Нарисованные тончайшей кистью
«…животные делятся на а) принадлежащих Императору, б) набальзамированных, в) прирученных, г) сосунков, д) сирен, е) сказочных, ж) отдельных собак, з) включенных в эту классификацию, и) бегающих как сумасшедшие, к) бесчисленных, л) нарисованных тончайшей кистью из верблюжьей шерсти, м) прочих, н) разбивших цветочную вазу, о) похожих издали на мух.»
«Небесная империя благодетельных знаний» по Борхесу
Среди кабукинских зверей есть совершенно особая разновидность - это нарисованные животные, оживающие по ходу действия. Из западных сюжетов ближе всего история Пигмалиона (у неё есть очень близкий японский извод, о котором мы расскажем позже), но в Кабуки этот мотив, скорее всего, пришёл из китайских сказок и повестей через кукольный театр.
Гравюра Тоёхара Кунитика
1. Тигр уходит в картину
Первым его использовал уже не раз упоминавшийся нами драматург Тикамацу Мондзаэмон Первый в пьесе «Благовония куртизанки против злых духов» (傾城反魂香 «Кэйсэй хангонко:», в кукольном театре поставлена в 1708 году, лет через десять переделана для Кабуки). Это довольно сложная и громоздкая история, включающая и трогательные переживания юных влюблённых, и изрядный кусок распри между Бандзаэмоном и Сандзой, и, главное, взаимоотношения между соперничающими живописцами (раньше таких сюжетов в театре не бывало). Сцена из третьего действия с «живой картиной» имела такой успех, что последние двести с лишним лет её часто ставят как отдельный спектакль под заглавием «Матахэй-заика» (吃又, «Домо Мата»).
Заглавный герой, уже не очень молодой художник Матахэй - ученик бывшего придворного живописца, Тоса Сё:гэна Мицунобу, знаменитого мастера школы Тоса土佐. Эта школа живописи, как считается, берёт начало ещё в XIV в., к ней принадлежали придворные живописцы сёгунов династии Асикага, а ко времени Тикамацу она уже заняла место почтенной классики. Художники школы Тоса использовали и японские, и китайские сюжеты - что будет иметь для нас значение.
Матахэй находится в обучении уже не один год и очень хочет, чтобы ему было присвоено право добавить к своему имени название школы Тоса - то есть чтобы и его признали настоящим мастером. Наставник же не торопится оказать ему эту честь - у него есть другой, любимый ученик, по имени Сю:риносукэ. В нашей сцене Матахэй в очередной раз приходит к Мицунобу со всё той же просьбой; он очень стесняется своего заикания, и на всякий случай его сопровождает жена Отоку - в качестве «переводчика». Старый художник живёт на опушке леса в благородном уединении (если не считать толпы учеников).
Неожиданно навстречу нашим героям выбегает несколько перепуганных крестьян, кричащих, что за ними гонится страшный тигр. «Вот простаки! - смеётся Мицунобу. - Не кошку ли они приняли за тигра - ведь настоящих тигров у нас в Японии не водится!» Но ему становится не до смеха, когда тигр действительно появляется - самый настоящий, точно такой, какими рисуют материковых зверей на картинах школы Тоса! Конечно, зоркий Мицунобу сразу это замечает и зовёт Сю:риносукэ: «Бери кисть и тушь и нарисуй немедленно тигра - если он получится у тебя таким, будто вот-вот оживёт, и этот зверь не останется равнодушным!» Юноша выполняет задание на «отлично»: ревущий тигр одним прыжком бросается на картину и сливается с рисунком (в других, более простых постановках - просто исчезает, как только рисунок закончен). Мицунобу одобрительно кивает: «Иногда случается, что изображения удирают со старинных картин; единственный способ вернуть их обратно - нарисовать их вновь, и обязательно не хуже, чем это делали старые мастера! Молодец, Сю:риносукэ; не могу не признать - ты достоин зваться настоящим мастером Тоса и присоединить к своему имени название школы!»
Гравюра Тоёкуни Третьего
Матахэй полностью раздавлен: ведь он справился бы с заданием не хуже, а Сю:риносукэ даже моложе его - почему же наставник не испытал его, Матахэя?
В тот же день на Матахэя сваливается ещё одно унижение. Приходят дурные вести о том, что ещё один из учеников, Мотонобу, вместе со своей возлюбленной попал в беду и оказался в руках врагов (запомним этот мотив - он встретится ещё в одной пьесе про оживающие картины!). Мицунобу приказывает Сю:риносукэ собрать отряд учеников и повести их на выручку товарищу; Матахэй умоляет включить и его в эту спасательную команду, но получает резкий отказ: такой неудачник, как он, только повредит делу!
Старый живописец удаляется в дом, отряд уходит спасать злополучного Мотонобу - на сцене остаются только отчаявшийся Матахэй со своей верной женою. Теперь уже ясно, что его мечты никогда не сбудутся, и Матахэй разражается горькими сетованиями. Отоку тоже мрачна, но, как и в предыдущих сценах, куда более решительна. «После такого позора тебе только и остаётся, что покончить с собою - и мне, разумеется, тоже! - заявляет она. - Предсмертных стихов мы слагать не будем, но, надеюсь, ты не настолько пал духом, чтобы не нарисовать предсмертную картину, собственный портрет - пусть останется на память твоему суровому наставнику!» Она подаёт мужу кисть и тушь, оставленные Сю:риносукэ.
Гравюра Тоёкуни Третьего. Тут каменный чан - высокий, узкий и круглый.
Идти в дом за шёлком или бумагой Матахэй не решается, да и обижен он на наставника - так что рисует прямо на стенке большого каменного чана для сбора дождевой воды, который стоит тут же у крыльца. И делает это с таким пылом и мрачным вдохновением, что тушь словно сама просачивается сквозь камень - и на другой стороне чана проступает точно такой же рисунок.
В современных постановках чан обычно квадратный - что, конечно, удобнее для художника.
И Отоку, и сам Матахэй поражены: в Китае, у тамошних великих живописцев, этакие чудеса случались, но в Японии - впервые! А на крыльце показывается довольный Мицунобу. «Радостный сегодня день! - говорит он, улыбаясь. - Что Сю:риносукэ отличился - это для меня не неожиданность; но как я рад, что и ты, Матахэй, наконец-то научился вкладывать в рисунок подлинное чувство, а не только мастерство, как все эти годы! Вот так всегда и работай отныне - иначе опозоришь имя школы Тоса, которое отныне достоин присоединить к собственному!»
Супруги на гравюре Утагавы Куникадзу
Они же на сцене
2. Золотой павильон, гидравлика и мыши
После постановки пьесы Тикамацу прошло полвека. С его лёгкой руки Кабуки всё чаще заимствует пьесы из кукольного театра и подгоняет под свои сценические условия, зачастую приходится основательно резать и кроить, причём очень спешно. Приключенческая пьеса «Записки о вере и обряде храма Гион» (祇園祭礼信仰記, «Гион сайрэй синко:ки», авторы - Асада Иттё, Накамура Акэи, Мицу Номико и Тоётакэ О:рицу), поставленная в кукольном театре на исходе 1758 года, уже через месяц шла в Кабуки сразу в двух театрах. Сюжет там сложный и запутанный, и сейчас в Кабуки ставят только самое эффектное, четвёртое действие, без начала и конца, под названием «Золотой павильон» (金閣寺, «Кинкакудзи»). Вот что там происходит.
Перед зрителем - киотоский Золотой павильон, Кинкакудзи, знаменитейшее архитектурное сооружение рубежа XIV-XV вв. Задумал его сёгун Асикага Ёсимицу, а завершил его сын в память об отце; нижний уровень этого павильона выдержан в стиле старых столичных дворцов, средний следует образцам воинского зодчества, а верхний представляет собой храм для созерцательных упражнений; тем самым показано, что Асикага объединяют в своих руках все три власти средневековой Японии: они и государевы чиновники-кугэ, и воины-букэ, а под старость и монахи, дзикэ. Декорация подчёркивает прежде всего великолепие стенных росписей павильона - клубящиеся облака, изогнутые сосны, резвящиеся тигры… А посреди павильона восседает главный злодей, мятежник по имени Мацунага Дайдзэн (его прпототип - Мацунага Хисахидэ; действие якобы происходит во времена гражданских войн XVI века, хотя ни о какой историчности, конечно, и речи нету). Он уже убил законного сёгуна, а сёгунскую матушку пленил и держит взаперти здесь же, на верхнем, храмовом ярусе. Дайдзэн - блестящий игрок в го, по собственному убеждению - лучший на свете. Насчёт своих полководческих талантов он не столь уверен, несмотря на сопутствующую ему удачу, и ищет себе военного советника - тоже желательно лучшего в мире.
Свои услуги в этом качестве ему предлагает воин-перебежчик То:кити, и Дайдзэн решает испытать его за игрой в го - ничто лучше не может выявить таланты стратега! К своему великому изумлению (и некоторому раздражению), Дайдзэн проигрывает. Тогда он предлагает новое испытание: «Вот я бросаю лаковую чашу в глубокий колодец, а ты изволь добыть её обратно, не замочив рук!» Но То:кити, как выясняется, ещё и искусный инженер: по бамбуковым и железным трубам он подводит к колодцу воду из ближайшего водопада, уровень воды поднимается, колодец переполняется - и чаша всплывает. То:кити бережно берёт её за край, не замочив рук, и почтительно подаёт Дайдзэну на перевёрнутой доске для игры в го - «Надеюсь так же преподнести господину голову его злейшего врага!» Злодей впечатлён - кажется, это как раз тот человек, какого он искал!
Помимо прочих, Дайдзэн захватил в плен и княжну Юки с мужем, которые забрели сюда в поисках пропавшего волшебного меча, способного вызывать драконов. Между прочем, Юки появляется между делом и в «Благовониях куртизанки против злых духов», будучи внучкой и дочерью знаменитых живописцев. Она - красавица и сама отличная художница. Оба эти её качества не дают Дайдзэну покоя: злодей требует, чтобы княжна, во-первых, стала его наложницей, а во-вторых, расписала потолок павильона, изобразив там извивающегося дракона со всем своим прославленным мастерством. Княжна, однако, отказывается наотрез: «Я верная жена, люблю своего супруга и не собираюсь ему изменять - тем более с человеком, загубившим нашего господина, сёгуна! Что до моих художественных талантов, молва их сильно преувеличивает - по-настоящему великим живописцем был мой дед, я лишь перерисовываю его работы. Если бы у меня был с собою хотя бы его заветный свиток - картина с изображением дракона, передающаяся как сокровище в нашей семье, я постаралась бы скопировать её и расписать павильон достойно; но увы, свиток пропал! А сама я не способна нарисовать ничего подобного…» - «Ну, дракона ты нарисуешь с натуры!»- усмехается Дайдзэн, обнажает меч и простирает его над водопадом. И в струях воды действительно появляется образ дракона - это тот самый меч, который княжна с мужем искали! «Так это тот волшебный клинок, который принадлежал моему отцу и был похищен его убийцей! - восклицает княжна, - И теперь я знаю, от чьей руки погиб батюшка! Могу ли я сотрудничать с человеком, которому по совести обязана мстить?» - «Это всё пустые отговорки! - гневается Дайдзэн. - Ты любишь мужа? Но он тоже в моих руках; вот ужо я велю подвесить его на верёвке в этом колодце - тогда ты сама по доброй воле пойдёшь ко мне на ложе, чтобы спасти его от смерти. Вода-то поднимается…» Юки в отчаянии пытается выхватить меч из-за пояса своего мучителя и заколоться, но Дайдзэн легко обезоруживает её и приходит в ещё большую ярость: «Привязать её к этому вот вишнёвому дереву - и пусть смотрит, не в силах уклониться, как я казню её мужа у неё на глазах!» Воины исполняют приказ, привязывают княжну к вишне (правда, помогающий им То:кити принимает меры, чтобы оставить ей хоть какую-то свободу движений), приводят её мужа для предсмертного прощания, а потом оставляют её в одиночестве - пусть среди красиво осыпающихся вишнёвых лепестков прочувствует бренность всего живого…
То:кити, злодей Дайдзэн и связанная Юки. В середине - опрокинутая игральная доска ножками кверху и лаковая чаша на ней. Гравюра Тоёхара Кунитика
Так и Мотонобу со своей возлюбленной в пьесе Тикамацу попадали в руки врагов - и зрителю стоит вспомнить именно их…
Потому что тем временем Юки, которая на самом деле столь же талантлива, сколь и её дед, незаметно рисует пальцем ноги (в других постановках - ухватив пальцами ноги опавшую веточку) на земле меж корней вишни мышку, другую, третью… И так рисует, что мыши оживают, перегрызают её путы и освобождают женщину. В некоторых постановках зрители понимают это из её слов и жестов - сами мышки слишком маленькие, чтобы их было видно; в других мышки - кукольные, и рабочие сцены управляют ими с помощью длинных жердей.
Княжна пробует бежать; брат Дайдзэна, всё это время сперва с удовольствием, а потом с изумлением следивший за нею из укрытия, бросается ей наперерез. И падает с метательным кинжалом в груди. Это То:кити своевременно пришёл на помощь княжне; теперь он признаётся ей, что он - вовсе не перебежчик, а лазутчик Ода Нобунаги (в пьесе - Харунаги). На самом деле это не кто иной, как Масиба Хисаёси (то есть исторический Тоётоми Хидэёси), проникший в стан врага, чтобы освободить матушку сёгуна и уничтожить мятежного Дайдзэна. Что ему и предстоит совершить в следующем, заключительном действии «Записок о вере…» - но нынешние кабукинские постановки обычно заканчиваются этим заявлением о намерениях, сама победа положительных героев и крушение Дайдзэна показываются редко.
(Окончание будет)