ИМПЕРСКИЕ ВОЙНЫ: ЗА ЧТО БОРОЛИСЬ?!.
И два часа в струях потока
Бой длился. Резались жестоко,
Как звери, молча, с грудью грудь,
Ручей телами запрудили.
Хотел воды я зачерпнуть...
(И зной и битва утомили
Меня), но мутная волна
Была тепла, была красна.
(Лермонтов, "Валерик")
Kabul town's by Kabul river --
Blow the bugle, draw the sword --
There I lef' my mate for ever,
Wet an' drippin' by the ford.
Ford, ford, ford o' Kabul river,
Ford o' Kabul river in the dark!
There's the river up and brimmin', an' there's 'arf a squadron swimmin'
'Cross the ford o' Kabul river in the dark.
(R.Kipling, "Ford O'Kabul RIver")
Какое-то время назад в попытке оптимистического поста о европейской истории я, в числе других мыслей, упомянула, что, как мне кажется, существует принципиальная разница между войнами, ведущимися империями, и войнами "не-имперскими". Кое-кто из моих читателей воспринял это как пропаганду войны и насилия в качестве двигателя прогресса. Другие справедливо указали мне, что войны в человеческой истории велись везде и повсюду практически постоянно, и что, мол, заметного различия на развитие вовлеченных в них людей это как бы не оказало. Данная запись - попытка проиллюстрировать, что именно я имела в виду, говоря об именно специфически имперских войнах.
Позволю себе напомнить, чем, с моей точки зрения, отличаются войны империй: они были, как правило, масштабнейшими мероприятиями, которые организовывались и осуществлялись централизованно (для этого существовала имперская военная бюрократия). Кроме того, эти войны были сугубо геополитическими и велись на окраинах империи, не затрагивая большинства населения (когда война перемещалась вглубь территории это грозило полным крахом). Имперские войны могли продолжаться на протяжении многих (иногда сотен) лет, наследовались правителями от их предшественников и развивали собственную инерцию непреодолимой силы. Как любое бюрократическое мероприятие, такие войны главным образом служили воспроизводству и процветанию задействованной в них (главным образом, конечно, военной) бюрократии. Они изначально не задумывались как "доходное" мероприятие (т.е. идея "окупить" войну там не присутствовала) и частенько приводили к полному экономическому истощению империи, несмотря на то, что сами военные действия велись преимущественно на окраинах. Примером могут, например, служить войны между Османской империей и Персией, доведшие оба государства (особенно Персию) до экономического коллапса. Или вот, скажем, Кавказская война XIX в. Это же просто классика жанра. Посмотрим, как оно там все было.
Кавказский Рубикон, после которого война стала неизбежной, несомненно был перейден в царствование Екатерины II, примерно за 20 лет до, собственно, начала военных действий и почти за сто лет до их окончания. Интересно проследить, как логика строительства империи создвала ту силу инерции, которой не могли сопротивляться ни народы, ни личности. Первым "шагом на Кавказ" стало подписание в 1783 г. Георгиевского трактата, согласно которому Россия принимала под свой протекторат грузинское царство Картли-Кахети. Акт этот был во многом символическим, т.к. российское военное присутствие в Закавказье в тот момент сводилось к двум армейским батальонам с четырьмя полевыми пушками. Всякий, кто представляет себе Кавказский хребет, может вообразить, какие проблемы коммуникаций и снабжения стояли перед любым командующим, оказавшимся по ту сторону этой природной стены. Для тех, кто подзабыл географию этого региона, напоминаю, что единственным проезжим путем с севера на юг сквозь Кавказские горы является Дарьяльское ущелье (по которому во времена Екатерины еще не была проложена Военно-Грузинская дорога). Один любитель поспорить как-то высказал идею, что, мол, русская армия теоретически могла попасть в Закавказье по берегу Черного моря (как бы из Краснодара в Абхазию, представьте себе по карте). С тех пор каждый раз, оказываясь в электричке Краснодар-Сочи, я с содроганием смотрела в окно и представляла себе русскую армию, бредущую по этому выжженому пляжу: между морем и отвесными скалами - от ста до (местами) двадцати метров. Воды нет. Укрытия нет. Лошади и пушки вязнут в песке. А на скалах, разумеется, расположились представители местного населения. Вот уж воистину - один легко вооруженный воин мог бы задержать здесь сорок тысяч конных варваров, не в обиду никому будь сказано... Впрочем, к природным особенностям Кавказа мы еще вернемся.
А пока - Картли-Кахети стало Российским протекторатом de jure, но даже Екатерина, при всей ее амбициозности, понимала, насколько удаленно от России это приобретение. Так что особых усилий по его освоению и укреплению там русских позиций не предпринималось. События, однако, продолжали развиваться. Спустя девять лет после подписания Георгиевского трактата Россия сделала следующий решительный шаг в южном направлении: по итогам очередной русско-турецкой войны был подписан Ясский мир 1792 года. По условиям этого мирного договора Россия присоединила к себе Крым, а также территории молдавских княжеств между Бугом и Днестром. В 1793 году началась российская колонизация земель на Кубани и Тамани. Таким образом, Россия консолидировала под своим контролем северное побережье Черного моря и вышла практически к предгорьям Северного Кавказа. Однако, по-прежнему никаких особых усилий для укрепления русских позиций в Закавказье сделано не было. Более того, и те два символических батальона с пушками, что были в свое время присланы в Тифлис как-то со временем были отозваны обратно. Так что когда в 1795 году персидская армия Ага-Мохаммед хана прошлась по Грузии огнем и мечом, буквально вырезав население Тифлиса и угнав немногих уцелевших в рабство, протекторат России оказался истинно символическим. Никакой помощи - ни военной, ни даже дипломатической - Россия своим единоверцам не оказала, да и оказать не могла.
По мнению многих исследователей, именно разорение Тифлиса Ага-Мохаммед ханом и стало тем событием, которое окончательно решило судьбу Закавказья. Оно показало, что грузинские царства рано или поздно будут вынуждены искать более действенного покровительства одной из империй: либо России, либо Персии. Этот выбор был сделан царем Картли-Кахети Георгием XII, который в 1800 году умер не оставив прямых наследников и завещав свое царство Российским императорам. Это завещание было утверждено со ссылкой на Георгиевский трактат императором Павлом и - спустя год - Александр I особым манифестом подтвердил готовность России принять Грузию в состав империи.
Любопытно, что в течение этого времени - с 1783 по 1801 год - на Российском престоле пребывали три монарха, кардинально отличавшиеся друг от друга по воззрениям на буквально все аспекты государственного управления. Более того, каждый из них испытывал крайнюю личную неприязнь к своему предшественнику и пытался по мере возможности ликвидировать последствия предыдущего правления. Павел I сознательно демонтировал очень многое во внешней политике Екатерины. Александр не менее сознательно делал то же самое с внешней политикой Павла. Однако, в отношении Кавказа все трое действовали в одном направлении. Екатерина пыталась заложить основы для своего амбициозного плана превращения России в "сверхдержаву" Черноморско-Средиземноморского региона, но , будучи прагматичной правительницей, не вкладывала в этот проект больших ресурсов. Павел, согласно, очевидцам, "чувствовал себя связанным обязательствами Георгиевского трактата" и после долгих колебаний подтвердил намерение России им следовать. Еще дольше - почти год - колебался Александр I, прежде, чем окончательно вступить на путь "присоединения Закавказья к России". Однако, и он не нашел возможным отступиться. Маховик имперского строительства был запущен, и уже ничто не могло его остановить.
Каких гигантских усилий потребует война за Кавказ, и как ничтожны будут достигнутые ею приобретения, стало ясно практически сразу. Высокопоставленные чиновники, направленные для детального обследования и изучения "новых российских территорий" на предмет их возможной полезности, всеподданейше докладывали, что никакого практического применения Кавказским землям найдено быть не может по крайней мере "в течение жизни двух поколений, если не больше". Что армия, посланная на Кавказ, будет чистым убытком казне, т.к. никаких богатств и ресурсов правительство оттуда не получит. Что никакой - выражаясь современным языком - инфраструктуры для создания хоть какой-то промышленности или переработки и продажи продуктов сельского хозяйства там нет. Да и продукты, которые стОили бы переработки, собственно, тоже отсутствуют. Разумеется, подобные рапорты уже ничего не могли изменить.
Ничего не могли изменить и отчаянные реляции военных. С первых же - даже не лет, месяцев - активных военных действий на Кавказе стало ясно, что России предстоит чуть ли не буквально Сизифов труд: каждый камень, с огромным трудом водруженный, наконец, на гору, обрушивался обратно, подминая под себя все на своем пути. В лице кавказских народов Российская армия впервые столкнулась с тактикой партизанской войны в лесистых горах: фронта не было, были постоянные стычки с противником, способным в любой момент уйти в недоступные для регулярной армии места. Более того, за противником было преимущество знания местности. Еще более того, даже если российским военным администраторам удавалось заключить мирные соглашения с какими-то из местных обществ, тем самым они приобретали (возможно!) одного союзника и полдюжины противников: традиционные противники нового союзника русских немедленно начинали активные военные действия даже если раньше они от них по тем или иным причинам воздерживались.
С чисто военной точки зрения Кавказ был абсолютным и совершенным кошмаром любого военачальника того времени. Назначенные туда офицеры, в большинстве своем прошедшие школу Наполеоновских войн, оказывались в ситуации, в которой весь их опыт ровно ничего не стоил. Более того, их традиционные представления о ведении войны могли только мешать. Армия несла огромные потери не только от действий противника, но и от других причин: в некоторых местах смертность только от болезней доходила до 15% в год, а смертность в 5% считалась "сравнительно низкой". Военных достижений, между тем, было немного, и все они были достаточно условными.
Всем желающим поупражнять свое воображение предлагаю следующую ситуацию: СОРОК С ЛИШНИМ ЛЕТ (считая с 1801 года, что захватило царствования двух императоров) Российская империя вела на Кавказе непрерывные военные действия, сопровождавшиеся тяжелыми людскими потерями от самых различных причин. Все это время, разумеется, Кавказская армия должна была содержаться за счет казны, и расходы на это содержание возрастали с каждым годом, по мере наращивания военных усилий. Успехом вся эта дорогостоящая деятельность не увенчалась никаким, скорее наоборот: к 30м годам на Северном Кавказе начало набирать силу движение мюридизма и был объявлен джихад против русских; в Грузии в 1832 году сформировался (правда неудачный) анти-русский заговор, причем в число заговорщиков входили члены самых аристократических грузинских семей. Возможно это звучит как парадокс, но позиция России на Кавказе в 1840е годы была, пожалуй, даже хуже, чем в начале Кавказской войны.
"Кавказ" стал синонимом провала. Назначение туда рассматривалось как начало конца карьеры, даже если назначение это было Главнокомандующим Кавказского корпуса. Для целого ряда высших офицеров, включая А.П.Ермолова, эта должность стала роковой: поскольку добиться результатов, необходимых Петербургу, было невозможно, назначение это приводило к бесславному концу карьеры и отставке. В более общем же плане Кавказ приобрел черты места ссылки, стал своего рода "жаркой Сибирью", куда можно было отправить как политически неблагонадежных лиц, так и шулеров, пьяниц, бретеров и прочие нежелательные элементы, которые всегда находятся в любой армии.
Как же в течение этих сорока лет реагировало имперское правительство на такое вопиющее явление, как явно неудачная война, пожирающая огромное количество ресурсов и порождающая брожение умов даже в правящих классах общества? О том, чтобы прекратить войну и предоставить Кавказ своей собственной судьбе не шло и речи. Напротив, военные усилия наращивались. От Главнокомандующих требовали решительных действий, результатов, отчетов о "проделанной работе". Когда таковые оказывались неудовлетворительными, главнокомандующие смещались, назначались новые, им выделялись дополнительные средства и войска. В Петербурге был создан так называемый "Кавказский комитет", в задачи которого входила выработка планов - как военных, так и гражданских - по "умиротворению" Кавказских территорий. Планов было представлено множество, некоторые из них (например, план барона Гана) даже были приняты к исполнению, но ни один из них не дал результатов, а их авторы заслужили за свои хлопоты царскую немилость.
Эта тенденция продолжалась на Северном Кавказе и далее - имперская война следовала собственной логике. Еще тридцать лет наращивалось военное давление, росли потери и расходы на содержание армии, военная и гражданская бюрократия разбухала и продолжала цикл саморазвития. Собственно, даже когда окончательная победа на Северном Кавказе была достигнута, российской администрации по справедливости следовало бы разделить ее с Имамом Шамилем, т.к. без его вклада в это дело еще неизвестно, сколько бы эта вязкая война могла продолжаться. Парадокс? Только кажущийся.
До тех пор, пока централизованная российская имперская бюрократия была вынуждена вести войну против десятков самостоятельных общин, вождеств и племенных образований, она была практически бессильна, что и было доказано пятьюдесятью годами бесплодных военных усилий. Это - далеко не уникальное явление. Вспомним хотя бы трагический опыт англичан в Афганистане в том же девятнадцатом веке. Шамиль же, действуя, как ему казалось, в интересах анти-русского джихада (и попутно следуя собственным амбициозным планам) железной рукой объединил и централизовал большинство народов Северного Кавказа. Надо признать, что рука его была настолько железной, что кое-кто из северо-кавказских аристократов предпочел в этом выборе между огнем и полымем русских: по крайней мере, от них можно было ожидать хоть каких-то послаблений. Во всяком случае, последний малолетний наследник правящего дома Аварии был тайком переправлен именно в Россию для того, чтобы спасти его от верной смерти от рук наибов Шамиля. Имамат Шамиля довольно быстро превратился в централизованную мини-империю (или, если хотите, прото-империю) с четко определенным центром, жесткой иерархией и собственной бюрократией. Как только это произошло, победа крупной империи (России) над мелкой империей (Имаматом) стала лишь вопросом времени, стратегии и материальных ресурсов. А уж этого у России было все еще в избытке. Что значит еще год-другой и десяток-другой тысяч рублей, потраченные вдогонку десяткам лет и миллионам?!. По итогам войны на Северном Кавказе победа в конце концов досталась той стороне, которая могла себе позволить продолжать кидать в топку все новые и новые ресурсы, не ожидая в результате никакой прибыли или хотя бы возмещения убытков.
А в Закавказье в 40х - 50х годах произошло чудо. Собственно, то, что там произошло, дает нам чрезвычайно редкую в истории возможность увидеть "альтернативный сценарий" развития событий. Попытаться ответить на - как правило бесплодный - вопрос: "А можно ли было как-нибудь иначе?"
В 1844 году царь Николай, уставший от некомпетенности и провалов кавказских военных и гражданских чиновников, прибег к крайнему средству. Он обратился с личной просьбой к испытанному (и чрезвычайно успешному) колониальному администратору, известному своей изрядной энергией и предприимчивостью. В личном письме император попросил графа Михаила Семеновича Воронцова, в прошлом генерал-губернатора Новороссии и наместника Бессарабии, принять на себя должность Главнокомандующего войск на Кавказе и Наместника ЕИВ в сих областях с неограниченным полномочием. Отметим это - неограниченные полномочия. Граф Воронцов согласился (предложение было из тех, отказаться от которых нельзя), но с условием, что во всех своих действиях он будет отчитываться исключительно перед Государем, и что никакие прочие бюрократы не будут иметь возможности вмешиваться в его действия. Это условие было принято.
Здесь необходимо отметить, что помимо значительного и успешного опыта колониального администратора граф Воронцов обладал также и колоссальным личным состоянием. В сочетании с чрезвычайными полномочиями, предоставленными ему лично царем, это дало ему уникальную возможность претворить практически любые свои идеи непосредственно в жизнь, не опасаясь, что они будут искажены или вообще загублены в бюрократических инстанциях. А идей у графа Воронцова оказалось чрезвычайно много.
На момент прибытия нового Наместника в Тифлис (столицу Кавказа) этот город представлял собой, по воспоминаниям современников, достаточно типичную для Востока картину. Он был кое-как восстановлен после разрушения Ага-Мохаммед-хана, но не более того. Большинство русских главнокомандующих откровенно не любили свою "столицу", достаточно презрительно относились к местному населению, включая аристократию, и не делали практически никаких усилий для того, чтобы навести хоть какие-то "культурные мосты" между Россией и ее Закавказскими владениями. Воронцов, со свойственным ему энтузиазмом, развил невероятно бурную деятельность. Читая, какое количество проектов было осуществлено за сравнительно недолгий срок его пребывания на посту Наместника (он умер в 1856 г.) трудно поверить, что такое возможно. Свои воззрения он сформулировал четко: "Для того, чтобы внедрить в здешних местах цивилизацию, мы сами должны вести себя цивилизованно". Итак: он отменил бюрократическое русифицированное деление Закавказья и восстановил традиционные границы старинных княжеств и провинций. Настоял на включении двадцати "необходимых" статутов из традиционного Кодекса Вахтанга VI в Свод Законов Российской империи, применимый в Грузии. Разобрался со статусом грузинского дворянства, создав для этого комиссию из самих грузинских дворян и предоставив им самим решать, кто имеет право на какие титулы. Задавшись целью создать из Тифлиса "жемчужину Закавказья" по примеру того, что было им сделано в Одессе, Воронцов активно занимался градостроительными проектами, финансировал перестройку города по "прогрессивному плану". На его деньги были построены Русский драматический театр и Грузинский драматический театр. Вслед за театрами была построена Опера, и была приглашена итальянская труппа для выступлений. На средства Наместника был восстановлен древний дворец грузинских царей в Телави и устроен музей грузинских древностей. Этот музей был не единственным. Были и другие. Были еще библиотеки, Дворянское собрание в Тифлисе, гимназии в Тифлисе и Кутаиси, приходские школы в высокогорных районах, учреждено шестьдесят стипендий для лучших учеников, которые после окончания этих учебных заведений могли продолжить обучение в университетах в России. Велись археологические раскопки. Создавались ученые общества по примеру европейских - Сельскохозяйственное, Историческое, Географическое. И многое, многое другое. В Закавказье хлынула европейская жизнь.
Эффект от всей этой бурной деятельности был феноменальным. Грузинская аристократия, до того ориентировавшаяся, по большей части, на Восток как на образец культуры, носившая восточные одежды и ведшая в целом вполне азиатский образ жизни, почувствовала себя частью Европы. Грузинские барышни начали танцевать на балах европейские танцы и выходить замуж за русских офицеров (это случалось и раньше, разумеется, но теперь стало само собой разумеющимся). Молодые люди из дворянских семей отправлялись на обучение в Петербург, а то и в Париж или Германию. Грузинские дворяне (и все, кто мог себе это позволить) начали покупать европейскую мебель, носить европейские моды, посещать театры и оперу, и вообще ассоциировать себя отнюдь не с Азией. Решающее испытание на лояльность элиты Закавказья прошли во время Крымской войны. К этому времени Османская империя стала для них не только историческим и традиционным врагом, но и символом отсталости. То, что вообще-то Османская империя выступала в этой войне в союзе с Великобритание и Францией, на Кавказе значение не имело, т.к. там европейские войска задействованы не были. После объявления войны практически все дворяне Кутаисской провинции добровольно явились на русскую военную службу и привели с собой своих крепостных. Дворянство Тифлиса, Гори и Телави за свой счет создало две бригады кавалерии и пять пехотных бригад. Отметим уж заодно, что именно на Кавказском фронте России удалось добиться серьезных успехов в Крымской войне, что обычно как-то забывается за катастрофой Севастополя.
Словом, частная инициатива, не сдерживаемая бюрократией дала феноменальные результаты в Закавказье. Возможно ли было нечто подобное на Северном Кавказе? Разумеется, там это было сложнее. Там не было сложившегося единого государства с централизованной иерархией, так что любые попытки подобного рода должны были неизбежно быть локальными, менее масштабными и более гибкими. Однако, такие эксперименты проводились. Один из сосланных на Кавказ декабристов, Николай Раевский, в бытность свою Начальником Черноморской Линии установил с местным населением льготную торговлю солью и другими товарами первой необходимости в обмен на "мирное поведение". То есть, те общества, которые в течение полугода не участвовали в набегах на русские крепости и поселения, получали право льготной торговли с русскими и приобретения всех необходимых им товаров по ценам, значительно ниже тех, которые предлагались турецкими купцами. Этот эксперимент начал уже было давать вполне обнадеживающие результаты, когда Раевский был отозван с должности. Его репутация вольнодумца и неумение ладить с бюрократами привели к концу его карьеры. Хотя опыт его от этого не теряет ценности.
Однако, все эти рассуждения об "альтернативных" возможностях увели нас в сторону от главной мысли этого поста: что же, собственно, приобрела Россия в результате самой затяжной войны в своей истории? Ответ: на момент окончания войны в 1871 году Российская империя была в чистом и колоссальном убытке. Путем воистину грандиозных моральных и материальных потерь империя приобрела кусок территории, который никаким образом не мог даже возместить затрат. Идея того, что война велась ради "эксплуатации территории и населения" абсолютно абсурдна и не выдерживает критики. В течение всего XIX века Кавказ, за редчайшим исключением отдельных плодородных долин, не предствалял собой экономической ценности. Скорее наоборот. Значительная часть этой территории была лишена даже ресурсов, необходимых для выживания местного населения (и в связи с этим местное население выработало целый комплекс способов компенсировать эту недостачу, но об этом как-нибудь в другой раз). А именно, на Северном Кавказе не было таких абсолютно необходимых вещей, как соль и железо, и, более того, не было практически никаких ценных ресурсов для обмена на эти необходимые товары. Климат на Кавказе и сейчас отличается суровостью в горах, а на побережье в XIX в. вообще мало кто жил, т.к. там была распространена эндемичная малярия, периодически возникали эпидемии холеры, чумы и т.п. Закавказье было несколько более обжито, но и там не было ни кимберлитовых трубок, ни сокровищ Голконды (месторождения нефти в Баку, естественно, не были тогда известны).
Итого: на момент окончания имперской войны мы имеем чистый убыток, в исторической перспективе - бомбу с часовым механизмом. За что проливалась кровь на реке Валерик и на реке Кабул (причем со всех сторон)? За чистую бюрократическую имперскую идею? Печальная мысль, не правда ли?