Неяркая рассказка
...но написать ее все же хочется.
Лето. Больница. Приемный покой. Сижу жду, пока моего родича компьютерно томографируют. Рядом - маленькая, сухонькая старушенция. Выглядит не по-нашему. Но смотрит на меня, как будто хочет заговорить. Я совсем не любитель завязывать знакомства со случайными старушками, И вообще настроение не фонтан... поэтому делаю вид, что не замечаю ее взгляда, продолжаю слушать плейер.
Она что-то говорит.., явно мне. Приходится вынуть одну из "капель" из уха и надеть вежливость-приветливость на морду.
Оп-па -- она пытается говорить по-русски. "Ти слушаеш русских пьесень"? Ну ясно, ее в детстве увезли сюда, и ей охота на ком-нибудь потренировать свои ошметки русского. Нет, мне сейчас не до того. Отвечаю ей на иврите - мол, слушаю как раз испанские песни. На иврите это звучит двусмысленно - то ли современная песни из Испании, то ли "сефардская" музыка (восточная то есть). Авось старушка потеряет ко мне интерес, Tем более что у меня и вправда в ухе звучит "Acuarela del rio".
Но нет, старушка о своем заветном, но уже на иврите: "А русские песни у тебя есть? Меня в лагере научили русским песням".
Лишь теперь бросаю взгляд на ее руки. Блин! Конечно, у нее номер вытатуирован. Полурасплывшийся. Значит, ребенком была тогда. Как же я раньше не заметил. Олух.
Вынимаю вторую капельку, поворачиваюсь к ней, начинаю расспрашивать.
В общем, она жила в Польше. Большая семья, она самая младшая. Потом гетто, потом другое гетто, потом она осталась одна из всей семьи. Потом - лагерь (кажется, Берген-Бельзен), потом "женский" лагерь Равенсбрюк.
- Нам можно было ходить в барак к русским девушкам. Они такие хорошие были! Пели нам русские песни, очень красивые. Я потом их никогда не слышала.
И начинает петь советские довоенные эстрадные песни. Я ей тихо, но с воодушевлением подпеваю.
И тут она говорит:
- А вот эта - самая любимая. И запевает "Утомленное солнце нежно с морем проШчалось..."
Я ей уже по-польски: "Так то йест, проше пани, натуральна пьосэнка польска". И запеваю ту самую, из моего давнего поста про "остатнью ньедзелю".
Ах.. Как она меня слушала! как изменилось ее лицо.
Я знал по-польски только один куплет и припев, поэтому дальше пел по-русски.
Вышел мой родич и видит сцену: мы вдвоем со старушкой поем салонное танго, и у обоих на глазах слезы...
Вот и все, собственно. Я же предупреждал - неяркая рассказка.
Ах, да, вот еще. Хотя это уже совсем литературщина. Когда пролетали самолеты, русские девушки как-то различали... показывали ей на небо и говорили: "Наши, наши летять". С мягким знаком. А ее они называли "ласОнька". Так она запомнила - с ударением на "О".
А польских или идишских песен она ни одной не знает. Маленькая была совсем, когда всех ее близких певцов ликвидировали.
Click to view