Царские скифы: сколоты и ревксиналы
Скифы - экзоэтноним греческого происхождения, применявшийся к группе племен, обитавших в Восточной Европе в эпоху античности. Преимущественно о скифах известно из сочинений Геродота.
Формирование сравнительно общепризнанной скифской культуры относят к VII веку до н. э. При этом существует два основных подхода к толкованию её возникновения: первый подход основан на «третьем сказании» Геродота, по которому скифы пришли с востока; другой подход, который также может опираться на сказания, записанные Геродотом, предполагает, что скифы к тому времени обитали на территории Северного Причерноморья как минимум несколько веков, выделившись из среды преемников срубной культуры.
Сравнительно общепризнанная история скифов и Скифии начинается с VIII века до н. э.. В это время происходит приход скифов в Северное Причерноморье, где до этого веками жили киммерийцы (Гомеры древних текстов).
Киммерийцы вытесняются скифами из Северного Причерноморья к VII веку до н. э. В погоне за киммерийцами в 70-х гг. VII в. до н. э. скифы вторглись в Мидию, Сирию, Палестину и, по характеристике Геродота, «господствовали» в Передней Азии, где создали Скифское Царство - Ишкуза, но к началу VI века до н. э. были вытеснены оттуда. Следы пребывания скифов отмечены и на Северном Кавказе.
Основная территория расселения скифов - степи между нижним течением Дуная и Дона, включая степной Крым и районы, прилегающие к Северному Причерноморью. Северная граница неясна. Скифы разделялись на несколько крупных племен. По сообщению Геродота, господствующими были царские скифы - самое восточное из скифских племён, граничащее по Дону с савроматами, занимали также степной Крым. Западнее их жили скифы-кочевники, а ещё западнее, на левобережье Днепра - скифы-земледельцы. На правобережье Днепра, в бассейне Южного Буга, близ города Ольвия обитали каллипиды, или эллино-скифы, севернее их - алазоны, а ещё севернее - скифы-пахари, причём Геродот указывает на земледелие в качестве отличия от скифов трёх последних племён и уточняет, что если каллипиды и алазоны выращивают и едят хлеб, то скифы-пахари выращивают хлеб на продажу. По Геродоту скифы в совокупности все называли себя сколоты (др.-греч. Σκόλοτοι) и делились на четыре племени: паралаты, авхаты (занимали верховья Гипаниса), траспии и катиары.
Геродот применил название в следующем контексте:
«По рассказам скифов, народ их - моложе всех. А произошёл он таким образом. Первым жителем этой ещё необитаемой тогда страны был человек по имени Таргитай. Родителями этого Таргитая, как говорят скифы, были Зевс и дочь реки Борисфена (я этому, конечно, не верю, несмотря на их утверждения). Такого рода был Таргитай, а у него было трое сыновей: Липоксай, Арпоксай и самый младший - Колаксай. В их царствование на Скифскую землю с неба упали золотые предметы: плуг, ярмо, секира и чаша. Первым увидел эти вещи старший брат. Едва он подошёл, чтобы поднять их, как золото запылало. Тогда он отступил, и приблизился второй брат, и опять золото было объято пламенем. Так жар пылающего золота отогнал обоих братьев, но, когда подошёл третий, младший, брат, пламя погасло, и он отнес золото к себе в дом. Поэтому старшие братья согласились отдать царство младшему. Так вот, от Липоксаиса, как говорят, произошло скифское племя, называемое авхатами, от среднего брата - племя катиаров и траспиев, а от младшего из братьев - царя - племя паралатов. Все племена вместе называются сколотами, то есть царскими. Эллины же зовут их скифами».
По общепринятой версии, скифы вторглись в Закавказье, преследуя киммерийцев. Частью они обосновались в пределах Восточного Закавказья, создав полукочевое государственное образование, получившее в древневосточных текстах название Ишкуза. Частично скифами были ассимилированы и местные скотоводческие племена. Со второй половины VII в. до н. э. скифы начали совершать походы вглубь Передней Азии. Основными целями походов скифов были киммерийцы, расселившиеся в пределах Малой Азии, а также Ассирия, Лидия и другие малоазийские области. Изначально начав войну с Ассирией, скифы после гибели царя Ишпакая заключили союз, направленный против киммерийцев и других соседей Ассирии. Но в 673 г. до н. э. скифы поддержали восстание мидян против ассирийцев, хотя позднее вновь поддерживали ассирийцев в борьбе против мидян, тем самым пытаясь ослабить оба государства. С 50-х гг. VII в. до н. э. скифы достигают зенита своего могущества в регионе, фактически превратив мидян в вассальное царство, а затем участвуя в войнах против Ассирии, отвоевав у последней множество областей, затем совместно с мидянами полностью разгромив Ассирию. После падения Ассирии скифы фактически теряют контроль над усилившимся Мидийским царством, чей царь Киаксар, отягощенный влиянием скифов, предательски уничтожил скифских вождей.
Арамеями в древности называли группу западносемитских племён, кочевавших примерно на территории современной Сирии. Язык их (а точнее, группа родственных диалектов) чрезвычайно близок ханаанейским языкам, в частности, ивриту. Арамеи никогда не образовывали единый народ и не имели единого государства. Язык их, тем не менее, вёл себя чрезвычайно экспансивно, непрерывно расширяя свою территорию. Арамейский выполнял роль «лингва-франка» во всём регионе Ближнего Востока, вытеснив из употребления аккадский язык в Ассирии и Вавилонии. По-арамейски общались послы и купцы в Израиле и Иудее. Особенно усилилось положение арамейского языка в эпоху правления Ахеменидов (VI век до н. э. - IV век до н. э.), при которых он стал официальным языком империи. В эллинистическую эпоху и вплоть до арабского завоевания (VII век н. э.) арамейский успешно конкурировал с греческим, оставляя за всеми остальными семитскими языками роль местных наречий.
Как известно, скифы в своем переднеазиатском походе доходили до Мидии, Сирии и Палестины, где доминировал арамейский язык. Поход затянулся на 28 лет.
Этноним сколоты (др.-греч. Σκόλοτοι) происходит от арамейского shelet «обладать властью» (shultana ‛власть’). К этому же слову восходит арабское султан (سلطان ‛sultān’) «правитель, король/королева, власть, властвование». Далее от аккадского šalâţu «быть или стать повелительным, властным; властвовать, господствовать; побеждать, одолевать» [šalţu ‛победный, победоносный’; šalţiš ‛побед(онос)но’; šalţaniš ‛то же; властно, повелительно, по-господски’; šalâlu ‛уносить, уводить, грабить, полонить, захватить в качестве добычи, угнать в плен’; šallatu ‛добыча, военная добыча, полон’; šallûtu ‛плен’]. Далее от шумерского sa la2 [‛to tie up’] ‛связывать’ (sa ‛сухожилие’ + la2 ‛вешать, связывать’). Англ. slave ‛раб’, греч. κλείω ‛связывать, сковывать’ < sa la2 [‛to tie up’] ‛связывать’.
Но все может быть проще: сколоты - подданные царя Кола-ксая (xšaya - владыка, царь).
Первое упоминание о савроматах в античной литературе принадлежит Геродоту. До «отца истории» подобный этноним не встречался в сочинениях ионических авторов. Геродот впервые упоминает о савроматах в легенде о появлении амазонок в Скифии, она довольно известна. Амазонки, потерпев поражение в битве с греками у реки Термодонт, были взяты в плен и отправлены в Грецию, но по пути овладели кораблями и ветром и волнами были вынесены на побережье Меотидского озера, в районе местечка Кремны. Достигнув земли, они завладели табуном лошадей, принадлежавшим царским скифам, и, разъезжая на них, грабили скифскую землю. В результате этого грабежа разгорелся конфликт со скифами, которые только тогда осознали, что сражались с женщинами, когда увидели трупы амазонок, погибших в битве. Скифы прекратили воевать и приказали самым молодым членам племени следовать за пришелицами и делать все то, что будут делать они. Терпением и хитростью молодые скифы сумели объединиться с амазонками. Женщины согласились жить со своими мужьями лишь при условии, что они не останутся с другими скифами, а отправятся занимать земли за Танаисом. Их потомков Геродот называет савроматами (IV, 110-117). Таким образом Геродот генетически связывает савроматов со скифами, подчеркивая это также замечанием, что «савроматы говорят на скифском языке, но издревле искаженном» (IV, 117).
Один из предшественников Геродота - Гекатей Милетский, предлагал читателю этнокарту племен, обитавших «в Европе» и «у Кавказа», выделял из них собственно «скифские» племена - меланхлэны, миргеты, иды, дандарии, типаниссы, иксибаты, иамы, исседоны (fr. 154-168). Савроматов среди них нет. Кроме того, следует вспомнить третью легенду, приводимую Геродотом, связанную с появлением скифов. «По этому рассказу, кочевые скифы, жившие в Азии, будучи теснимы войной со стороны массагетов, перешли реку Аракс и удалились в киммерийскую землю…» (IV, 11-13). Согласно этому сообщению, при своем перемещении на запад, скифы не встречали на своем пути крупных объединений номадов, за исключением киммерийцев. Будучи тесно связанными со скифами, савроматы все же не фигурируют на начальном этапе скифской истории.
О появлении савроматов на исторической арене пишут еще два автора. Сообщение Диодора Сицилийского заключается в следующем: скифскими царями, в результате переднеазиатских походов, были переселены многие племена:
«…а самых важных было два: одно из Ассирии …другое из Мидии, основавшееся у реки Танаис; эти переселенцы назывались савроматами» (Диодор, II, 43)».
Информация подобного рода содержится и у Плиния Старшего:
«По реке Танаису, впадающей в море двумя устьями, живут сарматы, по преданию потомки мидян, также разделенные на многие племена. Первыми живут савроматы женовладеемые, называемые так потому, что произошли от браков с амазонками» (Плиний, VI, 19)».
Оба автора связывают савроматов с Мидией и появляются они на исторической арене во времена господства скифов в Передней Азии. Савроматская конница отличалась в войне скифов против Дария I около 512 г. до н. э. Во главе этих смелых всадников стоял Скопасис (Скопас). С конца V в. и в IV в. до н. э. отдельные племена савроматов начали теснить скифов и переходили Дон. В 4-3 вв. до н. э. у савроматов сложились новые союзы племён, куда вошли и родственные им племена, пришедшие с Волги. Начиная с III в. до н. э. эти новые племенные группы выступали под общим названием сарматов.
В первые века нашей эры титул Савромат входил в титулатуру царей Боспорского (Приазовского) царства (Савромат I, Савромат II, Савромат III, Савромат IV).
Считается, что сарматы вытеснили скифов из степей между Доном и Днепром. Но так ли это?
В 179 г. до н. э. ряд припонтийских государств и правителей, в число которых вошли сарматский царь Гатал и Херсонес, заключили между собой договор дружбы, значительно укреплявший стратегические позиции каждого из участников союза. В том же году аналогичный договор был заключен между Херсонесом и царем Понта Фарнаком I [IOSPE. I2. 402. См.: 26, с. 130-131]. Весьма вероятно, что гарантом этих договоренностей выступали сарматы, вновь выполнившие свой союзнический долг в отношении Херсонеса [19, с. 90]. Первым же союзническим актом такого рода стали, по-видимому, военные действия сарматской царицы Амаги против крымских [43] скифов, систематически притеснявших Херсонес [22, с. 56; 5, с. 77-88]. Примечательно, что Полибий, сообщая о заключении вышеупомянутого межгосударственного пакта, называет Гатала одним из владык Европы, что убедительно доказывает значительную военную силу царя сарматов и обширность его владений [Polib. XXV. 1.12].
Некоторыми исследователями высказывалось предположение, что территориальным ядром царства Гатала являлся Северный Кавказ [2; 4]. Этот вывод сделан на основании серии находок среднелатенских фибул, хронологически как будто бы соответствующих времени царствования Гатала. Они найдены в сарматских погребениях у ст. Хоперской, в Нижне-Джулатском могильнике, при раскопках Чегемского кургана [1; 6; 7]. Однако, учитывая несомненный факт, что становища скифов - главного врага Херсонеса - располагались на расстоянии не далее 80 километров от стен города, трудно дать логичное объяснение: что могло привлечь херсонеситов в военно-политический союз государств, в котором один из союзников находился на расстоянии 400 км за морем, а другому, чтобы добраться до Перекопа, необходимо было преодолеть не менее 1000 км степей, форсировать Маныч, Дон, Миус и еще несколько десятков больших и малых речек? Очевидно, что пока такого рода союзники собрались бы совершить вооруженную интервенцию в Крым, скифы успели бы не только многократно [44] опустошить хору Херсонеса, но и предпринять планомерный штурм города! Кроме того, предположение об этнополитическом центре царства Гатала на Кавказе противоречит прямому указанию Полибия, что этот сарматский царь являлся «одним из владык Европы» [Polib. XXV.2.12]. Если вспомнить, что по мнению античных географов Азия начиналась за рекой Танаис (Дон), становится очевидным, что Полибий предполагал местонахождение царства Гатала в междуречье Днепра и Дона, т. е. там, где в указанное историческое время располагались кочевья роксолан [Strabo. VII.3.17]. В этом случае в Гатале логично увидеть прямого преемника царицы Амаги, возможно ее сына, брата или иного близкого родича.
Отмеченные выше обстоятельства значительно усиливают гипотезу о местонахождении этнополитического центра сарматского царства Гатала в Подонье и ее роксоланской этнической основе. Вблизи Меотиды роксоланские погребения фиксируются, по-видимому, у с. Васильевка, в курганах 2 и 3 могильника Аккерман I на р. Молочной, у хутора Шевченко. [См.: 24, рис. 43, 44 (II), с. 93-94; 8; 10].
Центральным источником по данной проблеме является, без сомнения, широко известный декрет в честь Диофанта, талантливого полководца Митридата VI Евпатора [IOSPE. I2. 352]. События, о которых повествуется в этом документе, суть следующие.
К могущественному в этот период понтийскому царю Митридату VI Евпатору около 110 г. до н. э. прибывают послы Херсонеса Таврического (вспомним договор 179 г. до н. з. между понтийским царством Фарнака I, Херсонесом и сарматами Гатала) с отчаянной просьбой о помощи против скифов царя Скилура и его сына Палака, которые осадили город. Митридат Евпатор, оценив важнейшее геостратегическое положение Херсонеса (нынешний Севастополь) в бассейне Понта (Черное море), направляет в Крым из Диоскурии (порт на побережье Колхиды) армию под командованием Диофанта. Прибыв к Херсонесу, Диофант успешно выдержал неожиданное нападение на его армию скифов, обратил их в бегство и совершил глубокий рейд по скифским владениям в Крыму.
Экспедиция понтийцев в скифские владения, по-видимому, имела не столько военно-стратегический, сколько демонстрационный эффект, потому что уже весной следующего года скифы легко вернули себе все свои владения, а их царь Палак осенью, перед уборкой хлеба, вновь осадил Херсонес. На сей раз, осада носила еще более угрожающий характер, поскольку запасы хлеба в городе подошли к концу, новый урожай успешно собирали скифы, а бурное осеннее море исключало всякую возможность [46] продовольственного обеспечения с помощью флота. Тем не менее, херсонеситы нашли возможность вновь известить о своей беде Митридата Евпатора, а Диофант, хоть и через два месяца, но все же сумел переплыть море и прийти на помощь погибающему городу. Однако здесь его поджидали уже не только херсонесские эллины и скифы, но и некий народ ревксиналов, числом около пятидесяти тысяч воинов под командованием царя Тасия. Несмотря на явный недостаток наличных сил (Диофант располагал всего шестью тысячами тяжеловооруженных гоплитов), понтийский полководец решился дать бой объединенному ревксинало-скифскому войску. «Сделав разумную диспозицию», т. е. каким-то образом воспользовавшись благоприятным для действий пехоты рельефом местности, Диафант нанес армии варваров сокрушительное поражение.
Страбон рассказывает об этом же эпизоде древней истории Причерноморья так:
«Роксоланы воевали и с полководцами Митридата Евпатора под предводительством Тасия; пришли они на помощь Палаку, сыну Скилура, и считались народом воинственным; однако против сомкнутой и хорошо вооруженной фаланги всякое варварское племя и легко вооруженное войско оказывается бессильным. И действительно, роксоланы в числе почти пятидесяти тысяч не могли устоять против шести тысяч, бывших под начальством митридатова полководца Диофанта, и большинство их погибло. Они носят шлемы и панцири из сырой воловьей кожи и сплетенные из прутьев щиты, а наступательным оружием им служат копья, лук и меч» [Strabo. VII.3.17].
Третьим источником, имеющим весьма важное значение для целей нашего анализа, является выдержка из «Истории» Тацита, посвященная военной организации роксолан. (Напомню, что речь идет о вторжении роксолан в римскую провинцию Мезия зимой 69 г. н. э., т. е. чуть более чем через 150 лет после ревксинало-скифской кампании Диофанта.)
«...Роксоланы, народ сарматского племени, изрубив прошлой зимой две когорты, с большими надеждами вторглись в Мезию числом до девяти тысяч всадников, вследствие своей необузданности и прошлогоднего успеха более думая о грабеже, чем о сражении. Вследствие этого третий легион со вспомогательными войсками напал на них врасплох, когда они беззаботно рассыпались по стране. У римлян все было готово к битве; сарматы же, рассеявшиеся вследствие страсти к добыче или обремененные тяжестью вьюков, были избиваемы, словно связанные, так как скользкие дороги не позволяли их коням проявлять свою быстроту. Замечательно, как вся доблесть сарматов лежит как бы вне их самих. Они крайне трусливы в пешем бою; но, когда они атакуют конными эскадронами (turmas), вряд ли какой строй выдержит их удар. Но тогда, в сырой день и на растаявшем льду, ни пики, ни очень длинные мечи[47] их, которые они держат обеими руками, не годились вследствие спотыкания коней и тяжести их «катафракт».Это - прикрытие их вождей и всех благородных, составленное из железных пластин или очень твердой кожи, непроницаемое для ударов, но для упавших при натиске врагов неудобное при вставании; вместе с тем они увязали в глубоком и рыхлом снегу. Римские солдаты в легких латах нападали с метательными дротиками или длинными копьями и, когда требовалось, легкими мечами кололи врукопашную беззащитных сарматов (ибо у них не в обычае защищаться щитом), пока немногие, уцелевшие в сражении, не скрылись в болотах» [Tac. Hist. 79].
Очевидно, что в приведенных трех источниках есть только две смысловых параллели: между текстом декрета и сообщением Страбона - абсолютно идентичный исторический эпизод (событие); между информацией Страбона и сообщением Тацита - абсолютно идентичный этноним. При этом набор вооружения и вытекающая отсюда тактика роксолан, подразумеваемая у Страбона и детально охарактеризованная Тацитом, описаны подробно и... абсолютно различно - так, словно бы эти античные ученые повествовали бы о военной организации двух совершенно чуждых друг другу народов. Набор наступательного вооружения роксолан у Страбона примитивно универсальный: лук, меч, копья, в сочетании с еще более примитивными средствами защиты - панцирями из воловьей кожи и сплетенными из прутьев щитами. Такое вооружение скорее характерно для пехотных формирований варварских оседлых народов, чем для специализированных турм конницы кочевников. В лучшем случае его может использовать смешанная пехотно-кавалерийская рать, примерно такого же типа организации, как у германских и кельтских племен данного исторического периода. На примитивность боевых действий этой слабо организованной массы как будто бы указывает и сам Страбон, подчеркивая, что «против сомкнутой и хорошо вооруженной фаланги всякое варварское племя и легко вооруженное войско оказывается бессильным», а роксоланы«вчисле почти пятидесяти тысяч не могли устоять против шести тысяч» (т. е. были наголову разбиты даже при подавляющем преимуществе в численности войск 8:1).
Роксоланы Тацита вооружены и действуют совершенно иначе. Они имеют специализированное кавалерийское вооружение, обеспечивающее высокую эффективность нападения и защиты в конном строю: пики, длинные мечи (чтобы увеличить расстояние реального поражения противника при рубке с коня), сплошные чешуйчатые латы. Щиты и луки, которые могут только обременять имеющего такой набор вооружения всадника, у сарматов отсутствуют. Их тактика также демонстрирует высочайшую степень организации: они атакуют сплоченными турмами (эскадронами), причем настолько организованно и мощно, что «вряд ли какой строй выдержит их удар» (автор, очевидно, имеет в виду и строй тяжеловооруженных [48] римских легионеров, вообще умевших стойко выдерживать фантастические по силе удары противника).
Указанная разноголосица источников подвигла некоторых исследователей к поиску путей логичного преодоления имеющегося противоречия.
Д. А. Мачинский, сопоставляя тексты различных античных источников (включая приведенное выше сообщение Страбона и декрет в честь Диофанта), пришел к оригинальной версии, что роксоланы не являются сарматским народом. Указанный вывод Д. А. Мачинский сделал на том лишь основании, что роксоланы и сарматы в имеющихся античных источниках не перечисляются через запятую или тире. При этом ученый отчего-то считает, что Тацит, весьма определенно поставивший знак равенства между понятием «сармат» и этнонимом «роксолан», имел лишь один критерий для отнесения того или другого народа к сарматам - кочевой образ жизни. В таком случае непонятно, почему сам Д. А. Мачинский готов в принципе доверять античным источникам, ведь в текстах древних авторов термин «скиф» (который ученый охотно соотносит с этнонимом «роксолан») весьма часто служит просто знаковым символом кочевника вообще или даже варвара вообще. При этом исследователь весьма категорично признал в союзниках скифов декрета в честь Диофанта роксолан, а употребление херсонеситами этнонима «ревксиналы» отнес на неожиданность столкновения жителей Херсонеса «с совершенно новым народом, само имя которого они еще не знали твердо» [12, с. 125].
Более осторожную позицию занял С. М. Перевалов, уделивший некоторое внимание указанной проблеме в специальной работе, посвященной генезису сарматского вооружения. Указав, что для целей его статьи не столь существенно (?) являлись ли роксоланы Тацита одним и тем же народом или нет, автор, тем не менее, склонен усматривать в алогичном скачке от примитивного пехотного типа оружия (у ревксиналов) к сугубо кавалерийскому (у роксолан) закономерную и прогрессивную эволюцию наступательного вооружения [13, с. 65 сл.]. В связи с последним выводом необходимо отметить - древняя история почти не знает примеров столь мгновенного (150 лет - весьма небольшой промежуток времени по меркам эволюции вооружения у древних народов) перехода какого-либо варварского этноса от примитивно-универсального (пехотно-полукавалерийского) типа вооружения к высокоспециализированному кавалерийскому вооружению (а также к соответствующим приемам и тактике боя) [25]. Римляне, эти профессора в науке воевать и прилежные ученики в науке перенимать дельные военные изобретения, впервые столкнулись с парфянскими катафрактариями в 53 г. до н. э. (битва при Каррах) и, конечно, вполне могли оценить высочайшую эффективность этого нового кавалерийского строя. (Под термином «строй» я подразумеваю здесь известную тактическую триаду - неразрывное единство (и взаимозависимость) типа вооружения, приемов его применения и тактики боевого использования соответствующим образом вооруженных формирований). Однако собственные кавалерийские [49] соединения катафрактариев, вооруженных полноценной сарматской оружейной триадой (тяжелая пика, длинный меч, защитный панцирь), у них появились только спустя более 150 лет - в эпоху императора Адриана (117-138 гг. н. э.) [23, с. 130-132; 29]. Но это римляне - самая высокоразвитая и самая богатая нация античного мира! Неужели можно всерьез предполагать, что те же 150 лет оказались достаточным сроком для подобной же эволюции у неких ревксиналов, еще в 110 г. до н.э. бросающихся на железные сариссы греков практически беззащитными - с плетеными щитами и воловьими шлемами?
Еще более невероятным кажется предположение Д. А. Мачинского о неосведомленности херсонеситов в этническом наименовании народа, который на них же напал (?!). Предполагать, что жители Херсонеса за два с лишним месяца осады (да и впоследствии - из показаний пленных врагов) не смогли установить правильное звучание этнонима ревксиналов - равнозначно утверждению, что русские вряд ли могли точно установить этническую принадлежность немцев и их самоназвание за два месяца войны с Германией.
Столь же умозрительным (чтобы не сказать - откровенно, неправдоподобным) представляется мнение С. В. Полина и А. В. Симоненко об ошибке резчика или автора декрета в честь Диофанта, которые якобы «перепутали» роксолан с ревксиналами и, соответственно, исказили этноним в тексте декрета [17, с. 94].
Ключ к правильному ответу на противоречивую дилемму, на мой взгляд, следует искать не в нарочитом истолковании (почти всегда вынужденно искусственном, либо алогичном) сведений источника, а в информации самого источника, в данном случае вполне достаточной.
Поскольку мы установили, что, вряд ли имеются основания предполагать, что ревксиналы, имеющие в 110 г. до н. э. примитивное пехотно-полукавалерийское оружие, могли за 150 лет совершить почти революцию в области вооружений и средств защиты, неизбежен вывод: ревксиналы декрета в честь Диофанта и роксоланы Тацита являются разными и генетически чуждыми друг другу народами. При этом как декрет в честь понтийского полководца, так и сообщение Тацита о роксоланах заслуживают, по-видимому, полного доверия, в силу очевидной конкретности и полноты приведенных сведений. Эти достоинства указанных источников неслучайны, они являются следствием высокой информированности их авторов о предмете повествования. Автор декрета в честь Диофанта был, конечно, современником того события, о котором писал, и ему не было нужды в осторожных или намеренно расплывчатых формулировках. Тацит (родился около 55 - умер около 120 гг. н. э.) был, несомненно, одним из самых информированных людей своего времени. Исполняя в период 88-112 гг. н. э. высокие государственные должности (претор, консул, проконсул римской провинции Азия), активно занимаясь историографией, великий историк имел все возможности собрать о сарматах вообще и роксоланах в частности [50] всю необходимую информацию. Сделать это было несложно - начиная с начала 60-х годов н. э. роксоланы, совместно с языгами (царскими сарматами), начинают активное наступление на римскую провинцию Мезия [CIL XIV. 3608 = Dessau 986], поэтому подробные сведения о них, конечно же, имелись в структурах государственного аппарата Империи, к которым принадлежал и сам Тацит.
В противоположность римлянину, Страбон в информационном отношении находился в гораздо более стесненных обстоятельствах, поскольку в его время (умер в 24 г. н. э., работал над текстом «Географии» вплоть до 18 г. н. э.) роксоланы еще находились в глубинах своих причерноморских степей и, вероятно, не столь активно тревожили греко-латинскую периферию. Скорее всего, Страбон знал о роксоланах только понаслышке, вероятно от третьих лиц. От них же ему стали известны события ревксинало-понтийского столкновения в окрестностях Херсонеса. Затрудняясь, по-видимому вопросом - к какому народу следует отнести неведомых доселе ревксиналов, - Страбон из соображений косвенного фонетического сходства при произношении отнес их к роксоланам - столь же произвольно и безапелляционно, как и последних к бастарнам. Возможно, что в этой добросовестной этнологической нелепице (отнести сугубо кочевое, иранское племя к кельто-германскому конгломерату народов), вызванной недостатком базовой информации, скрыта подлинная причина, казалось бы, логически никак не объяснимой трансформации ревксиналов в роксоланы. Впрочем, сам Страбон не скрывает чрезвычайной фрагментарности своих представлений об этногеографии северных припонтийских земель. «Что же находится за Германией, - пишет античный географ, - и что за другими странами, к ней прилежащими, -нужно ли принять бастарнов,как предполагает большинство, или другие народы между ними и германцами, или языгов, или роксоланов, или каких-либо других, из числа живущих в повозках, - это сказать нелегко; трудно также сказать, простираются ли они до океана на всем протяжении суши, или есть там какая-либо страна, необитаемая вследствие холода или по другой причине, или следует другое племя, живущее между морем и восточными германцами. Точно такая же неизвестность господствует и относительно прочих северных стран, лежащих далее: ибо мы не знаем ни бастарнов, ни савроматов и вообще никого из живущих выше Понта; не знаем ни того, насколько они удалены от Атлантического моря, ни соприкасаются ли они с ним» [Strabo. VII. 2. 4]. В другой части своего труда Страбон вновь подчеркивает, что ему неизвестно «живут ли какие-нибудь народы выше роксоланов». (См. приведенный выше отрывок - Strabo. VII. 3. 17). Таким образом, роксоланы это как бы живой предел этногеографических представлений Страбона - столь же далекий, сколь и неясный. Нельзя исключать, что именно это положение неясности этнического происхождения роксолан, чрезвычайной удаленности их кочевий к краю античной ойкумены повлияло на [51] решение Страбона считать ревксиналов частью этого сарматского племени (если только ученый грек сам знал версию ревксинало-понтайской войны в том виде, как ее трактует декрет в честь Диофанта, а не получил ее уже готовый «роксоланский» вариант от одного из своих информаторов). Возможно также, что Страбон назвал ревксиналов роксоланами не по ошибке, а вполне осознанно, считая последних одним из довольно известных племен бастарнов, а в ревксиналах усматривая очевидные бастарнские этнические черты. [3]
Так кто же такие эти загадочные ревксиналы? К какому народу или союзу племен следует отнести их несчастный пятидесятитысячный отряд под командованием Тасия, забредший в крымскую западню за богатой добычей и нашедший здесь свою гибель?
Представляется весьма вероятным, что Тасий, один из вождей царских скифов, живших между Днепром и Доном, мог откликнуться на предложение царя крымских скифов Палака и принять участие в объединенной ревксинало-скифской военной экспедиции на Херсонес. Универсальный набор примитивного вооружения, смешанный строй конных и пеших воинов, слабая внутренняя организация войска, напоминающего скорее случайную толпу соплеменников, чем специально подготовленное формирование - все эти по своему яркие черты как будто бы говорят о правильности такого предположения [Liv. Hist. XLIV.26.2-3; Тас. Germ. 6]. Рассматривая роксолан царства Амаги - Гатала как своих давних и весьма опасных врагов, приднепровские и крымские скифы должны были, по логике, искать этим врагам соответствующий военно-политический противовес.
Этот вывод находит свое подтверждение в античных источниках. В известном трактате Птолемея в этногеографическом описании античной ойкумены читаем:
«...У поворота реки Танаиса - [живут] офлоны и танаиты, за ними осилы до роксолан; между гамаксобиями и роксоланами - [живут] ревкиналы и эксобигиты, затем между певкинами и бастернами карпианы, выше их - гевины, далее - бодины» [Ptol. III.5.10].
Известно, что Птолемей писал свой трактат во II в. н. э., т.е. почти на два столетия позже Страбона. Представления античных ученых об этнокарте Северного Причерноморья в эту эпоху были уже значительно четче и яснее, чем во времена Страбона. Именно поэтому Птолемей весьма четко отличает ревкиналов (ревксиналов) от роксолан. Очевидно, что роксоланы не принимали участия в военных набегах скифов Палака на Херсонес (что логично увязывается с другими сообщениями источников о сарматах Нижнего Дона). Напротив, можно предположить, что и к концу II века до н. э. роксоланы царства Гатала по-прежнему оставались важным элементом системы коллективной межгосударственной безопасности в Северном Причерноморье, основанной на договоре 179 г. до н. э. [53]
Раджа - индийский титул влиятельной особы, государя, князя или царя (в современных индийских языках, прежде всего, хинди, произносится чаще без последней «а» - rāj).
Ревксиналы (Ρευξιναλοί) «царские» ~ cанскр. राजन् (rājan), лат. rēx, rēgis «царь, король, правитель», regionalis «областной, поместный», готск. reiks «начальник, властитель, повелитель».
Продолжение: https://trueview.livejournal.com/252489.html
1). Мещанинов И.И. Аннотированный словарь урартского (биайнского) языка. Изд-во «Наука», 1978.
2). Патканов К.П. Из нового списка Географии, приписываемой Моисею Хоренскому// журнал Министерства народного просвещения . СПб., 1883. CCXXVI. C. 38.
© TrueView