I-5-2. Некоторые мысли о мышлении и дилетантизме
Что такое жизнь и как она возникла? Знание о незнании, незнание о незнании, незнание о знании и знание о знании
Психология познания невероятно сложна и, несмотря на интенсивные исследования в этой области, до сих пор существует весьма ограниченное число положений и представлений, которые могут быть предложены и приняты в качестве общепринятых аксиом. Я привожу ниже очень краткое перечисление и обсуждение взаимоотношения антиподов познания - знания и незнания, что даёт возможность почувствовать несостоятельность бесконтрольного оптимизма, высказываемого теми, для кого этот оптимизм вырастает из чисто прагматических соображений. Так, например, сегодня немало специалистов работает в области интерфейсов "мозг-компьютер" (BCI). Их работе, как это ни странно, мало препятствует тот неоспоримый факт, что на сегодняшний день практически ничего не известно о том, как "работает" мышление, чему служит асимметрия мозга, почему полушария соединены коммисурами, какова их роль и т.д. и т.п. Это незнание их даже скорее вдохновляет, нежели угнетает.
Недавно промелькнуло сообщение о том, что фирма, занимающаяся криопрезервацией - замораживанием людей до того периода, когда медицина сможет лечить смертельные заболевания, от которых страдают эти люди, собирается разрабатывать технологию компьютерного копирования памяти и интеллекта замораживаемых людей для того, чтобы полностью восстановить нативную работу мозга после "воскрешения". Сами по себе эти благородные направления научной деятельности должны быть на основе здравого смысла сопоставлены с текущим уровнем знаний, чтобы понять, где кончается безответственная фантастика и начинаются трудные, длительные по времени, но реально выполнимые задачи. Однако развитие технологии "обещания знания", о которой я скажу ниже, позволяет отметать все препятствия, если они мешают целенаправленно и с большой практической пользой сознательно путать мечты с реальностью.
Знание о незнании. Знание о незнании является одним из ключевых пунктов познавательного процесса. В этом вопросе дилетант сильно отличается от узкого профессионала. У последнего знание о незнании может в значительной степени повлиять на способности исследовать всю проблему в целом, поскольку знание о незнании побуждает его тратить усилия для ликвидации этого незнания даже в том случае, когда на это можно было бы совершенно не обращать внимания. Знание о незнании для профессионала является мощным раздражителем, указывающим на его частичную неполноценность и некомпетентность, отвлекающим его порой на совершенно неадекватные и часто ненужные усилия по устранению этого незнания. Подобные болезненные раздражители обычно не свойствены дилетанту, для которого некоторая близорукость и равнодушие к знанию о незнании являются важными союзниками и в какой-то степени даже инструментами познания.
Незнание о незнании. Что касается незнания о незнании, то его можно было бы считать совершенно тривиальным, понятным и закономерно возникающим явлением, если бы во многих случаях оно не было реакцией психики как людей слабовольных, у которых знание о незнании вызывает резко отрицательные эмоции, так и людей с повышенным самомнением. У этих категорий людей незнание о незнании может быть искусственно индуцированным, вытесняемым в подкорку и оказывающим в некоторых ситуациях сильное давление на психику. Это психологическое средство защиты является своего рода антиподом знания о незнании, как правило, индуцируется последним и тесно связано с психологией личности.
Люди, которые искренне не признают и не чувствуют свою некомпетентность в тех или иных областях знания, очень часто встречаются среди руководителей высокого ранга. Таким руководителям знание о незнании сильно осложняет их профессиональную деятельность. Их мозг самопроизвольно без их согласия на бессознательном уровне переводит знание о незнании в незнание о незнании. К сожалению, от мнения таких людей слишком сильно зависит вклад государства в развитие тех или иных направлений науки. Эту категорию руководителей обычно искусно эксплуатируют профессиональные "футурологи науки", с большой помпой и самоуверенностью предсказывающие те или иные тенденции в развитии науки и техники, которые реализуются на практике в виде ничтожной доли от заявленных долгосрочных прогнозов. Здесь в полной мере отлично работает формула, высказанная муллой Насреддином по поводу его готовности научить ишака говорить: "К этому времени или шах умрёт, или ишак сдохнет!"
Незнание о знании. Майкл Полани - знаменитый английский физик, химик и философ - ввёл понятие о неявном знании (англ. tacit knowledge), т.е. о таком виде знания, которое не может быть легко передано другим. Один из наиболее известных афоризмов М. Полани: "Мы можем знать больше, чем способны рассказать" ("We can know more than we can tell"). Незнание о знании имеет глубокое философское содержание. Этим вопросом подробно занимались такие известные представители постпозитивистской философии, как Карл Поппер, Томас Кун, Имре Лакатос, Пол Фейерабенд, Майкл Полани, Стивен Тулмин. Они выступали с критикой философии неопозитивизма, которая отвергала как бессмысленные любые утверждения, не проверяемые эмпирически. Существование феномена незнания о знании полностью противоречит подобному постулату. Целостные самоорганизующиеся системы часто проявляют эмпирически фиксируемые признаки, в основе которых лежат закономерности, непроверяемые эмпирически. Прекрасным подтверждением сказанного является процесс мышления. Каждый человек в определённой степени знает и чувствует, как работают его мышление и память, но сформулировать это знание так, чтобы оно могло бы быть общедоступно, не под силу не только личностям, но и целым отраслям нейробиологии.
Чисто механически к незнанию о знании относятся скрываемые по разным причинам знания - от секретных до утаиваемых отдельными личностями от других участников научного коллектива. Но наибольший интерес представляют собой создатели новых теорий и гипотез, которые лишь интуитивно чувствовуют, что высказанные ими идеи несут в себе намного больше знаний, чем на первый взгляд может показаться. В литературе часто приводится тот факт, что, создав теорию множеств, немецкий математик Георг Кантор не знал о содержащихся в ней парадоксах. Не знали о них до определенного времени и математики, принимавшие эту теорию. Подобных примеров можно привести множество.
Знание о знании. Знание о знании начинается с понимания границ этого знания, с оценки его относительности или абсолютности с позиций обусловленности наличием других знаний, с оценки качества этих знаний, их глубины в плане применимости для текущей деятельности и т.д. Эти знания о знаниях могут функционировать в имплицитной форме. Например, учёный в ответ на заманчивое предложение принять участие в той или иной важной работе может, не задумываясь, ответить отказом или согласием, не занимаясь выписыванием в столбик и подсчётом доводов "за" и "против". Но знания о знаниях могут существовать в эксплицитной форме, например, в виде диссертации, защищённой по конкретной теме, или обзора, составленного по тому или иному специальному вопросу.
Таким образом, совершенно очевидно, что категория "знание" не может функционировать автономно в отстутствие категории "незнание" и наоборот. Диалектика и специфика взаимодействия этих категорий имманентна природе человеческого интеллекта. Как работает эта система "да-нет" в человеческом мозге, на сегодняшний день неизвестно. Понятно, что у каждого индивидуума вклад в психику всех четырёх соотношений антиподных категорий сильно отличается, что является одним из существенных факторов формирования субъективности мышления людей, участвующих в научной деятельности. Эти соотношения антиподных категорий частично кодируются генетической предрасположенностью к тем или иным особенностям психической структуры, частично изменяются в процессе онтогенеза. Но в настоящее время совершенно ничего не известно о том, каким образом они закрепляются в интеллекте человека, каким образом контролируют интеллектуальную деятельность и почему часто проявляют выраженную консервативность.
Дробление знания
Духовную пищу, как и обычную пищу, нужно для освоения, образно говоря, пережевать и проглотить. Но дело в том, что мозг тем принципиально и отличается от желудочно-кишечного тракта, что для него целостное знание всегда больше суммы его частей. Те, которые по различным причинам не могут разжевать большие куски целостного знания, отрывают или даже отщипывают от него фрагменты, усваивают, модифицируют их и предъявляют полученные результаты именно в таком фрагментарном виде, существенно искаженном спецификой аппарата пережевывания и переваривания. Беда и cj,.проблема в том, что по частям переваренные фракции знания перестают стыковаться между собой. Фрагментарное знание, например, обогащается специфической терминологией, создаёт свой особый понятийный аппарат, приобретает автономные выходы в технологию, причем футурологические построения и прогнозы такого фрагментарного знания, как правило, абсолютно несовместимы с целостным знанием и т.д. Словом, фрагментированное знание начинает жить по особым законам, развивается по особой технологии и в определенных ситуациях начинает имитировать феноменологию целостного знания, которая послужила основанием для начального становления этого фрагментарного знания. В особенности активно имитируются закономерности, которые фрагментированному знанию просто не по зубам.
Активный процесс дробления и специализации знания начался пару столетий тому назад и представлял собой прогрессивное явление. Закономерным образом это постепенно привело к превалированию преимущественно редукционистской методологии исследования в науке и на то были особые причины. Дело в том, что методология "разрезать и посмотреть" доступна интеллекту подавляющего большинства людей, в какой-то степени это сродни детскому желанию разобрать игрушку и посмотреть, что внутри неё, в то время как способностью из множества частных проявлений целостной системы составить представление о механизмах функционирования всей системы наделена очень небольшая часть исследователей с особыми интеллектуальными способностями. Путём дробления знания, например, фармакология, как это ни странно, стала в существенной степени независима от медицины, а разработка т.н. искусственного интеллекта - независимой от понимания особенностей природного интеллекта.
Для многих людей вино, которое они пьют, немедленно приобретает особый вкус и очарование, как только они узнают, что оно на порядок дороже обычного. Но есть люди, которые полагаются исключительно на собственный интеллект, опыт и органы восприятия. Дробление знания, возникновение множества новых высокоспециализированных отраслей науки сопровождается демонстрацией особых успехов в выявлении и исследований тонких деталей тех или иных объектов и явлений. Всё это именуется не иначе, как фундаментальной наукой, хотя подобная практика с точки зрения объективного взгляда проявляется как раз в ослаблении связей с фундаментом. Фундаментом многих ныны высокоспециализированных компартментов науки является не консолидированное коренное знание, а пробивная сила ведущих руководителей той или иной узкоспецифической отрасли, приобретение новейшего оборудования, удачно построенная рекламная компания по привлечению финансирования исследований, обещания большой практической пользы от мало связанных с практикой проектов и т.д.
Неудержимый процесс дробления знания конечно же невозможно модифицировать и корректировать административным путём. Во время визита Майкла Полани в СССР в 1936 году с лекцией для Министерства тяжёлой промышленности Николай Бухарин, занимавший в то время пост главного редактора газеты "Известия", заявил ему, что различие между фундаментальной и прикладной наукой является ошибкой капитализма, и что в социалистическом обществе все научные исследования ведутся в соответствии с нуждами последнего пятилетнего плана. М. Полани в ответ обратил его внимание на то, что случилось с генетикой в Советском Союзе в связи с государственной поддержкой теорий Трофима Лысенко.
Призывы к централизованному планированию научных исследований в Великобритании со стороны таких учёных, как Джон Бернал, заставили М. Полани отстаивать позицию, в соответствии с которой прирост научного знания достигается в результате выводов, сделанных после свободного обсуждения сообществом специалистов, а не руководящим органом. Полани доказывал, что взаимодействие между учёными подобно взаимодействию между экономическими агентами на свободном рынке, когда учёные, обходясь без централизованного руководства, определяют истинность теорий. Процесс развития фундаментальной науки последних нескольких десятилетий однозначно свидетельствуют о том, что тенденция дробления наук вопреки мнению М. Полани не зависит от здравого смысла учёных, а скорее наоборот - развивается под влиянием этого самого "здравого смысла". При этом очень часто ведущие специалисты в той или иной области попросту забывают, что они собирались выяснить, когда планировали те или иные постановочные исследования в узких областях знания.
Ярким примером подтверждения вышесказанного является чрезвычайно слабый прогресс в понимании законов функционирования мыслительных процессов. Именно, благодаря дроблению нейробиологии на многочисленные специфические компартменты, мы имеем знания о фантастическом числе деталей, ранее неизвестных, о гормонах, нейромедиаторах, синапсах, о строении, составе и поведении нейронов и т.д. И, тем не менее, знание того, как работает память и вспоминаение, как соотносится в мозгу человека знание и незнание, для чего всем животным необходим сон, чему служит асимметрия мозга животных, вообще почему мозг устроен таким, а не иным образом, и многое другое на уровне целостной системы мозга остаётся таким же непонятным, как, я не побоюсь сказать, сто лет тому назад. Здесь нужно говорить не об отсутствии плодотворных идей, а об отсутствии идей вообще. При этом важно хорошо понимать, что жонглирование нечётко сформулированной терминологией, объяснениями "как", а не "почему" и т.п. никакого отношения к понятию "плодотворная идея" не имеют.
Но "секрет Полишинеля" о тотальном отстутсвии целостного знания необходимо тщательно маскировать от, как правило, не имеющих фундаментальных знаний организаторов науки и, тем более, от тех категорий людей, от которых зависит финансирование науки, а отсюда необходимо поощрять обещания "светлого будущего", которое вскоре наступит с реализации идей создания квантовых компьютеров, с совершенствованием компьютерных технологий, с развитием новых методов прижизненных исследований, генетики, флюоресцентной микроскопии и т.д. и т.п. Все эти грандиозные планы при их реализации в сухом остатке дадут лишь расширение терминологической базы науки, с помощью которой можно будет легко всё "объяснять", попрежнему не имея ясных представлений о работе целостной самоорганизующейся системы под названием "мозг".
Никто не собирается преуменьшать значение изучения деталей в строении и функционировании мозга. Необходимо лишь перестать скрывать то, что наиболее эффективным подходом для исследования нтеллекта является целостный подход с помощью использования интеллекта для интеллекта, когда самыми доверительными инструментами являются наблюдения за функционированием мышления, особенностями изменения параметров связанных с мышлением процессов под влиянием тех или иных факторов и стремлением связать обнаруженные молекулярно-биологические и анатомические детали с работой целостных систем. Только такой подход отрицает в качестве самоцели неудержимое дробление знания на узкоспециализированные отсеки.
Если руководство наукой, администрирование наподобие того, что наблюдалось в СССР, когда кибернетика была объявлена служанкой капитализма, не может принести положительных результатов в науке, то есть всё же один рациональный путь администрирования с безусловно положительным эффектом. Единственным препятствием к бесконтрольному дроблению знания, неизбежно ведущему к удалению науки от фундаментальных подходов в сторону неудержимой научной рекламы и накоплению данных, полученнных в качестве искусства ради искусства, является открытое признание позитивной роли учёных-дилетантов, создание условий для всемерной пропаганды результатов их исследований и специфики научных подходов вплоть до создания специальных научных журналов, в которых статьи будут рецензироваться не по форме, а по содержанию. Сегодня же дилетантам практически закрыт доступ в реферируемые и рецензируемые журналы, поскольку реферируют и рецензируют статьи в этих журналах выходцы из научных школ под названием "разрежим и посмотрим".
Детали я обсужу далее.
(Продолжение следует)