(no subject)
Мертвецы проломили ворота на рассвете. Чёрная река хлынула во двор гаражного кооператива, и её уже было не остановить. Внизу сперва отстреливались, потом кричали, потом осталось только довольное урчание этих тварей.
Насытившись, самые умные из них - удивительно, это были не самые свежие трупы - организовали тех упырей, что разумом попроще, выламывать двери гаражей, в которых укрылись люди. Весь день и всю ночь слышались вопли пожираемых, теперь мертвяки не торопились, растягивали процесс.
Выжили только мы, "каторжники", "команда чистильщиков", "смертнички". Неудачники с самого первого дня. Нас засунули сюда, в холодную будку гаражного сторожа с выбитыми стёклами, по разным причинам.
Иуда был вор. Не знаю, настоящее ли это имя, и каким он был вором до Конца Света, до того дня, когда мёртвые восстали из могил, но нынче ему не повезло: словили за кражей еды, и, так как мы договорились никого из живых не убивать, отправили его сюда, на холод, на самые чёрные работы.
Меня, механика шестого разряда, сослали сюда за то, что я сжёг сцепление на нашем единственном грузовике, на котором ещё была надежда прорваться.
Ну а третий отверженный, Заблоцкий Виктор Тимофеич, был учёным, а мы ведь все согласились, что именно яйцеголовые виноваты в Катастрофе, ведь Иисус так и не сошёл на землю, также как и дьявол не вылез из своей адской дырки. Не с приличными же людьми жить такому?
И вот теперь гонители наши все пожраны, все, прячущиеся в тёплых гаражах, только до нас не добрались твари, потому что будка наша , прочная, кирпичная, поднята над землёй, а хлипкая железная лестница давно отвалилась. Приставную же мы втянули.
Воды у нас было вдоволь: дождевая собиралась в бак на крыше. А вот еды не осталось совсем. Были сперва две упаковки печенья, их мы разделили в первый же день. К вечеру второго дня животы наши сводило от голода. На третий день Иуда заговорил:
- Читали ли вы Джека Лондона? "Смирительную рубашку"? Есть там такая история о трёх моряках, попавших в кораблекрушение. Оставшись без воды и пищи, в своей лодке, в безветрии штиля, они очень ослабли. И решили они бросить жребий, кому из них быть съеденным. Жребий выпал капитану, и остальные уже стали примериваться, как убить его, он же, сняв шапку, смирился. Но тут подул ветерок, моряки отчаянно принялись грести, и главный герой спасся, выбравшись на сушу.
Друзья, отсюда следует мудрая мораль: уповай всегда на господа Бога нашего, и он спасёт нас, всемогущий. Давайте же никогда даже не задумываться над такими решениями проблемы голода?
И все согласились: - давайте!
Потом заговорил Виктор Тимофеич:
- Знаете, великий русский историк и антрополог Поршнев Борис Фёдорович считал, что всё человечество прошло через период адельфофагии, сиречь людоедства. У нас был инстинктивный запрет на охоту, мы были не более чем собирателями и падальщиками, каменными топориками дробили мы кости мёртвых животных и высасывали мозг. И вот настал однажды страшный голод, погубивший много крупных хищников, и для нас стало оставаться очень мало падали.
Но тот, кому нельзя охотиться на других, может есть себе подобных. И часть палеоантропов принялась питаться человечиной, принуждая отдавать себе молодёжь на съедение, с помощью суггестивного дара - просто приказывая. Поедаемые, естественно, испытывая отвращение и ужас, сопротивлялись, тоже развивая способности к речи, так, по мнению Поршнева, и появились у нас и речь, и разум. Поедаемым пришлось также научиться охотиться, потому что длительно питаться самим собой ни один вид не может.
Палеоантропы-людоеды давно вымерли и выродились. Остались только мы, с отвращением к людоедству и склонностью к охоте. А отсюда следует морально-нравственный вывод: не следует деградировать, нужно развиваться, и тогда ты не вымрешь, а цивилизация твоя расцветёт, какие бы препятствия ни вставали на пути.
И мы все горячо согласились с ним, тем более, что мы были заядлыми охотниками.
Вслед за тем я откашлялся и заговорил:
- Знаете, есть такая сказка, "Яма зверей"? Там Медведь, Волк, Лиса, Свин, Петух, и Заяц попали в ловчую яму. Чтобы решить, кого сегодня будут есть, Лиса поёт нараспев их имена:
"Михааайло Потапыч... Хорошее имечко!
Волк Серый Бочок... Хорошее имечко!
Лиса Патрикеевна... Хорошее имечко!
Свинка Золотая Щетинка... Хорошее имечко!
Петушок Красный Гребешок... Хорошее имечко!
Заяц Попрыгаяц... Плохое имечко! "
- и все едят зайца. Не иначе, Лиса эта от Поршневских палеоантропов род ведёт. Короче, так Лиса зверями манипулирует, пока наедине с Медведем не остаётся, потом и его тоже обманывает, заставив самому себе живот распороть:
"эй, Лиса, ты что там такое ешь?
А это я живот себе распорола и требуху ем, очень вкусно. Ты тоже попробуй"
Потом спасается, обманув Дрозда и пустыми угрозами заставив набросать в яму валежника.
В конце сказки, удирая от злющих собак, спрятавшись уже от их зубов в норе, Лиса начинает разговаривать сама с собой:
"лапки-лапки, что вы делали, когда собаки лису гнали?
Мы лисичку от собак уносили, через ямы и корни прыгали.
Ушки-ушки, что вы делали, когда собаки лису гнали?
Мы лай собак слушали, лисичку от погони направляли.
Носик-носик, что ты делал, когда собачки лису гнали?
Я путь-дорожку вынюхивал.
Хвостик-хвостик, а ты что делал, когда собачки лису гнали?
А я за кусты, за ветки цеплялся, под ногами путался!
Ах так! Ешьте, собаки, лисий хвост! "
Выставила лиса хвост из норы, её собаки вытащили и разорвали.
Так давайте не будем становиться зверями, которых неизбежно порвут на куски, тем более, что и дарований убеждения у нас нету ни у кого, раз уж мы тут, в холодной, оказались. А лучше обратим внимание на мораль этой сказки: выходит ведь, что и Петух ел Зайца, пока его самого не пожрали звери вместе со Свином? Голод не тётка, как говорится, в зубы ему не смотрят. Почему бы и нам не расширить нормальный наш рацион?
И я указал на двор, где то и дело проползали ожившие мертвецы.
Ловчий багор мы сварганили мигом, из пожарного крюка и мачты телевизионной антенны, и принялись охотиться, выбирая мертвецов посвежее. Мы коптили их над огнём, солили и жарили на вертеле, а также замораживали в снегу, напотом. Когда зомби сообразили держаться подальше от нашей будки, у нас уже был запас пищи, хоть и не очень здоровой.
Мы выжили - те, на ком было благословение Господа. Теперь, спустя годы, я убеждаюсь: кому суждено выжить - будет жить, несмотря ни на что, потому что человек - самый страшный убийца на земле, способный пожрать хоть самого дьявола. В человеке скрываются такие бездны... Все инстинкты наших предков сокрыты в нас, искусно подавлены, но они никуда не исчезли. Что бы мы ни твердили себе, что бы ни выбивали в камне, на скрижалях заповедей нашей цивилизации.
Мертвецы неплохи на вкус, после температурной обработки. Впрочем, Иуда был вкуснее.
Насытившись, самые умные из них - удивительно, это были не самые свежие трупы - организовали тех упырей, что разумом попроще, выламывать двери гаражей, в которых укрылись люди. Весь день и всю ночь слышались вопли пожираемых, теперь мертвяки не торопились, растягивали процесс.
Выжили только мы, "каторжники", "команда чистильщиков", "смертнички". Неудачники с самого первого дня. Нас засунули сюда, в холодную будку гаражного сторожа с выбитыми стёклами, по разным причинам.
Иуда был вор. Не знаю, настоящее ли это имя, и каким он был вором до Конца Света, до того дня, когда мёртвые восстали из могил, но нынче ему не повезло: словили за кражей еды, и, так как мы договорились никого из живых не убивать, отправили его сюда, на холод, на самые чёрные работы.
Меня, механика шестого разряда, сослали сюда за то, что я сжёг сцепление на нашем единственном грузовике, на котором ещё была надежда прорваться.
Ну а третий отверженный, Заблоцкий Виктор Тимофеич, был учёным, а мы ведь все согласились, что именно яйцеголовые виноваты в Катастрофе, ведь Иисус так и не сошёл на землю, также как и дьявол не вылез из своей адской дырки. Не с приличными же людьми жить такому?
И вот теперь гонители наши все пожраны, все, прячущиеся в тёплых гаражах, только до нас не добрались твари, потому что будка наша , прочная, кирпичная, поднята над землёй, а хлипкая железная лестница давно отвалилась. Приставную же мы втянули.
Воды у нас было вдоволь: дождевая собиралась в бак на крыше. А вот еды не осталось совсем. Были сперва две упаковки печенья, их мы разделили в первый же день. К вечеру второго дня животы наши сводило от голода. На третий день Иуда заговорил:
- Читали ли вы Джека Лондона? "Смирительную рубашку"? Есть там такая история о трёх моряках, попавших в кораблекрушение. Оставшись без воды и пищи, в своей лодке, в безветрии штиля, они очень ослабли. И решили они бросить жребий, кому из них быть съеденным. Жребий выпал капитану, и остальные уже стали примериваться, как убить его, он же, сняв шапку, смирился. Но тут подул ветерок, моряки отчаянно принялись грести, и главный герой спасся, выбравшись на сушу.
Друзья, отсюда следует мудрая мораль: уповай всегда на господа Бога нашего, и он спасёт нас, всемогущий. Давайте же никогда даже не задумываться над такими решениями проблемы голода?
И все согласились: - давайте!
Потом заговорил Виктор Тимофеич:
- Знаете, великий русский историк и антрополог Поршнев Борис Фёдорович считал, что всё человечество прошло через период адельфофагии, сиречь людоедства. У нас был инстинктивный запрет на охоту, мы были не более чем собирателями и падальщиками, каменными топориками дробили мы кости мёртвых животных и высасывали мозг. И вот настал однажды страшный голод, погубивший много крупных хищников, и для нас стало оставаться очень мало падали.
Но тот, кому нельзя охотиться на других, может есть себе подобных. И часть палеоантропов принялась питаться человечиной, принуждая отдавать себе молодёжь на съедение, с помощью суггестивного дара - просто приказывая. Поедаемые, естественно, испытывая отвращение и ужас, сопротивлялись, тоже развивая способности к речи, так, по мнению Поршнева, и появились у нас и речь, и разум. Поедаемым пришлось также научиться охотиться, потому что длительно питаться самим собой ни один вид не может.
Палеоантропы-людоеды давно вымерли и выродились. Остались только мы, с отвращением к людоедству и склонностью к охоте. А отсюда следует морально-нравственный вывод: не следует деградировать, нужно развиваться, и тогда ты не вымрешь, а цивилизация твоя расцветёт, какие бы препятствия ни вставали на пути.
И мы все горячо согласились с ним, тем более, что мы были заядлыми охотниками.
Вслед за тем я откашлялся и заговорил:
- Знаете, есть такая сказка, "Яма зверей"? Там Медведь, Волк, Лиса, Свин, Петух, и Заяц попали в ловчую яму. Чтобы решить, кого сегодня будут есть, Лиса поёт нараспев их имена:
"Михааайло Потапыч... Хорошее имечко!
Волк Серый Бочок... Хорошее имечко!
Лиса Патрикеевна... Хорошее имечко!
Свинка Золотая Щетинка... Хорошее имечко!
Петушок Красный Гребешок... Хорошее имечко!
Заяц Попрыгаяц... Плохое имечко! "
- и все едят зайца. Не иначе, Лиса эта от Поршневских палеоантропов род ведёт. Короче, так Лиса зверями манипулирует, пока наедине с Медведем не остаётся, потом и его тоже обманывает, заставив самому себе живот распороть:
"эй, Лиса, ты что там такое ешь?
А это я живот себе распорола и требуху ем, очень вкусно. Ты тоже попробуй"
Потом спасается, обманув Дрозда и пустыми угрозами заставив набросать в яму валежника.
В конце сказки, удирая от злющих собак, спрятавшись уже от их зубов в норе, Лиса начинает разговаривать сама с собой:
"лапки-лапки, что вы делали, когда собаки лису гнали?
Мы лисичку от собак уносили, через ямы и корни прыгали.
Ушки-ушки, что вы делали, когда собаки лису гнали?
Мы лай собак слушали, лисичку от погони направляли.
Носик-носик, что ты делал, когда собачки лису гнали?
Я путь-дорожку вынюхивал.
Хвостик-хвостик, а ты что делал, когда собачки лису гнали?
А я за кусты, за ветки цеплялся, под ногами путался!
Ах так! Ешьте, собаки, лисий хвост! "
Выставила лиса хвост из норы, её собаки вытащили и разорвали.
Так давайте не будем становиться зверями, которых неизбежно порвут на куски, тем более, что и дарований убеждения у нас нету ни у кого, раз уж мы тут, в холодной, оказались. А лучше обратим внимание на мораль этой сказки: выходит ведь, что и Петух ел Зайца, пока его самого не пожрали звери вместе со Свином? Голод не тётка, как говорится, в зубы ему не смотрят. Почему бы и нам не расширить нормальный наш рацион?
И я указал на двор, где то и дело проползали ожившие мертвецы.
Ловчий багор мы сварганили мигом, из пожарного крюка и мачты телевизионной антенны, и принялись охотиться, выбирая мертвецов посвежее. Мы коптили их над огнём, солили и жарили на вертеле, а также замораживали в снегу, напотом. Когда зомби сообразили держаться подальше от нашей будки, у нас уже был запас пищи, хоть и не очень здоровой.
Мы выжили - те, на ком было благословение Господа. Теперь, спустя годы, я убеждаюсь: кому суждено выжить - будет жить, несмотря ни на что, потому что человек - самый страшный убийца на земле, способный пожрать хоть самого дьявола. В человеке скрываются такие бездны... Все инстинкты наших предков сокрыты в нас, искусно подавлены, но они никуда не исчезли. Что бы мы ни твердили себе, что бы ни выбивали в камне, на скрижалях заповедей нашей цивилизации.
Мертвецы неплохи на вкус, после температурной обработки. Впрочем, Иуда был вкуснее.