С вервием вкруг выи,
или О пользе мемуаристики
Ну что, друзья мои, отдохнули от русской литературы?
Начинаем новый тур...
...Не понимаю вот этого вот тотального «культа молодости».
По мне - так после пятидесяти только жизнь и начинается - и в первую очередь читательская.
Где были мои глаза? - спрашиваю я себя, берясь перечитывать то, что читано сто лет назад и принималось на веру, на полном серьёзе, потому что без должного жизненного опыта...
А сейчас что ни открой - да мамыньки вы мои!
А уж мемуары!
Ведь это же не мемуары, а юмористические сборники для пупового смеха...
Какой там Хармс?
Хармс уже заглотил все перья со всех гусей мира, выкурил все папиросы, самым классическим образом нервничая в сторонке!
Вот почитайте в ряд воспоминания разных людей об одном и том же событии в жизни Пушкина - но только не говорите, что я не предупреждала о возможных последствиях, уж будьте вы осторожны...
Путь до Москвы совершён был Пушкиным уже сравнительно не с такой молниеобразной скоростью, с какой делал его фельдъегерь в одиночку. Они употребили на него всего четыре дня, и если принять в соображение, что официальный спутник поэта уже второй раз летел без сна несколько ночей по кочкам и рытвинам, то физический закал людей его рода должен показаться действительно богатырским. Фельдъегеря звали Вальшем.
8 сентября они прибыли в Москву прямо в канцелярию дежурного генерала, которым был тогда генерал Потапов, и последний, оставив Пушкина при дежурстве, тотчас же известил о его прибытии начальника главного штаба барона Дибича. Распоряжение последнего, сделанное на самой записке дежурного генерала и показанное Пушкину, гласило следующее: «Нужное, 8 сентября. Высочайше повелено, чтобы вы привезли его в Чудов дворец, в мои комнаты, к 4 часам пополудни». Чудов или Николаевский дворец занимало тогда августейшее семейство и сам государь-император, которому Пушкин и был тотчас же представлен, в дорожном костюме, как был, не совсем обогревшийся, усталый и, кажется, даже не совсем здоровый.
П. В. АННЕНКОВ. Пушкин в александровскую эпоху. СПб., 1874, стр. 323.
Небритый, в пуху, измятый, был он представлен к дежурному генералу Потапову и с ним вместе поехал тотчас же во дворец и введён в кабинет государя. К удивлению Ал. С-ча, царь встретил поэта словами: «Брат мой, покойный император, сослал вас на жительство в деревню, я же освобождаю вас от этого наказания, с условием ничего не писать против правительства». - «Ваше величество, - ответил Пушкин, - я давно ничего не пишу противного правительству, а после «Кинжала» и вообще ничего не писал». - «Вы были дружны со многими из тех, которые в Сибири?» - продолжал государь, - «Правда, государь, я многих из них любил и уважал и продолжаю питать к ним те же чувства!» - «Можно ли любить такого негодяя, как Кюхельбекер», - продолжал государь. - «Мы, знавшие его, считали всегда за сумасшедшего, и теперь нас может удивлять одно только, что и его с другими, сознательно действовавшими и умными людьми, сослали в Сибирь!» - «Я позволяю вам жить, где хотите, пиши и пиши, я буду твоим цензором», - кончил государь и, взяв его за руку, вывел в смежную комнату, наполненную царедворцами. «Господа, вот вам новый Пушкин, о старом забудем».
Н. И. ЛОРЕР со слов Л. С. ПУШКИНА. Записки декабриста Н. И. Лорера. М., Гос. соц.-экон. издательство, 1931, стр. 200.
Всего покрытого грязью, меня ввели в кабинет императора, который сказал мне: «Здравствуй, Пушкин, доволен ли ты своим возвращением?» Я отвечал, как следовало. Государь долго говорил со мною, потом спросил: «Пушкин, принял ли бы ты участие в 14 декабря, если б был в Петербурге?» - «Непременно, государь, все друзья мои были в заговоре, и я не мог бы не участвовать в нём. Одно лишь отсутствие спасло меня, за что я благодарю бога!» - «Довольно ты подурачился, - возразил император, - надеюсь, теперь будешь рассудителен, и мы более ссориться не будем. Ты будешь присылать ко мне всё, что сочинишь; отныне я сам буду твоим цензором».
ПУШКИН в передаче А. Г. ХОМУТОВОЙ. Рус. Арх. 1867, стр. 1066 (фр.).
Однажды, за небольшим обедом у государя, при котором я и находился, было говорено о Пушкине. «Я, - говорил государь, - впервые увидел Пушкина после моей коронации, когда его привезли из заключения ко мне в Москву совсем больного... Что сделали бы вы, если бы 14 декабря были в Петербурге? - спросил я его, между прочим. - Стал бы в ряды мятежников, - отвечал он. На вопрос мой, переменился ли его образ мыслей и даёт ли он мне слово думать и действовать иначе, если я пущу его на волю, он наговорил мне пропасть комплиментов насчёт 14 декабря, но очень долго колебался прямым ответом и только после длинного молчания протянул руку, с обещанием - сделаться другим».
Граф М. А. КОРФ. Записки. Рус. Стар. 1900, т. 101, стр. 574.
По рассказу Арк. Ос. Россета, император Николай, на аудиенции, данной Пушкину в Москве, спросил его между прочим: «Что же ты теперь пишешь?» - «Почти ничего, ваше величество: цензура очень строга». - «Зачем же ты пишешь такое, чего не пропускает цензура?» - «Цензура не пропускает и самых невинных вещей: она действует крайне нерассудительно». - «Ну, так я сам буду твоим цензором, - сказал государь. - Присылай мне всё, что напишешь».
Я. К. ГРОТ, 288.
Лишь только учредилась жандармская часть, некто донёс ей в Москве, что у офицера Молчанова находятся возмутительные стихи, будто Пушкина, в честь мятежников 14 декабря. Молчанова схватили, засадили, допросили, от кого он их получил. Он указал на Алексеева. Как за ним, так и за Пушкиным, который всё ещё находился ссыльным во псковской деревне, отправили гонцов. Это послужило к пользе последнего. Государь пожелал сам видеть у себя в кабинете поэта, мнимого бунтовщика, показал ему стихи и спросил, кем они написаны. Тот, не обинуясь, сознался, что он. Но они были писаны за пять лет до преступления, которое будто бы они восхваляют, и даже напечатаны под названием Андрей Шенье. В них Пушкин нападает на революцию, на террористов, кровожадных безумцев, которые погубили гениального человека. Небольшую только часть его стихотворения цензура не пропустила, и этот непропущенный лоскуток, который хорошенько не поняли малограмотные офицерики, послужил обвинительным актом против них. Среди бесчисленных забот государь, вероятно, не захотел взять труд прочитать стихи; без того при малейшем внимании увидел бы он, что в них не было ничего общего с предметом, на который будто они были писаны. Пушкин умел ему это объяснить, и его умная, откровенная, почтительно-смелая речь полюбилась государю. Ему дозволено жить, где он хочет, и печатать, что хочет. Государь взялся быть его цензором с условием, чтобы он не употреблял во зло дарованную ему совершенную свободу.
Ф. Ф. ВИГЕЛЬ. Записки, VII, III.
Государь принял Пушкина с великодушной благосклонностью, легко напомнил о прежних поступках и давал ему наставления, как любящий отец. Поэт и здесь вышел поэтом; ободрённый снисходительностью государя, он делался более и более свободен в разговоре; наконец дошло до того, что он, незаметно для себя самого, припёрся к столу, который был позади его, и почти сел на этот стол. Государь быстро отвернулся от Пушкина и потом говорил: «С поэтом нельзя быть милостивым!»
(М. М. ПОПОВ, чиновник III Отделения). Рус. Стар., 1874, № 8, 691.
Когда Пушкина перевезли из псковской деревни в Москву, прямо в кабинет государя, было очень холодно. В кабинете топился камин. Пушкин обратился спиною к камину и говорил с государем, обогревая себе ноги; но вышел оттуда со слезами на глазах и был до конца признателен государю.
П. В. НАЩОКИН по записи П. И. БАРТЕНЕВА. Рассказы о П-не, 32.
По приезде в Москву Пушкин введён прямо в кабинет государя; дверь замкнулась, и, когда снова отворилась, Пушкин вышел со слезами на глазах, бодрым, весёлым, счастливым. Государь его принял, как отец сына, всё ему простил, всё забыл, обещал покровительство своё.
Н. М. СМИРНОВ. Памятные заметки. Рус. Арх. 1882, 1, 231.
Так обольстил, по рассказу Мицкевича, Николай I Пушкина. Помните ли этот рассказ, когда Николай призвал к себе Пушкина и сказал ему: «Ты меня ненавидишь за то, что я раздавил ту партию, к которой ты принадлежал, но верь мне, я также люблю Россию, я не враг русскому народу, я ему желаю свободы, но ему нужно сперва укрепиться» .
«КОЛОКОЛ» ГЕРЦЕНА, 1 марта 1860 г., лист 64, стр. 534.
Александр был представлен, говорил более часу и осыпан милостивым вниманием: вот что мне пишут видевшие его в Москве.
БАР. А. А. ДЕЛЬВИГ - П. А. ОСИНОВОЙ, 15 сент. 1826 г. Р. А. 1864, III, стр. 141.
Говорят, что его величество дал Пушкину отдельную аудиенцию, длившуюся более двух часов.
ЛОКАТЕЛЛИ, секретный агент, донесение фон-Фоку. Б. Л. Модзалевский. Пушкин под тайным надзором, 30 (фр.).
Выезжая из Пскова, Пушкин написал своему близкому другу и школьному товарищу Дельвигу письмо, извещая его об этой новости и прося его прислать ему денег, с тем, чтобы употребить их на кутежи и на шампанское. - Этот господин известен за мудрствователя (philosophiste), в полном смысле этого слова, который проповедует последовательный эгоизм с презрением к людям, ненависть к чувствам как и к добродетелям, наконец, деятельное стремление к тому, чтобы доставлять себе житейские наслаждения ценою всего самого священного*. Этот честолюбец, пожираемый жаждою вожделений, как примечают, имеет столь скверную голову, что его необходимо будет проучить, при первом удобном случае. Говорят, что государь сделал ему благосклонный приём, и что он не оправдает тех милостей, которые его величество оказал ему.
М. Я. фон-ФОК, в донесении графу Бенкендорфу 17 сент. 1826 г. Б. Л. Модзалевский. П-н под тайным надзором, 30.
Рассказ о каких-то очень подозрительных стихах, потерянных Пушкиным на лестнице кремлёвского дворца, сохранился в кругу его знакомых, уверявших, будто бы они слышали о том от самого Ал. С-ча. Государь выразил (будто бы) желание узнать, нет ли при Пушкине какого-нибудь стихотворения. Пушкин вынул из кармана бумаги, захваченные им второпях при отъезде из Михайловского, не нашёл между ними никакого стихотворения. Выходя из дворца и спускаясь по лестнице, Пушкин заметил на ступеньке лоскут бумажки, поднял и узнал в нём свои стихи к друзьям, сосланным в Сибирь... Эту бумажку он выронил, вынимая из кармана платок. Возвратясь в гостиницу, он тотчас же сжёг это стихотворение. Близкий приятель Пушкина, С. А. Соболевский, повторил впоследствии этот рассказ, но с некоторыми только вариантами. По его словам, потеря листка с стихами сделана; листок отыскался не во дворце, а в собственной квартире Соболевского, куда Пушкин приехал из дворца; самый листок заключал «Пророка», с первоначальным, впоследствии изменённым, текстом последней строфы:
Восстань, восстань, пророк России!
Позорной ризой облекись,
Иди - и с вервием на выи и пр.
(П. А. ЕФРЕМОВ), А. С. Пушкин. Рус. Стар., 1880, т. 27, стр. 133.
А. В. Веневитинов (брат Д. В. Веневитинова) рассказывал мне, что Пушкин, выезжая из деревни с фельдъегерем, положил себе в карман стихотворение «Пророк», которое, в первоначальном виде, оканчивалось следующею строфою:
Восстань, восстань, пророк России,
Позорной ризой облекись
И с вервьем вкруг смиренной выи
К царю ................................... явись!
Являясь в кремлёвский дворец, Пушкин имел твёрдую решимость, в случае неблагоприятного исхода его объяснений с государем, вручить Николаю Павловичу, на прощание, это стихотворение. Счастливая судьба сберегла для России певца «Онегина», и благосклонный приём государя заставил Пушкина забыть о своём прежнем намерении. Выходя из кабинета вместе с Пушкиным, государь сказал, ласково указывая на него своим приближённым: «Теперь он мой!»
А. П. ПЯТКОВСКИЙ. Пушкин в кремлёвском дворце. Рус. Стар., т. 27, стр. 674.
Окончание «Пророка»:
Восстань восстань, пророк России,
В позорны ризы облекись,
Иди, и с вервием вкруг шеи (выи? - рукой,
кажется Соболевского),
К У. Г. явись.
(От Погодина, то же сообщил и Хомяков).
П. И. БАРТЕНЕВ. Рассказы о Пушкине, 31. По догадке M А. Цявловского буквы «У. Г.» не значат ли «убийце гнусному», как назвал Пушкин Николая I за казнь пяти декабристов? Там же, 94.
«Пророк» - бесспорно, великолепнейшее произведение русской поэзии - получил своё значение, как вы знаете, по милости цензуры (смешно, а правда) 1.
1. Примеч. Бартенева. Первоначально пушкинский «Пророк» кончался четырьмя стихами политического содержания («Восстань, восстань...» и т. д.). После свидания с импер. Николаем Павловичем 8 сент.1826 г. Пушкин прекрасно заменил эту строфу нынешнею.
А. С. ХОМЯКОВ - И. С. АКСАКОВУ, Соч. А. С. Хомякова, VIII, М., 1904, стр. 366.
Во время коронации государь послал за Пушкиным нарочного курьера (обо всём этом сам Пушкин рассказывал) везти его немедленно в Москву. Пушкин перед тем писал какое-то сочинение в возмутительном духе и теперь, воображая, что его везут не на добро, дорогой обдумывал это сочинение; а между тем, известно, какой приём ему сделал император; тотчас после этого Пушкин уничтожил своё возмутительное сочинение и более не поминал о нём.
Теперь он наш, да...
© Тамара Борисова
Если вы видите эту запись не на страницах моего журнала http://tamara-borisova.livejournal.com и без указания моего авторства - значит, текст уворован ботами-плагиаторами.
Ну что, друзья мои, отдохнули от русской литературы?
Начинаем новый тур...
...Не понимаю вот этого вот тотального «культа молодости».
По мне - так после пятидесяти только жизнь и начинается - и в первую очередь читательская.
Где были мои глаза? - спрашиваю я себя, берясь перечитывать то, что читано сто лет назад и принималось на веру, на полном серьёзе, потому что без должного жизненного опыта...
А сейчас что ни открой - да мамыньки вы мои!
А уж мемуары!
Ведь это же не мемуары, а юмористические сборники для пупового смеха...
Какой там Хармс?
Хармс уже заглотил все перья со всех гусей мира, выкурил все папиросы, самым классическим образом нервничая в сторонке!
Вот почитайте в ряд воспоминания разных людей об одном и том же событии в жизни Пушкина - но только не говорите, что я не предупреждала о возможных последствиях, уж будьте вы осторожны...
Путь до Москвы совершён был Пушкиным уже сравнительно не с такой молниеобразной скоростью, с какой делал его фельдъегерь в одиночку. Они употребили на него всего четыре дня, и если принять в соображение, что официальный спутник поэта уже второй раз летел без сна несколько ночей по кочкам и рытвинам, то физический закал людей его рода должен показаться действительно богатырским. Фельдъегеря звали Вальшем.
8 сентября они прибыли в Москву прямо в канцелярию дежурного генерала, которым был тогда генерал Потапов, и последний, оставив Пушкина при дежурстве, тотчас же известил о его прибытии начальника главного штаба барона Дибича. Распоряжение последнего, сделанное на самой записке дежурного генерала и показанное Пушкину, гласило следующее: «Нужное, 8 сентября. Высочайше повелено, чтобы вы привезли его в Чудов дворец, в мои комнаты, к 4 часам пополудни». Чудов или Николаевский дворец занимало тогда августейшее семейство и сам государь-император, которому Пушкин и был тотчас же представлен, в дорожном костюме, как был, не совсем обогревшийся, усталый и, кажется, даже не совсем здоровый.
П. В. АННЕНКОВ. Пушкин в александровскую эпоху. СПб., 1874, стр. 323.
Небритый, в пуху, измятый, был он представлен к дежурному генералу Потапову и с ним вместе поехал тотчас же во дворец и введён в кабинет государя. К удивлению Ал. С-ча, царь встретил поэта словами: «Брат мой, покойный император, сослал вас на жительство в деревню, я же освобождаю вас от этого наказания, с условием ничего не писать против правительства». - «Ваше величество, - ответил Пушкин, - я давно ничего не пишу противного правительству, а после «Кинжала» и вообще ничего не писал». - «Вы были дружны со многими из тех, которые в Сибири?» - продолжал государь, - «Правда, государь, я многих из них любил и уважал и продолжаю питать к ним те же чувства!» - «Можно ли любить такого негодяя, как Кюхельбекер», - продолжал государь. - «Мы, знавшие его, считали всегда за сумасшедшего, и теперь нас может удивлять одно только, что и его с другими, сознательно действовавшими и умными людьми, сослали в Сибирь!» - «Я позволяю вам жить, где хотите, пиши и пиши, я буду твоим цензором», - кончил государь и, взяв его за руку, вывел в смежную комнату, наполненную царедворцами. «Господа, вот вам новый Пушкин, о старом забудем».
Н. И. ЛОРЕР со слов Л. С. ПУШКИНА. Записки декабриста Н. И. Лорера. М., Гос. соц.-экон. издательство, 1931, стр. 200.
Всего покрытого грязью, меня ввели в кабинет императора, который сказал мне: «Здравствуй, Пушкин, доволен ли ты своим возвращением?» Я отвечал, как следовало. Государь долго говорил со мною, потом спросил: «Пушкин, принял ли бы ты участие в 14 декабря, если б был в Петербурге?» - «Непременно, государь, все друзья мои были в заговоре, и я не мог бы не участвовать в нём. Одно лишь отсутствие спасло меня, за что я благодарю бога!» - «Довольно ты подурачился, - возразил император, - надеюсь, теперь будешь рассудителен, и мы более ссориться не будем. Ты будешь присылать ко мне всё, что сочинишь; отныне я сам буду твоим цензором».
ПУШКИН в передаче А. Г. ХОМУТОВОЙ. Рус. Арх. 1867, стр. 1066 (фр.).
Однажды, за небольшим обедом у государя, при котором я и находился, было говорено о Пушкине. «Я, - говорил государь, - впервые увидел Пушкина после моей коронации, когда его привезли из заключения ко мне в Москву совсем больного... Что сделали бы вы, если бы 14 декабря были в Петербурге? - спросил я его, между прочим. - Стал бы в ряды мятежников, - отвечал он. На вопрос мой, переменился ли его образ мыслей и даёт ли он мне слово думать и действовать иначе, если я пущу его на волю, он наговорил мне пропасть комплиментов насчёт 14 декабря, но очень долго колебался прямым ответом и только после длинного молчания протянул руку, с обещанием - сделаться другим».
Граф М. А. КОРФ. Записки. Рус. Стар. 1900, т. 101, стр. 574.
По рассказу Арк. Ос. Россета, император Николай, на аудиенции, данной Пушкину в Москве, спросил его между прочим: «Что же ты теперь пишешь?» - «Почти ничего, ваше величество: цензура очень строга». - «Зачем же ты пишешь такое, чего не пропускает цензура?» - «Цензура не пропускает и самых невинных вещей: она действует крайне нерассудительно». - «Ну, так я сам буду твоим цензором, - сказал государь. - Присылай мне всё, что напишешь».
Я. К. ГРОТ, 288.
Лишь только учредилась жандармская часть, некто донёс ей в Москве, что у офицера Молчанова находятся возмутительные стихи, будто Пушкина, в честь мятежников 14 декабря. Молчанова схватили, засадили, допросили, от кого он их получил. Он указал на Алексеева. Как за ним, так и за Пушкиным, который всё ещё находился ссыльным во псковской деревне, отправили гонцов. Это послужило к пользе последнего. Государь пожелал сам видеть у себя в кабинете поэта, мнимого бунтовщика, показал ему стихи и спросил, кем они написаны. Тот, не обинуясь, сознался, что он. Но они были писаны за пять лет до преступления, которое будто бы они восхваляют, и даже напечатаны под названием Андрей Шенье. В них Пушкин нападает на революцию, на террористов, кровожадных безумцев, которые погубили гениального человека. Небольшую только часть его стихотворения цензура не пропустила, и этот непропущенный лоскуток, который хорошенько не поняли малограмотные офицерики, послужил обвинительным актом против них. Среди бесчисленных забот государь, вероятно, не захотел взять труд прочитать стихи; без того при малейшем внимании увидел бы он, что в них не было ничего общего с предметом, на который будто они были писаны. Пушкин умел ему это объяснить, и его умная, откровенная, почтительно-смелая речь полюбилась государю. Ему дозволено жить, где он хочет, и печатать, что хочет. Государь взялся быть его цензором с условием, чтобы он не употреблял во зло дарованную ему совершенную свободу.
Ф. Ф. ВИГЕЛЬ. Записки, VII, III.
Государь принял Пушкина с великодушной благосклонностью, легко напомнил о прежних поступках и давал ему наставления, как любящий отец. Поэт и здесь вышел поэтом; ободрённый снисходительностью государя, он делался более и более свободен в разговоре; наконец дошло до того, что он, незаметно для себя самого, припёрся к столу, который был позади его, и почти сел на этот стол. Государь быстро отвернулся от Пушкина и потом говорил: «С поэтом нельзя быть милостивым!»
(М. М. ПОПОВ, чиновник III Отделения). Рус. Стар., 1874, № 8, 691.
Когда Пушкина перевезли из псковской деревни в Москву, прямо в кабинет государя, было очень холодно. В кабинете топился камин. Пушкин обратился спиною к камину и говорил с государем, обогревая себе ноги; но вышел оттуда со слезами на глазах и был до конца признателен государю.
П. В. НАЩОКИН по записи П. И. БАРТЕНЕВА. Рассказы о П-не, 32.
По приезде в Москву Пушкин введён прямо в кабинет государя; дверь замкнулась, и, когда снова отворилась, Пушкин вышел со слезами на глазах, бодрым, весёлым, счастливым. Государь его принял, как отец сына, всё ему простил, всё забыл, обещал покровительство своё.
Н. М. СМИРНОВ. Памятные заметки. Рус. Арх. 1882, 1, 231.
Так обольстил, по рассказу Мицкевича, Николай I Пушкина. Помните ли этот рассказ, когда Николай призвал к себе Пушкина и сказал ему: «Ты меня ненавидишь за то, что я раздавил ту партию, к которой ты принадлежал, но верь мне, я также люблю Россию, я не враг русскому народу, я ему желаю свободы, но ему нужно сперва укрепиться» .
«КОЛОКОЛ» ГЕРЦЕНА, 1 марта 1860 г., лист 64, стр. 534.
Александр был представлен, говорил более часу и осыпан милостивым вниманием: вот что мне пишут видевшие его в Москве.
БАР. А. А. ДЕЛЬВИГ - П. А. ОСИНОВОЙ, 15 сент. 1826 г. Р. А. 1864, III, стр. 141.
Говорят, что его величество дал Пушкину отдельную аудиенцию, длившуюся более двух часов.
ЛОКАТЕЛЛИ, секретный агент, донесение фон-Фоку. Б. Л. Модзалевский. Пушкин под тайным надзором, 30 (фр.).
Выезжая из Пскова, Пушкин написал своему близкому другу и школьному товарищу Дельвигу письмо, извещая его об этой новости и прося его прислать ему денег, с тем, чтобы употребить их на кутежи и на шампанское. - Этот господин известен за мудрствователя (philosophiste), в полном смысле этого слова, который проповедует последовательный эгоизм с презрением к людям, ненависть к чувствам как и к добродетелям, наконец, деятельное стремление к тому, чтобы доставлять себе житейские наслаждения ценою всего самого священного*. Этот честолюбец, пожираемый жаждою вожделений, как примечают, имеет столь скверную голову, что его необходимо будет проучить, при первом удобном случае. Говорят, что государь сделал ему благосклонный приём, и что он не оправдает тех милостей, которые его величество оказал ему.
М. Я. фон-ФОК, в донесении графу Бенкендорфу 17 сент. 1826 г. Б. Л. Модзалевский. П-н под тайным надзором, 30.
Рассказ о каких-то очень подозрительных стихах, потерянных Пушкиным на лестнице кремлёвского дворца, сохранился в кругу его знакомых, уверявших, будто бы они слышали о том от самого Ал. С-ча. Государь выразил (будто бы) желание узнать, нет ли при Пушкине какого-нибудь стихотворения. Пушкин вынул из кармана бумаги, захваченные им второпях при отъезде из Михайловского, не нашёл между ними никакого стихотворения. Выходя из дворца и спускаясь по лестнице, Пушкин заметил на ступеньке лоскут бумажки, поднял и узнал в нём свои стихи к друзьям, сосланным в Сибирь... Эту бумажку он выронил, вынимая из кармана платок. Возвратясь в гостиницу, он тотчас же сжёг это стихотворение. Близкий приятель Пушкина, С. А. Соболевский, повторил впоследствии этот рассказ, но с некоторыми только вариантами. По его словам, потеря листка с стихами сделана; листок отыскался не во дворце, а в собственной квартире Соболевского, куда Пушкин приехал из дворца; самый листок заключал «Пророка», с первоначальным, впоследствии изменённым, текстом последней строфы:
Восстань, восстань, пророк России!
Позорной ризой облекись,
Иди - и с вервием на выи и пр.
(П. А. ЕФРЕМОВ), А. С. Пушкин. Рус. Стар., 1880, т. 27, стр. 133.
А. В. Веневитинов (брат Д. В. Веневитинова) рассказывал мне, что Пушкин, выезжая из деревни с фельдъегерем, положил себе в карман стихотворение «Пророк», которое, в первоначальном виде, оканчивалось следующею строфою:
Восстань, восстань, пророк России,
Позорной ризой облекись
И с вервьем вкруг смиренной выи
К царю ................................... явись!
Являясь в кремлёвский дворец, Пушкин имел твёрдую решимость, в случае неблагоприятного исхода его объяснений с государем, вручить Николаю Павловичу, на прощание, это стихотворение. Счастливая судьба сберегла для России певца «Онегина», и благосклонный приём государя заставил Пушкина забыть о своём прежнем намерении. Выходя из кабинета вместе с Пушкиным, государь сказал, ласково указывая на него своим приближённым: «Теперь он мой!»
А. П. ПЯТКОВСКИЙ. Пушкин в кремлёвском дворце. Рус. Стар., т. 27, стр. 674.
Окончание «Пророка»:
Восстань восстань, пророк России,
В позорны ризы облекись,
Иди, и с вервием вкруг шеи (выи? - рукой,
кажется Соболевского),
К У. Г. явись.
(От Погодина, то же сообщил и Хомяков).
П. И. БАРТЕНЕВ. Рассказы о Пушкине, 31. По догадке M А. Цявловского буквы «У. Г.» не значат ли «убийце гнусному», как назвал Пушкин Николая I за казнь пяти декабристов? Там же, 94.
«Пророк» - бесспорно, великолепнейшее произведение русской поэзии - получил своё значение, как вы знаете, по милости цензуры (смешно, а правда) 1.
1. Примеч. Бартенева. Первоначально пушкинский «Пророк» кончался четырьмя стихами политического содержания («Восстань, восстань...» и т. д.). После свидания с импер. Николаем Павловичем 8 сент.1826 г. Пушкин прекрасно заменил эту строфу нынешнею.
А. С. ХОМЯКОВ - И. С. АКСАКОВУ, Соч. А. С. Хомякова, VIII, М., 1904, стр. 366.
Во время коронации государь послал за Пушкиным нарочного курьера (обо всём этом сам Пушкин рассказывал) везти его немедленно в Москву. Пушкин перед тем писал какое-то сочинение в возмутительном духе и теперь, воображая, что его везут не на добро, дорогой обдумывал это сочинение; а между тем, известно, какой приём ему сделал император; тотчас после этого Пушкин уничтожил своё возмутительное сочинение и более не поминал о нём.
Теперь он наш, да...
© Тамара Борисова
Если вы видите эту запись не на страницах моего журнала http://tamara-borisova.livejournal.com и без указания моего авторства - значит, текст уворован ботами-плагиаторами.