Конференция по литературе (Лиссабон), 1988. Предъявы центральноевропейских писателей советским. Ч1
Нашла любопытный текст - свидетельство эпохи Перестройки. Тогда у нас начали бурно разоблачать сталинские репрессии, хвалить НЭП и даже дореволюционную буржуазию и дворян, стали критиковать социализм - не то, чтобы уж совсем, а, вроде, как отдельные недостатки. И сами себе люди казались очень смелыми и передовыми. А уж самые передовыми были прозападно ориентированные писатели. И вот их впервые послали за границу для свободной дискуссии.
Посмотрите, что из этого вышло.
https://pereulki.com/lissabonskaya-konferentsiya-po-literature-russkie-pisateli-i-pisateli-tsentralnoj-evropy-za-kruglym-stolom/
Публикуемый ниже текст является стенограммой выступлений писателей, приглашенных участвовать во Второй Уитлендской конференции по литературе (Лиссабон). Конференция была организована Уитлендским фондом (Нью-Йорк) в мае 1988 года и проходила под покровительством д-ра Мариу Соариша, Президента Португалии.
Цель конференций - собирать писателей разных стран для обсуждения общих и отдельных проблем, с которыми сталкиваются национальные литературы, прослеживать течения в каждой из этих культур, выявлять книги, имеющие значение для современного мира. Главная задача - содействовать международному культурному обмену. На практическом уровне цель этих конференций - способствовать появлению большего числа переводов произведений художественной литературы.
Вот список членов делегаций, представлявших русскую литературу и литературу стран Центральной Европы и выступавших на конференции:
Ян Блонский (Польша), Данило Киш (Югославия), Дердь Конрад (Венгрия), Чеслав Милош (Польша), Ян Юзеф Щепаньский (Польша), Вено Тауфер (Югославия);
Лев Аннинский, Иосиф Бродский, Сергей Довлатов, Анатолий Ким, Татьяна Толстая, Зиновий Зиник.
Заседание вел Майкл Скэммел (Великобритания). Кроме того, в дискуссии принимали участие: Роберто Калассо (Италия), Салман Рушди (Индия), Сюзан Зонтаг (США).
Начали советские писатели, и очень бодренько.<
Майкл Скэммел: Для участия в заседании, посвященном русской литературе, мы пригласили писателей не только выдающихся, но и представляющих разнообразие русской и советской литературной жизни.
Лев Аннинский: В этот последний день конференции я наконец начинаю понимать, о чем мы разговаривали все это время и в чем, собственно, заключался предмет нашего спора. Мы спрашиваем себя с некоторой долей неуверенности, существует ли мировая литература, существуют ли всеобщие ценности, существуют ли общечеловеческие ценности, поддающиеся сравнению или противопоставлению; мы задаемся вопросом, сопоставимы ли всеобщие ценности с местным, если не сказать провинциальным, образом Трудно выделить одну главную тему, вокруг которой сосредоточены все наши мысли и чувства. Если и есть такая тема, я бы сказал, что всех нас волнует вопрос, откуда, из какой почвы произросла тирания. Вопрос не только в том, плох или хорош был человек, возглавлявший всю эту пирамиду; вопрос в том, как вообще возникла подобная структура. Как и почему обычный человек, у которого есть душа, соглашается исполнять бесчеловечные приказы? Именно эта тема является сегодня приоритетной для нашей литературы.
Если попытаться сравнить эту тему с военной, то сталкиваешься с парадоксальной ситуацией: солдат, воевавший против фашизма в Восточной Европе, вернувшись домой, вписывается в сталинский режим; в этом вся драма и состоит, и нас она особенно волнует.
Анатолий Ким: Обсуждать проблемы одной страны или региона уже достаточно тяжело, но обсуждать проблемы разных стран, здесь представленных, за одним столом невероятно трудно. Поэтому я думаю, что интереснее было бы собрать несколько круглых столов, где мы могли бы в более узком кругу поговорить о наших новых идеях, о наших, так сказать, писательских секретах, о свежих концепциях и наших философских симпатиях и склонностях.
Я пришел к выводу, что любая политическая конфронтация является результатом свойственных людям недостатков. Человек обречен на всякого рода конфликты из-за несовершенства собственной натуры, и я как писатель обязан проливать на это свет. Проблемы экологии, постепенного уничтожения земли, проблема атомной войны - не идеологические проблемы. И не политические. Это проблемы, которые уходят корнями в свойства нашей натуры. Человек, по-видимому, обладает некими преступными наклонностями в отношении законов всеобщей гармонии, которым подчиняются как земля, так и люди, живущие на этой земле. Остальная часть вселенной живет в гармонии, тогда как мы исключили себя из общего мирового порядка. Мы считаем, что все принадлежит нам, и в этом кроется источник нашего поведения и наших законов развития. Полагаю, что главной задачей писателя является попытка разрешить эти проблемы.
Татьяна Толстая: Мое отношение к литературе радикальным образом отличается от того, что прозвучало в выступлениях моих коллег. Я рассматриваю литературу очень широко. То есть я хочу сказать, что важно абсолютно все: национальность, край, страна, в которой живешь, эмигрант ты или не-эмигрант, время, в которое живешь, то, что хочешь, то, что ищешь, - все это имеет значение. Мир писателя - поразительная вещь. Все мы часть различных кругов и систем. Мы дети. Мы граждане, мы родители. Все мы одновременно существуем в различных пластах реальности. В этой комнате всех нас объединяет одна особенность - каждый из нас имеет некий дар, большой или небольшой. Это призвание, и от того, как мы с ним обойдемся, зависит наша жизнь.
Вопрос о том, знают ли писатели друг друга, знакомы ли с творчеством друг друга, абсолютно закономерен. Я действительно хочу прочитать книги тех, кто сегодня здесь присутствует.
Любопытно, что Бродский здесь выступает как бы переводчиком, пытаясь объяснить писателем не из СССР, что хотели им сказать советские писатели. Зачем он выступал? Мне кажется, он хотел смягчить грядущий конфликт, о котором что-то знал.
Иосиф Бродский: Быть может, общая дискуссия невозможна, но в принципе, на базовом уровне, у нас есть общий знаменатель, и можно сказать, что этот общий уровень - гуманизм. Единственная причина, по которой мы представляем интерес для Запада, это судьба нашей страны. У нашей страны совершенно уникальный опыт. А именно то, как людей заставляли жить в самых стесненных обстоятельствах, какие только можно себе представить, босыми, голодными и так далее. Поэтому ожидается, что у людей, переживших все это, будет что сказать, сказать об этом их опыте, о том политическом опыте, который выпал на их долю. Мы можем презирать все это, но когда мы встречаемся с представителем другой культуры, мы обретаем язык для общения. Поэтому русская литература интересна именно тем, что она может рассказать нам об уникальном опыте, через который прошла русская нация, единственная в мире. На этом уровне было бы интересно поговорить, но в то же время обсуждать это невозможно.
Но миротворческие усилия Бродского оказались напрасными: атака началась. Советским писателям внезапно предъявляют за танки и за оккупацию. Типа, нам плевать. что вы там у себя обсуждаете, с чем боритесь - более всего вы виновны в том, что нас оккупировали. Но в Перестройку общественная мысль в СССР еще не дошла до разоблачений роли СССР во Второй мировой войне, как роли оккупанта, а не освободителя.
Дердь Конрад: У меня остается неприятное чувство, что коллеги из Советского Союза говорят о вечности, о космосе, о неважности советского военного присутствия. Более того, они заявляют, что танки - лишь незначительное ухудшение климатических условий. Я так не считаю. Я убежден, что ваше отношение в целом, ваши нравственные идеалы, ваша литература отражают тот факт, что вы слишком осторожно судите собственную действительность - в том смысле, что ваши танки вас словно не касаются. Но я уверен, рано или поздно вам придется столкнуться с той ролью, которую ваша страна играет в мире. И прежде всего вы должны подумать о той части мира, что к вам ближе всего, которая является частью Европы и не желает присутствия у себя ваших танков, но была бы рада видеть вас в качестве туристов или друзей, приезжающих погостить и уезжающих обратно к себе. Чтобы изменить климат в вашей стране, недостаточно, как я полагаю, говорить лишь о необходимости перестроить русское или советское прошлое; необходимо также пересмотреть имперскую политику России, как прошлую, так и нынешнюю. Что же касается Европы, то тут речь прежде всего должна идти об устранении советского присутствия, по крайней мере военного. Центральная Европа была действительно освобождена от нацистской оккупации Советской армией, но это произошло сорок три года назад, и каким-то образом эта аномальная, эта временная ситуация продлилась слишком долго. Военное положение, законы военного времени, все еще царящие у нас, должны все же кончиться в этом веке. Поэтому вопрос в том, хватит ли нашим русским коллегам моральной и гражданской ответственности, чтобы посмотреть в лицо этой проблеме. В девятнадцатом веке те же самые вопросы стояли перед русскими писателями, в частности такими, как Толстой и Достоевский. Их ответы были нечеткими. У Толстого чуть лучше, у Достоевского - совсем плохо.
Лев Аннинский: Дердь, человека, сидящего в танке, невозможно отделить от самого танка. Его нужно предупреждать заранее, чтобы он не влезал первым делом в танк. Я прекрасно помню, кто освободил вас от фашизма. Теперь же нам надо первым делом выяснить, как фашизм возник, тогда все мы сможем излечиться от этой заразы.
Бродский снова «переводит»
Иосиф Бродский: Вы удовлетворены ответом? Лев Аннинский хотел сказать, что слишком поздно рассуждать о морали, когда человек уже сидит в танке. И еще, что советские танки пришли в Европу, чтобы освободить ее от фашизма. Кроме того, Аннинский сказал, что надо исследовать причины, прежде чем говорить о следствиях. Ну, а теперь позвольте мне перевести ваше замечание Аннинскому. Конрад говорит, что освобождение Европы от фашизма имело место сорок три года назад, но спустя сорок три года танки все еще находятся в Европе. Почему? И как вы относитесь к присутствию советских танков в Европе через сорок три года после ее освобождения?
Лев Аннинский: До этого я старался вам объяснить, что мы как раз и пытаемся сейчас понять, почему человек принимает тоталитарный режим, почему он его поддерживает, почему этот тоталитарный режим в конечном итоге побеждает. Разумеется, писатель может протестовать против танков в Афганистане, как многие из нас протестовали против немецких танков под Сталинградом. Мы можем все участвовать в политических акциях протеста, но мир ждет от нас чего-то большего. Мир ждет от нас объяснения того, что творится в человеческой душе, того, почему человек принимает тоталитарный режим. В этом задача писателя. То, что предлагаете вы, должен делать любой нормальный человек, когда в его страну вторгаются танки. Присутствие в его стране чужих танков - трагедия для каждого нормального человека.
Татьяна Толстая: Если я правильно поняла, меня спрашивают, когда мы собираемся вывести наши танки из Центральной Европы. Так? Меня спрашивают, почему наши танки находятся там так долго? С тем же успехом на этот вопрос мог бы ответить кто угодно… Я могу только сказать: посмотрите на этот вопрос шире. Почему только сорок три года? Это совсем не долго. Сколько лет существовала Римская империя? Сколько лет существовала Византия? Сколько лет существовала Британская империя? Давайте попросим бывшие колонии Британской империи рассказать нам, как долго она существовала. Я хочу сказать, что то, о чем мы сейчас говорим, - история. А мы не историки, и мы не те, кому подчиняются танки. Мы писатели. И мы, как все нормальные люди, относимся к танкам совершенно определенным образом. Не думаю, что среди нас есть кто-нибудь, кто в принципе допустил бы убийство хоть одной живой души.
Дердь Конрад: Я не спрашивал, собираются ли Татьяна Толстая или Лев Аннинский выводить танки. Я спрашивал, осуждают ли русские интеллектуалы роль своей страны в мире.
Обратите внимание, как грубо этот Дердь Конрад отвечает совсем молодой тогда Татьяне Никитичне. Такое впечатление, что он всю советскую делегацию ненавидит. Интересно, за что? За подавление венгерского восстания 1956 года, в котором он участвовал? Но прошло уже 32 года с него. А Берлине он жил прекрасно. Немцев простил?
продолжение следует
В верхнее тематическое оглавление
Тематическое оглавление (Политика)