Город Nет
Я изучил науку расставанья...
Осип Мандельштам
То, что отнимает у человека жизнь, - возвращает музыка.
Генрих Гейне
Мою маму всю жизнь мучили так называемые «витальные страхи» - и ей постоянно снились «сны потери», вызванные страхом за жизнь детей и потом внуков.
Мама без конца плакала во сне, и папа её будил.
Проснувшись, она рассказывала, что потеряла во сне то меня, то Лилю, то потом Серёжу и - чуть меньше - Женю, поскольку ко времени рождения моего младшего племянника сестра с семьёй жила уже не просто в другом городе - другом государстве, не наездишься.
Я тоже часто теряла во сне то Чапу, то Осипа, то потом кого-то из молодняка - по причине отсутствия человеческих детёнышей в мои «родительские сны» пробрались кошачье-собачьи.
Но они и были моими детьми - Осик и Чапулик, - потому что были маленькими человечками, разве что четырёхлапо-хвостатыми.
Видела я и «дочерние» сны, особенно часто теряя маму, - да и наяву не раз тряслась от страха, с ужасом провожая взглядом каждую скорую, стремительно проносящуюся по улице с воем сирены: мама всю жизнь и сильно болела.
А в последний год жизни родителей чуть ли не каждую неделю мне показывали «формульный сон» - точнее даже, не сон, а полуявь-полувидение, слуховую галлюцинацию: один и тот же голос - мужской низкий, но не с сочным тембром, а металлически-свинцовым, каким-то безжизненным - произносил всегда одну и ту же фразу: «Мама умрёт».
И так они мне надоели, эти формульные сны, так я устала пугаться, что в день фактической маминой смерти, когда она впала в кому 26 мая 2006 года (и через сутки умерла), услышав ночью эту «дежурную» фразу, но в форме прошедшего времени, я не поверила свинцовому голосу, тем более что утром успела поговорить с живой и здоровой, но сонной мамой по телефону и окончательно успокоиться...
Этот «бодрый серп» начал «гулять» по моей жизни уже давно: он сжал сначала дедушку Андрея и бабушку Настю, потом дедушку Павлика и бабушку Марусю, потом папу и маму, а напоследок подхватил Осюшу и затем Чапуленьку...
В дом и в жизнь приходит тишина, а в городе и на земле ширятся пространства, где всех нет: вот в этом доме нет мамы и папы, и в этот магазин они больше не ходят, и вот на этой остановке они не сидят, и этот номер троллейбуса не ждут, и ни по этой аллее, ни по тому парку, ни в этом лесочке, ни по тем улицам мы больше не гуляем с Осипом, и не бежит и даже не ковыляет на больных лапках по дорожке к дому Чапулик.
И вот в этом доме - и в этом, и в этом, и в том - я больше не живу, не взбегаю по ступенькам, - и в этой школе больше не учусь, и в этом институте тоже - да и нет его, института, он давно превратился в университет...
И нет больше сиреневой столетней аллеи, и нет высоких «донебесных» деревьев здесь, там и тут, и один дом разрушили, а второй построили, и кинотеатр исчез, а остановку перенесли...
Город Нет, город Нет, город Нет...
Сжатый, как колос, и сжавшийся, как шагреневая кожа, до крохотного обитаемого пятачка нынешнего домрайсада.
Есть две могилки во дворе, две на околице Сум, две в Приазовье, две в Макеевке и одна - Галины Васильевны - в подмосковной Электростали.
И есть сжавшееся от боли сердце почти на каждом углу обжитого за столько десятилетий города и сжимающий горло почти на каждом перекрёстке спазм.
Город, в котором мне почти не надо уже ничего бояться: кого уж нет, а те...
...Теперь уж пусто всё - простор везде, -
Лишь паутины тонкий волос
Блестит на праздной борозде.
Пустеет воздух, птиц не слышно боле...
И всё ширится и ширится город Net - где я сижу и вышиваю шёлком по ситцу нашу тоненькую жизнь, которой больше нет.
Но обмётывая край лоскутка, я вдруг обнаруживаю, что он каким-то чудом стачался с чьим-то чужим текстом - но не чужеро́дным, а просто чу́же-родны́м.
Это протянулась с противоположного края земли, а порой и противоположного конца того же самого города золотистая нить сердечного понимания и общности судьбы, воплотившейся в слове.
...Пустеет воздух, птиц не слышно боле,
Но далеко ещё до первых зимних бурь -
И льётся чистая и тёплая лазурь
На отдыхающее поле...
Музыкальный киоск
© Тамара Борисова
Если вы видите эту запись не на страницах моего журнала http://tamara-borisova.livejournal.com и без указания моего авторства - значит, текст уворован ботами-плагиаторами.
Осип Мандельштам
То, что отнимает у человека жизнь, - возвращает музыка.
Генрих Гейне
Мою маму всю жизнь мучили так называемые «витальные страхи» - и ей постоянно снились «сны потери», вызванные страхом за жизнь детей и потом внуков.
Мама без конца плакала во сне, и папа её будил.
Проснувшись, она рассказывала, что потеряла во сне то меня, то Лилю, то потом Серёжу и - чуть меньше - Женю, поскольку ко времени рождения моего младшего племянника сестра с семьёй жила уже не просто в другом городе - другом государстве, не наездишься.
Я тоже часто теряла во сне то Чапу, то Осипа, то потом кого-то из молодняка - по причине отсутствия человеческих детёнышей в мои «родительские сны» пробрались кошачье-собачьи.
Но они и были моими детьми - Осик и Чапулик, - потому что были маленькими человечками, разве что четырёхлапо-хвостатыми.
Видела я и «дочерние» сны, особенно часто теряя маму, - да и наяву не раз тряслась от страха, с ужасом провожая взглядом каждую скорую, стремительно проносящуюся по улице с воем сирены: мама всю жизнь и сильно болела.
А в последний год жизни родителей чуть ли не каждую неделю мне показывали «формульный сон» - точнее даже, не сон, а полуявь-полувидение, слуховую галлюцинацию: один и тот же голос - мужской низкий, но не с сочным тембром, а металлически-свинцовым, каким-то безжизненным - произносил всегда одну и ту же фразу: «Мама умрёт».
И так они мне надоели, эти формульные сны, так я устала пугаться, что в день фактической маминой смерти, когда она впала в кому 26 мая 2006 года (и через сутки умерла), услышав ночью эту «дежурную» фразу, но в форме прошедшего времени, я не поверила свинцовому голосу, тем более что утром успела поговорить с живой и здоровой, но сонной мамой по телефону и окончательно успокоиться...
Этот «бодрый серп» начал «гулять» по моей жизни уже давно: он сжал сначала дедушку Андрея и бабушку Настю, потом дедушку Павлика и бабушку Марусю, потом папу и маму, а напоследок подхватил Осюшу и затем Чапуленьку...
В дом и в жизнь приходит тишина, а в городе и на земле ширятся пространства, где всех нет: вот в этом доме нет мамы и папы, и в этот магазин они больше не ходят, и вот на этой остановке они не сидят, и этот номер троллейбуса не ждут, и ни по этой аллее, ни по тому парку, ни в этом лесочке, ни по тем улицам мы больше не гуляем с Осипом, и не бежит и даже не ковыляет на больных лапках по дорожке к дому Чапулик.
И вот в этом доме - и в этом, и в этом, и в том - я больше не живу, не взбегаю по ступенькам, - и в этой школе больше не учусь, и в этом институте тоже - да и нет его, института, он давно превратился в университет...
И нет больше сиреневой столетней аллеи, и нет высоких «донебесных» деревьев здесь, там и тут, и один дом разрушили, а второй построили, и кинотеатр исчез, а остановку перенесли...
Город Нет, город Нет, город Нет...
Сжатый, как колос, и сжавшийся, как шагреневая кожа, до крохотного обитаемого пятачка нынешнего домрайсада.
Есть две могилки во дворе, две на околице Сум, две в Приазовье, две в Макеевке и одна - Галины Васильевны - в подмосковной Электростали.
И есть сжавшееся от боли сердце почти на каждом углу обжитого за столько десятилетий города и сжимающий горло почти на каждом перекрёстке спазм.
Город, в котором мне почти не надо уже ничего бояться: кого уж нет, а те...
...Теперь уж пусто всё - простор везде, -
Лишь паутины тонкий волос
Блестит на праздной борозде.
Пустеет воздух, птиц не слышно боле...
И всё ширится и ширится город Net - где я сижу и вышиваю шёлком по ситцу нашу тоненькую жизнь, которой больше нет.
Но обмётывая край лоскутка, я вдруг обнаруживаю, что он каким-то чудом стачался с чьим-то чужим текстом - но не чужеро́дным, а просто чу́же-родны́м.
Это протянулась с противоположного края земли, а порой и противоположного конца того же самого города золотистая нить сердечного понимания и общности судьбы, воплотившейся в слове.
...Пустеет воздух, птиц не слышно боле,
Но далеко ещё до первых зимних бурь -
И льётся чистая и тёплая лазурь
На отдыхающее поле...
Музыкальный киоск
Click to view © Тамара Борисова
Если вы видите эту запись не на страницах моего журнала http://tamara-borisova.livejournal.com и без указания моего авторства - значит, текст уворован ботами-плагиаторами.