Сердце дури, части все
Я многим обещала собрать текст в подходящий для читалки файл, поэтому вот, держите EPUB и PDF. Дальнейшую конвертацию - скажем, в FB2 - оставляю вам: некогда я пыталась загнать шикарный фик в FB2, ибо моя читалка не понимала никаких других форматов, и пару седых волос в борьбе с ним заработала.
А теперь поясню для тех, кто совсем далёк от Великой Французской революции, некоторые моменты, ибо фик писался в расчёте на людей, которые довольно глубоко погружены в тему.
1. "Второй кузен, тоже Антуан, сбежал из дома с фамильным серебром и сел по малолетке, а заяву накатала его родная мать", - дальше эта история ещё будет затронута по касательной, но да, был в биографии Сен-Жюста такой малоприятный эпизод, когда он удрал в Париж с частью своего наследства (которым не мог распоряжаться по причине малолетства - ребёнку было всего 19, надо ж понимать), чтобы завербоваться уже в армию, и мать больше не клевала мозги насчёт "иди в священники". Как оказалось, свою мать он недооценивал, поскольку она его переиграла и уничтожила, послав по его следу летр де каше. Следующие полгода будущий "железный" комиссар и вообще второе лицо Республики, провёл в воспитательном доме для трудных подростков, и, чтобы выйти оттуда, написал покаянное письмо в стиле "бес попутал, больше не буду, я подумал над своим поведением, всё осознал и стану другим". Да, он подумал. Да осознал. Да, больше такого, естественно, не повторялось. Но не думаю, что мать была так уж рада тому, насколько другим стал её ветреный сын, если уж это привело его к столь ранней гибели.
2. "Над всей Пикардией безоблачное небо!" - в сохранившемся письме Сен-Жюста Демулену (кстати, никакими родственниками они не были, лишь земляками) говорится лишь о том, что центром свежеобразованного департамента Эна выбрали Лан, а не Суассон, за который болел (и агитировал) Сен-Жюст. И пишет младший старшему с почтением и восхищением. Ничто не предвещало, как говорится.
3. "Ничего у него не выйдет. Он даже слово «лифчик» вслух произнести стесняется", - Эбер действительно в жизни был интеллигентом-чистоплюем, человеком довольно образованным, даже с манерами, но потоки площадной брани под маской Папаши Дюшена извергал легко, на что был не способен "в реале".
UPD: от eleonored пришло свидетельство о том, что был способен. Знал, умел, практиковал - но с санкюлотами, а не в изысканном обществе, причём санкюлотов не смущало то, что "Папаша Дюшен" одет и напудрен как старорежимный адвокат, - они всё равно воспринимали его как своего.
4. "Ваша писанина запрещена отдельной статьёй Женевской конвенции", - юношеская поэма Сен-Жюста "Органт" - воспользуюсь чудесной деликатной формулировкой - лишена художественных достоинств. Набредала я на отчёт одной героической дамы, которая читала её по-французски и в библиотеке. Если верить ей, читать это можно лишь из большой любви к автору.
5. "Без облачное", "марадёры"… Второгодник чёртов", - Сен-Жюст придерживался довольно своеобразной орфографии (например, писал некоторые служебные слова слитно с последующими), что при его способностях, начитанности и невероятной памяти может означать только одно: так научили. Правила французской орфографии на тот момент ещё допускали какую-то вариативность, и в суассонском ораторианском коллеже могли учить так, а в Луи-ле-Гран - этак.
6. "Не озлобили. Паралитика. Ага, щас", - Жорж-Огюст Кутон действительно был известен среди коллег мягким и весёлым нравом, и к нему тянулись даже политические противники. Почему Мантел здесь псит на Кутона - хороший вопрос.
7. "Она страшная, но с претензиями, и предпочитает, чтобы её называли Корнелией", - здесь как в анекдоте: не выиграл, а проиграл, и не десять тысяч, а двадцать пять рублей, и не в "Спортлото", а в очко, и не академик Амбарцумян, а парикмахер Акопян. Сохранился автопортрет Элеоноры Дюпле, и можете сами посудить, была ли она страшной. По воспоминаниям родных и просто знавших её людей, она была добра, застенчива, мечтательна, немного не от мира сего, и насчёт "предпочитает, чтобы её называли Корнелией"… ну нет. Это было слишком лестно и слишком далёким авансом, чтобы этим гордиться. Корнелия-то была достойна восхищения лишь как верная жена и самоотверженная мать, а без своих мужчин, по римским меркам, она была нулём без палочки. Ни женой, ни матерью Элеоноре стать не довелось.
8. "Ну да, ну да, пошли мы… к кордельерам. У них хоть подраться можно, если рожа на трибуне бесит. А у нас же типа приличное место…" - в клубе кордельеров действительно и взнос был заметно ниже, и заседания проходили отнюдь не так чинно, как у якобинцев (хотя и в Якобинском клубе своей дичи хватало). Поэтому там собиралась публика попроще.
9. "А, да, точно, тороплю. Пойдём длинным путём", - полностью вымышленный Мантел эпизод. А вот шуточка с сонетами Аретино имела место, но это бросает тень совершенно не на тех, на кого хотела бросить её автор.
10. "Спросите при случае мужа, знает ли он, что такое презервативы", - не моё добавление, а почти дословная цитата из романа, только там речь шла об "английском плаще".
11. "Достаёт из-за пояса банхаммер работы Лепажа и выдаёт ему вечный бан в упор", - Теруань де Мерикур не убивала Сюло сама, она лишь дала отмашку толпе, которая его и линчевала.
12. "Могу я навещать вас на Вандомской площади?" - "министерские" квартиры Дантона и Демулена были на площади Одеон, которая тогда называлась площадью Французского театра. Там и табличка памятная висит.
13. "А Максу постоянно приходят предложения руки и сердца, прикиньте? Он их держит под матрасом, перевязанные ленточкой", - ну, предположим, не под матрасом, но приходили. И Робеспьер действительно не избавлялся от этих писем. Из каких соображений - загадка.
14. "Брауншвейг продаётся, хоть и недёшево. Дюмурье уже ведёт с ним переговоры насчёт одного небольшого договорного матча", - есть такая версия, что под Вальми Брунсвик играл в поддавки, будучи подкупленным, но какая-то сомнительная, ей-богу.
15. "А мы будем считать, что вы женаты. Просто без формальностей", - спекуляций на эту тему было много (недавно соратница в ВК показала мне гаденькую эпиграмму на Робеспьера примерно такого содержания), но, зная характер обоих, а также особую чувствительность Робеспьера к теме незаконнорождённых детей (он сам родился через четыре месяца после свадьбы родителей), рискну предположить, что всё это было не более чем инсинуациями.
16. "Police nationale. Ne pas franchir" - "Национальная полиция. За ленточку не заходить" (фр.).
17. "Шарлотта, доченька, здравствуй!" - конфликты между Шарлоттой Робеспьер и семейством Дюпле начались не сразу; матушка Дюпле поначалу опекала её так же, как и братьев, а рассорились они позже.
18. "Не дай бог, придётся и за серебро отчитаться, и за похабщину в поэме, и за то, как Торену рога наставлял", - первую любовь Сен-Жюста, дочь блеранкурского нотариуса Терезу Желе силой выдали замуж за Франсуа Торена, сына второго блеранкурского нотариуса. Встречи разлучённых влюблённых продолжались некоторое время после свадьбы, а дальше их дороги, скорее всего, разошлись окончательно. Или нет. Слишком мало достоверных свидетельств.
19. "Вы до революции только учились", - нет, Сен-Жюст успел немного поработать клерком в нотариальной конторе, прежде чем его затянуло в водоворот революции.
20. "Марат (своим женщинам)", - Симона Эврар была фактической женой Марата (сам он, хоть и обещал жениться на ней официально, этого не сделал).
21. "Тьфу ты, но Макс, конечно, перещеголял всех своей риторикой! «Отныне мы с вами единое целое»!" - в оригинале было "Je suis toi-même" ("Я - это ты сам", в смысле "Я влез в твою шкуру и понимаю тебя как себя самого"). Да, Робеспьер и Дантон были на ты. Как и многие другие герои. Английское you спутало все карты.
22. "Бюзо (выходит из шкафа, на ходу поправляя сюртук)", - на деле роман Франсуа Бюзо и Манон Ролан был, скорее всего, чисто платоническим и в основном по переписке.
23. "…а автора бесит ещё и серьга Сен-Жюста" - на самом деле серёжки "а-ля эсклав" (довольно крупные кольца, примерно как те, которые носили американские негры-рабы) были в большой моде, и их носили и мужчины, и женщины, и всегда парами. На самых известных прижизненных портретах двух Филиппов - Леба и Фабра - их как раз и можно наблюдать.
24. "Доктор Субербьель говорит, что апельсины мне вредны, но мне ничего больше не лезет в рот", - мне встречалась версия, что на апельсины Робеспьер, напротив, налегал как раз по рекомендации врача. Но правды теперь не доищешься.
25. "Другой его земляк, Марсьяль Эрманн", - так-то он был Жозеф-Арман. Многие тогдашние деятели брали себе красивые античные или "республиканские" имена (кто просто из романтического порыва, кто ради того, чтобы обозначить разрыв с католической церковью). Анаксагора Шометта тоже крестили как Пьера-Гаспара, а корсиканская амазонка Роза-Александрина Барро поступила на службу, назвавшись именем Либерте.
26. "Сколько можно нас звать, как будто Эбер-и-Шометт - это такой испанский философ!" - разногласий у Эбера и Шометта было прилично, но едва ли не самые главные из них были эстетическими: Шометт одевался как санкюлот и ходил в деревянных сабо, шокируя окружающих контрастом немытой головы и трогательной детской улыбки, а Эбер одевался щеголевато и пудрил волосы, хотя мода на это уже отходила.
27. "Vaffanculo, stronzo di merda!" - "Иди отсюда, нехороший человек!" (вольный перевод с итальянского, который не оскорбит ничьих эстетических чувств).
28. "Да здравствует Генрих IV!" - неофициальный гимн французских роялистов.
29. "Бедный пацан, он ещё и убийцу Марата защищал. Не жизнь, а инструкция «Как угробить карьеру в самом начале за два простых шага»!" - на деле Шово-Лагард был а) уже довольно опытным адвокатом (достаточно сказать, что он был на два года старше Робеспьера) и б) сложившимся роялистом (просто почти не палился до поры). Поэтому и Шарлотту Корде, и Марию-Антуанетту, и прочих он защищал, что называется, по зову сердца.
30. "Впрочем, Филипп - не бог весть какой важный курица", - ну уж! У Филиппа Леба сложились тёплые отношения со всей семьёй Дюпле, в том числе и с Элеонорой. Так что автор просто псит не то на него, не то на неё, не то на обоих. Ну и ещё Леба был членом Комитета общей безопасности, то есть, на наши деньги, не последним человеком в МВД.
31. "Будет гордостью Парижской коллегии адвокатов, ведь правда?" - правда. Хоть ни отец, ни крёстный - в силу того, что были казнены в течение полугода после этого разговора, - на профессиональный выбор Ораса Демулена повлиять не могли.
32. "Это всё Сен-Жюст. Он меня ещё в Эльзасе подсидеть пытался", - чего не было, того не было. Вообще слова "Сен-Жюст" и "подсидеть" в одном предложении смотрятся нелепо: парень не был мастером закулисных интриг и всегда пытался выйти с поднятым забралом. Как это интриганство вяжется с тем, что именно Сен-Жюст пытался добиться того, чтобы предъявить обвинения Дантону открыто, перед всем Конвентом, "мадам Мантель", видимо, не задумывалась.
33. "А вам есть что завещать?" - неожиданная жиза: после казни всё имущество Робеспьера было продано с молотка за эквивалент 600 английских фунтов. В скобках и прописью: всё, включая книги. Грустнее читать только опись имущества Шуберта, составленного после его смерти: чуток носильных вещей и фортепиано.
34. "Помните, прошлой осенью я ездила в Севр? Мама решила отправить меня проветриться, я поехала с гражданкой Панис в качестве дуэньи", - здесь Мантел здорово перевирает эпизод, описанный в воспоминаниях Элизабет Леба. Будучи в разлуке с Филиппом и ещё не догадываясь, что тот вот-вот сделает ей предложение, Элизабет заболела от переживаний, и мать отправила её к гражданке Панис погостить и немного оздоровиться на свежем воздухе. Дантон при встрече изрёк что-то вроде "вам для здоровья надо не в деревню ездить, а мужика хорошего, например меня" и попытался силком поцеловать Элизабет, но не на ту напал: девчонка отбилась, хоть и видеть его после этого больше не могла. Матери она рассказала сразу после возвращения из Севра, и, конечно, не встретила никакого осуждения. Ну и, разумеется, никакого оговора тоже не было.
35. "Эро к снаряду, Демулен - приготовиться!" - по воспоминаниям палача, Дантон взошёл на эшафот вместе с Эро и был казнён следом за ним.
36. "Сыночек, тебя же мальчишки засмеют! Это дело для девочек", - а вот фиг, есть свидетельства, что в возрасте пяти-шести лет Максимильен таки научился плести кружева, и получалось у него здорово - для пятилетнего пацана. И нечего удивляться. Бабушка вспоминала, как в её времена в Борисоглебске пуховые платки вязали ВСЕ: идёт пастух за коровами, из кармана тянется нитка, в руках спицы мелькают. Тут тоже народный промысел не разбирает пола.
37. "И чья кровь задушила тебя, остряк-самоучка?" - Луи Лежандр остался в истории благодаря двум фразам, одну из которых он бросил 9 термидора загнанному, кашляющему кровью Робеспьеру: "Кровь Дантона душит тебя!".
38. "(Кутая шею в косынку.) А мамаша Дюпле, видать, жила долго и счастливо?" - Франсуазу Дюпле убили в тюрьме в первый же день после ареста, инсценировав самоубийство (повесили на подвязках её собственных чулок).
39. "А, да-да. Правда, родственникам в основном", - маркиз де Сад действительно по произволу занёс всех своих родственников в список лиц, не подлежащих аресту (а он многим из них грозил неиллюзорно, особенно его тестю и тёще).
40. AO3 - "Archive of Our Own", забугорный Фикбук. Сапиенти сат.
41. "Porca miseria!": буквально - "проклятая нищета!", коммуникативно - "ёшкин кот!".
42. О "методе зелёной собачки" историческая Элеонора знать не могла, потому что не дожила до собственно зелёной собачки, но пусть будет. Метод-то старинный.
43. "…поглаживая между ушей довольную и вальяжную декоративную собачку", - у Кутона действительно была маленькая собачка (в некоторых источниках приводится её кличка - Мэзи; что до породы, то она, скорее всего, была той-спаниелем с висячими ушами - фаленом), с которой он практически не расставался (а также кролик, но кролик с ним не разъезжал по всем делам). Что с ней стало в ночь термидора, история умалчивает.
44. "Анриетта Леба. Неважно. С вашей точки зрения, кажется, я - всего лишь плод воображения досужих сплетников", - младшая сестра Филиппа Леба около полутора месяцев была помолвлена с Сен-Жюстом, однако помолвку тот разорвал ещё внезапнее, чем сделал предложение. Почему - об этом Бабетта, к сожалению, умолчала. То ли причиной размолвки был не такой пустяк, как она утверждала, то ли реальной причины она не знала и сама. Впрочем, авторским произволом я их всё же помирила. Чего не сделаешь ради своего ОТП!
45. "После того, как гражданин Гюфруа… нет, это всем знать не обязательно", - Арман Гюфруа, депутат Конвента от департамента Па-де-Кале, личный враг Робеспьера и просто хитрая задница, пытался расстроить свадьбу Филиппа Леба, рассматривая его как будущего мужа своей дочки и отца (ну как отца… кто последний - тот и папа) своего уже намечавшегося внука. Он оклеветал Элизабет, заявив, что та уже не девушка - зачем, мол, тебе порченая невеста, парень? Вот у меня дочь - и красивая, и образованная, и твоя землячка. Леба, которому о беременности дочки Гюфруа в конце концов доложили (а чуть погодя она стала очевидной), парировал, что чужие дети ему нужны ещё меньше. Неловкий разговор с Элизабет всё же состоялся, но, к счастью, осадочка после того, как ложечки нашлись, не осталось.
46. "Где-то я подобное уже читал…" - в уже достаточно пожилом возрасте Шарлотта Робеспьер написала воспоминания о старшем и немного о младшем брате, которых рисовала в основном восторженно-возвышенно - и при этом они у неё получились не самыми приятными персонажами. Уметь надо.
47. "…Брунт - бурый ньюфаундленд с белым пятном на груди", - насчёт того, какой породы был пёс Робеспьера, есть два основных мнения: немецкий дог и ньюфаундленд. Правда, версия "дог" отпадает, если принять во внимание, что о нём говорили, как о лохматом псе, и Бабетта вспоминала, что он обожал плавать. А вот "мадам Мантель", похоже, топила за дога.
А теперь поясню для тех, кто совсем далёк от Великой Французской революции, некоторые моменты, ибо фик писался в расчёте на людей, которые довольно глубоко погружены в тему.
1. "Второй кузен, тоже Антуан, сбежал из дома с фамильным серебром и сел по малолетке, а заяву накатала его родная мать", - дальше эта история ещё будет затронута по касательной, но да, был в биографии Сен-Жюста такой малоприятный эпизод, когда он удрал в Париж с частью своего наследства (которым не мог распоряжаться по причине малолетства - ребёнку было всего 19, надо ж понимать), чтобы завербоваться уже в армию, и мать больше не клевала мозги насчёт "иди в священники". Как оказалось, свою мать он недооценивал, поскольку она его переиграла и уничтожила, послав по его следу летр де каше. Следующие полгода будущий "железный" комиссар и вообще второе лицо Республики, провёл в воспитательном доме для трудных подростков, и, чтобы выйти оттуда, написал покаянное письмо в стиле "бес попутал, больше не буду, я подумал над своим поведением, всё осознал и стану другим". Да, он подумал. Да осознал. Да, больше такого, естественно, не повторялось. Но не думаю, что мать была так уж рада тому, насколько другим стал её ветреный сын, если уж это привело его к столь ранней гибели.
2. "Над всей Пикардией безоблачное небо!" - в сохранившемся письме Сен-Жюста Демулену (кстати, никакими родственниками они не были, лишь земляками) говорится лишь о том, что центром свежеобразованного департамента Эна выбрали Лан, а не Суассон, за который болел (и агитировал) Сен-Жюст. И пишет младший старшему с почтением и восхищением. Ничто не предвещало, как говорится.
3. "Ничего у него не выйдет. Он даже слово «лифчик» вслух произнести стесняется", - Эбер действительно в жизни был интеллигентом-чистоплюем, человеком довольно образованным, даже с манерами, но потоки площадной брани под маской Папаши Дюшена извергал легко, на что был не способен "в реале".
UPD: от eleonored пришло свидетельство о том, что был способен. Знал, умел, практиковал - но с санкюлотами, а не в изысканном обществе, причём санкюлотов не смущало то, что "Папаша Дюшен" одет и напудрен как старорежимный адвокат, - они всё равно воспринимали его как своего.
4. "Ваша писанина запрещена отдельной статьёй Женевской конвенции", - юношеская поэма Сен-Жюста "Органт" - воспользуюсь чудесной деликатной формулировкой - лишена художественных достоинств. Набредала я на отчёт одной героической дамы, которая читала её по-французски и в библиотеке. Если верить ей, читать это можно лишь из большой любви к автору.
5. "Без облачное", "марадёры"… Второгодник чёртов", - Сен-Жюст придерживался довольно своеобразной орфографии (например, писал некоторые служебные слова слитно с последующими), что при его способностях, начитанности и невероятной памяти может означать только одно: так научили. Правила французской орфографии на тот момент ещё допускали какую-то вариативность, и в суассонском ораторианском коллеже могли учить так, а в Луи-ле-Гран - этак.
6. "Не озлобили. Паралитика. Ага, щас", - Жорж-Огюст Кутон действительно был известен среди коллег мягким и весёлым нравом, и к нему тянулись даже политические противники. Почему Мантел здесь псит на Кутона - хороший вопрос.
7. "Она страшная, но с претензиями, и предпочитает, чтобы её называли Корнелией", - здесь как в анекдоте: не выиграл, а проиграл, и не десять тысяч, а двадцать пять рублей, и не в "Спортлото", а в очко, и не академик Амбарцумян, а парикмахер Акопян. Сохранился автопортрет Элеоноры Дюпле, и можете сами посудить, была ли она страшной. По воспоминаниям родных и просто знавших её людей, она была добра, застенчива, мечтательна, немного не от мира сего, и насчёт "предпочитает, чтобы её называли Корнелией"… ну нет. Это было слишком лестно и слишком далёким авансом, чтобы этим гордиться. Корнелия-то была достойна восхищения лишь как верная жена и самоотверженная мать, а без своих мужчин, по римским меркам, она была нулём без палочки. Ни женой, ни матерью Элеоноре стать не довелось.
8. "Ну да, ну да, пошли мы… к кордельерам. У них хоть подраться можно, если рожа на трибуне бесит. А у нас же типа приличное место…" - в клубе кордельеров действительно и взнос был заметно ниже, и заседания проходили отнюдь не так чинно, как у якобинцев (хотя и в Якобинском клубе своей дичи хватало). Поэтому там собиралась публика попроще.
9. "А, да, точно, тороплю. Пойдём длинным путём", - полностью вымышленный Мантел эпизод. А вот шуточка с сонетами Аретино имела место, но это бросает тень совершенно не на тех, на кого хотела бросить её автор.
10. "Спросите при случае мужа, знает ли он, что такое презервативы", - не моё добавление, а почти дословная цитата из романа, только там речь шла об "английском плаще".
11. "Достаёт из-за пояса банхаммер работы Лепажа и выдаёт ему вечный бан в упор", - Теруань де Мерикур не убивала Сюло сама, она лишь дала отмашку толпе, которая его и линчевала.
12. "Могу я навещать вас на Вандомской площади?" - "министерские" квартиры Дантона и Демулена были на площади Одеон, которая тогда называлась площадью Французского театра. Там и табличка памятная висит.
13. "А Максу постоянно приходят предложения руки и сердца, прикиньте? Он их держит под матрасом, перевязанные ленточкой", - ну, предположим, не под матрасом, но приходили. И Робеспьер действительно не избавлялся от этих писем. Из каких соображений - загадка.
14. "Брауншвейг продаётся, хоть и недёшево. Дюмурье уже ведёт с ним переговоры насчёт одного небольшого договорного матча", - есть такая версия, что под Вальми Брунсвик играл в поддавки, будучи подкупленным, но какая-то сомнительная, ей-богу.
15. "А мы будем считать, что вы женаты. Просто без формальностей", - спекуляций на эту тему было много (недавно соратница в ВК показала мне гаденькую эпиграмму на Робеспьера примерно такого содержания), но, зная характер обоих, а также особую чувствительность Робеспьера к теме незаконнорождённых детей (он сам родился через четыре месяца после свадьбы родителей), рискну предположить, что всё это было не более чем инсинуациями.
16. "Police nationale. Ne pas franchir" - "Национальная полиция. За ленточку не заходить" (фр.).
17. "Шарлотта, доченька, здравствуй!" - конфликты между Шарлоттой Робеспьер и семейством Дюпле начались не сразу; матушка Дюпле поначалу опекала её так же, как и братьев, а рассорились они позже.
18. "Не дай бог, придётся и за серебро отчитаться, и за похабщину в поэме, и за то, как Торену рога наставлял", - первую любовь Сен-Жюста, дочь блеранкурского нотариуса Терезу Желе силой выдали замуж за Франсуа Торена, сына второго блеранкурского нотариуса. Встречи разлучённых влюблённых продолжались некоторое время после свадьбы, а дальше их дороги, скорее всего, разошлись окончательно. Или нет. Слишком мало достоверных свидетельств.
19. "Вы до революции только учились", - нет, Сен-Жюст успел немного поработать клерком в нотариальной конторе, прежде чем его затянуло в водоворот революции.
20. "Марат (своим женщинам)", - Симона Эврар была фактической женой Марата (сам он, хоть и обещал жениться на ней официально, этого не сделал).
21. "Тьфу ты, но Макс, конечно, перещеголял всех своей риторикой! «Отныне мы с вами единое целое»!" - в оригинале было "Je suis toi-même" ("Я - это ты сам", в смысле "Я влез в твою шкуру и понимаю тебя как себя самого"). Да, Робеспьер и Дантон были на ты. Как и многие другие герои. Английское you спутало все карты.
22. "Бюзо (выходит из шкафа, на ходу поправляя сюртук)", - на деле роман Франсуа Бюзо и Манон Ролан был, скорее всего, чисто платоническим и в основном по переписке.
23. "…а автора бесит ещё и серьга Сен-Жюста" - на самом деле серёжки "а-ля эсклав" (довольно крупные кольца, примерно как те, которые носили американские негры-рабы) были в большой моде, и их носили и мужчины, и женщины, и всегда парами. На самых известных прижизненных портретах двух Филиппов - Леба и Фабра - их как раз и можно наблюдать.
24. "Доктор Субербьель говорит, что апельсины мне вредны, но мне ничего больше не лезет в рот", - мне встречалась версия, что на апельсины Робеспьер, напротив, налегал как раз по рекомендации врача. Но правды теперь не доищешься.
25. "Другой его земляк, Марсьяль Эрманн", - так-то он был Жозеф-Арман. Многие тогдашние деятели брали себе красивые античные или "республиканские" имена (кто просто из романтического порыва, кто ради того, чтобы обозначить разрыв с католической церковью). Анаксагора Шометта тоже крестили как Пьера-Гаспара, а корсиканская амазонка Роза-Александрина Барро поступила на службу, назвавшись именем Либерте.
26. "Сколько можно нас звать, как будто Эбер-и-Шометт - это такой испанский философ!" - разногласий у Эбера и Шометта было прилично, но едва ли не самые главные из них были эстетическими: Шометт одевался как санкюлот и ходил в деревянных сабо, шокируя окружающих контрастом немытой головы и трогательной детской улыбки, а Эбер одевался щеголевато и пудрил волосы, хотя мода на это уже отходила.
27. "Vaffanculo, stronzo di merda!" - "Иди отсюда, нехороший человек!" (вольный перевод с итальянского, который не оскорбит ничьих эстетических чувств).
28. "Да здравствует Генрих IV!" - неофициальный гимн французских роялистов.
29. "Бедный пацан, он ещё и убийцу Марата защищал. Не жизнь, а инструкция «Как угробить карьеру в самом начале за два простых шага»!" - на деле Шово-Лагард был а) уже довольно опытным адвокатом (достаточно сказать, что он был на два года старше Робеспьера) и б) сложившимся роялистом (просто почти не палился до поры). Поэтому и Шарлотту Корде, и Марию-Антуанетту, и прочих он защищал, что называется, по зову сердца.
30. "Впрочем, Филипп - не бог весть какой важный курица", - ну уж! У Филиппа Леба сложились тёплые отношения со всей семьёй Дюпле, в том числе и с Элеонорой. Так что автор просто псит не то на него, не то на неё, не то на обоих. Ну и ещё Леба был членом Комитета общей безопасности, то есть, на наши деньги, не последним человеком в МВД.
31. "Будет гордостью Парижской коллегии адвокатов, ведь правда?" - правда. Хоть ни отец, ни крёстный - в силу того, что были казнены в течение полугода после этого разговора, - на профессиональный выбор Ораса Демулена повлиять не могли.
32. "Это всё Сен-Жюст. Он меня ещё в Эльзасе подсидеть пытался", - чего не было, того не было. Вообще слова "Сен-Жюст" и "подсидеть" в одном предложении смотрятся нелепо: парень не был мастером закулисных интриг и всегда пытался выйти с поднятым забралом. Как это интриганство вяжется с тем, что именно Сен-Жюст пытался добиться того, чтобы предъявить обвинения Дантону открыто, перед всем Конвентом, "мадам Мантель", видимо, не задумывалась.
33. "А вам есть что завещать?" - неожиданная жиза: после казни всё имущество Робеспьера было продано с молотка за эквивалент 600 английских фунтов. В скобках и прописью: всё, включая книги. Грустнее читать только опись имущества Шуберта, составленного после его смерти: чуток носильных вещей и фортепиано.
34. "Помните, прошлой осенью я ездила в Севр? Мама решила отправить меня проветриться, я поехала с гражданкой Панис в качестве дуэньи", - здесь Мантел здорово перевирает эпизод, описанный в воспоминаниях Элизабет Леба. Будучи в разлуке с Филиппом и ещё не догадываясь, что тот вот-вот сделает ей предложение, Элизабет заболела от переживаний, и мать отправила её к гражданке Панис погостить и немного оздоровиться на свежем воздухе. Дантон при встрече изрёк что-то вроде "вам для здоровья надо не в деревню ездить, а мужика хорошего, например меня" и попытался силком поцеловать Элизабет, но не на ту напал: девчонка отбилась, хоть и видеть его после этого больше не могла. Матери она рассказала сразу после возвращения из Севра, и, конечно, не встретила никакого осуждения. Ну и, разумеется, никакого оговора тоже не было.
35. "Эро к снаряду, Демулен - приготовиться!" - по воспоминаниям палача, Дантон взошёл на эшафот вместе с Эро и был казнён следом за ним.
36. "Сыночек, тебя же мальчишки засмеют! Это дело для девочек", - а вот фиг, есть свидетельства, что в возрасте пяти-шести лет Максимильен таки научился плести кружева, и получалось у него здорово - для пятилетнего пацана. И нечего удивляться. Бабушка вспоминала, как в её времена в Борисоглебске пуховые платки вязали ВСЕ: идёт пастух за коровами, из кармана тянется нитка, в руках спицы мелькают. Тут тоже народный промысел не разбирает пола.
37. "И чья кровь задушила тебя, остряк-самоучка?" - Луи Лежандр остался в истории благодаря двум фразам, одну из которых он бросил 9 термидора загнанному, кашляющему кровью Робеспьеру: "Кровь Дантона душит тебя!".
38. "(Кутая шею в косынку.) А мамаша Дюпле, видать, жила долго и счастливо?" - Франсуазу Дюпле убили в тюрьме в первый же день после ареста, инсценировав самоубийство (повесили на подвязках её собственных чулок).
39. "А, да-да. Правда, родственникам в основном", - маркиз де Сад действительно по произволу занёс всех своих родственников в список лиц, не подлежащих аресту (а он многим из них грозил неиллюзорно, особенно его тестю и тёще).
40. AO3 - "Archive of Our Own", забугорный Фикбук. Сапиенти сат.
41. "Porca miseria!": буквально - "проклятая нищета!", коммуникативно - "ёшкин кот!".
42. О "методе зелёной собачки" историческая Элеонора знать не могла, потому что не дожила до собственно зелёной собачки, но пусть будет. Метод-то старинный.
43. "…поглаживая между ушей довольную и вальяжную декоративную собачку", - у Кутона действительно была маленькая собачка (в некоторых источниках приводится её кличка - Мэзи; что до породы, то она, скорее всего, была той-спаниелем с висячими ушами - фаленом), с которой он практически не расставался (а также кролик, но кролик с ним не разъезжал по всем делам). Что с ней стало в ночь термидора, история умалчивает.
44. "Анриетта Леба. Неважно. С вашей точки зрения, кажется, я - всего лишь плод воображения досужих сплетников", - младшая сестра Филиппа Леба около полутора месяцев была помолвлена с Сен-Жюстом, однако помолвку тот разорвал ещё внезапнее, чем сделал предложение. Почему - об этом Бабетта, к сожалению, умолчала. То ли причиной размолвки был не такой пустяк, как она утверждала, то ли реальной причины она не знала и сама. Впрочем, авторским произволом я их всё же помирила. Чего не сделаешь ради своего ОТП!
45. "После того, как гражданин Гюфруа… нет, это всем знать не обязательно", - Арман Гюфруа, депутат Конвента от департамента Па-де-Кале, личный враг Робеспьера и просто хитрая задница, пытался расстроить свадьбу Филиппа Леба, рассматривая его как будущего мужа своей дочки и отца (ну как отца… кто последний - тот и папа) своего уже намечавшегося внука. Он оклеветал Элизабет, заявив, что та уже не девушка - зачем, мол, тебе порченая невеста, парень? Вот у меня дочь - и красивая, и образованная, и твоя землячка. Леба, которому о беременности дочки Гюфруа в конце концов доложили (а чуть погодя она стала очевидной), парировал, что чужие дети ему нужны ещё меньше. Неловкий разговор с Элизабет всё же состоялся, но, к счастью, осадочка после того, как ложечки нашлись, не осталось.
46. "Где-то я подобное уже читал…" - в уже достаточно пожилом возрасте Шарлотта Робеспьер написала воспоминания о старшем и немного о младшем брате, которых рисовала в основном восторженно-возвышенно - и при этом они у неё получились не самыми приятными персонажами. Уметь надо.
47. "…Брунт - бурый ньюфаундленд с белым пятном на груди", - насчёт того, какой породы был пёс Робеспьера, есть два основных мнения: немецкий дог и ньюфаундленд. Правда, версия "дог" отпадает, если принять во внимание, что о нём говорили, как о лохматом псе, и Бабетта вспоминала, что он обожал плавать. А вот "мадам Мантель", похоже, топила за дога.