Про актера Сову, а также украинский язык, кино и про то, как найти себя
- Вы артист?
- Нет, одессит. Когда слышу хорошую музыку - вижу порт, синее-синее море,
и вспоминаю: «Шаланды полные кефали, в Одессу Костя приводил"…
После фильма "Два бойца" Марк Бернес сильно прославился: разбитной одессит Аркадий - настоящая звезда незатейливого, в общем-то, фильма о солдатской дружбе, снятого в ташкентской эвакуации без атак и контратак. Но если бы в съемочной группе не было настоящего одессита и моряка, вряд ли бы Марку Наумовичу удалось так срисовать образ ухаря в тельняшке: "Так я вас спрашиваю, должен был тот слон уезжать со своей родной и любимой Патагонии, шоб тут потерять свой хобот? Неудача".
Худощавый "артиллерист" с перемотанной шеей, который говорит "Одесса" против бернесовской "Одэссы" - и есть этот одессит, Андрей Корнеевич Сова, столетие со дня рождения которого мы отметим в нынешнем году. Шея, кстати, забинтована не просто так - тощий паек и напряженная работа на съемках вызвали фурункулы. Так уж сложилось, что повоевать ему удалось только в кино - в "Морском ястребе", в фильме "Разведчики", с Леонидом Быковым и Алексеем Смирновым и еще нескольких картинах, где он непременно исполнял роли моряков. И всесоюзной известностью судьба актера не одарила.
Но и взамен он получил куда больше: достойно прожитые годы, любимую женщину и прекрасных детей, дело, в котором был лучшим. Мастер ролей второго плана и создатель собственного жанра эстрадной юморески, Андрей Корнеевич своей жизнью показывает пример того, как человек может реализовать свой талант, не ссылаясь на обстоятельства. Раскрыть себя, не ущемляя других, в тех условиях, что выпали в жизни. Оставаться честным перед собой и другими.
Его столетие, отмечаемое в этом году, совпало с грызней по языковому вопросу, видимо, неслучайно. Он всегда оставался украинцем, в быту и на сцене пользовался родным языком и никогда не шел на удобные компромиссы...
...Режиссер правительственного концерта говорил: "Это читать не нужно", и получал ответ: "Или читаю, или не участвую". Ему предлагали остаться в Канаде, но он вернулся домой. Свои книги, рассказывающие о жизни, любви и кино, которому Сова посвятил немалую часть себя, он тоже писал по-украински. Но не в знак протеста, не от обиды и не в пику кому-то. Просто он был собой. И даже долгие шестнадцать лет, что боль держала его на костылях, он сумел прожить так, как иные при богатырском здоровье не могут прожить полсотни. Андрей Корнеевич оставил после себя учеников, 26 фильмов и добрую память. В Одессе проводится Всеукраинский конкурс исполнителей юмора и сатиры его имени, а в этом году в Киеве появится улица Андрея Совы и мемориальная табличка на Пушкинской, 23. Его история - это одновременно и мгновенный портрет времени, и история украинского кино и эстрады. И история настоящего человека.
"Широкие лиманы, цветущие каштаны"
Актерство исподволь проникло в его кровь. Оно было частью Одессы - как море, как тесные дворики, как цветущие каштаны. Многочисленные базары и великолепный Привоз с их перебранками, колоритными персонажами и фантастическими оборванцами, улица и даже школа - все это были сильные образы, яркие характеры, истории из жизни, которые есть про запас для дружеских посиделок у каждого приличного человека. Только выйди за ворота.
"Он, під пекучим сонцем у самому тільнику на колясочці сидить безногий, п’яний матрос. Перед ним валяється зачовгана безкозирка з написом «Алмаз». Моряк гнівно скреготав зубами, лаявся, хапав перехожих жінок за литки і владно вимагав: «Не обійдемо каліку! Хто скільки зможе! Спасибі! Дамочки, хто скільки зможе!".
Настоящий "одесский акцент", само собой, тоже пришел с этих улиц. Как вспоминает дочь Андрея Корнеевича Валентина, актриса киевского театра "Колесо", "папа великолепно говорил на "одесском языке", прекрасно читал Шолом-Алейхема, Бабеля. Я жалею, что не записали на аудиопленку, тогда ведь уже появились кассетные магнитофоны. Он даже баловался, читал пушкинский "Сон Татьяны" по-одесски: "Татьяна: "А!" Медведь за ней! О Боже ж мой, шо такое?! Это же кошмар подумать!". То, что потом стало фирменным стилем актера Андрея Совы, закладывалось именно в юности. Школьных учителей, воспитывавших в разновозрастных балбесах приличных граждан, он вспоминает с особым пиететом. Каждый из них тоже был по-своему актером, и на уроки ходили не отбывать время, а всякий раз ожидая увидеть новую, захватывающую историю.
"Я любив вчительку і всілякі її вигадки. Уроки для мене завжди проходили жваво, захоплюючи весело. Та й Маргариті Єдмундовні подобалась моя імпровізація. Особливо коли я брав уявлене яйце і дивився примруженим оком на світло, збовтував біля вуха, прислухався и обережно, з острахом аби не розбити, клав на стіл примовляючи: "Ес ист цу тоер!". Німкеня поблажливо хитала головою, усміхалась: "Гут, Ойле, гут! Геен зи ан ирен платц!". …А ось ми на уроці з російської мови. Треба тільки нагадати, що школа українська і всі предмети викладались виключно рідною мовою. Навіть гімнастичні вправи супроводжувались командами "Шинкуйсь!", "Струнко!", "Кроком руш!". Так що російська для більшості з нас була на рівні іноземної. Викладав словесність Петро Васильович Маслов, щиросердна, доброзичлива людина. Для кожного він знаходив ласкаві, підбадьорюючі слова. Ні на кому не зривав злості, нікого не розпікав, навіть якщо учень, як кажуть "ні в зуб ногою", коли безжалісно засмічували мову такими перлами як "хвакт", "невзапно", "атюг", "фост", "бузусловно". Петро Васильович лише іноді морщився та час від часу погладжував потилицю. По щирості переживав: "Дорогі мої друзі! Благаю вас, читайте… читайте хоча б одну сторіночку на день. Знання російської мови необхідне, як свіже повітря. Для того, щоб жити на білому світі й приносить людям користь, треба бути всебічно освіченою людиною. Читання, дорогі мої, відкриє перед вами всю красу російської мови: Толстой, Чехов, Пушкін, Гоголь, Тургенєв… ви згодні зі мною? Ви зрозуміли мене?". А ми мовчали, уткнувши голови в парти. "Не внемлют", - зажурено посміхався Петро Васильович".
Но самым главным в жизни одесских пацанов была, конечно, не школа, а море и кино. О морской профессии мечтали почти все. А кино (и еще цирк) - это другой мир на расстоянии вытянутой руки. Картины шли - закачаться можно! Одна лучше другой, глаза разбегались от одних только названий: "Рай зверей", "Серебряный шарф", "Мисс Менд", "Акулы Нью-Йорка", "Багдадский вор", "Индийская гробница", - всех и не перечислишь! Кинотеатры на Дерибасовской: "Зеркало жизни", "Уточкина", "Звезда" посещали не часто, это было не по карману. А вот, скажем, в "Бомонд", "Мираж", "Слон", особенно в "Эхо" на Молдаванке ходили почти еженедельно. Здесь было все проще: вход с улицы, выход во двор. Большой хлев с широкими дверями с обеих сторон. Заплатил три копейки - и занимай место на любой скамье.
Возле иллюзиона всегда толпа. Тут шла оживленная торговля водой, пшенкой, мороженым, конфетками, семечками и "рамочками" - кадриками любимых артистов: Гарольд Ллойд, Бастер Китон, Мери Пикфорд, Игор Ильинский, Рудольф Валентино, Чарли Чаплин, Дуглас Фербенкс. Разве всех купишь? Надо выбрать самых - самых. "В среднем 10-15 рамочек на копейку. Поцарапанные дешевле. Смотришь на свет - выбираешь… Изображение темное, страшно чтобы не обманули. А то вместо Гарри Пиля или Рамона Наваро подсунуть Эмиля Янингса", - вспоминал Андрей Корнеевич. Но главное - занять место в зале. Сбоку не годится. Сбоку все по-другому, - косоокое - косоротое. Обязательно по центру! И вот оживает экран… Мелькают надписи, забренчало пианино… И все, как один вытянув шеи, зашлепали губами: "На-па-де-ние на Вер-гинскую почту. Первая серия".
"Цокотить апарат, набираючи розгін. На екрані декілька вершників з коротенькими рушницями. Один під’їхав зовсім близенько: "Де будемо ночувати, сер?" - і знову всі зашльопали губами, повторюючи в голос написані слова. Раптом піаніно оживилося, почало несамовито відбивати такт: та-та, та-та. Почалася погоня. Бандити у масках стріляють на ходу. Падають вершники. Фургон несеться щодуху, збиваючи дорожню пилюку поміж кактусами. Білозубий красень б’є без промаху, з двох пістолетів. Але тут знову зображення почало соватись з боку на бік. Всі закричали, стукаючи босими ногами об підлогу, свистіли щодуху, заклавши по два пальця у рота. На екрані погоня продовжувалась довго-довго. Прикрості розжарились у край. Бандит жбурляє ласо на ковбоя, і в цей момент - "Кінець першої серії". Всі виходять заклопотані - утече чи не втече?".
"Не моряки, а какие-то огарки"
Как часто бывает у людей, живущих по мечте, море и кино соединились в одно целое. Походив на пароходе "Цюрупа" по всей Европе и далее, львиную долю ролей бывший матрос Сова сыграл в "морских" фильмах. Его путь в театральное училище тоже начался в кубрике, где Андрей потешал всю команду, изображая в лицах тех самых людей, которых он встречал, и всяческие связанные с ними истории. "Место, где все они собирались, называлось "брехайливка". Там тоже был собран немалый багаж образов. Папа умел рассказывать, наблюдения эти у него сохранились на всю жизнь, и передалось мне в какой-то степени. И сестра его тоже была потрясающая рассказчица, тетя Муся, Мария Корнеевна. Наверное, вся семья у них жила в атмосфере юмора и доброго отношения друг к другу. Это не злой юмор был, а дружеский шарж. И вот моряки все вместе собирались после вахты, и кто-то говорил: "Совушка, вдарь по гумору". Папа начинал рассказывать что-то, и все говорили: "Ну, ты артист! Поступай в театральное!", - рассказывает Валентина Сова.
Собственно говоря, и приемную комиссию Андрей взял смехом. Кроме того, что он умел рассказывать, да пары выученных произведений Василия Чечвянского (сатирика и ответственного редактора журнала "Червоний перець"), ничего в литературном багаже у молодого моряка не было. И когда стали спрашивать о Станиславском, Ибсене, сложной литературе, он сначала сжался. Но когда Сова продемонстрировал одну из миниатюр, ходя гоголем по сцене с закинутыми назад руками, комиссия пришла в восторг. В 1935-м его приняли в училище.
Уже через три года первым фильмом Совы на Одесской киностудии стала "Старая крепость" - экранизация одноименной повести Валентина Беляева о гражданской войне (к слову, он снялся и в "римейке" 1979 года). А вторым - "Танкер "Дербент", "на производственную тему" и, конечно же, про моряков. Картину долго не пускали в прокат и заставляли переделывать. Суровый критик из управления пропаганды и агитации ЦК ВКП (б) даже написал, что "в картине карикатурно изображены моряки торгового флота. Большинство из них пьяницы, некультурные люди, какие-то огарки. Неправильно охарактеризовано стахановское движение в морском флоте", а трудовое соревнование команды "Дербента" с командой танкера "Агамали" "продиктовано азартом, узколичными, корыстными интересами, здесь и в помине нет каких-либо общественных интересов".
Но возможно, суровый критик мучился желудком: даже сегодня фильм смотрится легко и запоминается благодаря полновесным характерам и полному танкеру юмора. Да и фильм, в конечном итоге, о настоящих человеческих качествах и о дружбе.
Следом за "Дербентом" был "Таинственный остров", где Сове пришлось стать… ручной обезьяной. По словам Андрея Корнеевича, какие бы не доводилось играть роли - все время тянуло на веселое, смешное. Наверное, поэтому он и согласился залезть в шкуру орангутанга Джупа, когда режиссер Борис Шелонцев предложил сняться в фильме по Жюль Верну. Кто-то же должен играть обезьяну!
Съемки проводились в Крыму, близ Ай-Петри, в урочище Таракташ. Пейзаж вполне жюльверновский - море, валуны, вековые деревья. Идут съемки. Отдыхающие интересуются. И в один прекрасный день энергичный "Джуп" решил повеселить людей и выскочил из-за валуна на группу туристов.
Жінки залящали, заверещали і навтьоки, чоловіки за ними, а я навздогін... Коли чую: "Трезор, фас!". Лише тоді я помітив, що туристи були з вовкодавом. Дивлюсь - пре на мене клятий Трезор, зубиська вишкірив, як леопард. Що робити? Зірвав із себе машкару, випручався зі шкури та як загорлаю не своїм голосом: "Товариші громадяни, зупиніть собаку! Я ж артист!
Это был последний мирный фильм 1941 года. Началась война…
(продолжение следует)
на фотоколлаже: Группа интеллигентных людей приручает проклятую обезьяну.