Серебряный век. Отрывки из воспоминаний Андрея Белого
В этот ррраз отрррывков будет не очень много, только, пожалуй, хочется ещё сказать, что Наталья Николаевна была скульптором ( о чём уже писал) а Татьяна Николаевна Гиппиус - художницей, и именно ей принадлежат несколько портретов Александра Блока и Андрея Белого.
Татьяна Гиппиус. Андрей Белый
"Теснейшее, непрекращающееся общенье мое с Мережковскими в эти дни перешло в настоящую, очень конкретную дружбу; и пафосу дружбы отдался, воспринимая живей круг идей Мережковского; помнятся: тихие, долгие разговоры с З. Н. Мережковской [Зинаида Николаевна Гиппиус - прим. попугая] у золотого от углей камина в кирпично-пунцовой гостиной; помнится: надушенная папироска З. Н.; ею меня в разговоре она угощала; в витиеватых, мудреннейших, утонченных дебатах все, помнится, утончали проблемы о "троичности", о "церкви", о "плоти"; и даже: друг другу записывали в записные мы книжечки ходы мыслей своих. Разговоры затягивались -- до четырех часов ночи; и даже позднее; и раздавался стук в стену Д. С. Мережковского, которому не давали мы спать:
-- Зина, ужас что!
-- Да отпусти же ты Борю!
-- Четыре часа!
-- Вы мне спать не даете.
Порою в передней мы слышали топотанье и шарканье туфель: приоткрывалась в гостиную дверь; и протягивалось лицо полуодетого маленького Д. С. с раздраженно-испуганным личиком, с выпученными глазами:
-- Когда вы там кончите?
Мы отвечали:
-- Сейчас!
Разговор продолжался: до нового стука.
В квартире Д. С. [Дмитрий Сергеевич Мережковский - прим. попугая] проживали тогда сестры Гиппиус -- Т. Н. и Н. Н. [Татьяна Николаевна и Наталья Николаевна - прим. попугая]: "Тата" с "Натой", художницы; я подружился особенно с "Татой", которая уводила меня к себе в комнату и усаживала на серый диван; у нее был альбом и в него зарисовывала она все фантазии, образы, сны, сопровождая эскизы порой комментарием; этот дневник, мысли-образы, я полюбил; и часами мы с ней философствовали над эскизами;
...
У Мережковских от беспричинной меня охватившей вдруг радости я устроил сплошной кавардак, взявши за руки Т. Н. Гиппиус и вертясь с ней по комнатам; бросив ее, завертелся один я, как "derviche tournant" в кабинете Д. С. Мережковского; тут с разлету я опрокинул блистающий, прибранный столик, сломав ему ножку; как раз позвонили: и -- неожиданно появившись в дверях, Мережковский застал меня, совершающим преступление (ломку столика); и -- ясное дело: поступок такой объяснился "радением", -- не веселою молодостью и не желанием подурачиться: теоретические обоснования тотчас же были подстроены для объяснения шалости; оказалося: это -- следствие сиденья у Блоков: то следствие "завиваемой пустоты" (так я стал "завивателем").
...
-- Вот уедете скоро в Париж, и опустеет "мистическое логово" ваше... И будут его охранять "Тата" с "Натой", да наезжать в опустелое логово Белый...
Действительно: что-то от логова было в квартире, в которой вынашивались в эти годы острейшие религиозно-философские мысли; оранжерея, парник, или "логово мысли", -- такою казалась мне квартира в угрюмом и серо-чернеющем доме Мурузи, встающем доселе пятью этажами своими с угла Пантелеймоновской и Литейного; здесь влияние Мережковского распространялось не книжками, а атмосферою стен, здесь оклеенных красно-кирпичными полосами обой, там -- кирпично-коричневыми, пропитанными сигарой Д. С., надушенными сигаретками Гиппиус и запахом туберозы "Loubin". Я, попав в ту квартиру, беспомощно забарахтался в "атмосфере"; общение с Блоком на первых порах пребывания здесь отступило естественно; кроме того: это время окрашено рядом знакомств: с В. В. Розановым, С. Н. Булгаковым, А. С. Волжским, Н. А. Бердяевым, Ф. К. Сологубом, В. А. Карташевым, В. А. Тернавцевым, П. П. Перцовым, С. А. Аскольдовым, Г. И. Чулковым, Андриевским и многими другими писателями и общественными деятелями; каждое из знакомств брало силы; тогда собирались: у Минских, у Сологуба (по воскресеньям), у Розанова (по воскресеньям же), у Мережковских, в редакции формулируемых "Вопросов Жизни" и в "Мире Искусства".
Андрей Белый. "Воспоминания о Блоке"
Татьяна Гиппиус. Александр Блок
Да. ещё стоит сказать, что в тексте упоминается дом Мурузи - о нём я уже немного рррассказывал здесь.
И пррродолжение - следует.
Татьяна Гиппиус. Андрей Белый
"Теснейшее, непрекращающееся общенье мое с Мережковскими в эти дни перешло в настоящую, очень конкретную дружбу; и пафосу дружбы отдался, воспринимая живей круг идей Мережковского; помнятся: тихие, долгие разговоры с З. Н. Мережковской [Зинаида Николаевна Гиппиус - прим. попугая] у золотого от углей камина в кирпично-пунцовой гостиной; помнится: надушенная папироска З. Н.; ею меня в разговоре она угощала; в витиеватых, мудреннейших, утонченных дебатах все, помнится, утончали проблемы о "троичности", о "церкви", о "плоти"; и даже: друг другу записывали в записные мы книжечки ходы мыслей своих. Разговоры затягивались -- до четырех часов ночи; и даже позднее; и раздавался стук в стену Д. С. Мережковского, которому не давали мы спать:
-- Зина, ужас что!
-- Да отпусти же ты Борю!
-- Четыре часа!
-- Вы мне спать не даете.
Порою в передней мы слышали топотанье и шарканье туфель: приоткрывалась в гостиную дверь; и протягивалось лицо полуодетого маленького Д. С. с раздраженно-испуганным личиком, с выпученными глазами:
-- Когда вы там кончите?
Мы отвечали:
-- Сейчас!
Разговор продолжался: до нового стука.
В квартире Д. С. [Дмитрий Сергеевич Мережковский - прим. попугая] проживали тогда сестры Гиппиус -- Т. Н. и Н. Н. [Татьяна Николаевна и Наталья Николаевна - прим. попугая]: "Тата" с "Натой", художницы; я подружился особенно с "Татой", которая уводила меня к себе в комнату и усаживала на серый диван; у нее был альбом и в него зарисовывала она все фантазии, образы, сны, сопровождая эскизы порой комментарием; этот дневник, мысли-образы, я полюбил; и часами мы с ней философствовали над эскизами;
...
У Мережковских от беспричинной меня охватившей вдруг радости я устроил сплошной кавардак, взявши за руки Т. Н. Гиппиус и вертясь с ней по комнатам; бросив ее, завертелся один я, как "derviche tournant" в кабинете Д. С. Мережковского; тут с разлету я опрокинул блистающий, прибранный столик, сломав ему ножку; как раз позвонили: и -- неожиданно появившись в дверях, Мережковский застал меня, совершающим преступление (ломку столика); и -- ясное дело: поступок такой объяснился "радением", -- не веселою молодостью и не желанием подурачиться: теоретические обоснования тотчас же были подстроены для объяснения шалости; оказалося: это -- следствие сиденья у Блоков: то следствие "завиваемой пустоты" (так я стал "завивателем").
...
-- Вот уедете скоро в Париж, и опустеет "мистическое логово" ваше... И будут его охранять "Тата" с "Натой", да наезжать в опустелое логово Белый...
Действительно: что-то от логова было в квартире, в которой вынашивались в эти годы острейшие религиозно-философские мысли; оранжерея, парник, или "логово мысли", -- такою казалась мне квартира в угрюмом и серо-чернеющем доме Мурузи, встающем доселе пятью этажами своими с угла Пантелеймоновской и Литейного; здесь влияние Мережковского распространялось не книжками, а атмосферою стен, здесь оклеенных красно-кирпичными полосами обой, там -- кирпично-коричневыми, пропитанными сигарой Д. С., надушенными сигаретками Гиппиус и запахом туберозы "Loubin". Я, попав в ту квартиру, беспомощно забарахтался в "атмосфере"; общение с Блоком на первых порах пребывания здесь отступило естественно; кроме того: это время окрашено рядом знакомств: с В. В. Розановым, С. Н. Булгаковым, А. С. Волжским, Н. А. Бердяевым, Ф. К. Сологубом, В. А. Карташевым, В. А. Тернавцевым, П. П. Перцовым, С. А. Аскольдовым, Г. И. Чулковым, Андриевским и многими другими писателями и общественными деятелями; каждое из знакомств брало силы; тогда собирались: у Минских, у Сологуба (по воскресеньям), у Розанова (по воскресеньям же), у Мережковских, в редакции формулируемых "Вопросов Жизни" и в "Мире Искусства".
Андрей Белый. "Воспоминания о Блоке"
Татьяна Гиппиус. Александр Блок
Да. ещё стоит сказать, что в тексте упоминается дом Мурузи - о нём я уже немного рррассказывал здесь.
И пррродолжение - следует.