Книга «Марина Цветаева - Борис Бессарабов. Дневники Ольги Бессарабовой». Окончание.
Предыдущий пост
http://uborshizzza.livejournal.com/2746734.html
Марина Цветаева - Борису Бессарабову.
Москва, 15горусск<ого> февраля 1921 г., вторник
- День отъезда - Борюшка! - Сыночек мой!
Вы вернетесь! - Вы вернетесь потому что я не хочу без Вас, потому что скоро март - Весна - Москва - п<отому> ч<то> я ни с кем другим не хочу ходить в Нескучный сад, - Вы, я и Аля - п<отому> ч<то> в Н<ескучном> с<аду> есть аллея, откуда, виден, как солнце, купол Храма Спасителя, п<отому> ч<то> мне нужен Егорушка - и никто другой!
Б<орис> - Русский богатырь! - Да будет над Вами мое из¬вечное московское благословение. Вы первый богатырь в моем странноприимном дому.
- Люблю Вас. -
Тридцать встреч - почти что тридцать ночей! Никогда не забуду их: вечеров, ночей, утр, - сонной яви и бессонных снов - всё сон! - мы с Вами встретились не 1го русск<ого> янв<аря> 1921 г., а просто в 1ь,й день Руси, когда все были как Вы и как я!
Б<орис>, мы - порода, мы - неистребимы, есть еще такие: где-н<и>б<удь> в сибирской тайге второй Борис, где-н<и>-б<удь> у Каспия широкого - вторая М<арина>.
И все иксы-игреки, Ицки и Лейбы - в пейсах или в островерхих шапках со звездами - не осилят нас, Русь: Б<ориса> -М<арину>!
Мое солнышко!
Целую Вашу руку, такую же как мою. Мне не страшно ни заноз ни мозолей, - я просто не замечаю их! - Лишь бы рука держала перо, лишь бы рука держала такую руку, как Ваша!
Чуть вечереет. - Скоро Вы. - Скоро отъезд.
Заработают колёса. Вы будете улыбаться. И я улыбнусь - в ответ. Я не буду плакать. Я привыкла к разлуке. - Всё мое - при мне! И вся я - при Вас!
Дружочек, забудьте все наши нелепые выдумки, мои дурные сны, Ваш на них ответ.
Всё это - ересь. - Я не Вам верна, а себе, - это вернее. И верная себе, верна Вам, - ибо не Вы, не я, -Дух, Б<орис>! - Наш богатырский дых!
Никогда не забуду: темный бульвар, мой рассказ о Егории - скамейка - спящая Аля - раскинутые крылья шубы. (Где-то она?! Спаси ее Бог, равно как ее хозяина!)
Спасибо Вам, сыночек, за - когда-то - кусок мыла, за - когда-то - кусок хлеба, за - всегда! - любовь!
И за бумагу, Борюшка, и за тетрадочки, и за то, как их сшивали, и за то, как переписывали Ц<арь> Девицу, - и за то как будили и не будили меня! Спасибо за скрипящие шаги у двери, за ежевечернее: Можно? - за мое радостное: Входите.
Я затоплена и растоплена Вашей лаской!
И за ночь с 17е на 18е февраля - спасибо, ибо тогда прозвучали слова, к<отор>ые - я до Вас - слышала на земле лишь однажды.
Вы - как молотом - выбили из моего железного сердца - искры!
До свидания, крещеный волчек! Мой широкий православный крест над Вами и мое чернокнижное колдовство.
Помните меня! Когда тронется поезд - я буду улыбаться - знаю себя! - и Вы будете улыбаться - знаю Вас! - И вот: улыбка в улыбку - в последний раз - губы в губы!
И, соединяя все слова в одно: - Борис, спасибо!
Марина.
И это было ее последнее письмо Бессаробову. С 14 апреля отношение к Борису резко изменилось.
Вот письмо Волконскому.
Сергей Михайлович Волконский (1860- 1937) князь, искусствовед и театральный деятель, русский писатель, внук декабриста С.Г. Волконского и М. Н. Волконской. В декабре 1920 года состоялось знакомство Сергея Михайловича Волконского с Мариной Цветаевой. Для нее дружба с ним была одной из самых сильных духовных опор в жизни. Ему посвящен цикл прекрасных стихов "Ученик"... Свои письма к ней Волконский позже оформил в книгу "Быт и бытие". Волконский также эмигрировал и в эмиграции встречался с Цветаевой и помогал ей.
Марина Цветаева -С.М. Волконскому
Ночь со среды на четверг 31/13 на 1/14 марта-апреля 1921 г.
Дорогой С<ергей> М<ихайлович>, живу благодаря Вам изумительной жизнью. Последнее что я вижу, засыпая и первое что я вижу, просыпаясь - Ваша книга.
Знаете ли Вы, что и моя земная жизнь Вами перевернута? Все с кем раньше дружила - отпали. Вами кончено несколько дружб. (За полнейшей заполненностью и ненадобностью.) Человек, с которым встречалась ежедневно с 1го января этого года - вот уже больше недели, как я его не вижу*. - Чужой. - Не нужно. - Отрывает (от Вас). У меня есть друг: Ваша мысль.
Вы сделали доброе дело: показали мне человека на высокий лад.
<....> Суббота, - 9™й - по новому-час. Только что отзвонили колокола. Сижу и внимательно слушаю свою боль. Суббота - и потому что в прошлый раз тоже была суббота, я невинно решила, что Вас жду.
Но слушаю не только боль, еще молодого к<расноармей>ца (к<оммуни>ста), с которым дружила до Вашей книги, в к<ото-р>ом видела и Сов<етскую> Р<оссию> и Св<ятую> Русь, а теперь вижу, что это просто зазнавшийся дворник, а прогнать не могу. Слушаю дурацкий хамский смех и возгласы, вроде: - «Эх, чорт! Что-то башка не варит!» - и чувствую себя оскорбленной до заледенения, а ничего поделать не могу.
О Боже мой, как страшна и велика власть человека над человеком! Постоянное воскрешение и положение во гроб! - Ни¬чего не преувеличиваю, слушаю внимательно, знаю: если бы Вы сейчас вошли (к<оммуни>ст только что получил письмо от товарища и читает мне вслух: «Выставка птицеводства и мелкого животноводства...» Это товарищ его приглашает на Пасху.
Что могло случиться за такой короткий срок? Во время инспекции Борис посещал Анну Ахматову, чтобы передать ей письмо от Цветаевой. Эти встречи состоялись 4-го и 5-го апреля. Встречи произошли в доме второго мужа Ахматовой, Шилейко. Они уже были в разводе. Ахматова несколько удивилась, что Цветаева ей пишет, но с Борисом немного поговорила. Он был от нее в полном восторге - ведь Ахматова была любимым поэтом в его семье.
Поэтесса во второй раз тоже принимала большевика лежа на диване. Интресные у них нравы были: одна принимает незнакомого мужчину лежа в кровати, другая на диване…
Она жаловалась ему на первого мужа, на Гумилева. Говорила, что Гумилев к ней не заходит, а встретила его случайно на улице, так он еле кивнул. А ведь у них общий сын, которого она не видела уже 4 года. Могли бы вместе к нему съездить, ан, нет. Бессарабов ей очень сочувствовал.
Может быть, Цветаевой не понравилось, что Борис не смог скрыть восторга от встречи с красавицей Ахматовой? И он явно считал ее лучшим поэтом, чем Марина.
Неясно, были ли у них интимные отношения. Несмотря на то, что Марина считает Бориса ребенком, он всего на 4 года младше нее, и почти 5 лет разъезжает по стране с железнодорожными инспекциями. Команда инспекторов занимает отдельный вагон, на каждом полустанке к ним ломятся толпы людей. Иногда они кого-то подсаживают. В письме Бессарабова к сестре есть рассказ о том, как он уступил купе двум женщинам с детьми, а одна из них, учительница, потом предлагала отблагодарить натурой, но он отказался. Допустим, в тот раз отказался, но вряд ли этот случай был единственный. Очевидно, что Борис нравился женщинам. Сам он пишет сестре, что его «донжуанский» список пополняется, чему он совсем не рад.
Из предыдущих писем Цветаевой мы видим, что Цветаева уверена в бескорыстной любви Бориса. Они договорились только целоваться, потому что Марина хранит верность мужу. Однако она предлагала Борису нарушить зарок, но он благородно отказался. А, может, потом решился? И что-то там Марине резко не понравилось?
Или же, напротив, ей надоело, что он не относится к ней, как к желанной женщине, а считает ее страшим другом? Она поняла, что он в нее не влюблен?
Хотела ли она любви идеальной или плотской? Увлечение Волконским явно относится к идеальному плану - ведь ему на тот момент был уже 61 год. Кстати, цикл "Ученик" много лучше "Егорушки" и "Большевика".
Как бы то ни было, всего через месяц после прочувственных писем, все, что раньше Марине нравилось в Борисе - простонародность, непосредственность - стали ее раздражать. (А, может быть, и задевать: не зря она помнила о нем по крайне мере еще 10 лет, и в 1932 году сделала возмущенные пометки к старым записям о нем (см. ниже).
Но Борис, будучи, видимо, достаточно толстокожим изменения настроения не понимал. А тут еще к Цветаевой приехала ее сестра Ася с сыном.
Борис Бессарабов - Ольге Бесарабовой. Из письма от 6 июня.
У Марины сейчас содом: приехала сестра Ася с сыном Андрюшей. Марине очень трудно, она превратилась в загнанного зайца, и у нее все время болит голова, так что она не может даже работать и делает, что попадается под руки. Марину я понимаю до мелочей и очень к ней внимателен, больше не через нее, а через реальности по отношению к Асе с устроениями на пайки и прочее. Марина это тоже чувствует и у нее проскальзывает внимание ко мне, но очень пассивно, так как она меня не совсем еще и не до конца понимает, и с головой увлечена сейчас кн. С. Волконским (теоретиком театра).
На днях был у Марины и сказал, что я от Добровых ухожу и мне нужна комната или угол. Это до Марины дошло. Она понимает, что лучшего «квартиранта» она себе не найдет, и очень тепло, но очень осторожно и символично подчеркивает, что у нее полная свобода от быта и для роста души. Нужна выдержка в таких вещах, и я думаю, что Вам, Борис, будет хорошо. Я даже и заботиться умею.
Вчера был долгий разговор с Асей. Я рассказывал ей о себе. Говорили о ней и о Марине и о коренных различиях в них. Ася несет крест - судьбу в других - себе, Марина в людях - для себя. Марине очень везет в людях, и ее по-настоящему любят. Начиная с Алечки и Сережи (ее мужа)... Асе не везет в людях и даже в отношении к ней сына: «Я знаю, что Андрюша никогда не бро¬сится ко мне на шею поласкать меня, когда я плачу, а Алечка чутко ласкает Марину в малейшем ее волнении».
«Марина - Алечка». «Ася и Андрюша».
Ася с большой горечью рассказывает о том, что Марина ее совсем не понимает и не хочет этого, и слушает ее крайне рас¬сеяно. «А я ради Марины бросила всех своих людей в Крыму, в этом мой крест... Мы с Мариной жить под одним кровом не можем»...
Вчера же Ася и Марина после моих рассказов о письме к тебе под музыку Ридаля, захотели слушать музыку, и мы решили пойти к приват-доценту Школьскому, слушать Ридаля, сольное пение сестры Школьского....
Зашли с Арсением к Цветаевым, но у Марины очень болит голова и она без аспирина не хочет идти и в случае, если он будет - пойдет. Я и Ридаль отправились «вне пространство», искать аспирин. Арсений говорил дорогой, что это все «безнадежное предприятие»... Зашли в первую попавшуюся советскую аптеку, где стояли аптечно-белые женщины, и на вопрос их, что мне нужно, и на ответ, что у них аспирина нет, я раза три сказал: «Поймите Вы меня, что мне очень нужен аспирин!» - после этого они полопотали на каком-то тарабарском язычке и одна из них отозвала меня в сторону и, приготовляя два порошка сказала: «Вот видите, у меня душа еще не очерствела»...
- Я очень и очень этому рад... удивительно хорошо...
- И я рада, Вы счастливы, что я сегодня дежурная.
- Аспирин есть! Чудом достал!
- Чудная реплика этой женщины - «душа еще не очерствела». Правда, Ася?
- Да! Это замечательно....
У Школьских вначале оживление, а потом Марина замкнулась и твердо сказала, что им скоро нужно идти, а потому они хотят музыки. Болтовня Марину доканывает. Марина слушает музыку, иногда просыпается, оживляется и просит играть еще. Все просят Марину читать стихи... Марина читает только четыре стиха. Изумительно замкнуто, хорошо, напевает их. Школьские в восторге и очень звали заходить к ним. Особенно младшая сестра - Бор<иса> Александровичах Непременно заходите. Я буду очень счастлива.
Сегодня из ЦУПВОСО зашел к Марине и рассказал о пред¬полагаемой поездке. Асе отдал суп из ЦУПВОСОвской столовой по четырем карточкам необедающих. Марина позвала меня к себе, легла на диван и просит достать аспирину.
- У меня, Борис, страшная головная боль!
- Я Вас понимаю, по-настоящему, я все вижу. Аспирину постараюсь достать еще.
- Борис, прикройте дверь и накиньте крючок... Ах, Борис! У меня болит голова... у нас содом... Алечку я отправила с Зайцевыми на дачу на один месяц... Что дальше будет -я не знаю, но больше я так не могу... Ася не понимает, что она страшно болтает о совершенно мне не интересных вещах. Мы с ней никогда не могли жить вместе. Асе нужен свой круг людей, который ее будет слушать... Она пишет груды и сжигает... недавно сожгла свои записки за десять лет. Я совсем обалдела, Борис. Я Вам говорю все. Я не могу дальше так...Я понимаю, что, живя с людьми, превращаемся в должницу и отдать, отплатить нечем....
- Мариночка! Я Вас понимаю. Я хотел Вам сказать... Скажу: Я нужен Вам. Мне нужно расти в тишине - молчание. Вам нужна тишина-молчание. Это лучшее отношение людей - это абсолютное понимание друг друга. Нам жить вместе легче, чем <...>. В этом - все! Асю же мы устроим с пайками и комнатой, и все будет очень хорошо... Я понимаю Вас, Мариночка... Я Вам нужен!
- Милый Борюшка! Пришла Ася.
- Борис! Завтра к десяти часам утра нужно занести рукописи Зайцева к издателю <...>, возьмите это на себя. Зайдите к Скрябиным, они у них, вот записочка Татьяне Федоровне. Запишите адрес издательства.....
Из дома вышли с Мариной вместе, она к зубному врачу, я - домой.
Марина Цветаева - Иле Эренбургу.
Москва 21 р<усского> Октября1921 г.
<...> Документы свои я, очевидно, получу скоро. К<оммуни?>ст, к<оторый> снимал у меня комнату (самую ужасную -проходную - из принципа!) уехал и не возвращается. Увез мой миллион и одиннадцать чужих. Был мне очень предан, но когда нужно было колоть дрова, у него каждый раз болел живот. У меня было впечатление, что я совершенно нечаянно вышла замуж за дворника: на каждое мое слово отвечал: «ничего подобного» и заезжал рукой в лицо. Я все терпела, потому что все надеялась, что увезет: увез только деньги. - Ваших я не трогала, оставляю на последнюю крайность! <...>
История с деньгами мутная. Бессарабов, насмотревшись на других, решил заняться спекуляцией, для чего одалживал деньги у знакомых. Предполагалось, что разъезжая по стране, он сможет где-то что-то купить дешевле, а потом продать дороже. Те, кто одалживали ему деньги, должны были получить процент от прибыли. Но Бориса обманули, деньги пропали. Он потом их возвращал, но, видимо, не Марине.
Из Сводных тетрадей Марины Цветаевой.
Егорушку из-за встречи с СМ. В<олконским> не кончила - пошли Ученик и всё другое. Герой с которого писала, верней дурак, с которого писала героя - омерзел. 14дек<абря> 1921 г.
- С кого ж как не с дурака - сказку? Во всяком случае, дело не в дурости героя. Не в дурости героя, а в схлынувшей дурости автора. /Помета 1932 г./
Из дневника Ольги Бессарабовой
29.04.22.
Была у Марины Цветаевой. Изящно и строго одетая. Комната ее опрятна, вся в коврах. Любезно обещала собрать вещи и архив Бори - я приду за ними потом. Алечка, ее девочка - из худенькой большеглазой феи превратилась «в толстого сына Кайзера», по словам матери. Скоро Марина уедет за границу. У нее уже есть заграничный паспорт и все, что нужно. Скоро выйдет ее новая книга «Царь-Девица». Эту вещь в рукописи (написанной рукой Бориса под диктовку Марины) прочла мне Майя Кудашева. Стихи «Царь-Девицы» местами хороши, но общее впечатление от книги отвратное. А сама она наполовину ведьма, и слишком женщина, до какой-то неловкости, - хочется отдышаться... Взбалмошна, декоративна, с какими-то сдвигами - что бы то ни было, она талантлива и умна. О ней говорят нехорошо. Но мало ли что говорят вообще? Встретиться- где-нибудь на нейтральной почве, поговорить с ней (послушать ее) было бы интересно, но я не хотела бы жить с ней по соседству, ни дружить с ней.
11 мая 1922 года - отъезд Цветаевой за границу.
Очевидно, что Цветаева встретила Ольгу Бессарабову не слишком радушно. Ольга пишет, что Марина «слишком женщина». Это интересное замечание, потому что о Цветаевой есть расхожее мнение, что она вела себя по-мужски, имела мужской ум, и, мол, поэтому она не опровергает тот тезис, что женщина не может быть гением. Это представление подкрепляется ее лесбийскими отношениями с Софьей Парнок. Но письма, относящиеся к ее увлечению Борисом, показывают верность оценки Бессарабовой - ничего мужского в поведении Марины не было. Что не мешало ей писать прекрасные стихи.
Главной же жертвой этих несложившихся отношений стала поэма «Егорушка».
http://cvetaeva.biografy.ru/egorushka.html
В верхнее тематическое оглавление
Тематическое оглавление (Рецензии и критика: литература)
http://uborshizzza.livejournal.com/2746734.html
Марина Цветаева - Борису Бессарабову.
Москва, 15горусск<ого> февраля 1921 г., вторник
- День отъезда - Борюшка! - Сыночек мой!
Вы вернетесь! - Вы вернетесь потому что я не хочу без Вас, потому что скоро март - Весна - Москва - п<отому> ч<то> я ни с кем другим не хочу ходить в Нескучный сад, - Вы, я и Аля - п<отому> ч<то> в Н<ескучном> с<аду> есть аллея, откуда, виден, как солнце, купол Храма Спасителя, п<отому> ч<то> мне нужен Егорушка - и никто другой!
Б<орис> - Русский богатырь! - Да будет над Вами мое из¬вечное московское благословение. Вы первый богатырь в моем странноприимном дому.
- Люблю Вас. -
Тридцать встреч - почти что тридцать ночей! Никогда не забуду их: вечеров, ночей, утр, - сонной яви и бессонных снов - всё сон! - мы с Вами встретились не 1го русск<ого> янв<аря> 1921 г., а просто в 1ь,й день Руси, когда все были как Вы и как я!
Б<орис>, мы - порода, мы - неистребимы, есть еще такие: где-н<и>б<удь> в сибирской тайге второй Борис, где-н<и>-б<удь> у Каспия широкого - вторая М<арина>.
И все иксы-игреки, Ицки и Лейбы - в пейсах или в островерхих шапках со звездами - не осилят нас, Русь: Б<ориса> -М<арину>!
Мое солнышко!
Целую Вашу руку, такую же как мою. Мне не страшно ни заноз ни мозолей, - я просто не замечаю их! - Лишь бы рука держала перо, лишь бы рука держала такую руку, как Ваша!
Чуть вечереет. - Скоро Вы. - Скоро отъезд.
Заработают колёса. Вы будете улыбаться. И я улыбнусь - в ответ. Я не буду плакать. Я привыкла к разлуке. - Всё мое - при мне! И вся я - при Вас!
Дружочек, забудьте все наши нелепые выдумки, мои дурные сны, Ваш на них ответ.
Всё это - ересь. - Я не Вам верна, а себе, - это вернее. И верная себе, верна Вам, - ибо не Вы, не я, -Дух, Б<орис>! - Наш богатырский дых!
Никогда не забуду: темный бульвар, мой рассказ о Егории - скамейка - спящая Аля - раскинутые крылья шубы. (Где-то она?! Спаси ее Бог, равно как ее хозяина!)
Спасибо Вам, сыночек, за - когда-то - кусок мыла, за - когда-то - кусок хлеба, за - всегда! - любовь!
И за бумагу, Борюшка, и за тетрадочки, и за то, как их сшивали, и за то, как переписывали Ц<арь> Девицу, - и за то как будили и не будили меня! Спасибо за скрипящие шаги у двери, за ежевечернее: Можно? - за мое радостное: Входите.
Я затоплена и растоплена Вашей лаской!
И за ночь с 17е на 18е февраля - спасибо, ибо тогда прозвучали слова, к<отор>ые - я до Вас - слышала на земле лишь однажды.
Вы - как молотом - выбили из моего железного сердца - искры!
До свидания, крещеный волчек! Мой широкий православный крест над Вами и мое чернокнижное колдовство.
Помните меня! Когда тронется поезд - я буду улыбаться - знаю себя! - и Вы будете улыбаться - знаю Вас! - И вот: улыбка в улыбку - в последний раз - губы в губы!
И, соединяя все слова в одно: - Борис, спасибо!
Марина.
И это было ее последнее письмо Бессаробову. С 14 апреля отношение к Борису резко изменилось.
Вот письмо Волконскому.
Сергей Михайлович Волконский (1860- 1937) князь, искусствовед и театральный деятель, русский писатель, внук декабриста С.Г. Волконского и М. Н. Волконской. В декабре 1920 года состоялось знакомство Сергея Михайловича Волконского с Мариной Цветаевой. Для нее дружба с ним была одной из самых сильных духовных опор в жизни. Ему посвящен цикл прекрасных стихов "Ученик"... Свои письма к ней Волконский позже оформил в книгу "Быт и бытие". Волконский также эмигрировал и в эмиграции встречался с Цветаевой и помогал ей.
Марина Цветаева -С.М. Волконскому
Ночь со среды на четверг 31/13 на 1/14 марта-апреля 1921 г.
Дорогой С<ергей> М<ихайлович>, живу благодаря Вам изумительной жизнью. Последнее что я вижу, засыпая и первое что я вижу, просыпаясь - Ваша книга.
Знаете ли Вы, что и моя земная жизнь Вами перевернута? Все с кем раньше дружила - отпали. Вами кончено несколько дружб. (За полнейшей заполненностью и ненадобностью.) Человек, с которым встречалась ежедневно с 1го января этого года - вот уже больше недели, как я его не вижу*. - Чужой. - Не нужно. - Отрывает (от Вас). У меня есть друг: Ваша мысль.
Вы сделали доброе дело: показали мне человека на высокий лад.
<....> Суббота, - 9™й - по новому-час. Только что отзвонили колокола. Сижу и внимательно слушаю свою боль. Суббота - и потому что в прошлый раз тоже была суббота, я невинно решила, что Вас жду.
Но слушаю не только боль, еще молодого к<расноармей>ца (к<оммуни>ста), с которым дружила до Вашей книги, в к<ото-р>ом видела и Сов<етскую> Р<оссию> и Св<ятую> Русь, а теперь вижу, что это просто зазнавшийся дворник, а прогнать не могу. Слушаю дурацкий хамский смех и возгласы, вроде: - «Эх, чорт! Что-то башка не варит!» - и чувствую себя оскорбленной до заледенения, а ничего поделать не могу.
О Боже мой, как страшна и велика власть человека над человеком! Постоянное воскрешение и положение во гроб! - Ни¬чего не преувеличиваю, слушаю внимательно, знаю: если бы Вы сейчас вошли (к<оммуни>ст только что получил письмо от товарища и читает мне вслух: «Выставка птицеводства и мелкого животноводства...» Это товарищ его приглашает на Пасху.
Что могло случиться за такой короткий срок? Во время инспекции Борис посещал Анну Ахматову, чтобы передать ей письмо от Цветаевой. Эти встречи состоялись 4-го и 5-го апреля. Встречи произошли в доме второго мужа Ахматовой, Шилейко. Они уже были в разводе. Ахматова несколько удивилась, что Цветаева ей пишет, но с Борисом немного поговорила. Он был от нее в полном восторге - ведь Ахматова была любимым поэтом в его семье.
Поэтесса во второй раз тоже принимала большевика лежа на диване. Интресные у них нравы были: одна принимает незнакомого мужчину лежа в кровати, другая на диване…
Она жаловалась ему на первого мужа, на Гумилева. Говорила, что Гумилев к ней не заходит, а встретила его случайно на улице, так он еле кивнул. А ведь у них общий сын, которого она не видела уже 4 года. Могли бы вместе к нему съездить, ан, нет. Бессарабов ей очень сочувствовал.
Может быть, Цветаевой не понравилось, что Борис не смог скрыть восторга от встречи с красавицей Ахматовой? И он явно считал ее лучшим поэтом, чем Марина.
Неясно, были ли у них интимные отношения. Несмотря на то, что Марина считает Бориса ребенком, он всего на 4 года младше нее, и почти 5 лет разъезжает по стране с железнодорожными инспекциями. Команда инспекторов занимает отдельный вагон, на каждом полустанке к ним ломятся толпы людей. Иногда они кого-то подсаживают. В письме Бессарабова к сестре есть рассказ о том, как он уступил купе двум женщинам с детьми, а одна из них, учительница, потом предлагала отблагодарить натурой, но он отказался. Допустим, в тот раз отказался, но вряд ли этот случай был единственный. Очевидно, что Борис нравился женщинам. Сам он пишет сестре, что его «донжуанский» список пополняется, чему он совсем не рад.
Из предыдущих писем Цветаевой мы видим, что Цветаева уверена в бескорыстной любви Бориса. Они договорились только целоваться, потому что Марина хранит верность мужу. Однако она предлагала Борису нарушить зарок, но он благородно отказался. А, может, потом решился? И что-то там Марине резко не понравилось?
Или же, напротив, ей надоело, что он не относится к ней, как к желанной женщине, а считает ее страшим другом? Она поняла, что он в нее не влюблен?
Хотела ли она любви идеальной или плотской? Увлечение Волконским явно относится к идеальному плану - ведь ему на тот момент был уже 61 год. Кстати, цикл "Ученик" много лучше "Егорушки" и "Большевика".
Как бы то ни было, всего через месяц после прочувственных писем, все, что раньше Марине нравилось в Борисе - простонародность, непосредственность - стали ее раздражать. (А, может быть, и задевать: не зря она помнила о нем по крайне мере еще 10 лет, и в 1932 году сделала возмущенные пометки к старым записям о нем (см. ниже).
Но Борис, будучи, видимо, достаточно толстокожим изменения настроения не понимал. А тут еще к Цветаевой приехала ее сестра Ася с сыном.
Борис Бессарабов - Ольге Бесарабовой. Из письма от 6 июня.
У Марины сейчас содом: приехала сестра Ася с сыном Андрюшей. Марине очень трудно, она превратилась в загнанного зайца, и у нее все время болит голова, так что она не может даже работать и делает, что попадается под руки. Марину я понимаю до мелочей и очень к ней внимателен, больше не через нее, а через реальности по отношению к Асе с устроениями на пайки и прочее. Марина это тоже чувствует и у нее проскальзывает внимание ко мне, но очень пассивно, так как она меня не совсем еще и не до конца понимает, и с головой увлечена сейчас кн. С. Волконским (теоретиком театра).
На днях был у Марины и сказал, что я от Добровых ухожу и мне нужна комната или угол. Это до Марины дошло. Она понимает, что лучшего «квартиранта» она себе не найдет, и очень тепло, но очень осторожно и символично подчеркивает, что у нее полная свобода от быта и для роста души. Нужна выдержка в таких вещах, и я думаю, что Вам, Борис, будет хорошо. Я даже и заботиться умею.
Вчера был долгий разговор с Асей. Я рассказывал ей о себе. Говорили о ней и о Марине и о коренных различиях в них. Ася несет крест - судьбу в других - себе, Марина в людях - для себя. Марине очень везет в людях, и ее по-настоящему любят. Начиная с Алечки и Сережи (ее мужа)... Асе не везет в людях и даже в отношении к ней сына: «Я знаю, что Андрюша никогда не бро¬сится ко мне на шею поласкать меня, когда я плачу, а Алечка чутко ласкает Марину в малейшем ее волнении».
«Марина - Алечка». «Ася и Андрюша».
Ася с большой горечью рассказывает о том, что Марина ее совсем не понимает и не хочет этого, и слушает ее крайне рас¬сеяно. «А я ради Марины бросила всех своих людей в Крыму, в этом мой крест... Мы с Мариной жить под одним кровом не можем»...
Вчера же Ася и Марина после моих рассказов о письме к тебе под музыку Ридаля, захотели слушать музыку, и мы решили пойти к приват-доценту Школьскому, слушать Ридаля, сольное пение сестры Школьского....
Зашли с Арсением к Цветаевым, но у Марины очень болит голова и она без аспирина не хочет идти и в случае, если он будет - пойдет. Я и Ридаль отправились «вне пространство», искать аспирин. Арсений говорил дорогой, что это все «безнадежное предприятие»... Зашли в первую попавшуюся советскую аптеку, где стояли аптечно-белые женщины, и на вопрос их, что мне нужно, и на ответ, что у них аспирина нет, я раза три сказал: «Поймите Вы меня, что мне очень нужен аспирин!» - после этого они полопотали на каком-то тарабарском язычке и одна из них отозвала меня в сторону и, приготовляя два порошка сказала: «Вот видите, у меня душа еще не очерствела»...
- Я очень и очень этому рад... удивительно хорошо...
- И я рада, Вы счастливы, что я сегодня дежурная.
- Аспирин есть! Чудом достал!
- Чудная реплика этой женщины - «душа еще не очерствела». Правда, Ася?
- Да! Это замечательно....
У Школьских вначале оживление, а потом Марина замкнулась и твердо сказала, что им скоро нужно идти, а потому они хотят музыки. Болтовня Марину доканывает. Марина слушает музыку, иногда просыпается, оживляется и просит играть еще. Все просят Марину читать стихи... Марина читает только четыре стиха. Изумительно замкнуто, хорошо, напевает их. Школьские в восторге и очень звали заходить к ним. Особенно младшая сестра - Бор<иса> Александровичах Непременно заходите. Я буду очень счастлива.
Сегодня из ЦУПВОСО зашел к Марине и рассказал о пред¬полагаемой поездке. Асе отдал суп из ЦУПВОСОвской столовой по четырем карточкам необедающих. Марина позвала меня к себе, легла на диван и просит достать аспирину.
- У меня, Борис, страшная головная боль!
- Я Вас понимаю, по-настоящему, я все вижу. Аспирину постараюсь достать еще.
- Борис, прикройте дверь и накиньте крючок... Ах, Борис! У меня болит голова... у нас содом... Алечку я отправила с Зайцевыми на дачу на один месяц... Что дальше будет -я не знаю, но больше я так не могу... Ася не понимает, что она страшно болтает о совершенно мне не интересных вещах. Мы с ней никогда не могли жить вместе. Асе нужен свой круг людей, который ее будет слушать... Она пишет груды и сжигает... недавно сожгла свои записки за десять лет. Я совсем обалдела, Борис. Я Вам говорю все. Я не могу дальше так...Я понимаю, что, живя с людьми, превращаемся в должницу и отдать, отплатить нечем....
- Мариночка! Я Вас понимаю. Я хотел Вам сказать... Скажу: Я нужен Вам. Мне нужно расти в тишине - молчание. Вам нужна тишина-молчание. Это лучшее отношение людей - это абсолютное понимание друг друга. Нам жить вместе легче, чем <...>. В этом - все! Асю же мы устроим с пайками и комнатой, и все будет очень хорошо... Я понимаю Вас, Мариночка... Я Вам нужен!
- Милый Борюшка! Пришла Ася.
- Борис! Завтра к десяти часам утра нужно занести рукописи Зайцева к издателю <...>, возьмите это на себя. Зайдите к Скрябиным, они у них, вот записочка Татьяне Федоровне. Запишите адрес издательства.....
Из дома вышли с Мариной вместе, она к зубному врачу, я - домой.
Марина Цветаева - Иле Эренбургу.
Москва 21 р<усского> Октября1921 г.
<...> Документы свои я, очевидно, получу скоро. К<оммуни?>ст, к<оторый> снимал у меня комнату (самую ужасную -проходную - из принципа!) уехал и не возвращается. Увез мой миллион и одиннадцать чужих. Был мне очень предан, но когда нужно было колоть дрова, у него каждый раз болел живот. У меня было впечатление, что я совершенно нечаянно вышла замуж за дворника: на каждое мое слово отвечал: «ничего подобного» и заезжал рукой в лицо. Я все терпела, потому что все надеялась, что увезет: увез только деньги. - Ваших я не трогала, оставляю на последнюю крайность! <...>
История с деньгами мутная. Бессарабов, насмотревшись на других, решил заняться спекуляцией, для чего одалживал деньги у знакомых. Предполагалось, что разъезжая по стране, он сможет где-то что-то купить дешевле, а потом продать дороже. Те, кто одалживали ему деньги, должны были получить процент от прибыли. Но Бориса обманули, деньги пропали. Он потом их возвращал, но, видимо, не Марине.
Из Сводных тетрадей Марины Цветаевой.
Егорушку из-за встречи с СМ. В<олконским> не кончила - пошли Ученик и всё другое. Герой с которого писала, верней дурак, с которого писала героя - омерзел. 14дек<абря> 1921 г.
- С кого ж как не с дурака - сказку? Во всяком случае, дело не в дурости героя. Не в дурости героя, а в схлынувшей дурости автора. /Помета 1932 г./
Из дневника Ольги Бессарабовой
29.04.22.
Была у Марины Цветаевой. Изящно и строго одетая. Комната ее опрятна, вся в коврах. Любезно обещала собрать вещи и архив Бори - я приду за ними потом. Алечка, ее девочка - из худенькой большеглазой феи превратилась «в толстого сына Кайзера», по словам матери. Скоро Марина уедет за границу. У нее уже есть заграничный паспорт и все, что нужно. Скоро выйдет ее новая книга «Царь-Девица». Эту вещь в рукописи (написанной рукой Бориса под диктовку Марины) прочла мне Майя Кудашева. Стихи «Царь-Девицы» местами хороши, но общее впечатление от книги отвратное. А сама она наполовину ведьма, и слишком женщина, до какой-то неловкости, - хочется отдышаться... Взбалмошна, декоративна, с какими-то сдвигами - что бы то ни было, она талантлива и умна. О ней говорят нехорошо. Но мало ли что говорят вообще? Встретиться- где-нибудь на нейтральной почве, поговорить с ней (послушать ее) было бы интересно, но я не хотела бы жить с ней по соседству, ни дружить с ней.
11 мая 1922 года - отъезд Цветаевой за границу.
Очевидно, что Цветаева встретила Ольгу Бессарабову не слишком радушно. Ольга пишет, что Марина «слишком женщина». Это интересное замечание, потому что о Цветаевой есть расхожее мнение, что она вела себя по-мужски, имела мужской ум, и, мол, поэтому она не опровергает тот тезис, что женщина не может быть гением. Это представление подкрепляется ее лесбийскими отношениями с Софьей Парнок. Но письма, относящиеся к ее увлечению Борисом, показывают верность оценки Бессарабовой - ничего мужского в поведении Марины не было. Что не мешало ей писать прекрасные стихи.
Главной же жертвой этих несложившихся отношений стала поэма «Егорушка».
http://cvetaeva.biografy.ru/egorushka.html
В верхнее тематическое оглавление
Тематическое оглавление (Рецензии и критика: литература)