Впереди лето и, возможно, вы прикидываете, куда бы податься в предстоящем отпуске. Я хочу рассказать вам про Турцию.
Боже, что может быть банальнее описания пляжного отдыха в Турции, так же как и самого подобного отдыха! - скажете вы. Что ж, тем сложнее, а, значит, интереснее моя задача: я попробую вас разубедить!
Я-то полагаю, что всё зависит от личного взгляда человека на окружающий мир и себя в нём, от его персональной готовности или неготовности найти и увидеть необычное, почувствовать то, что называется «радость жизни».
Кстати, доказательство правоты этого своего утверждения я ежедневно наблюдала там же, в Турции. Рядом с нами, за соседним столиком, сидела молодая пара. Не просто молодая пара, а молодожёны. Они чинно выходили к завтраку и молча ели. Они сидели друг напротив друга с такими постными, отсутствующими лицами, словно они были не на курорте в свадебном путешествии, а на партийном собрании, где докладчик нудно зачитывает тезисы «в свете решений очередного съезда КПСС»... Как-то раз мы перебросились с молодой женой парой фраз, и она обмолвилась, что они думают поменять билеты и уехать пораньше. Мол, две недели они в этом городе не выдержат, ну совсем здесь нечего делать, скука смертная! А я почему-то подумала тогда, что долго вместе они не проживут - разведутся. Не в городе, не в стране отдыха дело. Не в Турции им скучно. Им с самими собой и друг с другом скучно…
Итак, место действия - Турция, город Алания. Время действия - август 1995 года. Действующие лица - моё семейство: мы с мужем, дочка Женя десяти с половиной лет и дочка Саша почти семи лет. Мне было тогда 34 года. Все эти точные даты и цифры важны для дальнейшего рассказа, потом поймёте, почему.
Путёвки мы брали в Москве, и это было достаточно нервно из-за того, что в туристическом агентстве никак не могли взять в толк: почему мы хотим поехать на три недели? Все люди едут на неделю или две, а мы вдруг почему-то хотим на три?!
…Я сразу влюбилась в эту страну. Как только шагнула из самолёта на трап, и жара окутала меня как ватой. Как только увидела беспредельное, высокое яркое синее небо и розовые, в мареве, пологие горы вдали. Меня сразу наполнило удивительное тихое блаженство. Когда-то ещё в школе я записала себе в дневник из Моэма: «Мне думается, что есть люди, которые родились не там, где им следовало родиться. Случается, что человек вдруг ступает на ту землю, к которой он привязан таинственными узами. Вот наконец дом, который он искал, его тянет осесть среди природы, ранее им не виданной, среди людей, ранее не знаемых, с такой силой, точно это и есть его отчизна. Здесь, и только здесь, он находит покой».
Будто я понимала это заранее, или судьба странным образом подарила мне то, что раньше поразило в книге? Возможно, это кажется нелепым, но я, уже во втором поколении коренная жительница Дальнего Востока, почувствовала себя в Турции как дома.
Если я, рассказывая о Турции, не затрону тему эротики и не напишу ничего чувственного, вы мне не поверите и будете правы. Ведь это же Его Легкомысленное Величество Юг! Хотя то, что я напишу ниже, явно пойдёт вразрез с устоявшимися в последние годы стереотипами про турецких мужчин - альфонсов и про наших сексуально озабоченных дамочек, напрочь забывающих про своих мужей и бездумно бросающихся в объятия жарких южных мужчин…
Моя Турция была волнующей, эротичной, сексуально-чувственной, но… всё же иной. Потому что шёл 1995-ый год, и на южном берегу Турции русских было ещё крайне мало, про них ещё ничего не знали (в нашем отеле мы долгое время были единственными русскими среди немцев и скандинавов). Потому что массовый прилёт русских «бабочек» - которых теперь турки именуют «Наташами» - ещё не состоялся. А может, просто потому, что каждый находит в своей жизни лишь то, что ищет…
Безусловно, турецкие мужчины красивы. И не просто красивы, а очень красивы. При этом их диковатая смуглая красота сочетается с неуловимым европейским изяществом и лоском в отличие от, скажем, арабов. Они улыбчивы и приветливы, поэтому общение завязывается легко. Они действительно любят русских женщин больше немок и скандинавок, и объясняется это довольно просто: турки в основном невысокого роста, а немки и скандинавки, видимо, «откормленные» на свиных сосисках и колбасах, как правило, гораздо выше и «массивнее» турок.
Глядя на турецких парней, «глаза разбегаются» - это правда, и я ничуть не осуждаю наших одиноких женщин, находящих на южном берегу турецкого Средиземноморья двухнедельную иллюзию женского счастья.
Наш отель был не исключение, и ребята из обслуживающего персонала были все как на подбор: молодые, невероятно красивые и улыбчивые. Наше общение затрудняло лишь то, что они не знали ни моего русского, ни всеобщего английского (который я изучала в школе), а я, конечно, не знала ни их родного турецкого, ни немецкого, который, оказывается, там в ходу. Поэтому порой очень милое общение выглядело таким образом: на раздаче первых блюд официант, видя нас - единственных русских в отеле - восклицал: «Горбачёв! Супчик!», а мы весело смеялись в ответ. Так мы его и прозвали: «Горбачёв-супчик».
Однажды перед завтраком ко мне подошёл один из официантов. Он единственный, кто немного знал английский и мог со мной общаться. Он попросил меня помочь с переводом некоторых фраз на русский язык и с транскрипцией этих фраз. На бумажной салфетке по-английски было аккуратно написано следующее: «Я тебя люблю. Ты самая красивая. Пойдём со мной» ну и так далее. Пока я писала русскую транскрипцию, к нам, как мотыльки на огонёк, подлетели все работавшие в тот час турецкие парни. Я стала медленно озвучивать предложения по-русски, а они, как добросовестные первоклашки, старательно хором повторяли за мной трудные русские слова. Особенно сложно для них было произнести «ю», поэтому «люблю» мы повторили несколько раз.
Забавно, правда? Но вообще, если серьёзно, то надо заметить, что в 95-м году предприимчивые и трудолюбивые турки быстро смекнули, что в ближайшее время их ждёт наплыв туристов из России, поэтому приметы внимания к русскому языку, тогда ещё неизвестному для турок, я наблюдала везде. Первые меню, написанные по-русски (и меня, поняв, что я русская, часто просили проверить правильность написания). У многих продавцов, барменов и хозяев многочисленных лавочек можно было увидеть самоучители русского языка и турецко-русские разговорники.
Мужское внимание к себе я чувствовала постоянно, но оно было исключительно уважительным, даже почтительным. Может, потому, что я всегда была либо с мужем, либо с дочками. Дочки мои это мужское внимание, весьма своеобразное, ощущали тоже. Женька неведомым образом перезнакомилась со всеми работниками отеля и стала среди них своим человеком, хотя я не очень представляла, на каком языке они общаются. Особенно близко Женька сдружилась с одним парнем 23-х лет. И когда они оказывались в одно и то же время на пляже, парень играл с Женькой и дурачился: подстраховывал Женьку в больших волнах, бросал её, как пушинку, в воду со своих могучих плеч, и оба они при этом вовсю хохотали. А Саня… Она у меня и так-то светловолоса, а в Турции её волосы под жгучим солнцем стали просто белоснежными. Поэтому турецкие мальчики от пяти лет и до… смотрели на неё с благоговением, как на чудо, и старались как бы невзначай, случайно, но обязательно дотронуться до её льняных волос. Её голубые глаза притягивали их как магнит, и с ней всё время пытались заговорить. Моё чадо молчаливо смотрело на собеседника своими огромными голубыми глазищами и смущённо улыбалось.
Пройтись втроём по городу вдоль лавочек и магазинчиков всегда было маленьким приключением: нас вечно зазывали на чай, втягивали в милую, с улыбками, беседу, и вроде бы шутливо, но со мной обязательно заводили вполне практичный разговор о том, с какой радостью моих девчонок взяли бы в жёны. «Это Ваши дочки? А у меня как раз два сына!»… далее следовало обстоятельное перечисление того, чем владеет семья… Хотя особо подчеркну: никаких пошлостей, навязчивости, грубости я не услышала ни разу. Разговоры всегда были лёгкие, приятные, смешные, никого ни к чему не обязывающие.
Да и меня не очень-то воспринимали как «матрону». Как-то раз один вот такой хозяин лавочки долго уточнял, кем я прихожусь этим двум девочкам, несколько раз переспросил, не спутал ли он что-то, неужели я - их мама?! И сколько же мне тогда лет?! Пальцем на ладони я нарисовала свои «34». Турок ещё раз переспросил и очень искренне удивился, нарисовав в ответ «17».
Да так и было ведь на самом деле! Мне было 17 в мои 34, и был тёплый ветерок, игриво приподнимающий мини-юбку, и очень стройное загорелое тело, и гладкая, бархатная от солнца и моря кожа, и эта физическая лёгкость, когда кажется, что ещё чуть-чуть, и ты взлетишь. И были вокруг эти обаятельные смуглые мужчины, и их ласковые, смеющиеся глаза…
И под испепеляющим солнцем было острое, до сжимания в груди, горькое чувство мимолётности счастья. Там, в Турции, в первый раз мне было так невыносимо больно и очевидно, что жизнь человеческая несправедливо коротка! Что предназначенное нам время катастрофически быстро утекает! Оно тает, как мороженое под палящим солнцем, оно струится беспрерывно и неотвратимо, как песок сквозь пальцы, и этой блестящей, сверкающей поры у меня больше никогда, никогда уже не будет…
В день перед отъездом Женька вдруг заявила, что все официанты хотят устроить специально для нашей семьи концерт. Поздно вечером, после ужина и всех уборок, они будут петь специально для нас на маленькой эстраде возле бассейна, и Мамед будет петь для неё, Жени, а она, Женька, будет танцевать. «Мам, ты придёшь смотреть?»
В назначенное время я вышла на террасу. Звёздная южная ночь и освещённое пятно эстрады в окружении банановых зарослей. Действительно, все парни-официанты, сменив униформу с длинными шортами на белоснежные рубашки и чёрные брюки, уже там, и концерт начался.
Боже, какой удивительно музыкальный народ турки! Ведь среди этих ребят не было профессионалов, но КАК они пели! И ведь мелодии такие не простые - замысловатые, сложные, с какими-то немыслимыми переливами и тональными переходами! Вот и очередь Мамеда. Он запел песню, которая появилась только что и была хитом номер один, она звучала постоянно и отовсюду. А Женька, моя Женька, стала танцевать. За эти недели она, гибкая и тоненькая, успела уловить какие-то элементы танца живота, а природной грации ей было не занимать. Женька смотрит на Мамеда, а он - на неё, и начинается песенно-танцевальный, но такой чувственный диалог! Десятилетняя русская девочка с длинными каштановыми волосами в яркой зелёной маечке и чёрной юбочке совсем по-восточному вела свою партию, а двадцатитрёхлетний турецкий парень со сдержанной мужской страстью вёл свою, не отрывая от Женьки глаз. Откуда в моей северной девочке - совсем ребёнке, столько южного эротизма, столько женского чувства?! Поверьте мне на слово: не было в этой сцене никакой пошлости, никакой вульгарности, а вот чувственности было столько…
«Ой, нама шика дан, шика дан,
Ой, нама шика дан, шика дан,
Ой, нама шика дан, шика дан,
О ё нар дэнер о-о джё ип си…»
Узнали? Киркоров поёт эту песню отвратительно, Таркан пел её в 1995-м году замечательно, но если б вы только слышали, КАК её пел тогда, на маленькой ночной эстраде, Мамед - обычный парень, временно устроившийся официантом в отель на летний сезон! Как он пел!!!
И опять меня захватило тоскливое, щемящее чувство абсолютной невозможности повторения этого чудного вечера. И видеокамеру не взяли… Впрочем, никакая камера не может передать того, что неуловимо скапливается в такие мгновения в атмосфере…
Песня закончилась и… с балконов нашего отеля раздались аплодисменты. Оказывается, не только я наблюдала этот необыкновенный концерт.
Тут на сцену вышла наша туристка, недавно приехавшая. Она заявила, что училась в музыкальной школе, встала за клавишные и стала коряво подбирать мелодию «Катюши». Она ещё и напевать стала: безголосо и не помня половины слов. Ребята-турки вежливо улыбались и терпеливо ждали окончания этого фальшивого, гадкого, режущего слух музицирования. Это было просто чудовищно. Знаете, я сразу вспомнила слова Сатина в пьесе Горького «На дне»: «Эх… испортил песню… дур-рак!».
Как же мне было стыдно тогда за нас, русских! Там, в Турции, я, как никогда раньше, убедилась: мы как народ - совершенно не музыкальны по сравнению с другими. Это не значит, что у нас нет талантливых людей, они есть, конечно. Но я имею в виду не отдельных людей, да ещё и профессионально подготовленных, а нацию в целом. Может, поэтому и с попсой у нас вечные проблемы? Наши мелодии слишком просты (я представляю, насколько они примитивны для музыкально-утончённого турецкого уха!), и у подавляющего большинства наших людей нет ни слуха, ни певческого голоса. Наверное, это вполне объективно: не может не сказываться вечный дефицит солнца, тепла и фруктово-овощной диеты!
В общем, «выпускница музыкальной школы» беспардонно и грубо вмиг уничтожила ауру волшебства - и даже не осознала того! Ребята-турки больше не пели…
Ближе к отъезду всеобщее нежелание членов нашего семейства уезжать из чудесной страны Турции стало особенно невыносимым. Женька весь последний день провела в рыданиях, и у неё поднялась высокая температура. Мне даже пришлось достаточно жёстко её успокаивать - ведь нам предстоял перелёт, а у неё температура подскочила аж до 39 градусов! Мне тоже хотелось плакать…
…Не знаю, получился ли мой рассказ эротическим. Ведь эротика - это так неуловимо, на тончайшей грани: мимолётный взгляд, случайное прикосновение, чуть заметная улыбка, пара фраз, тихая мелодия…
Мы привезли из Турции несколько золотых украшений и вазу из моего любимого оникса. Много позже, когда нашей семье пришлось несладко, золото ушло в ломбард, и выкупить его назад мы не смогли… Ваза, как талисман, стоит у меня на окне…
Да, самое-то главное: из Турции мы привезли младшего сынишку - через девять месяцев родился. Чудный мальчик с абсолютно не северными - серо-голубыми, - а удивительными глазами цвета насыщенного турецкого чая…
И кто теперь скажет, что Турция - не эротична?!
Турция - моя любовь, моя светлая память. Мечтаю ли я побывать там ещё хотя бы раз? Скажу честно: не знаю. Говорят же, что нельзя войти в одну реку дважды. Но спасибо судьбе, что она случилась в моей жизни - моя Турция…