Про масонского эсера и специалиста по аграрному вопросу, причисленного к лику святых
Продолжение. Начало в http://tolstiyyoj.livejournal.com/3280.html
История с восстанием на «Памяти Азова» имеет интересное продолжение. Когда мятежников охватило уныние и растерянность, главари стали обещать им скорую поддержку от руководящих товарищей. Вот участник мятежа пишет в воспоминаниях : «Затем Колодин сообщил, что в Ревеле на "Память Азова" приведут двоих: один видный ре¬волюционер, а другой трудовик, член Государ¬ственной Думы.» То же пишет и Крыжановский : «Коптюх говорил, что в Ревеле на корабль прибудет "важный революционер" или "член Государственной Думы", который и даст все указания.» И видный революционер приехал! Только уже после подавления мятежа, когда офицеры восстановили контроль над крейсером.
Подплыла шлюпка, из нее поднялся «штатский интеллигентного вида», на просьбу показать документы предъявил паспорт на имя доктора Вельского. Товарища арестовали и отвезли на берег. Оказалось - Илья Исидорович Фондаминский-Бунаков, виднейший деятель эсеров.
Илья Исидорович очень элегантно отмазался от ответственности. Матросов судят военным судом? Так я же гражданский! И его передают гражданскому прокурору. Потом повторный суд, уже в Петербурге. Илья Исидорович и тут не растерялся - так я же прибыл на корабль уже после подавления бунта! Я ж никого не трогал! И суд отпускает его. И он через Финляндию бежит за границу.
А товарищ этот крайне интересный. Вот его дружок Зензинов, тоже эсеровский боевик и террорист, пишет про Фондаминского :
«У нас, в партии социалистов-революционеров, было много прекрасных ораторов. В Москве таким партийным оратором для митингов был Илья Фондаминский, выступавший под фамилией Бунакова.
Он был молод и красив, легко владел словом, говорил с большим увлечением и темпераментом и увлекал аудиторию. Его любимой темой был аграрный вопрос, в котором он сделался настоящим специалистом….. ему дали кличку Непобедимый. У него была еще и другая кличка: Лассаль и, действительно, своим пламенным красноречием и даже отчасти своей внешностью он чем-то напоминал знаменитого трибуна.»
И далее про чету Фондаминских :
«Так, например, было дело в Москве, в Таганской тюрьме, где администрация тюрьмы не хотела выпустить из тюрьмы моих друзей - Илью и Амалию Фондаминских, арестованных за месяц до того (в сентябре) по делу об устройстве Зинаидой Коноплянниковой в окрестностях Москвы динамитной мастерской (Амалия дружила с Зинаидой Коноплянниковой и по дружбе оказывала ей разные мелкие услуги, за что и была арестована. Фондаминские были выпущены лишь по требованию толпы, подступившей черной массой к воротам тюрьмы).»
Далее Зензинов рассказывает, за что же арестовали семью Фондаминских, немного более подробно :
«Он был вместе с Амалией арестован в Москве в сентябре не столько за выступления на собраниях и митингах, сколько по делу своей жены; Амалия дружила с Зинаидой Коноплянниковой (позднее убившей генерала Мина), которая тогда устраивала в Сокольниках под Москвой динамитную мастерскую. Амалия даже в чем-то ей помогала, кажется, не раз отвозила Коноплянникову на принадлежавшей ее матери лошади, когда надо было спасаться от преследования сыщиков. Известие об аресте Фондаминских я получил еще в Женеве.
Амалия принадлежала к очень богатой московской семье Гавронских: ее дед был хорошо известный в еврейских кругах Вульф Высоцкий, основатель знаменитой чайной фирмы «В. Высоцкий и Ко». Продолжателями этого дела были его сын и три зятя (мужья трех его дочерей) - Давид Высоцкий, Осип Цетлин (его сын, Михаил, он же поэт «Амари», был моим другом), Рафаил Гоц (отец Михаила Рафаиловича и Абрама) и Ошер (или Иосиф) Гавронский. Его дочерью и была Амалия.»
Мне очень понравилось вот это : «Амалия даже в чем-то ей помогала, кажется, не раз отвозила Коноплянникову на принадлежавшей». Замечательная отмазка, можно взять на вооружение боевикам и сочувствующим ичкерийского подполья : «Я кажется, где-то, в некотором роде помогала начинять пояс шахида стальными шариками. Потом вроде бы, может быть оставила какой-то тикающий пакет в вагоне метро…»
Но вот Амалия попадает в тюрьму. Ей там тяжело, но она не унывает, у нее есть любящие родственники, которые ее поддерживают :
«Мать - мы все, со слов Амалии, ее тоже называли «мамаша», - обожавшая ее больше всех своих других многочисленных детей, узнав об ее аресте, едва не сошла с ума от горя.
Она билась головой о стены и кричала: - «Е зо айн файнес, эдлес кинд ин финштерем гефенгнис!» (такой чистый, благородный ребенок в темной-мрачной тюрьме)- И, действительно, Амалия в тюрьме походила на нежный цветок, затерявшийся в грязном огороде среди крапивы. И характерно для того времени: матери Амалии удалось добиться того, - она, конечно, для этого денег не жалела, да она и вообще не знала им цены, - что одиночку Амалии, конечно, совершенно такую же, как и у всех других заключенных Таганской тюрьмы, оклеили... обоями.
Дело до того неслыханное! Амалия была вегетарианка и «мамаша» добилась того, что тюремный повар приготовлял для нее специальные блюда. Амалия получала огромные передачи, среди которых было много конфет и цветов - то и другое она рассылала по всей тюрьме.
В камере ее пахло духами - духами, как мне потом передавали сидевшие с ней одновременно в Таганской тюрьме, пахло даже в коридоре, куда выходила ее одиночка. И принципиальные марксисты, наблюдая всё это и нюхая в коридоре - вероятно, не без тайного удовольствия - воздух, неодобрительно крутили головами»
После освобождения из тюрьмы Илья и Амалия снова бросаются в водоворот революционного движения :
«Мы спешно мобилизовали все средства, все возможности. Фондаминский часть полученного им за Амалией приданого, отдал партии - если не ошибаюсь, несколько десятков тысяч рублей. На все эти деньги были куплены Маузеры. И никто тогда не нашел это странным. Социалист-революционер и не мог поступить иначе - это, помню, тогда ему даже в особую заслугу не ставилось. Амалия тоже нисколько об этих деньгах не жалела, хотя сама непосредственного участия ни в делах партии, ни в революции не принимала.»
Кстати, приданое было более чем серьезным : «В 1903 Фондаминский женился на подруге детства Амалии Гавронской, внучке чаеторговца Высоцкого, получив огромное приданое, в частности долю в чайных плантациях на Цейлоне».
Потом у товарища Фондаминского было еще много всяческих приключений, в 1907-1917 годах он жил в Париже, в эмиграции. После Февральской катастрофы вернулся, был «был избран товарищем председателя Исполнительного комитета Совета крестьянских депутатов. Летом 1917 года Фондаминский был назначен Временным правительством комиссаром Черноморского флота.». Потом снова эмигрировал во Францию, поселился в Париже. Состоял во всяких интересных организациях : «Член парижской масонской ложи «Братство» (Fraternité)(ВВФ), посвящён по рекомендации Кандаурова и Мекка (1919-1920),[2] ложи «Добрый самаритянин» (1920-1921)»
Все было прекрасно, пока не пришли немцы. Они не церемонились, как военные суды Российской империи, и с ними отмазки типа «я не я и лошадь не моя» не проходили. Фондаминского арестовывают «в числе большой группы из около 120 русских масонов», сажают в лагерь Компьен. Там он принимает православие. В 1942 его переводят в Освенцим, где он и погибает.
Позже происходит следующее : «1 мая 2004 г. в Александро-Невском соборе в Париже состоялся торжественный акт канонизации новопрославленных святых, участников "Православного дела" - протоиерея Алексия Медведкова, священника Димитрия Клепинина, матери Марии (Скобцовой), Юрия Скобцова и Ильи Фондаминского. Вопрос о канонизации пятерых подвижников был рассмотрен Синодом Константинопольского Патриархата по просьбе архиепископа Команского Гавриила (де Вильдера), экзарха приходов русской традиции в Западной Европе.»
Нимба не хватает
История с восстанием на «Памяти Азова» имеет интересное продолжение. Когда мятежников охватило уныние и растерянность, главари стали обещать им скорую поддержку от руководящих товарищей. Вот участник мятежа пишет в воспоминаниях : «Затем Колодин сообщил, что в Ревеле на "Память Азова" приведут двоих: один видный ре¬волюционер, а другой трудовик, член Государ¬ственной Думы.» То же пишет и Крыжановский : «Коптюх говорил, что в Ревеле на корабль прибудет "важный революционер" или "член Государственной Думы", который и даст все указания.» И видный революционер приехал! Только уже после подавления мятежа, когда офицеры восстановили контроль над крейсером.
Подплыла шлюпка, из нее поднялся «штатский интеллигентного вида», на просьбу показать документы предъявил паспорт на имя доктора Вельского. Товарища арестовали и отвезли на берег. Оказалось - Илья Исидорович Фондаминский-Бунаков, виднейший деятель эсеров.
Илья Исидорович очень элегантно отмазался от ответственности. Матросов судят военным судом? Так я же гражданский! И его передают гражданскому прокурору. Потом повторный суд, уже в Петербурге. Илья Исидорович и тут не растерялся - так я же прибыл на корабль уже после подавления бунта! Я ж никого не трогал! И суд отпускает его. И он через Финляндию бежит за границу.
А товарищ этот крайне интересный. Вот его дружок Зензинов, тоже эсеровский боевик и террорист, пишет про Фондаминского :
«У нас, в партии социалистов-революционеров, было много прекрасных ораторов. В Москве таким партийным оратором для митингов был Илья Фондаминский, выступавший под фамилией Бунакова.
Он был молод и красив, легко владел словом, говорил с большим увлечением и темпераментом и увлекал аудиторию. Его любимой темой был аграрный вопрос, в котором он сделался настоящим специалистом….. ему дали кличку Непобедимый. У него была еще и другая кличка: Лассаль и, действительно, своим пламенным красноречием и даже отчасти своей внешностью он чем-то напоминал знаменитого трибуна.»
И далее про чету Фондаминских :
«Так, например, было дело в Москве, в Таганской тюрьме, где администрация тюрьмы не хотела выпустить из тюрьмы моих друзей - Илью и Амалию Фондаминских, арестованных за месяц до того (в сентябре) по делу об устройстве Зинаидой Коноплянниковой в окрестностях Москвы динамитной мастерской (Амалия дружила с Зинаидой Коноплянниковой и по дружбе оказывала ей разные мелкие услуги, за что и была арестована. Фондаминские были выпущены лишь по требованию толпы, подступившей черной массой к воротам тюрьмы).»
Далее Зензинов рассказывает, за что же арестовали семью Фондаминских, немного более подробно :
«Он был вместе с Амалией арестован в Москве в сентябре не столько за выступления на собраниях и митингах, сколько по делу своей жены; Амалия дружила с Зинаидой Коноплянниковой (позднее убившей генерала Мина), которая тогда устраивала в Сокольниках под Москвой динамитную мастерскую. Амалия даже в чем-то ей помогала, кажется, не раз отвозила Коноплянникову на принадлежавшей ее матери лошади, когда надо было спасаться от преследования сыщиков. Известие об аресте Фондаминских я получил еще в Женеве.
Амалия принадлежала к очень богатой московской семье Гавронских: ее дед был хорошо известный в еврейских кругах Вульф Высоцкий, основатель знаменитой чайной фирмы «В. Высоцкий и Ко». Продолжателями этого дела были его сын и три зятя (мужья трех его дочерей) - Давид Высоцкий, Осип Цетлин (его сын, Михаил, он же поэт «Амари», был моим другом), Рафаил Гоц (отец Михаила Рафаиловича и Абрама) и Ошер (или Иосиф) Гавронский. Его дочерью и была Амалия.»
Мне очень понравилось вот это : «Амалия даже в чем-то ей помогала, кажется, не раз отвозила Коноплянникову на принадлежавшей». Замечательная отмазка, можно взять на вооружение боевикам и сочувствующим ичкерийского подполья : «Я кажется, где-то, в некотором роде помогала начинять пояс шахида стальными шариками. Потом вроде бы, может быть оставила какой-то тикающий пакет в вагоне метро…»
Но вот Амалия попадает в тюрьму. Ей там тяжело, но она не унывает, у нее есть любящие родственники, которые ее поддерживают :
«Мать - мы все, со слов Амалии, ее тоже называли «мамаша», - обожавшая ее больше всех своих других многочисленных детей, узнав об ее аресте, едва не сошла с ума от горя.
Она билась головой о стены и кричала: - «Е зо айн файнес, эдлес кинд ин финштерем гефенгнис!» (такой чистый, благородный ребенок в темной-мрачной тюрьме)- И, действительно, Амалия в тюрьме походила на нежный цветок, затерявшийся в грязном огороде среди крапивы. И характерно для того времени: матери Амалии удалось добиться того, - она, конечно, для этого денег не жалела, да она и вообще не знала им цены, - что одиночку Амалии, конечно, совершенно такую же, как и у всех других заключенных Таганской тюрьмы, оклеили... обоями.
Дело до того неслыханное! Амалия была вегетарианка и «мамаша» добилась того, что тюремный повар приготовлял для нее специальные блюда. Амалия получала огромные передачи, среди которых было много конфет и цветов - то и другое она рассылала по всей тюрьме.
В камере ее пахло духами - духами, как мне потом передавали сидевшие с ней одновременно в Таганской тюрьме, пахло даже в коридоре, куда выходила ее одиночка. И принципиальные марксисты, наблюдая всё это и нюхая в коридоре - вероятно, не без тайного удовольствия - воздух, неодобрительно крутили головами»
После освобождения из тюрьмы Илья и Амалия снова бросаются в водоворот революционного движения :
«Мы спешно мобилизовали все средства, все возможности. Фондаминский часть полученного им за Амалией приданого, отдал партии - если не ошибаюсь, несколько десятков тысяч рублей. На все эти деньги были куплены Маузеры. И никто тогда не нашел это странным. Социалист-революционер и не мог поступить иначе - это, помню, тогда ему даже в особую заслугу не ставилось. Амалия тоже нисколько об этих деньгах не жалела, хотя сама непосредственного участия ни в делах партии, ни в революции не принимала.»
Кстати, приданое было более чем серьезным : «В 1903 Фондаминский женился на подруге детства Амалии Гавронской, внучке чаеторговца Высоцкого, получив огромное приданое, в частности долю в чайных плантациях на Цейлоне».
Потом у товарища Фондаминского было еще много всяческих приключений, в 1907-1917 годах он жил в Париже, в эмиграции. После Февральской катастрофы вернулся, был «был избран товарищем председателя Исполнительного комитета Совета крестьянских депутатов. Летом 1917 года Фондаминский был назначен Временным правительством комиссаром Черноморского флота.». Потом снова эмигрировал во Францию, поселился в Париже. Состоял во всяких интересных организациях : «Член парижской масонской ложи «Братство» (Fraternité)(ВВФ), посвящён по рекомендации Кандаурова и Мекка (1919-1920),[2] ложи «Добрый самаритянин» (1920-1921)»
Все было прекрасно, пока не пришли немцы. Они не церемонились, как военные суды Российской империи, и с ними отмазки типа «я не я и лошадь не моя» не проходили. Фондаминского арестовывают «в числе большой группы из около 120 русских масонов», сажают в лагерь Компьен. Там он принимает православие. В 1942 его переводят в Освенцим, где он и погибает.
Позже происходит следующее : «1 мая 2004 г. в Александро-Невском соборе в Париже состоялся торжественный акт канонизации новопрославленных святых, участников "Православного дела" - протоиерея Алексия Медведкова, священника Димитрия Клепинина, матери Марии (Скобцовой), Юрия Скобцова и Ильи Фондаминского. Вопрос о канонизации пятерых подвижников был рассмотрен Синодом Константинопольского Патриархата по просьбе архиепископа Команского Гавриила (де Вильдера), экзарха приходов русской традиции в Западной Европе.»
Нимба не хватает