УДАВКА ПРОГРЕССА
А.Бондарев
Е.Покровская
«...благонамеренные, но зловредные люди,
которые несут прогресс и всюду приносят разруху»
(Ф-М, Волки и Медведи)
Как известно, понятие прогресса существовало не всегда. Его изобрели в в конце XVIII в. деятели эпохи Просвещения. Прогрессом они называли целенаправленное и контролируемое переустройство общества - чтобы в нем не было ни угнетателей, ни угнетаемых.
Идею охотно приняли и начали воплощать в жизнь. В ходе Французской революции она приобрела конкретные и ощутимые формы: десятки тысяч людей ощутили их на собственной шее.
Новомодные веяния начали неудержимо распространяться по Европе, а распространением их в других частях света активно занялись европейские предприниматели. Теперь они могли грабить туземцев с чистой совестью: колониальные товары поступали в Европу, а туземцы получали взамен плоды прогресса и приобщались к цивилизации.
Так прогресс стал фиговым листком колонизации.
Тем временем в Европе появились такие новшества, как железные дороги, телеграф, вакцина Пастера, пулемет и прочие прогрессивные научно-технические приспособления.
Занимались этим специалисты: ученые, инженеры, врачи .
Специалистов уважали. Понимали, что без них прогресс невозможен - причем не только в деле прокладки железных дорог, но и в деле вышеупомянутого создания идеального общества.
Так появились специалисты по социальному прогрессу. Сумрачный германский гений создал единственно верную научную теорию, которая, само собой, считалась всесильной. Ее сторонников называли социалистами.
Им противостояли другие прогрессисты - консерваторы (в-основном английские и французские), ратовавшие за «органическое» развитие общества. Они были уверены что капитализм - это то что нужно, и самого технического прогресса вполне достаточно. Им хорошо было так рассуждать: у Англии и Франции было достаточно колоний для дальнейшего прогресивного развития. А у Германии их считай что не было.
Как же при таких обстоятельствах могли договориться английские и французские прогрессисты с германскими?
В результате высшим воплощением борьбы за правильное понимание прогресса стала Первая мировая война.
Война привела к революциям. Революции были воплощением прогресса социального, т.е. реализацией все тех же проектов «научного», целенаправленного и конролируемого переустройства общества на пути к светлому будущему.
Светлого будущего хотели все: Муссолини, Троцкий, Сталин, Рузвельт, Гитлер, Мао Цзе-дун и многие другие «прогрессисты».
Это упорное стремление к прогрессу в конце концов привело ко Второй мировой войне, где погибли уже десятки миллионов.
А идея социального прогресса выжила.
Оказалось, что она имела практический смысл даже для самых отъявленных консерваторов. Действительно, война привела к стремительному развитию дешевого массового производства товаров, которые надо было кому-то продавать. Туземцам в колониях холодильники были не по карману. Был нужен мощный внутренний рынок в метрополии. Волей-неволей, а зарплату рабочим пришлось повышать. Это и был социальный прогресс по-капиталистически.
Но социалистам этого было мало. Ведь оставались богатые и бедные, угнетатели и угнетаемые. Не хватало социальной справедливости. Какое уж тут идеальное общество?
Социалистическая идея прогресса начала распространяться по всему миру - в Европе, в Китае, на Ближнем Востоке, в странах Африки. Это обошлось еще в десятки миллионов жизней.
Технический прогресс тоже не отставал. Появилось телевидение, пылесос, противозачаточные таблетки, атомная бомба и средства ее доставки.
Сразу после войны появилась ООН - первая международная бюрократическая организация, объединявшая «специалистов по прогрессу». Именно они и были призваны определять, что такое прогресс. Отныне это понятие было формализовано. В опредение прогресса вошли сформулированные самими же бюрократами права человека, принципы либеральной демократии, а также правила военного вмешательства там, где ООН считала это уместным.
Возникли и другие международные организации, во главе которых стояли эксперты и технократы,занимавшиеся распространением кредитов (с условием их использования для целей прогресса), определением правил международной торговли, устройства Олимпийских игр и прочими насущными вопросами.
Так идея прогресса стала глобальной.
Прогрессисты-консерваторы быстро сообразили, что подобную глобализацию грех не использовать. Действительно, зачем ограничиваться внутренним рынком, если можно создать мировой? Зачем повышать зарплату собственным рабочим, когда те же товары можно производить в странах Третьего мира при помощи дешевой рабочей силы, тем самым приобщая их к западной цивилизации?
Так прогресс стал фиговым листком глобализации.
Была одна незадача. Зарплаты рабочим в странах «первого мира» перестали расти. Пока это никого не волновало. Вера в прогресс настолько утвердилась в сознании людей, что считалось, что он будет продолжаться сам собой. Люди знали, что всему приходит конец, но почему-то были убеждены, что прогрессу конца не будет.
Но не тут-то было. Технический прогресс действительно продолжался. Появились искусственные спутники Земли, реактивные авиалайнеры, компьютеры, мобильные телефоны, пересадка органов, лазеры, атомные подводные лодки.
А вот с социальным прогрессом что-то не заладилось. Прожить семье на одну зарплату уже не удавалось. Под бременем налогов и в результате конкуренции с дешевыми товарами, произведенными в странах Третьего мира, начал исчезать мелкий и средний бизнес. И даже университетский диплом больше не давал никаких гарантий высокооплачиваемой работы.
Социальные лифты остановились. А наверху тем временем сформировалась правящая каста: та самая 1/10 часть населения, которая владеет З/4 финансовых ресурсов, а также связанные с ними узами родства и свойства кланы «потомственных политиков». Попасть в эти сферы можно было лишь тем же путем, что и в традиционные касты: либо по рождению, либо через брак.
Однако, во все времена у элит была привилигированная обслуга. Сегодня это журналисты, университетские профессора, ландшафтные дизайнеры, охранники, инструкторы по фитнессу, буддистские гуру и почие специально обученные люди, необходимые элите для поддержания привычного уровня и стиля жизни. Разумеется, они-то никогда не бедствовали.
Их образ жизни обстоятельно описал современный итальянский философ К. Преве:
«Глобализованный капитализм предлагает тем, кто может себе это позволить (а в капиталистической метрополии - это, возможно, большинство населения, от менеджера до парикмахера) следующие возможности: доступные путешествия, проживание в экзотических странах, знание туристического английского языка, этнические рестораны, легализацию мягких наркотиков, трехкопеечную благотворительность по отношению к беженцам из третьего мира, бесплатные массовые зрелища, купленные футбольные матчи, систему образования, выпускающую неграмотных, периодическое ритуальное негодование и символическое линчевания очередного «реакционера» или «фашиста», оглупляющее телевидение, гражданский брак между Иисусом и Марией Магдалиной, культуру, сводящуюся к умению, не читая, копипастить мемы из бездонной пучины интернета и т.д.»
Разрыв между «нижними» 90% и «верхними» 10% в странах Первого мира в последние десятилетия увеличивался так стремительно, что в конце концов стал очевиден всем. Те, чье социальное положение и экономические возможности неуклонно ухудшались, стали презрительно именоваться «лузерами глобализации».
А созидатели прогрессивного «светлого будущего» в Восточной Европе в простодушном бесстыдстве разъясняли: «Глобализация необратима прежде всего потому, что за ней стоят мощные интересы сплетшихся в единую сеть наднациональных корпораций».
Но на деле получалось, что социализм - популярный и, как долгое время казалось, кратчайший путь к прогрессу и государству «всеобщего благоденствия» (считалось , что в СССР социализм потерпел крах только потому, что он был «неправильный»), не только не оправдал надежд, но породил такое неравенство, прецеденты которому можно было найти разве что в глухой древности. В те времена верхи общества так далеко отстояли от его низов, что в обычной жизни они не пересекались и практически ничего не знали друг о друге.
Социалисты от смущения начали называть себя «прогрессистами». Никаких других изменений в политических элитах и бюрократии не последовало.
А вот «лузеры глобализации» начали все больше и больше сомневаться в том, что прогресс - это и впрямь та панацея от всех бед человечества, какой он до сих пор считался. Новая модель мобильного телефона не решала никаких социальных проблем, как не решила их пятьдесят лет назад стиральная машина.
Люди в странах первого мира все больше и больше начали оглядываться назад и желать вернуть «как оно было раньше» - и не только из-за чисто материальных претензий к правящим элитам. Протест против все большей регламентации жизни и оттеснения людей от возможности самим решать, что для них лучше, оказался не менее сильным.
Реакция политических элит и бюрократии на растущее недовольство тех, кого по-прежнему приходилось принимать во внимание как электорат, была предсказуемой и жесткой.
Решением возникшей проблемы стало последовательное уничтожение среднего класса и дальнейшее разорение мелких и средних бизнесов. Те, что и так едва сводили концы с концами, должны были стать полностью зависимы от подачек, выдаваемых им бюрократией. Короче, необходимо было обеспечить максимальную зависимость электората от всевозможных пособий, выплат, субсидий и компенсаций, возможность получать которые (не говоря уж об их размере) полностью зависела от политической элиты.
Бедным населением легче управлять.
Это делалось для того, чтобы обеспечить элитам стабильность, безопасность и дальнейшее процветание. При таких условиях бюрократия сохраняла за собой право перераспределять финансовые потоки, а население, ставшее полностью зависимым, не имело другого выхода, как голосовать за то, чтобы хотя бы не стало хуже.
Идея прогресса, совершив полный оборот и исчерпав себя, превратилась в удавку.
«Государство всеобщего благоденствия» обернулось обществом, загнанным в жесткие бюрократические рамки и полностью зависимым от правил, установленных правящими элитами, и от их подачек.
Так прогресс стал фиговым листком «прогрессизма».
