Scene: London
London,
May 9th, 2000
Sir Henry Hammondsworth's mansion
АА выходит из такси, расплачивается. Отпускает водителя. Недолго осматривает улицу, небрежно поправляя темные очки и шелковый платок на голове. Помедлив, подходит к входной двери, звонит. Ей никто не открывает. Из сумочки на плече достает мобильный телефон, звонит, чуть наклоняясь вбок и пытаясь заглянуть в окно первого этажа. Окна закрыты шторами. Телефон, по-видимому, не отвечает. Недолго раздумывает, поворачивается чтобы уйти. Потом, передумав, подходит к двери и нажимает на ручку. Дверь подается. Входит внутрь, прикрывает за собой дверь. Негромко в пустоту: Миссис Тидлби! Из темноты протягиваются руки и хватают её сзади.
Men in the dark: Держи крепче. Кто-то профессиональным движением втыкает ей в руку шприц и вводит небольшую дозу жидкости. Ага. Хорошо. По крайней мере теперь она не будет особенно биться в судорогах. Неси в гостиную, зададим ей пару вопросов.
AA, полушепотом: When I was seventeen it was a very good year it was a very good year for small town girls and soft summer nights we’d hide from the lights on the village green when I was seventeen... Закрывает глаза и не сопротивляется.
A.A. вносят в гостиную, где у негорящего камина в кресле сидит немолодой грузный человек и с чересчур неприкрытым состраданием смотрит на неё.
John Applesbury, мягко: О, мисс Огюст. Не переживайте так, девочка моя. Поверьте, мне больно, физически больно причинять вам... Задумывается. ...неудобства. Но вы должны понять. В этой сыворотке не было ничего страшного, просто сильный и быстродействующий седатив. Просто чтобы вы не могли сопротивляться, колотить нас, изо всех сил вырываться и прочее. Так для вас же лучше. Это очень важно сейчас. А мне нужно задать вам несколько вопросов. Надеюсь, вы не против. Да что там - можете и вы у меня что-нибудь спрашивать, если хотите. Успокаивающе разводит руками. Кстати, я даже не собираюсь от вас таиться. Меня зовут Джон Эпплсбери.
АА высокомерно смотрит на держащих ее людей. Пусть меня отпустят.
John Applesbury поднимает глаза на держащих её людей. Тоном, лишённым каких-либо эмоций: Отпустите мисс Огюст. Обращаясь к А.А.: Знаете, у меня дочь немного похожа на вас. Честное слово. Поверьте, я не позволю, чтобы вам причинили вред. Именно поэтому я вам рекомендую сесть. Иначе вы можете упасть.
АА подозрительно ровной походкой доходит до кресла, аккуратно опускается в него. Не меняя высокомерного тона: Кто вы такие? Грабители? Берите что вам надо и убирайтесь. Сэр Генри достаточно обеспечен, чтобы его не беспокоили по таким пустякам. Достает из сумочки Sobranie Cocktail, выбирает розовую сигарету, щелкает зажигалкой, закуривает. Аккуратно кладет ногу на ногу.
John Applesbury, не менее извиняющимся тоном: Мне и правда неприятно, что так грубо получилось с уколом, мисс Огюст. Но мы же не знали, как вы станете реагировать. Лучше сразу обезопаситься. Позвольте, мы больше не будем об этом...
Вздыхает.
А я вот не курю. Нельзя. Слабые легкие, одышка... эх, что там, генетика определяет всё, я так считаю.
Смотрит в камин.
Жаль, на улице тепло. Я люблю вот так посидеть иногда, поглядеть в камин, послушать треск углей. К тому же это очень хороший дом. Да будет мне позволено так сказать. Всё-таки мы вторглись сюда без приглашения. Но мы не грабители, конечно. С чего бы мы стали тут рассиживаться, будь мы грабители? Нет, нет. На самом деле мы ждали - ждём - хозяина. Мы и не думали, что придёте вы, но, раз уж так сложилось, жаловаться нельзя.
Улыбается.
Наоборот! Ведь вы тоже можете нам оказать весьма ценную помощь, мисс Огюст.
АА раздраженно поводит плечами: Либо не вкалывайте случайным женщинам седативы, вы, мужлан с одышкой, либо говорите, пока они, эти случайные женщины, не заснули.
Мне глубоко плевать на ваши легкие, на вашу любовь к камину... хотя полагаю, что ничего элегантнее деревенской печки вы в своей жизни не видели... и на то, почему вы ждете сэра Генри. Более чем уверена: у него не может быть с вами никаких общих дел. Разве что он нанял всю вашу команду вырыть в саду канаву для какой-нибудь трубы.
Откидывает голову на спинку кресла, закрывает глаза. Голос ее неконтролируемо вздрагивает:
А вот если бы вы пришли по-хорошему, я бы, может, нашла способ помочь вам с вашими легкими.
John Applesbury, всё так же скромно, чуть ли не униженно: Я понимаю, мисс Огюст, вы в полном праве быть со мной грубой... Хотя не могу не отметить, что вы всё-таки несправедливы. Я не такой уж и мужлан. The working masses and I have only a nodding acquiantance, так уж сложилось.
Немного более настойчиво:
А вы давно знаете сэра Генри?
АА, сонно: Вот как? Так скажите же, кто вы. И чего хотите. От него и от меня.
John Applesbury задумывается. Да, пожалуй, не будет большого вреда, если я вам скажу. Я работаю в правительстве Её Величества. Но на самом деле я выполняю не вполне ту фунцию, о которой известно моим коллегам и тем нескольким начальникам, которые надо мной есть.
С интересом: Скажите, мисс Огюст, вам не кажется, что геополитическая картина мира меняет краски немного быстрее и немного более интенсивно, чем было бы хорошо для человечества?
АА, удивленно: Так вы заговорщик? Вы за ирландцев? Или за шотландцев? Или за мусульман? А при чем тут сэр Генри и, тем более, я?
John Applesbury качает головой. Нет, нет. Настоящая опасность исходит не от мусульман, и уж тем более не от ирландцев или шотландцев. Ведь всё то беспокойство, которое творится на Ближнем Востоке, есть прямое следствие агрессивной внешней политики американцев. Америка пытается манипулировать этими несчастными государствами так, как если бы они были её штатами, при молчаливом попустительстве всего остального мира. По крайней мере в таком состоянии дела находятся сейчас.
Немного разгорячившись: Глупо говорить, что это обязательное следствие глобализации. Британия уже была финансовым и торговым центром мира - и ничего! Не было никаких войн, никаких бомбежек, никаких аннексий. А теперь нам остаётся только ждать, пока королеву не сместят очередным указом президента США, и не поставят вместо неё какого-нибудь Теда Ричардса в ковбойской шляпе, джинсах и кожаных сапогах.
АА, докурив сигарету, поднимается и аккуратно тушит ее в хрустальной пепельнице, стоящей рядом на мраморном журнальном столике. Информативно: Мне пора. Если дождетесь сэра Генри, передавайте ему, что заходила Авриль Огюст и просила позвонить.
Направляется к двери. Двое мужчин у двери встают в красноречивую позу, давая ей понять, что она не пройдет.
John Applesbury: Прошу прощения, мисс Огюст. Но мне всё-таки хотелось, чтобы вы ответили на мои вопросы.
АА проводит обеими руками по щекам стоящих у двери мужчин. Задумчиво: Как брутально. Как в голливудском фильме.
Поворачивается от двери, смотрит на Эплсбери. Я не люблю Америку. Но я совершенно аполитична, дорогой мистер Эплсбери. Я верю в европейские правительства, и отказываюсь верить в мировой заговор. Это все, что мне известно. Еще я, конечно, верю в генетически модифицированную сою, в то, что ядерные боеголовки ржавеют и представляют собой опасность, в экологический кризис, в потепление мирового климата и таяние арктических льдов, в то, что в заливе Сан-Франциско будет большое землетрясение, в целебные свойства гипноза, в 25 кадр, в безопасность родов в воде, в любовь с первого взгляда, в обоснованность притязаний сербов на хорватов, а хорватов на албанцев, в то, что за Шекспира писала чета Ретлендов, в Жюльена Фулканелли и в возможность построения капиталистической экономики при сохранении коммунистической политической системы. Я верю в то, что устами младенцев глаголет истина, в то, что жизнь прожить - не поле перейти, что первое слово дороже второго, что молчание - золото, и в то, что Оккам не для того точил свою бритву, чтобы ею брили все что ни попадя.
Я верю в то, мистер Эплсбери, что одна скромная французская актриса, живущая в Монако и имеющая дружеские связи с одним скромным английским аристократом, имеет право навестить его так, чтобы никто не хватал ее грубо за руки и не колол иглами с неизвестными составами, потому что в этой стране, в которой мы находимся, хотя и конституционная монархия, но все-таки какая-никакая, но демократия.
А теперь от... оставьте меня в покое. You've got the wrong woman.
John Applesbury встаёт и беззвучно плещет мягкими белыми руками. Мне давно следовало встать. Это замечательно, мисс Огюст, просто замечательно. You are really a natural. Удивительно. Такое выражение, такая острота слога - всё impromptu.
Вновь садится. Однако позвольте заверить вас в том, что вы многого не знаете. Мировая война начнётся рано или поздно, и разведданные, подтверждающие это, уже были собраны не одним правительством. Вся проблема в том, что эти же самые европейские правительства, в которые вы верите, упорно отказываются понимать, что лучше нанести один хирургический превентивный удар, нежели вновь развязывать войну на несколько лет.
Печально: Я понимаю, что я вам несимпатичен. Я сам себе несимпатичен. Но я должен узнать у вас всё, что смогу, о тех людях, с которыми вы общаетесь - о Генри Хэммондсворте и о... Но пока давайте поговорим только о нём. Откуда вы его знаете?
АА подходит к окну, смотрит наружу. И вы отстанете? Если я скажу - отстанете? Мы познакомились совершенно случайно. Я пыталась найти через него другого человека. Это все совершенно никак вас не касается.
Смотрит на Эплсбери. Понимаете, мистер Эплсбери, существует частная жизнь. Никто из нас - ни я, ни сэр Генри, - не имеем никакого отношения ни к каким правительствам.
John Applesbury также встаёт и подходит к окну, тщательно следя за тем, чтобы не касаться А.А. Я понимаю, мисс Огюст. И то, что я делаю сейчас, я делаю в конечном счёте для того, чтобы у вас могла быть эта самая частная жизнь, без рёва бомб над головой. Скажите, а этот сэр Генри... он не показался вам странным?
АА улыбается с неожиданной нежностью. Да, конечно. Он очень странный. С другими людьми я, видите ли, не схожусь. Он восхитительный. Искренний, таинственный, ребячливый, талантливый, одинокий, щедрый, умный, эрудированный... он прекрасный. Немного смущается. Хорошо, что он с вами не встретился.
John Applesbury деликатно кашляет. Понятно. Я имел в виду... несколько в ином смысле. В нехорошем смысле, если угодно.
АА вздыхает неожиданно устало. Не знаю.
Садится на подоконник. У нас с вами разные системы ценностей. Хэммондсворт ни на кого не похож. Для многих это "нехорошо". Для меня - прекрасно. Задумывается.
John Applesbury также задумывается. Спустя минуту: А он ничего у вас никогда не выпытывал?
АА, удивленно: Он у меня? Да нет... Скорее, наоборот. Машет рукой слабо: Слушайте, Эплсбери, я ничего о нем не знаю. Это обычное светское знакомство. Я не виделась с ним месяца три, наверное. Я только что пересекла Пролив и благодаря вашему дурацкому нападению чувствую себя довольно слабой. У меня была вчера съемка. Давайте, я вас поцелую, и пойду в отель. Хватит.
Прислоняется головой к стене. Правда, хватит.
John Applesbury качает головой. Постойте. Перспектива получить от вас поцелуй весьма заманчива, но меня интересует ещё один человек. Тот, из-за которого вы пришли к хозяину этого дома.
Делает паузу, давая сообщению "осесть". Пожалуйста, сядьте. Первую волну действия лекарства вы перенесли на ногах, а это не очень хорошо.
АА твердо: Я уже сижу. Говорите же.
John Applesbury осторожно: Этот Фрэнсис Деймон - вы знаете что-нибудь о его консультационной деятельности? Кто он такой? Каковы его настроения? Нам известно, что он часто бывает в Америке и связан с торговлей оружием.
АА улыбается с закрытыми глазами. Что-то накатила вторая волна, мистер Эплсбери. Фрэнсис Деймон? Мы были знакомы шапочно, очень коротко, и он довольно давно пропал. Больше я, увы, ничего не знаю, хотя... его я бы поцеловала с гораздо большим удовольствием, чем вас.
John Applesbury напряженно: Вот как? Пропал? А куда? Как по-вашему, что объединяет их с сэром Генри?
АА неконтролируемо содрогается. Не знаю. Он всегда куда-то пропадает. Мало ли... Объединяет? Они оба... Открывает глаза и "страшно" расширяет их ...оба "странные", как вы бы сказали. Лондон еще более странный, чем Хэммондсворт. Или менее. Не знаю.
John Applesbury задумывается. Неприятно канцелярским голосом: Вот как? "Лондон"?.. Интересно. Что же, мисс Огюст, я подозреваю, нам с вами имело бы смысл продолжить разговор на нейтральной, а вернее подконтрольной мне территории.
Hammondsworth открывает дверь в свой дом. В прихожей темно. Утвердительно: Чужаки пришли. Глаза его загораются серебряным, освещая сумрак вокруг. Выглядит это достаточно страшно.
Хотите темноту? Хорошо.
Комнаты погружаются в вязкую тьму. Слышен приглушенный приказ Эплсбери проверить вход. Стоит, не двигаясь, зная, что его не видно.
First man нерешительно: Темно, чёрт побери, ничего не видно. Что это произошло? Движется вперёд чуть ли не наощупь. Внезапно его лица касается рука, раскаленная, как газовая конфорка. Со сдавленным всхлипом падает на пол.
Second man, негромко: Джек! Эй, Джек! Джек! Мои глаза, кажется, начали привыкать! Какого черта я не взял фонарь? Внезапно прямо перед его глазами вспыхивает что-то, по интенсивности похожее на работу нескольких сотен фотовспышек. Вскрикивает и пытается протереть глаза, но понимает, что ничего не видит, кроме белой руки, отпечатавшейся на сетчатке.
Hammondsworth снимает головной убор. Two down, one to go. Входит в комнату, где на подоконнике, полусползши на пол, устроилась А.А., и кивком головы приветствует Джона Эплсбери. Вы ко мне? От вас за версту несёт интригой.
Эплсбери пытается достать пистолет. Не стоит.
Смотрит куда-то в район плеча Эплсбери. Тот вскрикивает, как будто его ранили копьём, и отходит.
Ещё одно движение - и я так же посмотрю вам в живот. Вообще же я пока планирую оставить вас в назидание тем, на кого вы работаете. Теперь прочь. Слышит шелест шин за окном, звук паркующегося автомобиля и топот ног. Ах вот как?
John Applesbury, превозмогая боль: Я так и думал. Я - так - и - думал. Вы пойдёте с нами.
Hammondsworth, презрительно: Как бы не так. Берёт спящую A.A. на руки, поворачивается и идёт ко входу, оставляя за собой горящий след. В дверь уже ломятся. Да что же вы никак не успокоитесь? Дверной проём тоже охватывает пламя. Надеюсь, вы не забыли огромную машину с пеной. Дверь распахивается, за нею видны люди с оружием. Глаза H.H. опять загораются серебряным, и горящая дверь вместе с людьми вылетает наружу и планирует, как лист бумаги.
Hammondsworth, недоуменно: Это что - война? Раздаётся выстрел. H.H. падает на одно колено, но старается аккуратно опустить А.А. на землю. Зло: Стрелять в спину, по ногам, человеку, который несёт женщину? Да где же вас учили манерам, Эплсбери? Хочет повернуться корпусом к своему противнику, но раздаётся ещё один выстрел, и он обрушивается на пол.
Scene:
Somewhere far away
The Interrogator: ...потому что вы сильно наследили, все. И мы намерены вас использовать, потому что эту войну мы будем выигрывать. Третью мировую. Выиграет объединенная Европа.
Так что ж вы... месмерист, господин Хэммондсворт? Обладаете паранормальными способностями? А обычные свинцовые пули берут вас, как любого нормального смертного.
Hammondsworth раздраженно пожимает плечами.
Вам этого не понять, увы. Обычные свинцовые пули берут не меня, а то тело, в котором я нахожусь. С этим я ничего поделать не могу. Пока.
TI: Хахаха. "Тело". Ну, конечно. Дух-то, понятное дело, неуязвим, несламливаем и бессмертен. Еще одно "ха".
Сжимает руку в кулак. Ерунда. Любой дух можно за что-то ухватить и сделать из него бездушие. Но не в этом моя цель.
Подходит к Хэммондсворту. Они находятся в небольшой наглухо законопаченной камере. Кладет руку на его раненое плечо. Давненько Европа не разминалась. За то время, что вы с мисс Огюст сидите здесь, у нас в гостях, мы свалили уже парочку правительств. Власть будет наша, мистер Хэммондсворт. Так что давайте вы будете нам помогать.
Hammondsworth, ровно: Уберите свою корягу, а не то пожалеете. Никогда не понимал, почему за мир надо бороться такими уродскими методами.
Вздыхает.
Я не понимаю, как большая, хорошо организованная структура может сознательно выступать за третью мировую войну. Что за глупость? Это же суицидальное безумие. Ну, хорошо, вы против американской экспансии и считаете, что, выступив неожиданно, можно их остановить. Но почему вы думаете, что есть что останавливать? Что вообще есть какая-то угроза?
TI сильно сжимает плечо Хэммондсворта. Громко дышит ему в ухо: Это не коряга, сэр. Это орудие достижения цели.
Успевает тряхнуть Хэммондсворта еще раз и отходит. Вы обладаете потрясающими способностями. Вы можете нам помочь. Не будем беседовать о теории, по этой части у нас не я, а мистер Эплсбери. Нам можете помочь - вы, эта актриска и этот ваш общий знакомый, который очень разумно не показывает носу в Европу. Видимо, ему-то как раз больше мила Америка. Вот, собственно, и все.
Так помогайте же. А то я прикажу оставить от вас один только великий дух, а актриску отдам солдатам. Видит бог, и месмеристов, и актрисок на нашей территории достанет. Вам просто оказывают честь. Как первым.
Hammondsworth встаёт. Тихо: Я говорил вам, что не следует со мной фамильярничать. Так значит, месмеристов?
Чуть подаётся вперёд, и допрашивающего относит к противоположной стене и, перевернув вверх ногами, прижимает к ней. И актрисок?
Слышен хруст трескающихся рёбер. Человек пытается вдохнуть, но не может. Видно, что ему в высшей степени дискомфортно. Слишком у вас всё просто. А я, к сожалению, не могу без усилий выйти отсюда. На это моей силы не достаёт. Но вот на то, чтобы расплющить вас и превратить в загадочное красное пятно на стене - достанет вполне.
Человек падает на пол, тяжело дыша. Надеюсь, я ясно выразился. Что же касается "общего знакомого" - так я бы на вашем месте даже не пытался до него добраться. Он от всей этой базы оставит одну большую запятую.
The Interrogator пытается продышаться, потом заходится душераздирающим кашлем. Дверь открывается, в нее врывается несколько человек и камера тонет в криках и звуках ударов.
Isle of Man territory
***
Another Interrogator, вежливо: Мисс Огюст. Поймите, пожалуйста, что у нас есть рычаги воздействия. Вообще я не понимаю, почему вы сопротивляетесь. Вам должно быть лестно, что вас и вашего друга выбрали для исполнения почётной исторической миссии.
АА, капризно: Но что же я могу сделать? Я не люблю, когда на меня давят, когда вокруг военные, когда моих дорогих друзей расстреливают, как каких-нибудь повстанцев на картине Гойи.
И потом... я не гожусь для ваших целей. Я слабая, изнеженная, я плохая актриса, я труслива, лжива, и мне нельзя доверять.
Всхлипывает: Поверьте... Вы будете на меня нажимать, я соглашусь, а потом при первом же удобном случае обольщу какого-нибудь сенатора и все ему выболтаю... это вам совсем не нужно...
AI закатывает глаза. Мисс Огюст. Прошу вас. Давайте начистоту. Чтобы расстрелять вашего аристократического друга, пистолета мало. Тут нужна, судя по всему, танковая дивизия. А Джон - ну так он просто защищался. Хотел бы я знать, как вы бы себя повели на его месте?
И поймите, пожалуйста, мы нажимаем на вас потому, что в некотором роде бессильны, мы же не знаем - вдруг у них тоже есть такие? Мы просто обязаны заполучить вас в союзники. Если угодно, мы просим вас исполнить роль эдакой Маты Хари. Я же уже объяснил вам. Нам известно расположение большей части американских баз. Но для нанесения превентивного удара этого мало. Нам требуется знать их все. Угроза распространения американской гегемонии на весь мир слишком велика.
Встаёт, нервно: Мисс Огюст! Я не понимаю, неужели вам до такой степени безразлична судьба европейской культуры? Неужели вы не видите, что за Ближним Востоком неизбежно последует древняя Европа? Ведь это не противостояние по принципу steak & kidney pie vs. cheeseburger или Britney Spears vs. Robbie Williams. Речь идёт о большем - о нашем долге перед предками!
АА обреченно: Ах, право, если вы думаете, что в культурном ландшафте пока еще остались зоны, свободные от Бритни Спирс, то вы ошибаетесь. Они уже победили, и уж точно я не Мата Хари. Да и что за вульгарные допущения? Спутники, жучки, мужчины-Бонды, фотоаппараты, диктофоны, чудо-лучи... Используйте же все это!
А я... что я могу? Ну да. Люди с ненормально раздутыми способностями есть везде. И если вы все-таки завербуете Хэммондсворта, в чем я очень сомневаюсь, потому что он не завербуется из элементарной гордости, то Фрэнсис Деймон окажется с другой стороны просто... Просто из чувства противоречия. Для сохранения равновесия. И либо один, либо другой...
делает глубокий бесшумный вдох придет и надерет задницу всем юным бойскаутам с лоботомией, вроде вас.
AI, скупо, пропустив оскорбление мимо ушей: На этот случай есть шантаж. Знаете, нам бы очень хотелось, чтобы Фрэнсис Деймон сотрудничал с нами. И мы, разумеется, предусмотрели способы, которыми этого можно было бы достичь.
Кстати, кто они такие? Я имею в виду этого Хэммондсворта и Фрэнсиса Деймона?
АА, напряженно: Шантаж? Но их нечем шантажировать. Они, конечно, джентльмены, особенно Хэммондсворт, но... они одиноки... не пошло одиноки, как идиоты, которым нечего рассказывать о себе, кроме того, что они одиноки и смертельно устали, а одиноки - по факту. У обоих нет детей, нет родителей, нет родных. Никого, на кого им не было бы не наплевать.
С горечью: Им наплевать. У них есть только гордость. Поэтому сэр Генри не мог дать вам издеваться надо мной под его крышей.
Задумчиво: Кто они? Я не знаю. Честное слово - не знаю. Они... они... парочка очень сильных гипнологов. Так мне кажется.
AI смеется. Это вам так только кажется. Любого человека можно заставить делать то, что тебе нужно. Люди без привязанностей делятся на две весьма узкие категории: умалишенные во-первых и фанатично преданные идее во-вторых. Причем надо заметить, что две эти категории вовсе не так далеки друг от друга, как принято считать. Да и вторых-то, милая мисс Огюст, можно принудить служить идее, просто преподнести её немного иначе... Что же касается "гипнологии", то посмотрите, пожалуйста, вот на это.
Нажимает кнопку на пульте, и на экране, висящем на стене, появляется вначале изображение обгоревшего дверного проёма, а затем обуглившийся кусок дерева, лежащий на приличном отдалении. В этом куске лишь при усилии можно узнать дверь в особняк Хэммондсворта.
Это тоже "гипнология"? И как объяснить, скажите, что огонь не сжёг весь дом, а горел строго там, где его, хм, зажгли? А разрыв в грудинной мышце у Эплсбери - это что, тоже гипноз?
АА медленно выпрямляет ноги, смотрит в пол. Проводит рукой по узкой койке на которой сидит. Поднимает ноги и укладывается на койку. Закрывая глаза: Поверьте мне, уважаемый мистер. Мне нет никакого дела до категорий. На моем жизненном пути уже встречались умалишенные, и я приблизительно представляю, что это такое. Фанатично же преданных идее людей, теряющих человеческий облик, я постоянно вижу последние два дня в этих стенах. Вам лучше знать, чем вы их поймали. Идеей? Идея, дорогой мой мистер, обычно очень проста: делай с другим то, что не можешь представить сделанным с самим собой, пока есть возможность. Пользуйся силой, пока она есть, грабь и лезь наверх. Вот корень всех фанатичных идей, которым дают разные названия... и которые принимают самые извращенные формы: например, форму аскезы.
Прикрыв рот, деликатно зевает. Я не специалист в парапсихологии. Я только видела когда-то фильм "Испепеляющая взглядом". Может быть, эта испепеляющая была родственницей сэра Генри. Знаете ли, человеческий организм, его воля... в экстремальных ситуациях... творят чудеса.
Поворачивается к стене. Подите прочь.
AI, пожав плечами: Дорогая мисс Огюст, даже если забыть на минутку сэра Генри и этого вашего Лондона - вы же не думаете, что мы не знаем о людях, с которыми вы работаете, правда? Про вашего дизайнера Кристиана, про эту вашу артистическую штучку Октава? Неужели вам они стали настолько неинтересны, что вы не можете пожертвовать всего-то своим временем и некоторым количеством усилий для того, чтобы с ними всё было хорошо?
АА, сонно: А что, вы уже взяли Монако? И Париж? Я не знаю, где сейчас Октав. И где Кристиан. И вообще, я не верю, что из-за меня... из-за посредственной актрисы и певицы-самоучки, самым интересным в которой являются ее две с половиной встречи с Фрэнсисом Деймоном и полторы встречи с Генри Хэммондсвортом, вы станете выдергивать ногти у моего бывшего антрепренера и у всемирно известного дизайнера. Знаете... мне почему-то кажется, что вам небезразлична репутация вашей этой... поводив рукой в воздухе организации. Творите европейцам добро, мистер. И я, и Кристан, и Октав, - европейцы. Не американцы.
AI странно смотрит на А.А. и нажимает кнопку на проекторе. На экране появляется фотография обритого налысо Октава. Он сидит на стуле, руки его связаны за спиной. На нём грубая холщовая рубашка и джинсы. Рубашка покрыта тёмными пятнами, происхождение которых, если посмотреть на его лицо, не вызывает сомнения. Он смотрит в камеру без особенного выражения. Ничего особенно страшного с ним не сделали. Пока.
Подождав: Вы, конечно, не посредственность, а если и самоучка, то дар у вас всё-таки от Бога. Но вы правы в том, что интересуете нас в первую очередь как приманка для этих ваших знакомцев. То, что они вас здесь не бросят, для нас уже очевидно. Неочевидно лишь, насколько мы сумеем совладать со вторым. С первым-то, как показывает практика, уже совладали.
АА смотрит на экран, кусая губы. Тихо: Ублюдки. Когда читаешь о таком, никогда не веришь, что есть такая мразь, как вы. Такая мерзкая первобытная слякоть, не могущая породить ничего, кроме другой слякоти.
Закрывает лицо руками. Если вы еще кого-нибудь из них тронете, ничего не будет. Ничего - понимаете? Я просто умру здесь - тихо, незаметно, совсем. Я смогу.
AI, наконец раздражившись: Да перестаньте вы тут разыгрывать сценические конвульсии! Это вам не опера! Подумаешь, смазали её Октава пару раз по лицу, так сразу "мразь, ублюдки, слякоть", "я тихо умру"! Да, это всё просто сказать! А вы не думали никогда, почему люди идут в разведку? Потому что они все мразь и слякоть? А все чистые, в белых воротничках - они в оперу ходят, да? Говорят вам: война на пороге, война! Вот вам, почитайте!
бросает на колени А.А. толстую папку с документами.
Тут вся история. Все имейлы, разговоры, иными словами, всё, что нам удалось собрать. До недавнего времени всё вроде шло тихо, а тут - как с цепи сорвались! Еле избежали одного вооруженного столкновения в нейтральных водах Атлантики. Но дальше будет хуже, я вас уверяю. А вы упираетесь.
Дергает плечом. Ну да. Да, грязные у нас методы, я не спорю. Но как быть? Как?
АА отнимает руки от лица, смотрит на АI совершенно сухими глазами. Как быть? Go fuck yourself with а broomstick, you, moron, do that.
AI долго смотрит на A.A., затем, неожиданно рассмеявшись, выходит. Заходит угрюмый человек и осторожно предлагает А.А. вернуться в её комнату.
АА следует за угрюмым человеком.
May 9th, 2000
Sir Henry Hammondsworth's mansion
АА выходит из такси, расплачивается. Отпускает водителя. Недолго осматривает улицу, небрежно поправляя темные очки и шелковый платок на голове. Помедлив, подходит к входной двери, звонит. Ей никто не открывает. Из сумочки на плече достает мобильный телефон, звонит, чуть наклоняясь вбок и пытаясь заглянуть в окно первого этажа. Окна закрыты шторами. Телефон, по-видимому, не отвечает. Недолго раздумывает, поворачивается чтобы уйти. Потом, передумав, подходит к двери и нажимает на ручку. Дверь подается. Входит внутрь, прикрывает за собой дверь. Негромко в пустоту: Миссис Тидлби! Из темноты протягиваются руки и хватают её сзади.
Men in the dark: Держи крепче. Кто-то профессиональным движением втыкает ей в руку шприц и вводит небольшую дозу жидкости. Ага. Хорошо. По крайней мере теперь она не будет особенно биться в судорогах. Неси в гостиную, зададим ей пару вопросов.
AA, полушепотом: When I was seventeen it was a very good year it was a very good year for small town girls and soft summer nights we’d hide from the lights on the village green when I was seventeen... Закрывает глаза и не сопротивляется.
A.A. вносят в гостиную, где у негорящего камина в кресле сидит немолодой грузный человек и с чересчур неприкрытым состраданием смотрит на неё.
John Applesbury, мягко: О, мисс Огюст. Не переживайте так, девочка моя. Поверьте, мне больно, физически больно причинять вам... Задумывается. ...неудобства. Но вы должны понять. В этой сыворотке не было ничего страшного, просто сильный и быстродействующий седатив. Просто чтобы вы не могли сопротивляться, колотить нас, изо всех сил вырываться и прочее. Так для вас же лучше. Это очень важно сейчас. А мне нужно задать вам несколько вопросов. Надеюсь, вы не против. Да что там - можете и вы у меня что-нибудь спрашивать, если хотите. Успокаивающе разводит руками. Кстати, я даже не собираюсь от вас таиться. Меня зовут Джон Эпплсбери.
АА высокомерно смотрит на держащих ее людей. Пусть меня отпустят.
John Applesbury поднимает глаза на держащих её людей. Тоном, лишённым каких-либо эмоций: Отпустите мисс Огюст. Обращаясь к А.А.: Знаете, у меня дочь немного похожа на вас. Честное слово. Поверьте, я не позволю, чтобы вам причинили вред. Именно поэтому я вам рекомендую сесть. Иначе вы можете упасть.
АА подозрительно ровной походкой доходит до кресла, аккуратно опускается в него. Не меняя высокомерного тона: Кто вы такие? Грабители? Берите что вам надо и убирайтесь. Сэр Генри достаточно обеспечен, чтобы его не беспокоили по таким пустякам. Достает из сумочки Sobranie Cocktail, выбирает розовую сигарету, щелкает зажигалкой, закуривает. Аккуратно кладет ногу на ногу.
John Applesbury, не менее извиняющимся тоном: Мне и правда неприятно, что так грубо получилось с уколом, мисс Огюст. Но мы же не знали, как вы станете реагировать. Лучше сразу обезопаситься. Позвольте, мы больше не будем об этом...
Вздыхает.
А я вот не курю. Нельзя. Слабые легкие, одышка... эх, что там, генетика определяет всё, я так считаю.
Смотрит в камин.
Жаль, на улице тепло. Я люблю вот так посидеть иногда, поглядеть в камин, послушать треск углей. К тому же это очень хороший дом. Да будет мне позволено так сказать. Всё-таки мы вторглись сюда без приглашения. Но мы не грабители, конечно. С чего бы мы стали тут рассиживаться, будь мы грабители? Нет, нет. На самом деле мы ждали - ждём - хозяина. Мы и не думали, что придёте вы, но, раз уж так сложилось, жаловаться нельзя.
Улыбается.
Наоборот! Ведь вы тоже можете нам оказать весьма ценную помощь, мисс Огюст.
АА раздраженно поводит плечами: Либо не вкалывайте случайным женщинам седативы, вы, мужлан с одышкой, либо говорите, пока они, эти случайные женщины, не заснули.
Мне глубоко плевать на ваши легкие, на вашу любовь к камину... хотя полагаю, что ничего элегантнее деревенской печки вы в своей жизни не видели... и на то, почему вы ждете сэра Генри. Более чем уверена: у него не может быть с вами никаких общих дел. Разве что он нанял всю вашу команду вырыть в саду канаву для какой-нибудь трубы.
Откидывает голову на спинку кресла, закрывает глаза. Голос ее неконтролируемо вздрагивает:
А вот если бы вы пришли по-хорошему, я бы, может, нашла способ помочь вам с вашими легкими.
John Applesbury, всё так же скромно, чуть ли не униженно: Я понимаю, мисс Огюст, вы в полном праве быть со мной грубой... Хотя не могу не отметить, что вы всё-таки несправедливы. Я не такой уж и мужлан. The working masses and I have only a nodding acquiantance, так уж сложилось.
Немного более настойчиво:
А вы давно знаете сэра Генри?
АА, сонно: Вот как? Так скажите же, кто вы. И чего хотите. От него и от меня.
John Applesbury задумывается. Да, пожалуй, не будет большого вреда, если я вам скажу. Я работаю в правительстве Её Величества. Но на самом деле я выполняю не вполне ту фунцию, о которой известно моим коллегам и тем нескольким начальникам, которые надо мной есть.
С интересом: Скажите, мисс Огюст, вам не кажется, что геополитическая картина мира меняет краски немного быстрее и немного более интенсивно, чем было бы хорошо для человечества?
АА, удивленно: Так вы заговорщик? Вы за ирландцев? Или за шотландцев? Или за мусульман? А при чем тут сэр Генри и, тем более, я?
John Applesbury качает головой. Нет, нет. Настоящая опасность исходит не от мусульман, и уж тем более не от ирландцев или шотландцев. Ведь всё то беспокойство, которое творится на Ближнем Востоке, есть прямое следствие агрессивной внешней политики американцев. Америка пытается манипулировать этими несчастными государствами так, как если бы они были её штатами, при молчаливом попустительстве всего остального мира. По крайней мере в таком состоянии дела находятся сейчас.
Немного разгорячившись: Глупо говорить, что это обязательное следствие глобализации. Британия уже была финансовым и торговым центром мира - и ничего! Не было никаких войн, никаких бомбежек, никаких аннексий. А теперь нам остаётся только ждать, пока королеву не сместят очередным указом президента США, и не поставят вместо неё какого-нибудь Теда Ричардса в ковбойской шляпе, джинсах и кожаных сапогах.
АА, докурив сигарету, поднимается и аккуратно тушит ее в хрустальной пепельнице, стоящей рядом на мраморном журнальном столике. Информативно: Мне пора. Если дождетесь сэра Генри, передавайте ему, что заходила Авриль Огюст и просила позвонить.
Направляется к двери. Двое мужчин у двери встают в красноречивую позу, давая ей понять, что она не пройдет.
John Applesbury: Прошу прощения, мисс Огюст. Но мне всё-таки хотелось, чтобы вы ответили на мои вопросы.
АА проводит обеими руками по щекам стоящих у двери мужчин. Задумчиво: Как брутально. Как в голливудском фильме.
Поворачивается от двери, смотрит на Эплсбери. Я не люблю Америку. Но я совершенно аполитична, дорогой мистер Эплсбери. Я верю в европейские правительства, и отказываюсь верить в мировой заговор. Это все, что мне известно. Еще я, конечно, верю в генетически модифицированную сою, в то, что ядерные боеголовки ржавеют и представляют собой опасность, в экологический кризис, в потепление мирового климата и таяние арктических льдов, в то, что в заливе Сан-Франциско будет большое землетрясение, в целебные свойства гипноза, в 25 кадр, в безопасность родов в воде, в любовь с первого взгляда, в обоснованность притязаний сербов на хорватов, а хорватов на албанцев, в то, что за Шекспира писала чета Ретлендов, в Жюльена Фулканелли и в возможность построения капиталистической экономики при сохранении коммунистической политической системы. Я верю в то, что устами младенцев глаголет истина, в то, что жизнь прожить - не поле перейти, что первое слово дороже второго, что молчание - золото, и в то, что Оккам не для того точил свою бритву, чтобы ею брили все что ни попадя.
Я верю в то, мистер Эплсбери, что одна скромная французская актриса, живущая в Монако и имеющая дружеские связи с одним скромным английским аристократом, имеет право навестить его так, чтобы никто не хватал ее грубо за руки и не колол иглами с неизвестными составами, потому что в этой стране, в которой мы находимся, хотя и конституционная монархия, но все-таки какая-никакая, но демократия.
А теперь от... оставьте меня в покое. You've got the wrong woman.
John Applesbury встаёт и беззвучно плещет мягкими белыми руками. Мне давно следовало встать. Это замечательно, мисс Огюст, просто замечательно. You are really a natural. Удивительно. Такое выражение, такая острота слога - всё impromptu.
Вновь садится. Однако позвольте заверить вас в том, что вы многого не знаете. Мировая война начнётся рано или поздно, и разведданные, подтверждающие это, уже были собраны не одним правительством. Вся проблема в том, что эти же самые европейские правительства, в которые вы верите, упорно отказываются понимать, что лучше нанести один хирургический превентивный удар, нежели вновь развязывать войну на несколько лет.
Печально: Я понимаю, что я вам несимпатичен. Я сам себе несимпатичен. Но я должен узнать у вас всё, что смогу, о тех людях, с которыми вы общаетесь - о Генри Хэммондсворте и о... Но пока давайте поговорим только о нём. Откуда вы его знаете?
АА подходит к окну, смотрит наружу. И вы отстанете? Если я скажу - отстанете? Мы познакомились совершенно случайно. Я пыталась найти через него другого человека. Это все совершенно никак вас не касается.
Смотрит на Эплсбери. Понимаете, мистер Эплсбери, существует частная жизнь. Никто из нас - ни я, ни сэр Генри, - не имеем никакого отношения ни к каким правительствам.
John Applesbury также встаёт и подходит к окну, тщательно следя за тем, чтобы не касаться А.А. Я понимаю, мисс Огюст. И то, что я делаю сейчас, я делаю в конечном счёте для того, чтобы у вас могла быть эта самая частная жизнь, без рёва бомб над головой. Скажите, а этот сэр Генри... он не показался вам странным?
АА улыбается с неожиданной нежностью. Да, конечно. Он очень странный. С другими людьми я, видите ли, не схожусь. Он восхитительный. Искренний, таинственный, ребячливый, талантливый, одинокий, щедрый, умный, эрудированный... он прекрасный. Немного смущается. Хорошо, что он с вами не встретился.
John Applesbury деликатно кашляет. Понятно. Я имел в виду... несколько в ином смысле. В нехорошем смысле, если угодно.
АА вздыхает неожиданно устало. Не знаю.
Садится на подоконник. У нас с вами разные системы ценностей. Хэммондсворт ни на кого не похож. Для многих это "нехорошо". Для меня - прекрасно. Задумывается.
John Applesbury также задумывается. Спустя минуту: А он ничего у вас никогда не выпытывал?
АА, удивленно: Он у меня? Да нет... Скорее, наоборот. Машет рукой слабо: Слушайте, Эплсбери, я ничего о нем не знаю. Это обычное светское знакомство. Я не виделась с ним месяца три, наверное. Я только что пересекла Пролив и благодаря вашему дурацкому нападению чувствую себя довольно слабой. У меня была вчера съемка. Давайте, я вас поцелую, и пойду в отель. Хватит.
Прислоняется головой к стене. Правда, хватит.
John Applesbury качает головой. Постойте. Перспектива получить от вас поцелуй весьма заманчива, но меня интересует ещё один человек. Тот, из-за которого вы пришли к хозяину этого дома.
Делает паузу, давая сообщению "осесть". Пожалуйста, сядьте. Первую волну действия лекарства вы перенесли на ногах, а это не очень хорошо.
АА твердо: Я уже сижу. Говорите же.
John Applesbury осторожно: Этот Фрэнсис Деймон - вы знаете что-нибудь о его консультационной деятельности? Кто он такой? Каковы его настроения? Нам известно, что он часто бывает в Америке и связан с торговлей оружием.
АА улыбается с закрытыми глазами. Что-то накатила вторая волна, мистер Эплсбери. Фрэнсис Деймон? Мы были знакомы шапочно, очень коротко, и он довольно давно пропал. Больше я, увы, ничего не знаю, хотя... его я бы поцеловала с гораздо большим удовольствием, чем вас.
John Applesbury напряженно: Вот как? Пропал? А куда? Как по-вашему, что объединяет их с сэром Генри?
АА неконтролируемо содрогается. Не знаю. Он всегда куда-то пропадает. Мало ли... Объединяет? Они оба... Открывает глаза и "страшно" расширяет их ...оба "странные", как вы бы сказали. Лондон еще более странный, чем Хэммондсворт. Или менее. Не знаю.
John Applesbury задумывается. Неприятно канцелярским голосом: Вот как? "Лондон"?.. Интересно. Что же, мисс Огюст, я подозреваю, нам с вами имело бы смысл продолжить разговор на нейтральной, а вернее подконтрольной мне территории.
Hammondsworth открывает дверь в свой дом. В прихожей темно. Утвердительно: Чужаки пришли. Глаза его загораются серебряным, освещая сумрак вокруг. Выглядит это достаточно страшно.
Хотите темноту? Хорошо.
Комнаты погружаются в вязкую тьму. Слышен приглушенный приказ Эплсбери проверить вход. Стоит, не двигаясь, зная, что его не видно.
First man нерешительно: Темно, чёрт побери, ничего не видно. Что это произошло? Движется вперёд чуть ли не наощупь. Внезапно его лица касается рука, раскаленная, как газовая конфорка. Со сдавленным всхлипом падает на пол.
Second man, негромко: Джек! Эй, Джек! Джек! Мои глаза, кажется, начали привыкать! Какого черта я не взял фонарь? Внезапно прямо перед его глазами вспыхивает что-то, по интенсивности похожее на работу нескольких сотен фотовспышек. Вскрикивает и пытается протереть глаза, но понимает, что ничего не видит, кроме белой руки, отпечатавшейся на сетчатке.
Hammondsworth снимает головной убор. Two down, one to go. Входит в комнату, где на подоконнике, полусползши на пол, устроилась А.А., и кивком головы приветствует Джона Эплсбери. Вы ко мне? От вас за версту несёт интригой.
Эплсбери пытается достать пистолет. Не стоит.
Смотрит куда-то в район плеча Эплсбери. Тот вскрикивает, как будто его ранили копьём, и отходит.
Ещё одно движение - и я так же посмотрю вам в живот. Вообще же я пока планирую оставить вас в назидание тем, на кого вы работаете. Теперь прочь. Слышит шелест шин за окном, звук паркующегося автомобиля и топот ног. Ах вот как?
John Applesbury, превозмогая боль: Я так и думал. Я - так - и - думал. Вы пойдёте с нами.
Hammondsworth, презрительно: Как бы не так. Берёт спящую A.A. на руки, поворачивается и идёт ко входу, оставляя за собой горящий след. В дверь уже ломятся. Да что же вы никак не успокоитесь? Дверной проём тоже охватывает пламя. Надеюсь, вы не забыли огромную машину с пеной. Дверь распахивается, за нею видны люди с оружием. Глаза H.H. опять загораются серебряным, и горящая дверь вместе с людьми вылетает наружу и планирует, как лист бумаги.
Hammondsworth, недоуменно: Это что - война? Раздаётся выстрел. H.H. падает на одно колено, но старается аккуратно опустить А.А. на землю. Зло: Стрелять в спину, по ногам, человеку, который несёт женщину? Да где же вас учили манерам, Эплсбери? Хочет повернуться корпусом к своему противнику, но раздаётся ещё один выстрел, и он обрушивается на пол.
Scene:
Somewhere far away
The Interrogator: ...потому что вы сильно наследили, все. И мы намерены вас использовать, потому что эту войну мы будем выигрывать. Третью мировую. Выиграет объединенная Европа.
Так что ж вы... месмерист, господин Хэммондсворт? Обладаете паранормальными способностями? А обычные свинцовые пули берут вас, как любого нормального смертного.
Hammondsworth раздраженно пожимает плечами.
Вам этого не понять, увы. Обычные свинцовые пули берут не меня, а то тело, в котором я нахожусь. С этим я ничего поделать не могу. Пока.
TI: Хахаха. "Тело". Ну, конечно. Дух-то, понятное дело, неуязвим, несламливаем и бессмертен. Еще одно "ха".
Сжимает руку в кулак. Ерунда. Любой дух можно за что-то ухватить и сделать из него бездушие. Но не в этом моя цель.
Подходит к Хэммондсворту. Они находятся в небольшой наглухо законопаченной камере. Кладет руку на его раненое плечо. Давненько Европа не разминалась. За то время, что вы с мисс Огюст сидите здесь, у нас в гостях, мы свалили уже парочку правительств. Власть будет наша, мистер Хэммондсворт. Так что давайте вы будете нам помогать.
Hammondsworth, ровно: Уберите свою корягу, а не то пожалеете. Никогда не понимал, почему за мир надо бороться такими уродскими методами.
Вздыхает.
Я не понимаю, как большая, хорошо организованная структура может сознательно выступать за третью мировую войну. Что за глупость? Это же суицидальное безумие. Ну, хорошо, вы против американской экспансии и считаете, что, выступив неожиданно, можно их остановить. Но почему вы думаете, что есть что останавливать? Что вообще есть какая-то угроза?
TI сильно сжимает плечо Хэммондсворта. Громко дышит ему в ухо: Это не коряга, сэр. Это орудие достижения цели.
Успевает тряхнуть Хэммондсворта еще раз и отходит. Вы обладаете потрясающими способностями. Вы можете нам помочь. Не будем беседовать о теории, по этой части у нас не я, а мистер Эплсбери. Нам можете помочь - вы, эта актриска и этот ваш общий знакомый, который очень разумно не показывает носу в Европу. Видимо, ему-то как раз больше мила Америка. Вот, собственно, и все.
Так помогайте же. А то я прикажу оставить от вас один только великий дух, а актриску отдам солдатам. Видит бог, и месмеристов, и актрисок на нашей территории достанет. Вам просто оказывают честь. Как первым.
Hammondsworth встаёт. Тихо: Я говорил вам, что не следует со мной фамильярничать. Так значит, месмеристов?
Чуть подаётся вперёд, и допрашивающего относит к противоположной стене и, перевернув вверх ногами, прижимает к ней. И актрисок?
Слышен хруст трескающихся рёбер. Человек пытается вдохнуть, но не может. Видно, что ему в высшей степени дискомфортно. Слишком у вас всё просто. А я, к сожалению, не могу без усилий выйти отсюда. На это моей силы не достаёт. Но вот на то, чтобы расплющить вас и превратить в загадочное красное пятно на стене - достанет вполне.
Человек падает на пол, тяжело дыша. Надеюсь, я ясно выразился. Что же касается "общего знакомого" - так я бы на вашем месте даже не пытался до него добраться. Он от всей этой базы оставит одну большую запятую.
The Interrogator пытается продышаться, потом заходится душераздирающим кашлем. Дверь открывается, в нее врывается несколько человек и камера тонет в криках и звуках ударов.
Isle of Man territory
***
Another Interrogator, вежливо: Мисс Огюст. Поймите, пожалуйста, что у нас есть рычаги воздействия. Вообще я не понимаю, почему вы сопротивляетесь. Вам должно быть лестно, что вас и вашего друга выбрали для исполнения почётной исторической миссии.
АА, капризно: Но что же я могу сделать? Я не люблю, когда на меня давят, когда вокруг военные, когда моих дорогих друзей расстреливают, как каких-нибудь повстанцев на картине Гойи.
И потом... я не гожусь для ваших целей. Я слабая, изнеженная, я плохая актриса, я труслива, лжива, и мне нельзя доверять.
Всхлипывает: Поверьте... Вы будете на меня нажимать, я соглашусь, а потом при первом же удобном случае обольщу какого-нибудь сенатора и все ему выболтаю... это вам совсем не нужно...
AI закатывает глаза. Мисс Огюст. Прошу вас. Давайте начистоту. Чтобы расстрелять вашего аристократического друга, пистолета мало. Тут нужна, судя по всему, танковая дивизия. А Джон - ну так он просто защищался. Хотел бы я знать, как вы бы себя повели на его месте?
И поймите, пожалуйста, мы нажимаем на вас потому, что в некотором роде бессильны, мы же не знаем - вдруг у них тоже есть такие? Мы просто обязаны заполучить вас в союзники. Если угодно, мы просим вас исполнить роль эдакой Маты Хари. Я же уже объяснил вам. Нам известно расположение большей части американских баз. Но для нанесения превентивного удара этого мало. Нам требуется знать их все. Угроза распространения американской гегемонии на весь мир слишком велика.
Встаёт, нервно: Мисс Огюст! Я не понимаю, неужели вам до такой степени безразлична судьба европейской культуры? Неужели вы не видите, что за Ближним Востоком неизбежно последует древняя Европа? Ведь это не противостояние по принципу steak & kidney pie vs. cheeseburger или Britney Spears vs. Robbie Williams. Речь идёт о большем - о нашем долге перед предками!
АА обреченно: Ах, право, если вы думаете, что в культурном ландшафте пока еще остались зоны, свободные от Бритни Спирс, то вы ошибаетесь. Они уже победили, и уж точно я не Мата Хари. Да и что за вульгарные допущения? Спутники, жучки, мужчины-Бонды, фотоаппараты, диктофоны, чудо-лучи... Используйте же все это!
А я... что я могу? Ну да. Люди с ненормально раздутыми способностями есть везде. И если вы все-таки завербуете Хэммондсворта, в чем я очень сомневаюсь, потому что он не завербуется из элементарной гордости, то Фрэнсис Деймон окажется с другой стороны просто... Просто из чувства противоречия. Для сохранения равновесия. И либо один, либо другой...
делает глубокий бесшумный вдох придет и надерет задницу всем юным бойскаутам с лоботомией, вроде вас.
AI, скупо, пропустив оскорбление мимо ушей: На этот случай есть шантаж. Знаете, нам бы очень хотелось, чтобы Фрэнсис Деймон сотрудничал с нами. И мы, разумеется, предусмотрели способы, которыми этого можно было бы достичь.
Кстати, кто они такие? Я имею в виду этого Хэммондсворта и Фрэнсиса Деймона?
АА, напряженно: Шантаж? Но их нечем шантажировать. Они, конечно, джентльмены, особенно Хэммондсворт, но... они одиноки... не пошло одиноки, как идиоты, которым нечего рассказывать о себе, кроме того, что они одиноки и смертельно устали, а одиноки - по факту. У обоих нет детей, нет родителей, нет родных. Никого, на кого им не было бы не наплевать.
С горечью: Им наплевать. У них есть только гордость. Поэтому сэр Генри не мог дать вам издеваться надо мной под его крышей.
Задумчиво: Кто они? Я не знаю. Честное слово - не знаю. Они... они... парочка очень сильных гипнологов. Так мне кажется.
AI смеется. Это вам так только кажется. Любого человека можно заставить делать то, что тебе нужно. Люди без привязанностей делятся на две весьма узкие категории: умалишенные во-первых и фанатично преданные идее во-вторых. Причем надо заметить, что две эти категории вовсе не так далеки друг от друга, как принято считать. Да и вторых-то, милая мисс Огюст, можно принудить служить идее, просто преподнести её немного иначе... Что же касается "гипнологии", то посмотрите, пожалуйста, вот на это.
Нажимает кнопку на пульте, и на экране, висящем на стене, появляется вначале изображение обгоревшего дверного проёма, а затем обуглившийся кусок дерева, лежащий на приличном отдалении. В этом куске лишь при усилии можно узнать дверь в особняк Хэммондсворта.
Это тоже "гипнология"? И как объяснить, скажите, что огонь не сжёг весь дом, а горел строго там, где его, хм, зажгли? А разрыв в грудинной мышце у Эплсбери - это что, тоже гипноз?
АА медленно выпрямляет ноги, смотрит в пол. Проводит рукой по узкой койке на которой сидит. Поднимает ноги и укладывается на койку. Закрывая глаза: Поверьте мне, уважаемый мистер. Мне нет никакого дела до категорий. На моем жизненном пути уже встречались умалишенные, и я приблизительно представляю, что это такое. Фанатично же преданных идее людей, теряющих человеческий облик, я постоянно вижу последние два дня в этих стенах. Вам лучше знать, чем вы их поймали. Идеей? Идея, дорогой мой мистер, обычно очень проста: делай с другим то, что не можешь представить сделанным с самим собой, пока есть возможность. Пользуйся силой, пока она есть, грабь и лезь наверх. Вот корень всех фанатичных идей, которым дают разные названия... и которые принимают самые извращенные формы: например, форму аскезы.
Прикрыв рот, деликатно зевает. Я не специалист в парапсихологии. Я только видела когда-то фильм "Испепеляющая взглядом". Может быть, эта испепеляющая была родственницей сэра Генри. Знаете ли, человеческий организм, его воля... в экстремальных ситуациях... творят чудеса.
Поворачивается к стене. Подите прочь.
AI, пожав плечами: Дорогая мисс Огюст, даже если забыть на минутку сэра Генри и этого вашего Лондона - вы же не думаете, что мы не знаем о людях, с которыми вы работаете, правда? Про вашего дизайнера Кристиана, про эту вашу артистическую штучку Октава? Неужели вам они стали настолько неинтересны, что вы не можете пожертвовать всего-то своим временем и некоторым количеством усилий для того, чтобы с ними всё было хорошо?
АА, сонно: А что, вы уже взяли Монако? И Париж? Я не знаю, где сейчас Октав. И где Кристиан. И вообще, я не верю, что из-за меня... из-за посредственной актрисы и певицы-самоучки, самым интересным в которой являются ее две с половиной встречи с Фрэнсисом Деймоном и полторы встречи с Генри Хэммондсвортом, вы станете выдергивать ногти у моего бывшего антрепренера и у всемирно известного дизайнера. Знаете... мне почему-то кажется, что вам небезразлична репутация вашей этой... поводив рукой в воздухе организации. Творите европейцам добро, мистер. И я, и Кристан, и Октав, - европейцы. Не американцы.
AI странно смотрит на А.А. и нажимает кнопку на проекторе. На экране появляется фотография обритого налысо Октава. Он сидит на стуле, руки его связаны за спиной. На нём грубая холщовая рубашка и джинсы. Рубашка покрыта тёмными пятнами, происхождение которых, если посмотреть на его лицо, не вызывает сомнения. Он смотрит в камеру без особенного выражения. Ничего особенно страшного с ним не сделали. Пока.
Подождав: Вы, конечно, не посредственность, а если и самоучка, то дар у вас всё-таки от Бога. Но вы правы в том, что интересуете нас в первую очередь как приманка для этих ваших знакомцев. То, что они вас здесь не бросят, для нас уже очевидно. Неочевидно лишь, насколько мы сумеем совладать со вторым. С первым-то, как показывает практика, уже совладали.
АА смотрит на экран, кусая губы. Тихо: Ублюдки. Когда читаешь о таком, никогда не веришь, что есть такая мразь, как вы. Такая мерзкая первобытная слякоть, не могущая породить ничего, кроме другой слякоти.
Закрывает лицо руками. Если вы еще кого-нибудь из них тронете, ничего не будет. Ничего - понимаете? Я просто умру здесь - тихо, незаметно, совсем. Я смогу.
AI, наконец раздражившись: Да перестаньте вы тут разыгрывать сценические конвульсии! Это вам не опера! Подумаешь, смазали её Октава пару раз по лицу, так сразу "мразь, ублюдки, слякоть", "я тихо умру"! Да, это всё просто сказать! А вы не думали никогда, почему люди идут в разведку? Потому что они все мразь и слякоть? А все чистые, в белых воротничках - они в оперу ходят, да? Говорят вам: война на пороге, война! Вот вам, почитайте!
бросает на колени А.А. толстую папку с документами.
Тут вся история. Все имейлы, разговоры, иными словами, всё, что нам удалось собрать. До недавнего времени всё вроде шло тихо, а тут - как с цепи сорвались! Еле избежали одного вооруженного столкновения в нейтральных водах Атлантики. Но дальше будет хуже, я вас уверяю. А вы упираетесь.
Дергает плечом. Ну да. Да, грязные у нас методы, я не спорю. Но как быть? Как?
АА отнимает руки от лица, смотрит на АI совершенно сухими глазами. Как быть? Go fuck yourself with а broomstick, you, moron, do that.
AI долго смотрит на A.A., затем, неожиданно рассмеявшись, выходит. Заходит угрюмый человек и осторожно предлагает А.А. вернуться в её комнату.
АА следует за угрюмым человеком.