Почти сто лет тому назад
Воспоминания Иды Миримовой
Начало
В двадцатые годы существовало очень ясное и понятное определение того времени - «мирное время», и кусок его воплощала в себе семья Ольги Ниловны Телепневой.
Она, Ольга Ниловна, была, можно сказать без всяких преувеличений, любимицей города. Ее отец Нил Алексеевич Ладыгин был до революции главным врачом Опочецкой больницы и пользовался в уезде большой популярностью. Его сменила на этом посту дочь - Ольга Ниловна. С папой они сразу крепко сдружились, их объединяла одинаковая беззаветная преданность своему делу. И с мамой у Ольги Ниловны установились очень дружеские отношения, хотя родители никогда в доме Телепневых не бывали, как и они у нас. Это выглядит несколько странно, т.к. в Опочке, как, наверное, во всех маленьких городках, где свободного времени относительно много, было принято собираться вместе, коротать время: сегодня - у Вариятовых, затем у Белостоцких, Румянцевых, у нас…
Так вот: насколько я помню, никто никогда из семьи Ольги Ниловны в таких собраниях не участвовал. Ни в кино, ни в театр (летом в Опочку приезжали гастролирующие труппы) Телепневы не ходили.
И только позже я узнала и поняла, чем было вызвано такое «добровольное заточение» семьи: муж Ольги Ниловны, Сергей Васильевич Телепнев в прошлом был белым офицером. Не знаю, какой он имел чин, подвергался ли когда-либо ссылке, но тогда, в начале 20-х, было известно всем, что на работу его никуда не брали - ни в какую контору, даже на должность самого мелкого служащего. И это считалось тогда совершенно понятным: кто примет «бывшего», тому может не поздоровиться. Поэтому средства для всей семьи из четырех человек (она с мужем и двое детей) зарабатывала Ольга Ниловна, а Сергей Васильевич вел домашнее хозяйство.
Видеть его можно было только по утрам, когда он с плетеной корзинкой шел за продуктами на рынок. Высокий, худощавый, с седым бобриком волос, с прямой спиной военного, он обычно шел, не поднимая глаз, здоровался очень сдержанно, не вступал ни в какие разговоры. А днем его в городе вообще не встречали.
Казалось, такое распределение обязанностей в семье наложило отпечаток и на внешний вид супругов. Сергей Васильевич был строен, подтянут, изящен, фигура же Ольги Ниловны была мужеподобной: коренастая, широкоплечая, с красным квадратным лицом, крупными руками и ногами, громовым голосом. И одевалась она как-то по-мужски. Но человек она была прекрасный, с доброй открытой душой. Сердечная,
отзывчивая женщина, хороший врач. Ольга Ниловна была главным врачом больницы, папа - заведующим железнодорожной амбулаторией. Официально больные у них были разные, но кончался их рабочий день, и после небольшого отдыха отправлялись они вместе по всем своим больным, да еще и маму прихватывали (вдруг понадобится укол или перевязка). У нас дома Ольга Ниловна бывала, но не в гостях, а только по делу, если надо было что-то обсудить о больных. Нередко случались при этом недоразумения: у папы был 43-й размер галош, а у Ольги Ниловны - 42-й. Бывало, она их перепутает, наденет вместо своих галоши отца и уйдет, а ему в 42-й размер не влезть, он и кричит: «Опять эта чертова баба мои галоши надела». Но друг к другу они относились хорошо: папа звал ее Ниловной, она его - Юлинька или Коныч. Вместе они часто выезжали на вызовы в уезд. Ольга Ниловна как-то жаловалась маме: «Коныч меня совсем за женщину не считает, скажет вознице - останови лошадь, а сам в кустики». Мама начнет отцу выговаривать, а он хохочет: «Ну какая Ниловна женщина, она парень, свой в доску».
В Опочке Ольгу Ниловну все звали по имени, папу - «доктор», всех остальных врачей - по фамилиям. Говорили, например, так: вот идут Ольга Ниловна, доктор и Либерман. Объяснить это очень просто. До революции в городе был всего один врач - Нил Алексеевич, которого, а затем и его дочь, тоже единственного врача, называли по имени-отчеству. В 1917 г. в Опочку приехал мой отец - первый посторонний доктор, за ним и закрепилось обращение «доктор». А в середине 1920-х гг., на сытый рынок НЭПа в Опочку приехало несколько врачей: хирург Михалевич, окулист Кисин, ларинголог Сакьянц, венеролог Либерман. Всех их уже звали по фамилиям.
Провинциальные врачи вообще всегда были универсалами - терапевтами, акушерами, ларингологами (Ольга Ниловна еще и гинеколог), никакого разделения на детских и взрослых врачей не существовало.
...
Как-то летом отца призвали на военный сбор (это делалось периодически, раз в несколько лет). Военный лагерь располагался в нескольких километрах от Опочки, и каждое утро папе подавали дрожки. А однажды вместо дрожек красноармеец привел верховую лошадь, старую белую кобылу, но отец никогда в жизни не ездил верхом. Он даже понятия не имел, как ему забраться на эту лошадь. Но выход нашел: подвел лошадь к скамеечке, а уже с нее, навалясь животом, взгромоздился на лошадь. И потихоньку поехал. А когда приехал в полк, снова беда: как слезть. Увидел, что идет комполка, подозвал его поближе. Тот подошел и стал рядом, отец обнял его за шею и стал на него валиться. Комполка потом говорил: «Я думал, доктор пьян».
Закончились военные сборы, и полк торжественно под звуки оркестра возвращался в Опочку. Замыкал шествие папа, мирно трусивший на своей белой кобылке. Была толпа встречающих, готовился митинг. Когда смолк оркестр и должны были начаться официальные речи, в группе ожидающих раздался гулкий хохот Ольги Ниловны, и она громогласно воскликнула: «Коныч въехал в Опочку, как Скобелев, на белом коне!». Кругом захохотали, торжественность момента была несколько смята, но фраза эта потом долго гуляла по городу.
Во время войны Ольга Ниловна осталась в оккупированной Опочке. Уже после войны Псковское издательство выпустило книгу, в которой говорилось, что она помогала партизанам, прятала и лечила раненых.
отсюда
Продолжение следует.
Начало
В двадцатые годы существовало очень ясное и понятное определение того времени - «мирное время», и кусок его воплощала в себе семья Ольги Ниловны Телепневой.
Она, Ольга Ниловна, была, можно сказать без всяких преувеличений, любимицей города. Ее отец Нил Алексеевич Ладыгин был до революции главным врачом Опочецкой больницы и пользовался в уезде большой популярностью. Его сменила на этом посту дочь - Ольга Ниловна. С папой они сразу крепко сдружились, их объединяла одинаковая беззаветная преданность своему делу. И с мамой у Ольги Ниловны установились очень дружеские отношения, хотя родители никогда в доме Телепневых не бывали, как и они у нас. Это выглядит несколько странно, т.к. в Опочке, как, наверное, во всех маленьких городках, где свободного времени относительно много, было принято собираться вместе, коротать время: сегодня - у Вариятовых, затем у Белостоцких, Румянцевых, у нас…
Так вот: насколько я помню, никто никогда из семьи Ольги Ниловны в таких собраниях не участвовал. Ни в кино, ни в театр (летом в Опочку приезжали гастролирующие труппы) Телепневы не ходили.
И только позже я узнала и поняла, чем было вызвано такое «добровольное заточение» семьи: муж Ольги Ниловны, Сергей Васильевич Телепнев в прошлом был белым офицером. Не знаю, какой он имел чин, подвергался ли когда-либо ссылке, но тогда, в начале 20-х, было известно всем, что на работу его никуда не брали - ни в какую контору, даже на должность самого мелкого служащего. И это считалось тогда совершенно понятным: кто примет «бывшего», тому может не поздоровиться. Поэтому средства для всей семьи из четырех человек (она с мужем и двое детей) зарабатывала Ольга Ниловна, а Сергей Васильевич вел домашнее хозяйство.
Видеть его можно было только по утрам, когда он с плетеной корзинкой шел за продуктами на рынок. Высокий, худощавый, с седым бобриком волос, с прямой спиной военного, он обычно шел, не поднимая глаз, здоровался очень сдержанно, не вступал ни в какие разговоры. А днем его в городе вообще не встречали.
Казалось, такое распределение обязанностей в семье наложило отпечаток и на внешний вид супругов. Сергей Васильевич был строен, подтянут, изящен, фигура же Ольги Ниловны была мужеподобной: коренастая, широкоплечая, с красным квадратным лицом, крупными руками и ногами, громовым голосом. И одевалась она как-то по-мужски. Но человек она была прекрасный, с доброй открытой душой. Сердечная,
отзывчивая женщина, хороший врач. Ольга Ниловна была главным врачом больницы, папа - заведующим железнодорожной амбулаторией. Официально больные у них были разные, но кончался их рабочий день, и после небольшого отдыха отправлялись они вместе по всем своим больным, да еще и маму прихватывали (вдруг понадобится укол или перевязка). У нас дома Ольга Ниловна бывала, но не в гостях, а только по делу, если надо было что-то обсудить о больных. Нередко случались при этом недоразумения: у папы был 43-й размер галош, а у Ольги Ниловны - 42-й. Бывало, она их перепутает, наденет вместо своих галоши отца и уйдет, а ему в 42-й размер не влезть, он и кричит: «Опять эта чертова баба мои галоши надела». Но друг к другу они относились хорошо: папа звал ее Ниловной, она его - Юлинька или Коныч. Вместе они часто выезжали на вызовы в уезд. Ольга Ниловна как-то жаловалась маме: «Коныч меня совсем за женщину не считает, скажет вознице - останови лошадь, а сам в кустики». Мама начнет отцу выговаривать, а он хохочет: «Ну какая Ниловна женщина, она парень, свой в доску».
В Опочке Ольгу Ниловну все звали по имени, папу - «доктор», всех остальных врачей - по фамилиям. Говорили, например, так: вот идут Ольга Ниловна, доктор и Либерман. Объяснить это очень просто. До революции в городе был всего один врач - Нил Алексеевич, которого, а затем и его дочь, тоже единственного врача, называли по имени-отчеству. В 1917 г. в Опочку приехал мой отец - первый посторонний доктор, за ним и закрепилось обращение «доктор». А в середине 1920-х гг., на сытый рынок НЭПа в Опочку приехало несколько врачей: хирург Михалевич, окулист Кисин, ларинголог Сакьянц, венеролог Либерман. Всех их уже звали по фамилиям.
Провинциальные врачи вообще всегда были универсалами - терапевтами, акушерами, ларингологами (Ольга Ниловна еще и гинеколог), никакого разделения на детских и взрослых врачей не существовало.
...
Как-то летом отца призвали на военный сбор (это делалось периодически, раз в несколько лет). Военный лагерь располагался в нескольких километрах от Опочки, и каждое утро папе подавали дрожки. А однажды вместо дрожек красноармеец привел верховую лошадь, старую белую кобылу, но отец никогда в жизни не ездил верхом. Он даже понятия не имел, как ему забраться на эту лошадь. Но выход нашел: подвел лошадь к скамеечке, а уже с нее, навалясь животом, взгромоздился на лошадь. И потихоньку поехал. А когда приехал в полк, снова беда: как слезть. Увидел, что идет комполка, подозвал его поближе. Тот подошел и стал рядом, отец обнял его за шею и стал на него валиться. Комполка потом говорил: «Я думал, доктор пьян».
Закончились военные сборы, и полк торжественно под звуки оркестра возвращался в Опочку. Замыкал шествие папа, мирно трусивший на своей белой кобылке. Была толпа встречающих, готовился митинг. Когда смолк оркестр и должны были начаться официальные речи, в группе ожидающих раздался гулкий хохот Ольги Ниловны, и она громогласно воскликнула: «Коныч въехал в Опочку, как Скобелев, на белом коне!». Кругом захохотали, торжественность момента была несколько смята, но фраза эта потом долго гуляла по городу.
Во время войны Ольга Ниловна осталась в оккупированной Опочке. Уже после войны Псковское издательство выпустило книгу, в которой говорилось, что она помогала партизанам, прятала и лечила раненых.
отсюда
Продолжение следует.