Ещё одна книжка в виде первого выпуска без последующих - впрочем, этих последующих по-русски так и не вышло. Но и имеющееся оказалось весьма любопытным.
Бек де Фукьер Л. Игры древних: Описание, происхождение и отношение их к религии, истории, искусствам и нравам, с гравюрами по антикам. \ Переведено со второго франц. Издания (1873 г.) под редакциею, с примечаниями и с предисловием А.А.Иванова. Вып. 1. Киев, 1877
Луи Бек де Фукьер, историк, издатель и прочая и прочая, работу и впрямь провёл большую и источники перекопал и текстовые, и изобразительные, не говоря о научных работах немногочисленных предшественников. В первый выпуск вошли разделы про детские игры и игрушки, девичьи игры (самого разного вида), «подражательные», т.е. в основном ролевые, затем «игры с гонкой и увёртливостью», игры, упражняющие силу и ловкость (от борьбы до пристенка) и, наконец, забавы с животными - от майских жуков на верёвочках до петушиных боёв. Систематизация довольно спорная, но по-своему последовательная.
Но, помимо автора и его источников, в книге присутствует и переводчик - и это присутствие наиболее заметно. А.Иванов, гимназический учитель классических языков и автор «Научной латинской грамматики сравнительно с греческою и славянскою», снабдил нашу книжку обширным предисловием, обосновывающим права переводчика на исправления и дополнения авторского текста. (Есть ещё длинное посвящение на четыре страницы и «Добавка к предисловию»). Исправления в основном неудивительные: в применении к греческим мифам французских Юпитеров и Венер всюду заменяют на Зевсов и Афродит и т.п. Дополнения и возражения автору вынесены в примечания (иные - тоже по нескольку страниц).
Но в основном предисловие посвящено проблемам перевода и особенно транскрипции.
«Слова Греков и Римлян у нас уродуются каждым, на свой лад и по своему капризу, по истине немилосердно и по истине неприлично и для истязателей и для народа, в котором совершаются такия невежественныя безобразия (например, базис, баз и база вместо единственно правильной формы бась = basi-s; сравн. vпостась). Часто истязания производятся в силу привычки, но нередко нельзя привести для них никакого извинения, ибо делаются даже наперекор обычаю…» Иванов объявляет порочным обыкновениям и причудам войну и всю транскрипцию выстраивает по строгой и последовательной системе с минимумом исключений ( «В некоторых случаях пишу, хоть и с отвращением, безобразные, но слишком укоренившиеся формы, как напр. Гермес, Зевс (только уж никак не Зевес); тоже должно сказать и об обруселых словах, напр. Театр вм. «Θеатро»). Особенно в итоге бросается в глаза обилие ижиц: через ижицу почему-то написан даже немец Краузе (как «Краvзе»), ничем подобного не заслуживший. Так что для пущей выразительности и мы ижицу в цитатах сохраним, хотя фитою и пренебрежём. Зато во всех греческих и латинских терминах и именах собственных проставлены ударения (точные, но зачастую непривычные для читателей переводов Гнедича и Жуковского), что приятно.
Стиль и автора, и переводчика по-своему очарователен, так что далее картинки будем перемежать цитатами.
«Те читатели, которых могли бы на первый раз испугать слова греческия, коими усеяна наша книга, могут пронести свои взгляды мимо скобок и содержащихся между ними слов: от этого наш рассказ не потеряет ясности; мы просим смотреть на них только как на неопровержимых свидетелей скрупулёзной точности, которую, за неимением, может быть, других достоинств, мы вменили себе в неизменный закон» (из Предисловия автора).
Начинается обзор с младенческих и детских игр и забав: «И вот мир, умаляя свои размеры для этого, с безсильными ручонками ребёнка и подделываясь под его рост, отдаётся ему, с людьми и вещами, в виде игрушек. И если дети всех времён похожи друг на друга, то похожи также во все эпохи и предметы их забавы, их гремушки, трещотки, игрушки всех видов, деревянныя. Глиняныя и восковыя куклы, за исключением искусства, которое кладёт свою печать на самыя незначительныя вещи.
А отцы? Неужели эти древние, поражающие нас с высоты своих пьедесталов в образе холодных мраморных статуй, были совсем непохожи на теперешних отцов?» Похожи, ох, похожи, - и АгесИлай носит своих чад на закорках, подобно Генрику IV… «Идеал древних совершенно пластичен: они старались казаться мраморными, хотя были из плоти и крови, как и мы. Все эти полководцы, поэты, ораторы, философы, учившиеся жить для того, чтобы научиться умирать, были в то же время отцами ласковыми, слабыми, нежными, словом, похожими на детей, которых они убаюкивали. И более чем вероятно, что далеко не один из них, по выходе из строгой Академии, не раз останавливался перед афинскими продавцами игрушек и прятал куклу под складки своего плаща, который носил с таким достоинством…»
«Стоит только пробежать Аристофана, отрывки греческих комиков и комедии Плаvта и Теренция, что в ту эпоху, когда семейство было построено на началах совершенно отличных от нынешних, вследствие причин, которые приводить здесь не место, дети покидались, а следовательно, и узнавались, очень часто, что и служило завязкою большей части комедий». (Примечание Иванова: «Когда дело противуестественное, несогласное с религиею и порицавшееся общественным мнением (см. Cherikles, II, 5), покидание детей не могло быть так часто, как думают. В Фивах оно было строго запрещено!»)
«Вот, в общих чертах, тvп болванчика, по крайней мере, болванчика грубого и ломкого, которому отбивали голову о стену, который валялся, как попало, где нибудь в углу, среди петушков, козочек, бычков и проч. И который бросали ради столь любимой римскими мальчуганами глиняной свистелки, имевшей вид какой-нибудь фигурки, в которую свистали сзади. Но у древних было нечто получше этих болванчиков \...\ , ибо у них была марионетка, этот маленький деревянный плясун, члены которого приводятся в движение посредством ниток. Платон, в своих Законах, сравнивает человека…» и т.д.
Вторая глава - это «Игры девиц»: «В первобытную эпоху, в эпоху свободной жизни, молодые девушки любили веселиться на лугах, на берегах моря и рек…» Танцы с хороводами, бег на перегонки, песни и свист… «Это свист, производимый между зубами и употреблявшийся в Сицилии пастухами для побуждения стад \...\ не надо долго путешествовать по Сицилии, чтобы услышать его. Ведь и теперь там всё-таки та же раса, с живым воображением, с болтливою речью, сопровождающая самыя мелкия действия многочисленными восклицаниями. Помню, что я сам слышал однажды этот характеристический посвист, спускаясь с развалин Таормина. Мы шли по крутой тропинке, извивавшейся по склонам горы и перерезанной многочисленными потоками; красивыя молодыя девушки, мало по малу приобретая смелость приблизиться к нам, спускались с горы, бегая и прыгая вокруг нас твёрдою поступью, как козы…» И свистали, и свистали…
Игру-песенку про «чере-черепаху» Бек де Фукьер смело сопоставляет с «Персами» Эсхила, ибо между ними «заметна близкая нравственная связь». Дальше идут (в основном в виде домыслов) игры в мифологических героев, раз уж истории о них «очень способны поразить воображение» дитяти. И в религиозные и бытовые обряды - например, в свадьбу: «Вот воспроизведение жизни с ея прелестной и счастливой стороны!»
И в весталок девицы, конечно, не могли не играть - раз уж во что-то похожее играют современные бретонки (следует подробное описание), то уж римлянкам-то сами боги велели, даром что свидетельств тому нет. «Но, может быть, - оговаривается автор, - мы забираемся довольно далеко за пределы достоверного /…/. С играми в мяч мы становимся на почву более твёрдую и более верную».
А игра в пять камешков (вроде нашей игры в корольки) даже подробно реконструируется по античному изображению.
Ну и, конечно, «Качели - одно из тех развлечений, которыя искони существовали и начала которых бесполезно доискиваться. Первая мать, повесившая на ветвях дерева, перед своей хижиной из листьев, колыбель новорожденного, была в то же время изобретательницей качели. Можно утверждать с вероятностью, что качели были в большой моде в Афинах».
Девичьи забавы заканчиваются любовными гаданиями, причём, «как читатель видит, влюблённые не питали безграничного доверия к оракулам». Но всё же верили в достаточной мере, чтобы и современные христианские барышни не брезговали гадать на ромашке или маргаритке. На этом суеверии автор прощается с женским полом и решительно переходит к мальчикам, юношам и мужчинам, а заодно - к «подражательным играм».
Начинается, конечно, с игры в царя и соответствующей геродотовской истории о юном Кире (а заодно - об «игре во власть», вроде фантов). За царём естественным образом следует судья: полезнейшая игра, все справедливые мужи в детстве ею увлекались. Так, «Между римскими императорами, Север, счастливый и ловкий солдат, имел в своём характере много твёрдости и непреклонности. Свой характер проявил он в юности склонностью, весьма рано развившейся в нём, произносить приговоры…» Дальше - игры в строителя, в мозаиста (а до кучи сюда же идут и все составные головоломки, вплоть до разрезной азбуки) , в лошадки. А раз ролевые игры в героев угодили в девичий раздел, то в подражательный включены и все варианты лабиринтов.
(Окончание будет)