jaklin
in
sur_noname
Точка G
***
- К черту, - говорит Женевьева.
- Я ухожу, - говорит Женевьева. - Все кончено.
На журнальный столик летят ключи, на брелке - два пошлых пластмассовых сердца и кроличья лапка - на счастье.
- Банни, подожди, - Би Бо откладывает вечную свою гитару, хватает девушку за тонкое запястье.
Женевьева оскаливается, на ее кукольном личике проступает что-то волчье. Щелкают зубы; Би Бо останавливается, непроизвольно схватившись за шрам, который распахал его грудь от левого плеча до паха. Когда твоя девочка - оборотень, невольно становишься джентльменом, выражающим гнев лишь осторожным: «Гребать твою налево, Банни, чортова истеричка!»
Женевьева втягивает клыки, по-женски, без замаха бьет Би Бо по татуированному плечу. Там, точнехонько над началом шрама горит алым готическая буква G.
- Прекрати звать меня этой долбанной кличкой, у меня есть нормальное имя, ты, коровьего дерьма кусок! Ненавижу, ненавижу, ненавижу!
В черешневых глазах - злые слезы.
- Проваливай! Достала. - Би Бо отталкивает ее руку.
Женевьева хлопает дверью так, что дребезжат стекла в соседнем здании - маленькой фабричке кукол вуду. Одежду для них ткут на станках, а вот сами куколки - ручная работа, бледные невервилльские девчонки катают их на своих тощих, покрытых цыпками бедрах. Джен в детстве сама отработала тут два лета, пока мамаша не подцепила кошелек потолще, и они вместе с братьями не переехали в центр. До того момента у них и дома-то своего не было, снимали комнаты, где придется. Но преимущественно здесь, в Миллер Блок - на западной окраине Невервилля, в квартале, где не бывает зимы и лета, где никогда не идет снег и не слепит глаза солнце. Местные смотрят на мир через однотонное стекло, через которое не видно цвета, их жизнь окрашена в оттенки черно-темно-серого, но за это квартал дает им то, что не может дать ни один другой.
Безупречная мисс Банни, блистательная Женевьева, просто Джен Остин, девчонка из фабричного района, проверяет мокрым пальцем, не размазалась ли тушь. Заработав столько монет, что хватило бы на палаццо на улице Голд Олдман, она все равно вернулась в район, где провела детство. Из него можно уехать, но сюда всегда возвращаются, ведь это Миллер Блок, «гребанная дыра, в которой с вами случится чудо».
Джен спотыкается о варана покойной мисс Сейфирд, разлегшегося у порога, и чуть не падает. Тот, не спеша, поднимает голову.
- Что вылупился? - кричит ему Женевьева.
Варан смотрит равнодушными глазами и шипит, показывая раздвоенный язык. Чортов варан. Чортов порог. Чортов Би Бо.
***
Видит бог, у Джен хватало врагов, но никого она не ненавидела так, как этого музыкантишку. Так было не всегда. Это же он дарил ей песни и приносил пакеты подгоревших котлет, когда она забывала поесть, ну, а чудеса на Миллер Блок случались тогда каждую ночь. Ее бросало в дрожь при виде его сутулой спины и длинных пальцев, темных от табака. Ее заводили его дурацкие усы, его шляпа, безумные глаза и серьга в ухе. То, как он пьет, как целуется, как лезет в драку. Даже блюзы его дурацкие: «Я позвонил своей маме, и мама была права-уаа, Наш тесный мирок ты сберегла-ауа…» Все в ее жизни случалось только из-за него. Включая то, как она стала оборотнем.
…Что бы ни сказал ему тот громила в баре, но он был просто гигантом, высокий Би Бо едва доставал ему до плеча. Поддатый бард не имел ни одного шанса его одолеть.
Она говорила ему: «Не лезь».
Она говорила ему: «Уйдем».
Но Би Бо не ушел, Би Бо полез, он же герой, он самец, мешок де… тотестерона! Ему же всегда больше всех надо. Громила по кличке Delirium tremens оказался верфольфом, зубы клацнули у шеи музыканта, прижатого к полу, и Джен пришлось его отвлекать. Когда тебе всаживают ножку табуретки в глаз, это несколько отвлекает, знаете ли. Би Бо в итоге того оборотня убил и написал про это хвастливую песню, которую крутят на радио Мбонги. А Джен теперь, разозлясь, не нужно хвататься за табуретку или револьвер. Вместо табурета у нее клыки.
Этого она ему не простила. А он не простил, что она переспала с половиной Невервилля. А потом все стало так плохо, что дерьмовей не бывает. Люди не должны быть несчастны только из-за того, что однажды нажрались в Вегасе, и кому-то показалось смешной примета про что-то новое, что-то старое и что-то голубое. Но и расстаться не получалось, их держал вместе общий дом в Миллер Блок - туда всегда возвращаются, такое уж место. Год назад она сожгла его гитару, а он - ее автомобиль. Полгода спустя она сломала нос его новой подружке, а он написал издевательскую песенку: «В заросшем парке старый пруд, там жил огроооомный рыжий спруууут». Она два раза пыталась убить его, он ее - трижды, но эти двое слишком хорошо друг друга знали, чтобы попытки увенчались успехом. Джен представила Би-Бо в луже крови с разбитой башкой и зарычала от удовольствия.
К чорту. В бар. Надраться.
***
«Грегор Жук» мигает огнями. Женевьева показывает знаком одноглазому бармену, что будет пить. За стойкой в окружении стайки шлюх сидит красавчик Эллис Лоу: ярко-желтые очки, красная рубашка. Не мужик, а пакет мармеладных мишек. Улыбается во весь рот, сверкая бриллиантом в клыке.
- Кого я вижу в этой дыре? Мисс Банни, вы не женщина, богиня! Афродита! Афина Паллада!
К черту Лоу, с ним она тоже спала, но сегодня ему не обломится.
Джен открывает пиво зажигалкой, взмахивает гривой цвета мандарина и превращается в мисс Банни - холодную и сладкую, как мороженое. Каждая женщина оборотень от природы. То есть актриса, конечно, актриса.
А к Лоу у нее деловой разговор.
- Девочки, закройте ушки! - кивает Банни спутницам красавчика. - Взрослым нужно побеседовать.
Размалеванные крошки тут же исчезают, они шлюхи, а не дуры.
- Эллис, у меня для тебя заказ от Чинаски. Нужно убрать одного человечка…
- Вы можете загрызть его нежно, мисс Банни! - хохочет Лоу. У него отличные зубы и противный смех.
- Каждый должен выполнять свою работу. Это не мой бизнес, а твой, Эллис, - усмехается рыжая стерва и закуривает. Мисс Банни не так легко достать, как Женевьеву. Ее вообще не достать, эту холеную сучку с куском клубничного льда вместо сердца.
- Вы про Би Бо, Банни? Его уже заказали.
- Би Бо? - Банни морщится, сбившись с мысли. - Нет, речь про поставщика виски, чортова Дэниэла. Он совсем зарвался и...
- Да? Опять секретарша что-то напутала. Новенькая, ничего не может запомнить, но какая у нее попка!.. Я лично принял заказ на твоего бывшего, куколка. Парни с Томпсонами уже отправились его навестить. Ты же давно мечтала избавиться от этого поца, детка? Продашь наконец свой драный домишко…
- Во сколько они приедут? - спрашивает Банни.
Лоу смотрит на часы.
- Наш соловей уже полчаса как лежит в луже крови. Может, выпьем виски, пока хотя бы Дэниэл еще жив, ха-ха?..
***
У нее быстрая машина, очень быстрая машина, ее кадиллак - словно красная стрела. Шины визжат от боли на поворотах. От бара до стоянки пара километров, от стоянки до дома - ровно девятнадцать шагов. Дорогу преграждает мусорный бак, сбитый каким-то лихачом; на песке расплылись темные лужицы, словно раненый бак истекает кровью.
Женевьева бежит, скидывая на ходу алые шпильки, сердце колотится так, что не слышно шагов.
Рывком распахивает незапертую дверь.
Би Бо развалился на диване, ноги лежат на журнальном столике. Тренькает на гитаре. «У меня были проблемы, я зашёл чересчур далеко-уо. Пора-пора-порадуемся на своем веку-уо». Губы испачканы в соусе, на рубашке пятно - на плече, ровно там, где татуировка. Животное! Ему даже не пришло в голову привести себя в порядок после ужина.
- Ты что-то забыла, птичка? - поднимает он голову. Глаза сонные, как у варана мисс Сейфирд.
- Придурок, - говорит Женевьева.
Сердце прыгает, словно бесноватый в припадке, жжется, будто фабричные подружки втыкают в него десятки иголок разом. Очень смешная шутка, чортов Лоу. Он же тоже не будет сердиться, что она вырвала ему половину щеки, верно? Шрамы только украшают мужчину. Кажется, его еще можно назвать мужчиной: Джен не помнит точно, оторвала ему яйца или только натолкала пипифакса в раззявленный рот.
- Придурок, - повторяет Женевьева.
- Я приехала сказать, как тебя ненавижу, - твердит Женевьева.
Сердце рвется вперед и вверх, словно вот-вот пробьет грудную клетку и взлетит.
- К черту, - говорит Женевьева.
- Я ухожу, - говорит Женевьева. - Все кончено.
На журнальный столик летят ключи, на брелке - два пошлых пластмассовых сердца и кроличья лапка - на счастье.
- Банни, подожди, - Би Бо откладывает вечную свою гитару, хватает девушку за тонкое запястье.
Женевьева оскаливается, на ее кукольном личике проступает что-то волчье. Щелкают зубы; Би Бо останавливается, непроизвольно схватившись за шрам, который распахал его грудь от левого плеча до паха. Когда твоя девочка - оборотень, невольно становишься джентльменом, выражающим гнев лишь осторожным: «Гребать твою налево, Банни, чортова истеричка!»
Женевьева втягивает клыки, по-женски, без замаха бьет Би Бо по татуированному плечу. Там, точнехонько над началом шрама горит алым готическая буква G.
- Прекрати звать меня этой долбанной кличкой, у меня есть нормальное имя, ты, коровьего дерьма кусок! Ненавижу, ненавижу, ненавижу!
В черешневых глазах - злые слезы.
- Проваливай! Достала. - Би Бо отталкивает ее руку.
Женевьева хлопает дверью так, что дребезжат стекла в соседнем здании - маленькой фабричке кукол вуду. Одежду для них ткут на станках, а вот сами куколки - ручная работа, бледные невервилльские девчонки катают их на своих тощих, покрытых цыпками бедрах. Джен в детстве сама отработала тут два лета, пока мамаша не подцепила кошелек потолще, и они вместе с братьями не переехали в центр. До того момента у них и дома-то своего не было, снимали комнаты, где придется. Но преимущественно здесь, в Миллер Блок - на западной окраине Невервилля, в квартале, где не бывает зимы и лета, где никогда не идет снег и не слепит глаза солнце. Местные смотрят на мир через однотонное стекло, через которое не видно цвета, их жизнь окрашена в оттенки черно-темно-серого, но за это квартал дает им то, что не может дать ни один другой.
Безупречная мисс Банни, блистательная Женевьева, просто Джен Остин, девчонка из фабричного района, проверяет мокрым пальцем, не размазалась ли тушь. Заработав столько монет, что хватило бы на палаццо на улице Голд Олдман, она все равно вернулась в район, где провела детство. Из него можно уехать, но сюда всегда возвращаются, ведь это Миллер Блок, «гребанная дыра, в которой с вами случится чудо».
Джен спотыкается о варана покойной мисс Сейфирд, разлегшегося у порога, и чуть не падает. Тот, не спеша, поднимает голову.
- Что вылупился? - кричит ему Женевьева.
Варан смотрит равнодушными глазами и шипит, показывая раздвоенный язык. Чортов варан. Чортов порог. Чортов Би Бо.
***
Видит бог, у Джен хватало врагов, но никого она не ненавидела так, как этого музыкантишку. Так было не всегда. Это же он дарил ей песни и приносил пакеты подгоревших котлет, когда она забывала поесть, ну, а чудеса на Миллер Блок случались тогда каждую ночь. Ее бросало в дрожь при виде его сутулой спины и длинных пальцев, темных от табака. Ее заводили его дурацкие усы, его шляпа, безумные глаза и серьга в ухе. То, как он пьет, как целуется, как лезет в драку. Даже блюзы его дурацкие: «Я позвонил своей маме, и мама была права-уаа, Наш тесный мирок ты сберегла-ауа…» Все в ее жизни случалось только из-за него. Включая то, как она стала оборотнем.
…Что бы ни сказал ему тот громила в баре, но он был просто гигантом, высокий Би Бо едва доставал ему до плеча. Поддатый бард не имел ни одного шанса его одолеть.
Она говорила ему: «Не лезь».
Она говорила ему: «Уйдем».
Но Би Бо не ушел, Би Бо полез, он же герой, он самец, мешок де… тотестерона! Ему же всегда больше всех надо. Громила по кличке Delirium tremens оказался верфольфом, зубы клацнули у шеи музыканта, прижатого к полу, и Джен пришлось его отвлекать. Когда тебе всаживают ножку табуретки в глаз, это несколько отвлекает, знаете ли. Би Бо в итоге того оборотня убил и написал про это хвастливую песню, которую крутят на радио Мбонги. А Джен теперь, разозлясь, не нужно хвататься за табуретку или револьвер. Вместо табурета у нее клыки.
Этого она ему не простила. А он не простил, что она переспала с половиной Невервилля. А потом все стало так плохо, что дерьмовей не бывает. Люди не должны быть несчастны только из-за того, что однажды нажрались в Вегасе, и кому-то показалось смешной примета про что-то новое, что-то старое и что-то голубое. Но и расстаться не получалось, их держал вместе общий дом в Миллер Блок - туда всегда возвращаются, такое уж место. Год назад она сожгла его гитару, а он - ее автомобиль. Полгода спустя она сломала нос его новой подружке, а он написал издевательскую песенку: «В заросшем парке старый пруд, там жил огроооомный рыжий спруууут». Она два раза пыталась убить его, он ее - трижды, но эти двое слишком хорошо друг друга знали, чтобы попытки увенчались успехом. Джен представила Би-Бо в луже крови с разбитой башкой и зарычала от удовольствия.
К чорту. В бар. Надраться.
***
«Грегор Жук» мигает огнями. Женевьева показывает знаком одноглазому бармену, что будет пить. За стойкой в окружении стайки шлюх сидит красавчик Эллис Лоу: ярко-желтые очки, красная рубашка. Не мужик, а пакет мармеладных мишек. Улыбается во весь рот, сверкая бриллиантом в клыке.
- Кого я вижу в этой дыре? Мисс Банни, вы не женщина, богиня! Афродита! Афина Паллада!
К черту Лоу, с ним она тоже спала, но сегодня ему не обломится.
Джен открывает пиво зажигалкой, взмахивает гривой цвета мандарина и превращается в мисс Банни - холодную и сладкую, как мороженое. Каждая женщина оборотень от природы. То есть актриса, конечно, актриса.
А к Лоу у нее деловой разговор.
- Девочки, закройте ушки! - кивает Банни спутницам красавчика. - Взрослым нужно побеседовать.
Размалеванные крошки тут же исчезают, они шлюхи, а не дуры.
- Эллис, у меня для тебя заказ от Чинаски. Нужно убрать одного человечка…
- Вы можете загрызть его нежно, мисс Банни! - хохочет Лоу. У него отличные зубы и противный смех.
- Каждый должен выполнять свою работу. Это не мой бизнес, а твой, Эллис, - усмехается рыжая стерва и закуривает. Мисс Банни не так легко достать, как Женевьеву. Ее вообще не достать, эту холеную сучку с куском клубничного льда вместо сердца.
- Вы про Би Бо, Банни? Его уже заказали.
- Би Бо? - Банни морщится, сбившись с мысли. - Нет, речь про поставщика виски, чортова Дэниэла. Он совсем зарвался и...
- Да? Опять секретарша что-то напутала. Новенькая, ничего не может запомнить, но какая у нее попка!.. Я лично принял заказ на твоего бывшего, куколка. Парни с Томпсонами уже отправились его навестить. Ты же давно мечтала избавиться от этого поца, детка? Продашь наконец свой драный домишко…
- Во сколько они приедут? - спрашивает Банни.
Лоу смотрит на часы.
- Наш соловей уже полчаса как лежит в луже крови. Может, выпьем виски, пока хотя бы Дэниэл еще жив, ха-ха?..
***
У нее быстрая машина, очень быстрая машина, ее кадиллак - словно красная стрела. Шины визжат от боли на поворотах. От бара до стоянки пара километров, от стоянки до дома - ровно девятнадцать шагов. Дорогу преграждает мусорный бак, сбитый каким-то лихачом; на песке расплылись темные лужицы, словно раненый бак истекает кровью.
Женевьева бежит, скидывая на ходу алые шпильки, сердце колотится так, что не слышно шагов.
Рывком распахивает незапертую дверь.
Би Бо развалился на диване, ноги лежат на журнальном столике. Тренькает на гитаре. «У меня были проблемы, я зашёл чересчур далеко-уо. Пора-пора-порадуемся на своем веку-уо». Губы испачканы в соусе, на рубашке пятно - на плече, ровно там, где татуировка. Животное! Ему даже не пришло в голову привести себя в порядок после ужина.
- Ты что-то забыла, птичка? - поднимает он голову. Глаза сонные, как у варана мисс Сейфирд.
- Придурок, - говорит Женевьева.
Сердце прыгает, словно бесноватый в припадке, жжется, будто фабричные подружки втыкают в него десятки иголок разом. Очень смешная шутка, чортов Лоу. Он же тоже не будет сердиться, что она вырвала ему половину щеки, верно? Шрамы только украшают мужчину. Кажется, его еще можно назвать мужчиной: Джен не помнит точно, оторвала ему яйца или только натолкала пипифакса в раззявленный рот.
- Придурок, - повторяет Женевьева.
- Я приехала сказать, как тебя ненавижу, - твердит Женевьева.
Сердце рвется вперед и вверх, словно вот-вот пробьет грудную клетку и взлетит.