Зелена гора. Паломнический костел св. Иоанна Непомуцкого.

Dec 17, 2015 23:45



20 августа 2015 года. 5-й день путешествия по Чехии с ОИРУ.
Моравия, край Высочина, район Ждяр-над-Сазавоу


Костел св. Иоанна (Яна) Непомуцкого на Зеленой Горе был одним из самых ярких впечатлений августовского путешествия. Это памятник из списка ЮНЕСКО, образец так называемой «барочной готики», уникального стиля, в котором работал «чешский Хоксмур» - архитектор Ян Блажей Сантини Айхл.



Двойное название стиля заставляет практически всех исследователей, пишущих о Сантини, искать какие-то пары понятий или реалий, помогающих понять этот странный архитектурный феномен и вписать его в исторический контекст. Одни обращают внимание в первую очередь на то, что «барочная готика» Сантини была идеальным выражением политических амбиций аббатов старых орденских монастырей. Ордена цистерцианцев, бенедиктинцев и премонстрантов, столетиями существовавшие на чешских землях, в период Контреформации были оттеснены на второй план иезуитами и стремились вернуть себе былое влияние, возродить католицизм, укорененный в местных традициях, в противовес римскому универсализму. Для других творчество Сантини - это прежде всего диалог между высокой «барочной» культурой образованных заказчиков и «готической» традицией местных мастеров. Дирк де Мейер пишет о том, что особенности архитектуры паломнической церкви Яна Непомуцкого  становятся понятнее, если рассматривать памятник как сочетание теологической эрудиции и стремления архитектора к поиску идеальной формы, учитывать его восприятие сразу на двух уровнях - той самой высокой, «учёной» культуры и народной религиозности. Статья этого автора показалась мне наиболее интересной из имеющихся в сети текстов по теме (к сожалению, его же монография о Сантини написана на недоступном голландском языке; судя по ссылкам в статье, в ней содержится немало интересных подробностей, но увы…), а два уровня восприятия, о которых он пишет, забавно согласуются с моими собственными впечатлениями. Не буду заниматься пересказом прочитанного, просто приведу здесь перевод довольно длинного отрывка из этой статьи.

«Строительство храма началось в 1719 году. Оно было частью обширной программы преобразований, которую предпринял цистерцианский аббат Вацлав Веймлува. Как и настоятели других чешских монастырей, он происходил из незнатной семьи. Предприимчивость, свойственная людям его слоя, помогла превратить довольно захудалый монастырь в хорошо налаженное хозяйство, основу для реализации честолюбивых замыслов аббата. Дух образованного мецената сочетался в натуре Веймлувы с качествами хорошего управляющего: он успевал следить за большой фермой, скот для которой закупался в Швейцарии, пивоварнями (неизменно прибыльный бизнес в чешских землях), плавильными печами, постоялыми дворами, лесным и охотничьим хозяйством.



Портрет Вацлава Веймлувы. 1722-1725 гг. Музей книги, Ждяр-над-Сазавоу. На заднем плане - костел св. Яна Непомуцкого (изображение позаимствовано отсюда)

Сантини сотрудничал с Веймлувой на протяжении почти всей своей карьеры, за исключением самого раннего ее периода, когда он строил для цистерцианцев в Седлецком аббатстве. Архитектор начал работать над заказами аббата в 1709 году и продолжал это делать вплоть до своей смерти (он умер в 1723 году, в возрасте всего лишь 46 лет). По заказу Веймлувы он построил новые монастырские здания, отреставрировал церковь аббатства, построил школу для юных аристократов и роскошные конюшни, благоустроил кладбище для монахов, построил ферму в форме лиры, несколько приходских церквей и постоялый двор, в плане напоминавший букву W -  первую букву фамилии аббата в ее тогдашнем написании (это самое раннее свидетельство увлеченности Веймлувы буквенной символикой собственного имени).



Ян Блажей Сантини Айхл. Фасад костела св. Яна Непомуцкого. 1719 (источник)

Два больших графических листа авторства самого Сантини - план и фасад - показывают нам, каким был первоначальный проект костела, но от более поздних стадий строительства не сохранилось практически никаких документов. Мы знаем, что первый камень был заложен в 1720 году, а основной объем завершен к 1722 году, как раз ко времени канонизации святого. Дальнейшие работы по оформлению интерьера церкви и строительство выразительного клуатра (и то, и другое - по проекту Сантини) продолжались до конца десятилетия. Нет никаких упоминаний о том, что архитектор посещал строительную площадку. Предполагается, что за качеством работ следил мастер Франтишек Бенедикт Кличник из Брно, также работавший с Сантини и в других местах. При возведении костела в первоначальный проект было внесено существенное изменение: в здании отсутствует двойная лестница, которая на чертеже ведет на галерею и обрамляет вход. Возможно, что такое решение было принято не только из чисто прагматических или финансовых соображений, но и ради того, чтобы подчеркнуть замысел. Исчезновение лестницы привело к полному устранению различий между фасадами и, как следствие, к еще большей чистоте архитектурной формы.



Ян Блажей Сантини Айхл. План костела св. Яна Непомуцкого. 1719 (источник)

Повод для основания храма очевиден. В предшествующие годы почитание Яна Непомуцкого получило широкое распространение в Чехии, а к 1719 году уже началась процедура канонизации средневекового мученика. Веймлува не хотел упускать шанс связать своё аббатство с именем святого, который был монахом-цистерцианцем из монастыря, некогда основавшего дочерний монастырь в Ждяре. Согласно популярным верованиям, Яна Непомуцкого сбросили с Карлова моста в Праге после того, как он отказался разговаривать с королем. Когда для официальной канонизации потребовалось свидетельство о чуде, была вскрыта могила святого, в которой был найден не только его скелет, но и язык - не тронутый тлением и сохранивший свой ярко-красный цвет. Хотя Рим сохранял изрядную долю скептицизма в отношении к этому «чуду», существовали веские тактические причины для того, чтобы канонизировать самого популярного персонажа народных верований в Чехии.
Вероятнее всего, общие очертания церкви были придуманы самим аббатом: пятиконечная звезда, символ Яна Непомуцкого, с пятью овальными объемами между лучами. Лучи образуют четыре треугольные капеллы и алтарь. Ряд документов, относящихся к XVIII столетию, свидетельствуют, что вклад Веймлувы не ограничивался общим наброском иконографической программы. Карл Черны, священник из Часлава и современник аббата, в одной из своих проповедей назвал церковь в Ждяре произведением «изобретательного остроумия Веймлувы». А в 1783 году последний ждярский аббат, в своем описании монастырских архивов, не сохранившихся до наших дней, подтвердил, что Веймлува «создал своими собственными руками проект церкви в форме пятиконечной звезды, которая впоследствии был возведена под тщательным наблюдением опытного зодчего Сантини». Другой текст, относящийся к 1735 году, сообщает, что Веймлува желал видеть церковь, «похожую на звезду в окружении пяти других звезд».



План церкви (заимствован отсюда)

Действительно, церковь окружена двойной стеной, имеющей с внешней стороны десять острых выступающих углов. Изнутри эта конструкция образует клуатр с пятью пятиугольными капеллами и еще пятью четырехугольными, меньшими по размеру. Через одну из малых капелл можно попасть внутрь. Капеллы продолжают в пространстве план самой церкви: пятиугольные служат продолжением лучей звезды, а прямоугольные соответствуют овальным капеллам и входу в здание. Клуатр церкви в Ждяре до сих пор выглядит очень выразительно, хотя на самом деле является упрощенной версией первоначального сооружения, не раз страдавшего от пожаров. Особенно это касается сложнейших по форме крыш капелл: изначально они представляли собой усеченные пятигранные пирамиды на пятиугольных основаниях. Они были украшены большими пятиконечными звездами и увенчаны статуями и обелисками. Последние, в свою очередь, служили основанием для больших металлических конструкций в форме объемных шестиконечных звезд (комментарий переводчика: в статье есть репродукция гравюры 20-х годов XVIII века, но ужасного качества. Сюда вставлять не решилась, кому интересно - смотреть тут).



План церкви с клуатром (заимствован отсюда)



План в форме пятиконечной звезды не был чем-то уникальным для чешской архитектуры: одной из наиболее ранних построек такого типа была ренессансный охотничий домик на Белой горе около Праги, тоже спроектированный любителем - эрцгерцогом Фердинандом II. Однако, церковь в Ждяре выделяется на фоне остальных тем, что мотив звезды используется буквально при каждой возможности: в плане и на фасадах, в формах окружающих стен, в конструкции и в декоре. Внутри церкви паломники видели множество звезд на сводах, на стенах и даже в воздухе прямо над головой: массивные объемные звезды демонстративно вторгаются в пространство церкви из треугольных капелл.



Звезды над скульптурами евангелистов Луки и Иоанна



Пяти-, шести-, восьми- и десятиконечные звезды имеют взаимодополняющие значения, отсылающие зрителя к иконографии Яна Непомуцкого, Девы Марии и цистерцианцев. Более того, стрельчатые формы «готических» окон, использованные Сантини, перекликаются с формой главной реликвии - языка святого (его изображение находится в зените купола, такую же форму имеет каменная ступень перед входом в церковь).



Однако страсть аббата к символизму этим не ограничивалась. Фрагмент проповеди, произнесенной при освящении церкви, хорошо это демонстрирует. Этот текст с представляет собой исключительный образец аллегорического мышления, характерного для общества Центральной Европы эпохи барокко. Автор проповеди, священник Якуб Пахер, друг Веймлувы, разъясняет: «Я укажу вам только вот на что: имя Веймлува (Wejmlvwa -  в тогдашнем написании) содержит пять знаков. Пять V с пятью остриями означают пять лучей, которые, будучи соединенными вместе, образуют пятиконечную звезду. Так, само его имя образует звезду». Для большей наглядности к тексту прилагается рисунок, на котором написанные по кругу буквы - VVeimlVVVa - действительно образуют звезду. Таким образом, церковь становится еще и цветистой геральдической фантазией аббата, который к этому моменту уже поместил звезды Непомука на своей собственный герб.



Страница из проповеди Якуба Пахера с именем Веймлувы, записанным в виде пятиконечной звезды. Иллюстрация взята из статьи Де Мейера.

Даже по меркам начала восемнадцатого века во всей остальной Европе подобные вещи, вероятно, воспринимались как несколько старомодные забавы. И всё же они дают нам определенное представление о мире, к которому принадлежал Веймлува и другие чешские аббаты, и о барочной культуре Центральной Европы, еще не уничтоженной суровой рациональностью эпохи Просвещения. Эти церковные деятели принадлежали к последнему поколению, пытавшемуся изменить науку своего времени с помощью христианской каббалы, пока это учение не перешло окончательно в сферу оккультного знания. Стремление дать еще более символически насыщенную, мистическую интерпретацию христианства, используя некоторые приемы иудейской Каббалы, было популярно в Европе, особенно в немецких землях, на протяжении XVI-XVII веков. Его разделяли гуманисты, теологи и натурфилософы, такие как Иоганн Рейхлин, Агриппа Неттесгеймский и Христиан Кнорр фон Розенрот. После преследований эпохи Контрреформации эта традиция возродилась снова, но в основном в среде цистерцианцев Центральной Европы. Так, немецкий перевод трактата Джона Ди «Иероглифическая Монада» (1680) был посвящен Бернарду Розе, аббату цистерцианского монастыря в Грюссау (совр. Кшешув) в Силезии, тогда находившегося на землях Чешской короны. Интерес Веймлувы к каббале косвенно подтверждается наличием в монастырской библиотеке нескольких трактатов этой тематики. Еще одним, весьма любопытным свидетельством являются копии поздравительных посланий, которыми обменивались аббаты: в них присутствуют каббалистические символы, а слова и строки складываются в различные фигуры: круг, митру, шестиконечную звезду, пятилепестковый цветок...
В уже упомянутой проповеди в день освящения церкви используется так называемая гематрия. Это тайное учение каббалистов, которое толкует слова как числа, а числа - как слова, устанавливая связи между словами с одинаковыми численными «значениями». Мы узнаем, что по каббалистическим расчетам фраза Adornas Weymluwa «равняется» 1722, а это и есть год освящения церкви и канонизации Яна Непомуцкого. В проповеди Пахера это число встречается в изобилии. «In te (beate nepoMVCene) speraVI, Vt non ConfVnDar»  - вот пример хронограммы, в которой из выделенных букв складывается число 1722. Или вот, например, здравица Веймлуве: «VIVe DIV wenCesLae wejMLVwa!»

В церкви на Зеленой горе такое изобилие явных символов и зашифрованных смыслов могло бы вызвать у зрителя «семиотическое несварение», если бы не строгая, сдержанная архитектурная композиция. Архитектура, перегруженная иконографией и личными амбициями, тем не менее обретает свойство, напоминающее «вторую простоту» Ива Бонфуа:

«И все же главное, за что я люблю искусство барокко, - это черта, которой оно на первый взгляд противоречит самому себе. А именно: когда в деревенских или провинциальных церквях - и, конечно же, в самых искусных, самых продуманных творениях уже немолодых архитекторов - тревожность форм сходит на нет, когда орнамент и расчет, боровшиеся между собой, приходят к примирению и над улегшимся волнением воцаряется вторая простота».

Туманный мистицизм переводится здесь в простую, понятную форму, которая обращалась не только к узкому кругу ученых клириков, а к большинству населения. Чтобы понять народное восприятие этой архитектуры (не следует забывать, что речь идет о паломнической церкви), необходимо учитывать вот что. Даже в конце восемнадцатого века религиозная жизнь чешского народа включала в себя немало элементов всевозможной магии, веры в духов и прочих персонажей такого рода. Иногда подобные представления заворачивались в «научную» обложку, как в трактате бенедиктинца Кальме (1746) «Исследование о явлениях ангелов, демонов и духов, а также о выходцах с того света и вампирах в Венгрии, Богемии и Силезии». Михаэль из Хемница, расположенного на границе Саксонии и Богемии, был одним из самых ярких деятелей так называемого «vampirismusforschung» - охоты на вампиров. В 1728 году он опубликовал в Лейпциге свой труд на эту тему.
Изгнание демонов путем совершения обрядов в честь местночтимых святых было обычным делом в Богемии и Моравии. Один из английских путешественников XVIII века изумлялся тому. Что подобные представления, свойственные, по его мнению, «только невежественным простецам из самого низшего сословия», были распространены во всех слоях общества. Возможно, тут сыграла свою роль и христианская каббала: как утверждал Рейхлин, магия является необходимым компонентом всесильной христианской философии, а роль каббалы заключается в том, чтобы обезопасить это философию, защитить ее от угрозы со стороны демонических сил. О защитной роли каббалы писал и Корнелиус Агриппа.

Чешский паломник приходил в храм на Зеленой горе не только за тем, чтобы почтить своего любимого святого. Он также искал защиты от зла. В вышеупомянутой проповеди Ян Непомуцкий именуется «врагом врагов ваших и мучителем мучителей ваших». И в этом контексте особая форма здания приобретает еще один смысл, напоминая о пентаграмме, которая испокон веков считалась символом, защищающим от злых сил» (Dirk De Meyer. Bohemian Baroque Culture and Folk Devotion. Johann Santini Aichel's Nepomuk Church in Žd’ár // OASE Journal for Architecture. 2011. #86. Оригинальный текст статьи доступен по ссылке).



При первом же взгляде на церковь понимаешь, что перед тобой именно «ученая» архитектура. Она не торопится демонстрировать гармонию мироздания первому встречному, от нее действительно остается ощущение зашифрованного послания, над которым надо поломать голову, а лучше - спросить ключ у того, кто знает. Связи между элементами нужно достраивать, держа в голове геометрическую схему или словесное толкование в духе вышеупомянутой проповеди, иначе они норовят рассыпаться.



Внутри церкви ощущения становятся еще интереснее. Несмотря на изобилие света и выверенную красоту линий, все равно ощущаешь себя в каком-то колком, строгом, требовательном пространстве. Тесным его не назовешь, света и воздуха хватает, но в этом воздухе чувствуется привкус какой-то если не настороженности, то уж точно напряженности. Может, в этом повинны все те же ощетинившиеся звезды или планировка в форме пятиконечной звезды, в которой можно усмотреть не только символ Яна Непомуцкого, но и пентаграмму? Не берусь рассуждать о процентном соотношении светлого и темного начала внутри отдельно взятой (в данном случае моей) человеческой личности, но, наверное, нечто похожее мог бы ощущать какой-нибудь призванный демон в центре хитроумно вычерченного пентакля...



Те самые звезды в разных ракурсах



Еще две, в дополнение к тем, что были выше: со статуями евангелистов Матфея и Марка.







Для баланса между видами искусств - немного картинок со скульптурой. Алтарь (1725-1727) со статуей Яна Непомуцкого и фигурами ангелов (скульптор Ян Павел Чехпауэр). Число пять повторяется и здесь: ангелов пять, звезд на сфере столько же.



Собственно Ян Непомуцкий.



Ангелы.













Один из евангелистов крупным планом.


Все пять прямоугольных капелл были некогда украшены статуями - аллегориями добродетелей.





Очередная звезда на потолке одной из капелл.





Выходим из ворот.









Чехия, ОИРУ, Богемия 2015

Previous post Next post
Up