Я бы сказал, что в целом в Южном городе смятенные слухи преобладают над мятежными умыслами. Обитатели трепещут.
- Это правильно.
- Осмелюсь молвить, некоторые из распространившихся слухов представляются мне нежелательными. В частности - относящиеся к духам и демонам, особенно неуместные в столь святом месте.
Буревой господин неожиданно складывает веер, которым помавал всё это время, и, кажется, смотрит пристальнее:
- Речь идёт о духах усопших?
- Возможно. Проверяю.
Посланник задумывается. Потом, отмахнувшись от особенно настырного оленя, говорит внушительно:
- Подобная проверка должна быть произведена с особой тщательностью. И - с осторожностью! Прошу об этом помнить.
Намма кланяется. Буревой господин деловито спрашивает:
- Кто из жрецов вам помогает по этой части?
Младший советник ответствует:
- Я с родичами прибыл в Южный город на поклонение в родовое святилище. В Конопляной усадьбе, насколько я знаю, сейчас нет никого, кто нёс бы жреческое служение. Однако не сомневаюсь, что Обрядовая палата приняла необходимые меры, и не оповещая об этом.
Араси задумчиво кивает:
- Сыщик Полотняного приказа пребывает в паломничестве. Служащие Обрядовой палаты ведут тайный сыск… Всё как обычно. Прошу, однако, ставить меня в известность о дальнейших открытиях.
Уже удаляясь, Намма сообразил: Буревой господин - потомок Государей; скорее всего, он и сам имеет чутьё на чудеса. Если бы он пошёл на сотрудничество - многое удалось бы понять уже сегодня. Но, кажется, посланник хотя и изволил пару раз пошутить, но сыщика пока держит на отдалении.
Младший советник вернулся в усадьбу, подкрепился. Дети ведут себя подозрительно смиренно. Намма сложил в мешок обломки лютни, обнаруженные в воротах, вручил мешок Урасаке и вместе с ним двинулся в храм Великого Мира.
Досточтимый Тэмборин принял его по-прежнему приветливо. Поговорили об искусстве Мёэна, о просвещении дикарей. Потом Намма спросил, не попробует ли наставник опознать обломки.
Тэмборин осмотрел их печально, но слёз не пролил. Поскрёб ногтем, постучал и прислушался. Попробовал сложить как было - некоторых частей не нашлось. Наконец, заключил:
- Эта снасть сделана не у нас. Скорее всего, где-то в Озёрном краю. Знака мастера, увы, не сохранилось. Или - и вовсе не было.
- А что-нибудь ещё о ней можно сейчас сказать? Или о том, кто на ней играл?
- Играл один человек по крайней мере несколько лет. Думаю, лютня ему скорее подходила. Но резали её не на заказ, не именно под этого музыканта. Им пришлось приноравливаться друг к другу.
- Что с нею, собственно, случилось?
- Разбилась, - спокойно сказал монах. - Не думаю, что кто-то сделал это намеренно. Скорее всего - при падении с высоты. Тот, кто на ней играл, тоже погиб?
- Если бы знать, досточтимый. Один из свидетелей утверждает, что да. Много лет назад.
- Это едва ли. Почти уверен, что нынешней весною эта лютня была ещё жива. И не лежала заброшенная.
Младший советник задумчиво смотрит на обломки. Говорит:
- Я могу сказать, где её обнаружил. В Южных воротах, там, где по словам местных жителей обитает демон-музыкант.
Старик улыбается, качает головою:
- Демоны не бывают музыкантами. Их судьба - приводить мир к раздору, а не упорядочивать. Так что всё это - пустые россказни необразованной толпы.
- Но я сам слышал, наставник, как кто-то играл на воротах. Хорошо играл, насколько я смею оценивать. И потом исчез бесследно.
Тэмборин смотрит на чиновника с сочувствием:
- Пустые россказни могут даже живой и ясный ум направить на неверную дорогу.
- Лестно слышать, - ворчит Намма. - И всё же я не думаю, что мои уши меня обманули. Другой вопрос - не обманул ли свидетель. Старший охранник ворот, кажется, считает, что это дух усопшего. Монаха-расстриги, монашеского сына, отправленного в изгнание полтора десятка лет назад. По имени Авабо.
Досточтимый опускает глаза и, помолчав, неожиданно спрашивает:
- Старший охранник - это Нандаймон? Этого человека мучают его собственные страхи. Сказал бы - мучает совесть, но не у всех таковая есть.
- Я так и понял, что он был причастен то ли к гибели, то ли к обличению этого Авабо. Осмелюсь спросить о подробностях, - настойчиво говорит младший советник.
- Что ж. Не следует злословить о других - но ещё хуже умалчивать при этом о собственных ошибках. Ты ведь жил в Южном городе. Ты помнишь, что произошло здесь пятнадцать лет назад?
- К сожалению, явно недостаточно. Я тогда был озабочен школярскими делами, будущей службой, сердцем уже спешил в Срединную столицу….
- Мирские власти взяли за образец Китай и Индию - в худшую их пору. Решили устроить гонения на храмы под благим предлогом: выявить нерадивых монахов, которых община будто бы не хочет или не может призвать к порядку. Размах был не таков, как за морем, но кое в чём они преуспели. Грязное - показали, чистое - замарали. У моего ученика, Авабо, нашли драгоценную грамоту. Свиток из Государевой сокровищницы, «Наставления о пяти звуках».
- Краденый?
- Получилось, что так. Авабо допросили, он честно признался: сокровищницы он не грабил, свиток выиграл в «двойные шестёрки». Игра сама по себе запретная для монахов…
- Но если игра шла на ставки, то и твой ученик должен был что-то поставить? Откуда у монаха средства? Тем более - такие?
- Храмовый служитель может поставить на кон пропитание своих собратьев. Может попытаться проиграть ценную курильницу, светильник или ещё что-нибудь из утвари. Случается, на кон ставят и молитвы - свои или старших монахов, которых игрок обещает уговорить. Но мой ученик поступил ещё хуже.
Тэмборин вздохнул, умолк. Младший советник его не торопит. Дождался продолжения:
- Есть несколько напевов, которые издревле передаются тайно, только посвящённым. Я имел глупость одному из таких напевов обучить Авабо. Его он и поставил на кон.
По крайней мере, ставки выглядят равноценными. Музыка - за музыку, тайна - за тайну.
- Его признанию не поверили, - качает головою досточтимый. - Спросили - с кем играл. Авабо назвал одного городского игрока, который «шестёрками» и жил. Тот, конечно, всё отрицал. Господин Дозорный, лично руководивший следствием, велел этого малого призвать: «Коли говоришь, что ты свиток выиграл - попробуй выиграть у этого человека хоть один раз из десяти!» Мой ученик согласился - и проиграл все десять раз кряду. Тут, думаю, он и понял, что и свиток выиграл только с соизволения своего соперника.
- Иначе говоря - парня одурачили? Его противник играл наверняка?
- Это не снимает с него вины. Он нарушил устав. Он собирался открыть тайну постороннему, ежели проиграет. Он обманул своего наставника. И опозорил всю обитель.
- Что с ним сделали?
- Он не стал дожидаться кары, бежал. Сана, конечно, лишили. Поговаривали, что утопился, но я так не думаю. Однако больше о нём не слышал.
- А что было дальше?
- Всё продолжалось в том же духе, только уже по другим храмам. Тогдашний блюститель сокровищницы отправил своего заместителя в отставку, взял другого человека. А с недавних пор эту должность занимает зять Дозорного господина. Игрок раскаялся, отрёкся от неправедной наживы и поступил в охрану. Сейчас известен как Нандаймон. Говорят, неплохой стражник, а главное, предан начальству. А я стал подыскивать учеников разборчивее. И, как уже говорил, такого одарённого больше не нашёл.
Младший советник задумался. Потом уточнил:
- Верно ли я понял, что сам ты, наставник, не слышал этого лютниста на Южных воротах?
- Верно. Я вообще сейчас редко покидаю обитель.
- Тогда я предложил бы сегодня после заката отправиться туда со мною. Может быть, услышим. И кто знает, не удастся ли тебе увещевать его - кто бы он ни был.
Монах щурится, молчит. Потом отвечает:
- Почему бы и нет? Следует бороться с вредными суевериями.
(Продолжение будет)
11. Уловка
Только младший советник назавтра начал осторожно расспрашивать о досточтимом Мёоне, как выяснилось: его можно нынче же не только увидеть, но и послушать! Храм Расцветшего Закона, давший страннику приют в Южном городе, пришёл в упадок: кровли прохудились, стены обветшали. Благочестивые прихожане неустанно жертвуют - но ожидается приезд Государя, все храмы срочно чинятся, а дарителей на всех не хватает. Утром, когда монахи из Расцветшего Закона вышли на сбор подаяния, они объявили: вечером у них будет играть и петь досточтимый Мёон, редкий гость в здешних краях! Намма собрался, дети тоже попросились посетить храм - зря, что ли, накануне очищение проходили?
Честно говоря, доводилось Намме видеть и более ветхие храмы. Но почитателей пришло много - и монахов, и ещё больше мирян. Женщин разместили на крыльце паломничьего дома - длинного, почти на всю длину двора; повесили занавес, чтобы на них другие слушатели не отвлекались. А мужчины прямо во дворе и устроились на циновках. Посредине стоит помост, освещённый фонарями, на нём - кто-то из здешних монахов произносит проповедь. К счастью, довольно краткую.
Потом на помост восходит монах немалого роста и богатырского сложения, с ним - другой, помельче и поплюгавее. У рослого в руках лютня - странная, серая, узкая, как бамбуковый лист, и струн на ней, кажется, четыре, а не пять. Досточтимый сел, глянул на зрителей - лицо широкое, загорелое, нос крупный, на бритой макушке блестит отсвет фонаря, а щёки поросли короткой, густой щетиной. Взял бряцало, заиграл.
Прав был досточтимый Тэмборин: вот тут точно музыкант и его снасть - одно. Что-то большое, холодное, с морозной дрожью в звуке. Прежде младший советник похожей игры не слыхал.
Играл Мёон недолго, прервался. Пошевелил плечами под плащом, размял пальцы, снова взялся за бряцало. И запел - густо, протяжно, неразборчиво. Но Намма сообразил: это из «Книги о Цветке Закона», где Просветлённый говорит: «Все миры - мои, все их жители - мои дети». Очень убедительно получилось - таким голосом и под такую музыку. Словно и впрямь монах на помосте разрастается, заполняя собою десять миров. И сам, слушая, словно растёшь, как в детстве, засыпая под одеялом - вот-вот набухнешь от стены до стены и шире… И торжественно, и жутко.
- Чего он поёт? Не понимаю! - это Рю на крыльце скребёт пальцем бок барышни Наммы.
Барышня и сама не разбирает, но не признаваться же!
- Это священное, - шепчет она.
- Редко-редко тут такой выговор услышишь. Досточтимый-то с Дальнего Севера.
Это соседка слева, маленькая старушка в покрывале, повернулась к девицам и тихонько поясняет. У самой у неё выговор не то что столичный - дворцовый!
- Сколько-то лет назад, когда моего покойного супруга собирались назначить в те края, там, можно сказать, только дикари и обитали. А теперь - дивно! Монах из тех краёв «Цветок Закона» славит! Хотя, конечно, голос необычный.
- И играет замечательно, - кивает её спутница, при этом, впрочем, покосившись на старушку немного кисло: давай, мол, слушать!
Сработало! Не зря, когда дам на крыльце только рассаживали, барышня Намма спросила у разводящего служки: а не здесь ли случайно госпожа Убаи с дочерью? Тот понял просьбу, подвёл сюда и усадил. Похоже, это правда они и есть!
Убаи-младшая и сейчас хороша собою, хотя уже немолода, наверняка за тридцать где-то. А в пору, когда жила в Столице, видимо, действительно была красавицей, способной обратить на себя внимание самого Государя! Особенно - в придворном платье, а не в тёмном храмовом, как сейчас.
Жалко, что она явно расположена слушать монаха-северянина, а не вести изящную беседу. Надо будет не упустить возможности, если объявят какой-нибудь перерыв.
Рю трясёт головой:
- Нет!
Барышня вопросительно на неё смотрит, та шепчет так, чтобы соседки не слышали:
- Всё-таки - нет. Я сперва решила - он. Но - голос не тот. Не олень. Волк, может…
Барышня Намма на неё цыкнула: услышат ещё, что досточтимого оборотнем обзывают, выставят в два счёта! Но, кажется, обошлось.
Перерыва так и не было, но пел досточтимый не очень долго. Умолк, вытер бритую голову, сказал что-то негромко своему спутнику, который всё время с ним рядом сидел. Снова проповедник из Расцветшего Закона вышел, возгласил:
- Все мы дети Просветлённого - обновим же дом нашему родителю!
То есть сейчас начнут обходить, собирать пожертвования. Как раз можно заговорить с соседками. Впрочем, старая госпожа Убаи опять сама начала:
- А ты, дитя, несомненно, тонко чувствуешь музыку. Видно по твоей сосредоточенности. И сама играешь, наверное?
- Ой… На самом деле - нет. Совсем неискусна…
- Но умение - дело наживное! Особенно если есть у кого получить наставление.
И смотрит на дочь. Та улыбается, хотя немного натянуто, прикрывается веером:
- Прости… Матушка имела в виду, что я обучаю девиц игре. На лютне, на гуслях.
- У меня батюшка на лютне играет, - не моргнув глазом заявляет барышня Намма. - А братец учится на флейте, у него со струнами не ладится. Матушка сейчас живёт не с нами - так сложилось, что я и слышала-то только мужскую игру. Если, конечно, она вообще у мужчин и женщин разная.
- Конечно, разная: у мужчин, у женщин и у монахов.
- А у монахинь?
- Такая же, как у женщин, очень редко - как у монахов. Не зря сказано, что нам труднее преодолеть свою природу…
- И на батюшкиной лютне мне, допустим, даже пробовать бесполезно?
Убаи-младшая склоняет голову. Видно под покрывалом, что волосы у нее острижены чуть ниже щёк, как у вдов, у маленьких девочек и у послушниц.
- Верный вопрос. Сами лютни тоже бывают мужские, женские и храмовые. Иное дело гусли: они, что бы там ни было, остаются деревьями. А лютни, когда их вырезают, перерождаются. Как изваяния или как корабли.
Рю понимающее кивает.
- Хороший искусник, пожалуй, совладает с любой снастью, - продолжает госпожа, - и всё-таки это будет чужой голос. Ты видела на картинках, как китайский император и его любимая наложница Ё вдвоем мучают одну лютню? Это забавно, но это не игра.
Да, в самом деле: госпожа Ё, как же мы забыли! А вдруг… Надо будет братца расспросить о подробностях. Кажется, от этой красавицы китайцы в своё время избавились, и жестоко. А вот куда дели её лютню? Но дело даже не в ней, а в другом: откуда взялся наш «Олень»? Из Китая, это мы знаем. А там - откуда? Его нарочно изготовили для подарка нашему Властителю Земель, или достали из кладовой, или он был чей-то… Если за ним сюда к нам явились китайцы, тогда - ой… Они же умеют колдовать, могли сделаться незримыми, а мы удивляемся, как так никто в сокровищнице их не заметил…
- Но тогда получается, - рассуждает вслух барышня Намма, - нельзя сравнивать, кто лучше на лютне играет: мужчина, женщина или монах?
- По-настоящему - нет. Ведь и когда при дворе состязаются, складывая песни, мужчины тягаются отдельно, а женщины - отдельно. Сравнить мужскую и женскую песню можно, но - лишь поверхностно.
- Но что до женщин, дитя моё, - вставляет старушка, - то не скрою: сейчас ты беседуешь с лучшей лютнисткой Южного города! Насчёт Столицы не скажу, но…
Госпожа Убаи-младшая скромно кивает.
- Так жалко, - вздыхает барышня, - что мы уже, наверное, скоро уедем - паломничество кончится, батюшке нужно возвращаться на службу… Но до того - можно будет как-нибудь послушать, как ты играешь?
- Да, конечно. Я живу на Четвёртой, ближе к реке. Только напиши заранее - меня посещают ученицы по уговору.
Хорошо, что успели договориться. Потому что уже подошёл сборщик пожертвований. Рю передаёт барышне свёрток с тканью - барышня даже не видела, какой именно, из запасов здешней Конопляной усадьбы. Госпожа Убаи тоже вручает монаху какой-то короб. И начали уже прощаться - и куда торопятся?
- Эге, - поводит носом Рю. - А у этой госпожи-то ребёночек будет!
С виду ещё совсем незаметно, но южные дикари такое чуют. Но как возможно? У монахини…
Младший советник пристроился к череде почитателей, выражающих своё восхищение досточтимому Мёону. Между прочим, Буревой господин тоже тут. Заговорил с музыкантом, ему что-то ответили и сам Мёон, и его товарищ. Господин Араси шевельнул бровью, поклонился. Величаво проследовал прочь, не продолжив беседы.
Скоро Намма понял, в чём дело: из священных-то книг досточтимый поёт прекрасно, а вот Облачной речью владеет слабо, спутнику приходится толмачить. Впрочем, младший советник уже убедился, что снасть у него - совсем другая, чем ему описали Оленя. Более того, как пояснил переводчик, досточтимый свою лютню вырезал собственноручно! Не часто такое бывает.
Это не говоря о том, что Мёон - и сам очень приметен, и сопровождаем толпою почитателей. Впрочем, само то, сколько в Южном городе ценителей лютневой игры, привело Намму в некоторое уныние. Вот и сужай тут круг подозреваемых!
Уже в темноте, с фонарями, двинулись обратно. Ночь ясная, свежая. Дочь рассказывает, что успела познакомиться с обеими госпожами Убаи и даже напроситься в гости. Сын шествует в необычной задумчивости. Впрочем, именно он первый встрепенулся:
- А тут что, круглые сутки играют?
И действительно - откуда-то издалека доносятся звуки струн. Намма прислушался - несомненно, лютня, и звучит с юга и почему-то сверху. Но если бы это было чудо и в ответ на игру досточтимого Мёона в облаках явились небожители, их сопровождало бы лучистое сияние. А на юге никакого света нет, да и облаков не видно. Поэтому двинулись на звук.
А музыка всё громче. Перед громадой Южных городских ворот стоят, прислушиваясь, ещё несколько человек разных званий. И действительно, похоже, лютнист играет где-то на верхнем ярусе ворот, хотя снизу его и не видно. Очень хорошо играет, надо сказать - хотя в совсем ином духе, чем Мёон. Радостно, даже чуть насмешливо, но не зло.
Младший советник, конечно, не такой знаток, чтобы сказать наверняка - но кажется ему, что невидимый музыкант не разученный напев играет, а сочиняет прямо сейчас, на ходу. Не каждый решится!
Какой-то монах рядом с Наммой тоже слушает, кивает.
- Уловка, - говорит он. - Ради нас, смертных, Просветлённый объявил, будто ушёл из мира. А на самом деле - остался!
Девочки шушукаются, барышня шепчет что-то брату. Тот спрашивает стоящего неподалёку служилого:
- А это кто играет?
- Как - кто? - откликается тот. - Молодой господин, видать, недавно в Южном городе! Это же демон Южных ворот! С самой весны его слышно, хоть и не каждую ночь.
- А он какой?
- Так никто ж его не видел! - вмешивается какой-то простолюдин и, ухмыляясь, кивает на служилого. - Вон, стража ловила-ловила - даже кончика хвоста не нашли!
- Тише, - укоряет их монах, - не мешайте.
Но, видно, спугнули. Звуки лютни смолкают.
Чуть поколебавшись, младший советник шагает к воротам. Детям велит оставаться возле досточтимого, сам предъявляет стражнику свою должностную дощечку. Распоряжается:
- Необходимо осмотреть ворота.
Стражник замешкался. Зато праздношатающиеся ценители искусства готовы помочь.
- Да мы его сейчас! Веревку только надо.
- Да как ты его скрутишь, он же - демон!
- А вот посмотрим.
Дверка, что ведет внутрь ворот, разумеется, не заперта. Намма с фонарем заглядывает на лестницу. Как обычно, тут много мусора и хлама. Это только в Государевом дворце ворота не пустуют: в них устроены помещения Полотняного приказа. Младший советник карабкается по лестнице, за ним самые смелые из ротозеев.
Наверху настоящая помойка, чего тут только нет. Щепки, черепки, какая-то трава, обрывки занавесов, соломенных плащей, куски циновок… Вот, правда, черепов и обглоданных человечьих костей не видно. Обитай в воротах демон-людоед, без них бы не обошлось.
Судя по запаху, кто-то тут ночевал в последнее время. Но сейчас никого нет.
- Куда девался? - разводит руками один из непрошеных помощников. Бритоголовый, но неряшливый. Видать, досточтимый, что внизу остался, к служкам своим не строг.
Намма не отвечает. Демона-то тут нет, а вот лютню в углу он приметил. Без струн, пыльную, разбитую. Придётся изъять. И если это всё, что осталось от Государева «Оленя» - пропала Нанканова голова!
12. По зёрнышку
После такого вечера заснули нескоро - а с утра пораньше явилась костоправка, продолжить уроки. Рю была не против, а Урасаку никто не спрашивал. Впрочем, на этот раз и сама мастерица была несколько рассеяна - и скоро начала расспрашивать о судьбе лакировщицы. Зачем её перевели в усадьбу? Будут, что ли, добиваться, чтобы девчонка призналась в чём-то ещё? В хищении храмовых средств, в мятеже, в подделке высочайших указов или чем там занимается Полотняный приказ?
- Наш господин мятежей не устраивает и указов не подделывает, а наоборот, - сурово заявила Рю. - А сюда эту Нурико доставили, чтоб её в темнице не уморили раньше времени. Потому что она не виновата.
- А как у вас в Срединной рассчитывают, когда пора морить невиновных?
Урасака крякнул. Крамола на крамоле!
- Её, может, вообще морить не будут, - пояснила Рю. - Что дальше-то делать?
- Это уж я не знаю…
- Да нет - с загривком его!
На некоторое время вернулись к уроку. Потом Рю как бы между делом спросила:
- А не может так быть, что из твоей подружки дух выходит?
- Куда?
- В госпожу Нанкан! И её одержит. А потом обратно возвращается.
Костоправка задумалась:
- Вообще я про такое слышала. А что, похоже?
- Ну - раз госпожа вопит, что её погубляют. Может, это не она, а дух? Не очень похож на духа - но вдруг это потому, что он не мёртвый, а живой?
- Но тогда, - подал голос Урасака, - сейчас госпожа должна уняться. Потому что тут эта лакировщица в безопасности.
- Хорошо бы, кабы так!
- А повидаться с Нурико можно? - спрашивает костоправка.
- Вообще-то нельзя. Разве что через перегородку, - отвечает Рю.
Урасака хоть и поддержал это начинание, но заявил, что будет присматривать. Чтобы костоправка, женщина решительная, не проколупала перегородку и не передала лакировщице чего неположенного. Нож там, или удавку… Та только фыркнула.
Пробрались к закутку, где заперта лакировщица. И подружка тут же, громким шёпотом, начала её честить:
- Дура ты, дура! Я ж тебе сколько раз говорила - не связывалась бы ты с этим Ранкэем! Теперь вот…
- Он ни в чём не виноват, Яся, - глухо отвечает та.
- Но ты-то - тоже! Зачем было на себя поклёп возводить?
- Я - не из мастерских. Всё равно бы на меня повесили.
- Но он-то что ж за тебя не заступился?
- Так он, может, и правда не знает, кто украл. Или знает, но сказать не смеет.
- Экая скотина! - сплюнула костоправка. Рю на неё зашипела: в усадьбе так себя не ведут! Ходят всякие, плюют, а нам потом убирать!
- Слушай, - уже спокойнее молвит костоправка. - А ты тут не обмираешь? Или раньше - не обмирала?
- Это как?
- Ну, вот будто из тебя дух выходит?
Лакировщица, кажется, задумалась:
- Да вроде нет. Ты не бойся, тут из меня никто дух-то не вышибает. И кормят неплохо.
- И кто тут дура? - тихонько спрашивает Рю. - Если из кого дух выходит - тот этого и не замечает. Никогда!
Ещё бы поругались, но тут послышался шум у крыльца, и со свиданием пришлось заканчивать.
Прошлой ночью после обыска ворот младший советник всё же решил тряхнуть тамошнюю стражу. Что за демон, давно ли замечен, он ли в надвратном помещении насорил? Старший охранник Нандаймон был твёрд. Да, демон уже с месяц то и дело объявляется. Нет, поймать его пробовали, но оказалось невозможным. Да, в храмы сообщили, монахи приходили, пробовали изгонять - без толку. Нет, демон не незрим - его видели человек пять, но описания у них расходятся. Все согласны только с тем, что роста он саженного, рыжий и глаза горят. А вот сколько у него рогов и есть ли хвост - так и непонятно. Собственно, демон пока особо не безобразил - только шуршал и на лютне играл. «Вот на этой?» - показал Намма на обломки. «А кто ж его знает… С него станется.»
Впрочем, хлам в воротах запасал не демон, там давно уже получилась такая свалка. Потому что в надвратном помещении то и дело ночуют бродяги.
- То есть как? - удивился Намма. - А вы куда смотрите?
- Извольте видеть, сударь, - сурово ответил Нандаймон, - у нас в уставе караульной службе сказано: проходящих через ворота проверять, о подозрительных докладывать, злоумышленников задерживать. А гонять бродяг - не наше дело. Устав древний, подлинный, можете ознакомиться. Утверждён ещё в те годы, когда Властитель Земель здесь пребывал!
Младший советник своей властью объявил бродяг подозрительными и велел первого же, кто попадётся, доставить в Конопляную усадьбу для выяснений. Вот их на следующий день и доставили - целых четверых, в сопровождении лично начальника охраны.
С виду - бродяги как бродяги, трое мужчин, одна женщина. У всех головы бритые, но уже несколько обросшие. У всех - монашеские имена и у одного даже грамота есть - о том, что он от сана отрешён за нарушение устава. Все дружно утверждают, что не могут удалиться от святынь Южного города. По крайней мере дальше городских ворот. Ибо даже собака, если шляется она возле храма, воспринимает благое влияние Закона и в будущей жизни возродится не менее чем коровой! А потом, может, и человеком…
- А как насчёт дурного влияния демона? - полюбопытствовал Намма.
Расстриги заверили: таковому они всячески противятся.
- Разве похоже, господин мой, что я впадаю в гнев? Вот схватили меня ни за что ни про что, скрутили, к вам доставили - а я разве возмущаюсь? Кроток, как олень!
Младшего советника передёрнуло. Но он продолжил допрос. Слышали демона все четверо, видела - только женщина. Ражий, говорит, действительно с лютней под мышкой, лицом жуток, а улыбкою обольстителен. Она ахнула, а демон ей подмигнул и скрылся из глаз. Лютню она толком не разглядела, но по тому, что заметила, выходит - не та.
- Мы, сударь, неустанно возносим молитвы, чтобы от того демона не воспоследовало никакого вреда!
- А он ни с кем из вас не заговаривал?
- Нет, - качает головой один из бродяг. - Да что проку, если б и заговорил? Он ведь, сударь, про всему выходит - не здешний демон, не Облачный! А по-индийски мы не понимаем - скудны учёностью!
- Погоди. А почему - по-индийски?
- Так ведь говорят, он прибыл-то из самой Индии! Дабы из храмов Южного города похитить останки Просветлённого - из-под всех семи башен!
В каждом храме есть своя башня. Под каждой башней заложен прах от костра Просветлённого, в древности доставленный в Облачную страну из Кудары, из Китая, из других дальних краёв.
- Ибо рек Просветлённый: да будет тело моё покоиться всюду, где я и ученики мои находили и находим пристанище! Тогда не пресечётся мой Закон в мире! - объявляет бродяга. - А демону же завидно, что Просветлённого всюду почитают, а его - нет. Вот он и пакостит.
Стражник Нандаймон с сомнением качает головою:
- Осмелюсь заметить: ни одной башни демон пока не своротил.
- Да что ты понимаешь! Он уж если посягнёт на святыни - то чудесным, незримым образом! Мы если и заметим пропажу - то только когда весь Южный город и вся страна окончательно придут в упадок!
- Так. Прекратить эти разговоры, - распорядился младший советник. А про себя взмолился всем богам Облачной страны и Просветлённому с его сподвижниками: да не придётся мне никогда искать эти краденые останки! Весь святой прах, по зёрнышку…
Сделав бродягам внушение, велел им убираться с глаз долой, а Нандаймону - остаться.
- Устав уставом, но поскольку вскоре в город должен прибыть Властитель Земель - будет дополнительное распоряжение. Бродяг от ворот отныне гонять. Всюду, где возможно, поставить надёжные запоры. И смотреть в оба.
- То есть ты, господин, тоже предуготовляешь высочайшее посещение? Рады стараться - но надо согласовать с Буревым господином. По этой части он сейчас распоряжается.
- Об этом не беспокойся и выполняй. Сам-то ты демона видел?
Стражник хмурится:
- Похоже, да.
- И каков он?
Тот зябко передёргивает плечами:
- Как сказать… Мёртвый.
- То есть как?
- Ну, на мертвеца похож. Давнего. Без рогов, без хвоста, человекоподобен - но взор и впрямь… неласковый.
- Так. А лютню ты у него видел?
- Лютни не видел. Хотя могла бы быть.
- А это что значит?
- Да он играл в своё время. Когда жив был. В смысле, в прошлой жизни.
Намма насторожился:
- То есть ты знаешь - кто это? Кем был в прошлой жизни?
Нандаймон поводит плечами под казённым платьем:
- Похоже, знал я его. Монах-расстрига, много лет назад изгнан из Южного города. Хороший был музыкант, а человек - дрянной.
Так. Что-то знакомое.
- А как его имя?
- Тогда звался Авабо, а как теперь - кто ж ведает?
- Из какой он семьи был, не знаешь?
Стражник неожиданно ухмыляется:
- Так в том и дело, что тут о семье и говорить неудобно. Из монашеской. Его тогда от сана и отрешили, когда у нас с этим пороком, женатыми монахами и их потомством, бороться начали. Правда же, не дело: и обет явно нарушался, и отцы своих детей на тёплые храмовые места пристраивали… Ныне это зло у нас искоренено.
- А когда проводилось это… искоренение?
- Да уж лет пятнадцать назад. Когда была большая борьба за очищение нравов. Скрывать не буду, господин мой - я сам, хоть и не монах, до той поры вёл непутёвую жизнь. Но внял, одумался и ныне служу Государю.
- Понятно, - кивает младший советник. - И кому именно ты внял?
- Заповедям закона, конечно. А лично - господину Юиме. Он многих наставил на праведный путь.
13. Тайна за тайну
Вообще Нандаймон был прав: согласовать с господином Араси меры по подготовке города к посещению Властителя Земель было бы не лишним. Хуже нет, когда два ведомства выполняют одну задачу врозь и путаются друг у друга под ногами. Беда только в том, что соответствующего поручения из Столицы у младшего советника нет. Зато есть родство с Конопляным домом и умение делать значительный вид.
У дворцовых ворот Намма попросил почтительно доложить о его прибытии - но напрасно: здесь Буревого господина не оказалось. Впрочем, кажется, охрану и челядь в Южном городе он уже несколько утомил, так что чиновнику Полотняного приказа, любопытствующему перемещениями господина посланника, охотно сообщили: сейчас тот изволил отправиться осматривать храм Проникновенного Учения. Каковой, как выяснилось, тоже пребывает в бедственном состоянии.
Внешне это не слишком заметно. Но, видимо, по примеру Расцветшего Закона все обители поспешили обратиться за вспомоществованием к властям и прихожанам. Господин Араси беседует со старшими монахами в храмовом саду, на берегу пруда. Всё в саду, как положено, знаменует что-нибудь многозначительное. Вот эти два склонённые навстречу друг к другу куста, видимо, обозначают Возникновение и Уничтожение, а те три стоячих камня - Просветлённого со спутниками. У Просветлённого в голове почему-то зияет отверстие неправильных, но изящных очертаний; почему - младший советник задумываться уже не стал. И среди всех этих знаков беззастенчиво бродят олени. Жуют, фыркают, иногда наступают на длинный хвост пышного одеяния Буревого господина. Вообще нелёгкая задача - передвигаться в таком облачении не по гладким половицам дворца, а по каменным дорожкам; но посланник, кажется, здесь всюду ходит в самом торжественном обличии - по крайней мере, Намма пока иного не видел.
На такое одеяние уходит никак не меньше двухсот локтей тканей разной выделки. И, между прочим, вот среди таких полостей и складок вполне можно было бы незаметно пронести лютню…
Закончив с монахами, посланник даёт Намме знак приблизиться. Господин зрелых лет, крупный, по-прежнему красив и осанист. С мягкими складками платья и плавным обводом черт странно сочетается голос - поистине громовой.
Обменялись приветствиями. Грамот и печатей не предъявляют, всё выражают повадкой: один - я представляю здесь Властителя Земель, другой - я выполняю его же тайное задание. Младший советник доложил о распоряжениях, которые осмелился отдать охране ворот, не известивши предварительно посланника. Буревой господин сие одобрил и выразил сожаление о множественности бродяг и расстриг в Южном городе.
- Надо бы их удалить. Временно. Дабы не омрачали взоров.
Намма посмел вслух удивиться тому, сколь многие храмы здесь бедствуют - при том что исправно получают дары из Дворца. Посланник выразил сомнение в том, все ли здешние настоятели блюдут обет избегания лжи. Кажется, достигли взаимопонимания.
Младший советник осторожно осведомился, изволил ли уже господин посланник удостовериться в благополучии Государевой сокровищницы. Тот без промедления ответствовал:
- Да. Там тоже поспешают привести всё в должный вид. Считаю - в сроки уложатся. Вспомоществований не просят. Что утешительно - ибо если бы уже и в сокровищнице не хватало средств…
То есть о пропаже он или не знает, или не желает знать.
- А по вашей части как дело продвигается? Много ли выявлено злоумышленников и смутьянов?
- Я бы сказал, что в целом в Южном городе смятенные слухи преобладают над мятежными умыслами. Обитатели трепещут.
- Это правильно.
- Осмелюсь молвить, некоторые из распространившихся слухов представляются мне нежелательными. В частности - относящиеся к духам и демонам, особенно неуместные в столь святом месте.
Буревой господин неожиданно складывает веер, которым помавал всё это время, и, кажется, смотрит пристальнее:
- Речь идёт о духах усопших?
- Возможно. Проверяю.
Посланник задумывается. Потом, отмахнувшись от особенно настырного оленя, говорит внушительно:
- Подобная проверка должна быть произведена с особой тщательностью. И - с осторожностью! Прошу об этом помнить.
Намма кланяется. Буревой господин деловито спрашивает:
- Кто из жрецов вам помогает по этой части?
Младший советник ответствует:
- Я с родичами прибыл в Южный город на поклонение в родовое святилище. В Конопляной усадьбе, насколько я знаю, сейчас нет никого, кто нёс бы жреческое служение. Однако не сомневаюсь, что Обрядовая палата приняла необходимые меры, и не оповещая об этом.
Араси задумчиво кивает:
- Сыщик Полотняного приказа пребывает в паломничестве. Служащие Обрядовой палаты ведут тайный сыск… Всё как обычно. Прошу, однако, ставить меня в известность о дальнейших открытиях.
Уже удаляясь, Намма сообразил: Буревой господин - потомок Государей; скорее всего, он и сам имеет чутьё на чудеса. Если бы он пошёл на сотрудничество - многое удалось бы понять уже сегодня. Но, кажется, посланник хотя и изволил пару раз пошутить, но сыщика пока держит на отдалении.
Младший советник вернулся в усадьбу, подкрепился. Дети ведут себя подозрительно смиренно. Намма сложил в мешок обломки лютни, обнаруженные в воротах, вручил мешок Урасаке и вместе с ним двинулся в храм Великого Мира.
Досточтимый Тэмборин принял его по-прежнему приветливо. Поговорили об искусстве Мёэна, о просвещении дикарей. Потом Намма спросил, не попробует ли наставник опознать обломки.
Тэмборин осмотрел их печально, но слёз не пролил. Поскрёб ногтем, постучал и прислушался. Попробовал сложить как было - некоторых частей не нашлось. Наконец, заключил:
- Эта снасть сделана не у нас. Скорее всего, где-то в Озёрном краю. Знака мастера, увы, не сохранилось. Или - и вовсе не было.
- А что-нибудь ещё о ней можно сейчас сказать? Или о том, кто на ней играл?
- Играл один человек по крайней мере несколько лет. Думаю, лютня ему скорее подходила. Но резали её не на заказ, не именно под этого музыканта. Им пришлось приноравливаться друг к другу.
- Что с нею, собственно, случилось?
- Разбилась, - спокойно сказал монах. - Не думаю, что кто-то сделал это намеренно. Скорее всего - при падении с высоты. Тот, кто на ней играл, тоже погиб?
- Если бы знать, досточтимый. Один из свидетелей утверждает, что да. Много лет назад.
- Это едва ли. Почти уверен, что нынешней весною эта лютня была ещё жива. И не лежала заброшенная.
Младший советник задумчиво смотрит на обломки. Говорит:
- Я могу сказать, где её обнаружил. В Южных воротах, там, где по словам местных жителей обитает демон-музыкант.
Старик улыбается, качает головою:
- Демоны не бывают музыкантами. Их судьба - приводить мир к раздору, а не упорядочивать. Так что всё это - пустые россказни необразованной толпы.
- Но я сам слышал, наставник, как кто-то играл на воротах. Хорошо играл, насколько я смею оценивать. И потом исчез бесследно.
Тэмборин смотрит на чиновника с сочувствием:
- Пустые россказни могут даже живой и ясный ум направить на неверную дорогу.
- Лестно слышать, - ворчит Намма. - И всё же я не думаю, что мои уши меня обманули. Другой вопрос - не обманул ли свидетель. Старший охранник ворот, кажется, считает, что это дух усопшего. Монаха-расстриги, монашеского сына, отправленного в изгнание полтора десятка лет назад. По имени Авабо.
Досточтимый опускает глаза и, помолчав, неожиданно спрашивает:
- Старший охранник - это Нандаймон? Этого человека мучают его собственные страхи. Сказал бы - мучает совесть, но не у всех таковая есть.
- Я так и понял, что он был причастен то ли к гибели, то ли к обличению этого Авабо. Осмелюсь спросить о подробностях, - настойчиво говорит младший советник.
- Что ж. Не следует злословить о других - но ещё хуже умалчивать при этом о собственных ошибках. Ты ведь жил в Южном городе. Ты помнишь, что произошло здесь пятнадцать лет назад?
- К сожалению, явно недостаточно. Я тогда был озабочен школярскими делами, будущей службой, сердцем уже спешил в Срединную столицу….
- Мирские власти взяли за образец Китай и Индию - в худшую их пору. Решили устроить гонения на храмы под благим предлогом: выявить нерадивых монахов, которых община будто бы не хочет или не может призвать к порядку. Размах был не таков, как за морем, но кое в чём они преуспели. Грязное - показали, чистое - замарали. У моего ученика, Авабо, нашли драгоценную грамоту. Свиток из Государевой сокровищницы, «Наставления о пяти звуках».
- Краденый?
- Получилось, что так. Авабо допросили, он честно признался: сокровищницы он не грабил, свиток выиграл в «двойные шестёрки». Игра сама по себе запретная для монахов…
- Но если игра шла на ставки, то и твой ученик должен был что-то поставить? Откуда у монаха средства? Тем более - такие?
- Храмовый служитель может поставить на кон пропитание своих собратьев. Может попытаться проиграть ценную курильницу, светильник или ещё что-нибудь из утвари. Случается, на кон ставят и молитвы - свои или старших монахов, которых игрок обещает уговорить. Но мой ученик поступил ещё хуже.
Тэмборин вздохнул, умолк. Младший советник его не торопит. Дождался продолжения:
- Есть несколько напевов, которые издревле передаются тайно, только посвящённым. Я имел глупость одному из таких напевов обучить Авабо. Его он и поставил на кон.
По крайней мере, ставки выглядят равноценными. Музыка - за музыку, тайна - за тайну.
- Его признанию не поверили, - качает головою досточтимый. - Спросили - с кем играл. Авабо назвал одного городского игрока, который «шестёрками» и жил. Тот, конечно, всё отрицал. Господин Дозорный, лично руководивший следствием, велел этого малого призвать: «Коли говоришь, что ты свиток выиграл - попробуй выиграть у этого человека хоть один раз из десяти!» Мой ученик согласился - и проиграл все десять раз кряду. Тут, думаю, он и понял, что и свиток выиграл только с соизволения своего соперника.
- Иначе говоря - парня одурачили? Его противник играл наверняка?
- Это не снимает с него вины. Он нарушил устав. Он собирался открыть тайну постороннему, ежели проиграет. Он обманул своего наставника. И опозорил всю обитель.
- Что с ним сделали?
- Он не стал дожидаться кары, бежал. Сана, конечно, лишили. Поговаривали, что утопился, но я так не думаю. Однако больше о нём не слышал.
- А что было дальше?
- Всё продолжалось в том же духе, только уже по другим храмам. Тогдашний блюститель сокровищницы отправил своего заместителя в отставку, взял другого человека. А с недавних пор эту должность занимает зять Дозорного господина. Игрок раскаялся, отрёкся от неправедной наживы и поступил в охрану. Сейчас известен как Нандаймон. Говорят, неплохой стражник, а главное, предан начальству. А я стал подыскивать учеников разборчивее. И, как уже говорил, такого одарённого больше не нашёл.
Младший советник задумался. Потом уточнил:
- Верно ли я понял, что сам ты, наставник, не слышал этого лютниста на Южных воротах?
- Верно. Я вообще сейчас редко покидаю обитель.
- Тогда я предложил бы сегодня после заката отправиться туда со мною. Может быть, услышим. И кто знает, не удастся ли тебе увещевать его - кто бы он ни был.
Монах щурится, молчит. Потом отвечает:
- Почему бы и нет? Следует бороться с вредными суевериями.
(Продолжение будет)