Законы правописания он считал „противными природе”

[ss69100]

«АМЕРИКАНСКАЯ МЕЧТА» И АМЕРИКАНСКИЙ ГЕРОЙ


Каждый народ имеет своих героев. Они - реальное воплощение национальных идеалов, надежд и устремлений.

Какие же герои характерны для американской истории, с кем связывал народ свои мечты, кто их персонифицировал? И, наконец, как трансформировались они в наше время, каковы герои современной Америки?

Следует отметить, что все эти вопросы остро волнуют многих американских социологов и историков. В их работах мы находим самый пестрый спектр мнений - от самого апологетического до самого критического г. В настоящей главе мы не ставим своей целью дать описание и характеристику героев Америки.

Скорее всего, нас интересует эволюция американского общественного сознания в его отношении к героизму. В этой эволюции можно выделить как минимум три этапа.

Во-первых, народные легенды и предания о пионерах американской истории, таких, как Дэвид Крокет или Дэниел Бун.

Во- вторых, реальные герои американской истории, такие, как Джордж Вашингтон, Авраам Линкольн или Томас Джефферсон.

И, в-третьих, наконец, герои, созданные массовой культурой и средствами массовой информации, такие мифологизированные образы, как супермен, легендарный ковбой Билли Кид или символ всеамериканской красоты кинозвезда Мерилин Монро.

Эта эволюция американских героев дает богатый материал для понимания судеб и метаморфоз «американской мечты». В отличие от Европы США не имеют длительной истории.

Понятие исторического времени здесь было иное. Историей было то, что происходило недавно, почти сегодня, сейчас. По словам Бурстина, Америке, в отличие от Европы, «от неуловимой устной легенды до закрепления этого имиджа в печати требовались, не века, а всего лишь несколько лет».




Первым фольклоризованным героем Америки стал Дэвид Крокет (1786-1836). Устные легенды о нем начали циркулировать еще при жизни, при жизни же появились и книги, в которых повествовалось о его реальных и придуманных похождениях в Новом Свете. Часть из них придумал он сам.

Образ, созданный им, полюбился народу. И народ стал сам слагать свои легенды о Крокете. Порой было даже трудно отличить один вымысел от другого, да и не было в этом особой нужды. Крокет был тем, о ком позже скажут - типично американский герой. Вся его жизнь, реальная и выдуманная, была отражением тех условий, в которых в ту пору жила, а главное, хотела жить нация в период подъема буржуазной демократии.

После победы Американской революции, участником которой был отец Крокета, семья поселяется в Теннесси, где и рождается будущий национальный герой. В 13 лет он убегает из дому и бродяжничает. Участвует в военных действиях под руководством Эндрю Джексона в 1813- 1814 годах в качестве разведчика. Крокет был судьей, полковником ополчения и даже избирался в течение трех сроков в Конгресс.

Вдали от Вашингтона он жил рискованной жизнью лесопроходца, охотясь на медведей и сплавляя лес. • Крокет был малообразован и презрительно относился к книжной премудрости. Законы правописания он считал «противными природе».

Кстати сказать, американизация орфографии сводилась • именно к тому, что написание многих слов приближалось к произношению.

Пожалуй, наиболее раннее жизнеописание Крокета появилось в 1833 году под названием «Скетчи и эксцентричные похождения полковника Дэвида Крокета». А первый прижизненный альманах, так и названный - «Альманах Дэви Крокета», увидел свет в 1835 году.

До этого о Крокете писали в самых различных газетах и листках во многих городах страны. «Я кто? Я горлопан,- говорил о себе Крокет.- Я переспорю и перекричу любого с фронтира. А уж поверьте, крикунов и хвастунов там более чем хватало».

Похождения его были ничуть не менее головокружительными, чем те, о которых поведал миру славный барон Мюнхгаузен. Дэви улыбкой убивал енотов и даже пантер. Ударом кулака о скалу он выбивал искру, для того чтобы разжечь костер, медведя обучил сбивать масло в бочке и на предвыборный митинг своего соперника в конгрессе штата приехал верхом на крокодиле. Но, пожалуй, вершиной его приключений был ремонт земной оси, которая из-за мороза перестала вращать нашу планету.

Впрочем, героических эскапад было не отнять у всех легендарных героев мира. Да и модель их была универсальной. Брались реальные факты, гиперболизировались до неузнаваемости, в результате чего мифологизировался не только сам герой, но и его окружение.

Но, как подчеркивали американские исследователи, отличие их национального героя от классического европейского состоит в том, что похождения первого были всегда окрашены добрым юмором. Юмор чувствовался и в тоне рассказчика и в отношении самого героя к тому, что он делал.

Как верно заметил Д. Бурстин, «все герои героичны, и лишь немногие из них комичны». Для поведения американского национального героя характерна также буффонада. Да и отношение к нему американцев пронизано юмором.

Интересно, что вообще жанр героики в США, будь то массовая литература или кино, всегда был окрашен улыбкой рассказчика.

Другими национальными героями тех лет, повести о похождениях которых были основаны на той же архитектонике, были Дэниел Бун и Майк Финк-лодочник. Подобно тому как образ Крокета был ностальгической реакцией на урбанизацию Америки, образ лодочника и бурлака Финка в фольклоре был реакцией на появление на американских реках паровых двигателей.

Впрочем, это были не единственные герои народа, покорившего просторы девственного континента. Достаточно вспомнить великана лесоруба Поля Баньяна и знаменитого силача Кем па Моргана, появившегося в эпоху «нефтяной горячки», и; ковбоя диких прерий Пекоса Билла.

И конечно же, Питера Франческо, который из хилого мальчонки стал легендарным силачом в армии, возглавляемой не менее легендарным генералом и будущим первым президентом страны Джорджем Вашингтоном. Другой тип героизма был связан с воспеванием реальных героев американской истории, таких, как Джефферсон, Линкольн, Вашингтон. Впрочем, здесь тоже было много мифологического.

Обратимся в связи с этим к образу первого президента США Джорджа Вашингтона. О его личности написана целая библиотека книг за рубежом и у нас в стране. Это и исторические исследования, и художественные произведения. Но здесь нас интересует не столько образ Вашингтона, сколько эволюция американского героизма.

С самого начала образ Вашингтона сознательно создавался в американской историографии как рафинированный образец стилизованного полубога. Может, поэтому легенда не донесла до нас ни одной из черт, свидетельствовавших о его слабостях, о его вражде с Джефферсоном - другой легендарной личностью той же модели.

«Когда 14 декабря 1799 года Вашингтон скончался,- пишет Д. Бурстин,- он уже считался весьма и весьма противоречивой фигурой» х. Его обвиняли во всех грехах, в том. числе и в присвоении казенных денег. «Но удивляет не то, что он со временем стал полубогом и отцом страны, а то, насколько быстро-произошла эта трансфигурация»  Его жизнь была возведена в ранг священной.

В годы, когда в Америке было еще совсем: немного праздников, американцы в национальном масштабе праздновали три дня рождения: день рождения страны, рождество (связанное с мифом о рождении Христа) и день рождения Вашингтона.

Первая книга, начавшая мифологизацию Вашингтона, появилась через год после его смерти. А через каких-нибудь двадцать пять лет его образ, окутанный легендами, был вознесен превыше героев библейской истории. Он стал иконой, тысячекратно повторенный в скульптурах, на марках и деньгах, еще при жизни было решено назвать столицу его именем.

А к середине XX века помимо города и штата его именем были названы 32 графства и около 120 малых поселений. Он стал частью школьной этики. Стоит только в младших классах учителю заговорить о честности, как сразу же приводится пример, который знает каждый американец без исключения.

Однажды маленький Вашингтон срубил вишневое деревце в саду отца и, несмотря на страх перед наказанием, признался в этом. «Подойди ко мне, мое дорогое дитя! Дай я обниму тебя! - воскликнул растроганный отец.- Я прижму тебя к моему сердцу, потому что я счастлив. Я счастлив потому, что ты, погубив мое деревце, заплатил мне за него в тысячу крат. Столь отважный поступок моего сына дороже мне тысячи деревьев, цветущих серебром и приносящих золотые плоды».

Таков был патокообразный привкус этих мифов.

Как ни странно, но канонизация таких великих личностей американской истории, как Томас Джефферсон и Бенджамин Франклин, по сравнению с Вашингтоном шла куда как более медленно. Вначале они были признаны в Европе, и лишь значительно позже их признали в США. Причем мифологизация этих замечательных личностей всегда шла по весьма своеобразной линии. Национальная психика воспринимала их, подчеркивая или традиционную чудаковатость, или простоту их нравов, демократизм характеров.

Много лет спустя возведенный после своей трагической гибели в сонм американских героев, Джон Кеннеди высоко оценил личные достоинства одного из авторов Декларации независимости. Выступая на приеме в честь группы лауреатов Нобелевской премии, он сказал: «Никогда еще в Белом доме не собиралось столько талантов и знаний, кроме разве тех случаев, когда Томас Джефферсон обедал здесь в одиночестве».

Период президентства самого Кеннеди буржуазная пресса, сочиняя новые мифы и внедряя их в сознание рядового американца, провозгласила эпохой расцвета интеллектуализма в США.

В Америке героизм часто нуждался в подкреплении пуританской морали. Ее принципы были сформулированы уже в «Бедном Ричарде» Бенджамина Франклина - этом кодексе нравственных основ и правил поведения. Среди этих правил есть и такие: «Болтуны не работники»; «Кто не бдителен,- в опасности»; «Стремясь стать самым великим человеком в стране, ты можешь не преуспеть; стремясь стать самым лучшим, ты можешь преуспеть, потому что одинокий бегун может выиграть забег».

«Повитухой бутлегеров» назвал это творение юного Франклина Ф. Скотт Фицджеральд. Но, как справедливо отмечает профессор истории Колумбийского университета Ричард Б. Морри в книге «Семеро, сформировавших нашу нацию», «обманчиво простой и обезоруживающе чистосердечный, Франклин, был на самом деле человеком необычайно сложным. У него было много масок, и. по сей день каждый описывающий его выбирает маску по своему вкусу».

В английском языке термин «grass roots» (корни травы) употребляют тогда, когда речь идет об исконно народном, о том, что есть основа американской нации. Корни эти цепко сидят в земле страны. Они - символ единения нации и почвы, на которой она произрастает. Траве - на сей раз не в образном ее значении, а в буквальном - было суждено сыграть важную роль в жизни американской нации и стать косвенной причиной появления целого эпоса.

На западе страны рост травы не зависел от дождя, и скот мог питаться в этих краях практически круглый год. Так началась в Америке скотоводческая горячка на Дальнем Западе. Благоприятные условия для нового промысла привели к рождению афоризма: «В Техасе скот живет ради людей, а во всем мире люди живут ради скота». В этом была немалая доля истины.

Впрочем, были и свои трудности. Ковбои, пасшие скот, затем перегоняли его. через огромные просторы к местам, где устраивались большие торги.. Стада скупали оптом. Но между сгоном диких животных и их продажей лежало расстояние длиной в человеческие жизни - жизни, наполненные единоборством добра и зла, труда и алчности. Ради скота убивали индейцев, скот крали у конкурирующих скотоводов.

Не помогало даже клеймо владельца, введенное для защиты частной собственности. Для сопровождения и охраны скота набирали отряды ковбоев. Они должны были уметь делать три вещи: владеть конем и лассо, быстро выхватывать из кобуры пистолет - от этого зависела жизнь ковбоя - и, наконец, петь песни. Ночью, чтобы скот спал спокойно, не боясь нападения волков, ковбой ездил вокруг стада и негромко пел те песни, которые со временем будет знать вся Америка. Эти песни нередко сочинялись самими же пастухами.

Потом на торгах, после того как скот был распродан, устраивался праздник родео. Сейчас он стал своего рода шоу-бизнесом. Тогда это было искусством, продиктованным условиями жизни. Ковбой должен был уметь согнать скот в стадо, перегнать его на определенное расстояние, догнать и связать теленка, объездить дикого скакуна, попасть из пистолета в подброшенный пятак и спеть песню.

Борьба и социальное расслоение среди первопоселенцев привели к разделению ковбоев на «хороших» и «плохих ребят». Но модель поведения постепенно усложнялась, так как появились «хорошие плохие ребята» и «плохие хорошие ребята».

Первыми были шерифы и их окружение, продавшиеся воротилам бизнеса в городе,-тем, кто, используя грязные махинации, устраняли конкурентов, используя для этих целей бандитов-наемников. Эти находились под сенью «закона», представленного «хорошими плохими ребятами».

«Плохие хорошие ребята» были те, кто, выступая в интересах обиженных, шли против представителей закона, защищая одни частнособственнические интересы (обычно мелкие) от других. «Плохие ребята», или профессиональные драчуны и убийцы, писал Теодор Рузвельт после одной из своих поездок на Запад в 1888 году,- это совсем иная порода (отличная от обычных преступников, конокрадов и грабителей с большой дороги), многие из них, по их собственной мерке, совершенно честные люди. Когда решались споры, побеждал тот, кто быстрее «тянул» пистолет из кобуры. Решали секунды. Закон был на стороне победителя. Поскольку у убитого в руках был револьвер, убийцу оправдывали. Это была самозащита.

Так лишний раз получала подкрепление «этика индивидуализма», согласно которой победителя не судили. Прав, кто оказывался первым,- на его стороне и был закон.

Из этой-то среды и появились Робин Гуды Дальнего Запада, такие герои американских школьников, как Парнишка Билли (Билли Кид). Его настоящая фамилия - Уильям Боннеп - была мало кому известна.

Жизнь Парнишки Билли стала предметом многочисленных рассказов, комиксов и фильмов. Его убил из засады Пэт Гэррет - человек, который в молодости был его другом, а затем стал шерифом.

Парадокс, и вполне американский, заключался в том, что именно Пэт Гэррет и стал впоследствии биографом Парнишки Билли. Он создал о нем книгу и тем самым возвел его в ранг национального героя. Впрочем, в полном соответствии с массовой культуре й для широкого потребителя незамедлительно начали производиться общедоступные «герои». Они создавались по принципу «такой, как ты и я».

Если Билли Кид оказался «идеальной моделью», то тут же для массового потребления появлялись девальвированные Киды.

Постепенно, с развитием железных дорог потребность в романтике скотоводческого промысла отпала. Но цепка национальная психика, стократ усиленная массовыми средствами воздействия, такими, как кино и реклама, она ностальгически увековечила героя скотогорячки в бесчисленных вестернах и даже в... рекламе сигарет «Мальборо». На них изображен курящий ковбой, и надпись гласит: «Настоящий мужчина курит «Мальборо»!»

Преступность в США не всегда была такой трагической и неразрешимой проблемой, как сегодня. В колониальную эпоху было и пьянство, и мелкая кража, и драки.

Известно, что в Пенсильвании со времен первых поселений до принятия Декларации за убийство были осуждены всего сорок человек. Однако по мере продвижения фронтира агрессивность все чаще давала о себе знать. По мере того как утверждалась психология индивидуализма, человек все чаще ставил себя над законом, особенно в тех местах, где закон и органы правосудия были не всегда рядом.

Многие американские историки утверждают, что агрессивным импульсам людей в Америке немало способствовал этос расизма. «Люди, которые начали с того, что уничтожали краснокожих, держали в бесчеловечном рабстве черных, взрастили в себе свойства, присущие жестокости и насилию»,- писал американский историк Артур М. Шлезинджер-младший.

Дело было не в людях, а в системе, потворствовавшей этим преступлениям. Шло время. Ружье да револьвер все больше правили жизнью людей.

К 1860 году герой фронтира, человек с ружьем и пистолетом, перекочевал с необозримых просторов страны на страницы десятицентовых книжонок. Техасец Джек, Билли Кид, Джесси Джеймс стали эталоном американского героя.

Однако по мере роста урбанизации преступность находила себе все чаще прибежище в городах. Первое крупное ограбление было зарегистрировано в НьюЙорке 27 октября 1878 года. Джимми Хоуп со своей шайкой похитили 3 миллиона долларов. В ответ на это десятицентовая литература породила нового героя-мстителя - частного сыщика Ника Картера. А героем трущоб стал гангстер.

Гангстерские «подвиги» с первых же шагов носили на себе черты бизнеса. И здесь руководствовались «этикой успеха». Согласно мифологии массовой культуры гангстеры просто по-своему прочли сказки Горацио Алджера о неограниченных возможностях предприимчивых людей. Преступления стали своего рода пародией на частное предпринимательство.

По мере того как кончалась эра одиночек в бизнесе, корпорировался и преступный мир. Убежищем для них стали всевозможные игорные дома, салуны, опиокурильни. Широкий размах получила торговля «живым товаром» - проституция. Бизнес на женских прелестях был одним из самых доходных. Процветал он довольно долго, можно сказать - до тех пор, пока не сел за решетку, а затем не был выслан из страны один из главарей преступного синдиката - легендарный Счастливчик Лучиано. Но это произошло в 1936 году.

Пожалуй, наибольшей популярности достиг новый американский «герой» в начале века, в период «прохибишн» - «сухого закона», согласно которому было запрещено «изготовление, продажа или перевозка алкогольных напитков, их импорт или экспорт из США».

Запрет на производство алкоголя привел к небывалому взрыву самогоноварения. Шайки, гнавшие алкоголь, конкурировали друг с другом. Между шайками началась настоящая война. Gang (шайка) породила gangster (гангстера). Впрочем, понятие «гангстер» существовало и в XIX веке. Только использовали его как имя нарицательное для политиканов, которые образовывали шайки, для того чтобы протаскивать те или иные решения на разных уровнях управления в стране.

Бандитизм и буржуазное политиканство имеют давние связи. Королем гангстеров и героем американского преступного фольклора, вскоре заполонившего воображение всей Америки, стал Аль-Капоне. Но, в отличие от бандитов-одиночек, Капоне стал известен как главарь организованной преступности в Чикаго.

Деньги и револьверы гангстерских синдикатов открывали путь к постам мэров, конгрессменов. Те же в свою очередь закрывали глаза на дела шаек. Предводители шаек обретали респектабельность и лоск. Они входили в моду.

«Я зарабатываю, удовлетворяя потребность публики. Если я нарушаю закон, мои заказчики, а их сотни из самых респектабельных кругов Чикаго, не менее виновны. Когда я торгую алкоголем, это бутлегерство. Когда они подают его на серебряных подносиках, это гостеприимство. Все называют меня рэкетиром. Я же считаю себя бизнесменом»,- заявлял Аль-Капоне г.

Но героизирован был не только предводитель. Героем, или, вернее, антигероем, надолго покорившим американское воображение, стал коллективный образ, получивший неанглийское название - мафия. Так случилось, что в списке имен наиболее известных главарей преступного мира было немало выходцев из Италии. Сказать, что это совпадение, было бы неверно, равно как неверно обобщать, как делают некоторые американские исследователи, считая любого американца итальянского происхождения обязательно представителем мифологизированной мафии.

Справедливости ради скажем, что в преступном мире США представлены в достаточной мере и другие национальные меньшинства: негры, евреи, ирландпы, корейцы, китайцы, как, впрочем, и представители так называемых УАСП  - белые протестанты англосаксонского происхождения, причисляющие себя традиционно к подлинным хозяевам Америки.

«В прошлом мы всегда акцентировали положительные стороны естественного отбора, как бы объясняя, каким образом были благословлены таким количеством энергичных, мобильных, целеустремленных, отчаянных и оптимистически настроенных людей в нашей стране,- пишет в своей книге «Стремление к одиночеству» американский социолог Филипп Слэптер.- Но вскоре внимание привлекли и более отрицательные аспекты этого изначального отбора. Если мы и обрели энергичных и отчаянных людей, то в их числе мы приобрели и людей, оторванных от каких бы то ни было корней, не гнушающихся ничем; тех, для кого деньги дороже всяких привязанностей, а личный успех - превыше любви и преданности».

Полицейский инспектор Томас Бирнс, написавший книгу «Профессиональные преступники Америки» (1886), считает, что подавляющее большинство правонарушителей не принадлежит к так называемым иммигрантам-нацменьшинствам, они - УАСП.

И тем не менее американский эпос стереотипизировал именно иммигранта в качестве гангстера.

Как пишет Д. Бурстин, «преобладание итальянцев в анналах организованной преступности в первой половине XX века скорее характеризует не самих итальянских иммигрантов, а те условия, в которых они оказались. Это была последняя значительная группа иммигрантов, достигших американских берегов». Так уж оказалось, что все приемлемые и доступные пути к успеху были заняты приехавшими до них потомками переселенцев, указывает Д. Белл в своем исследовании «Преступление как американский образ жизни».

Большинство вновь прибывших иммигрантов были крестьянами, то есть людьми, трудно вписывающимися в условия городской жизни. На социальной лестнице они заняли практически самую низкую ступеньку подвергаясь повсеместной дискриминации.

Цитируя Джейкоба Ринсэ, Бурстин пишет, что даже в 1960 году, когда итальянцы составляли 1/6 часть католиков Америки, среди них не было ни одного епископа или архиепископа. Эти места были заняты ирландцами, прибывшими в США за полвека до итальянцев.

Капоне как-то заметил: «Я не раз пытался заняться законным бизнесом, но мне не позволяли этого».

Вместе с тем было бы неверно исключать тот факт, что вместе с приезжими итальянцами в США могли проникнуть и представители сицилианской террористической организации - мафии.

Итак, не прошло и десятка лет, как в американском фольклоре герою фронтира пришлось потесниться, дабы уступить часть места на постаменте славы гангстеру. Немалую роль в этом сыграл Голливуд (один из основных мифотворцев «американской мечты»), потратив на это не один десяток километров пленки.

Но мифотворчество - мифотворчеством, а факты - фактами. Убийца как герой или антигерой - явление, отражающее реальную действительность Америки XX столетия.

Бывший министр юстиции США в администрации президента Джонсона Рамсей Кларк пишет: «Начиная с 1900 года в США при помощи огнестрельного оружия было убито 800 тысяч человек. Каждый год у нас убивают свыше 20 тысяч человек и более чем 200 тысяч получают огнестрель.г ные телесные повреждения или увечья. В этом столетии общее число погибших в результате перестрелок между гражданами превышает потери американцев во всех войнах, которые они вели, начиная с революции и кончая Вьетнамом».

Причины этого становятся понятными, когда мы узнаем, что огнестрельное оружие в США доступно всем: психопатам, преступникам, наркоманам, алкоголикам, детям - всем.

Как показывает Кларк, оружие в стране имеется более чем у 40 миллионов человек. Да, действительно, владение оружием - это часть американской истории, ее традиции. В ранний период истории, да и в XX веке, оружие отождествлялось для американца с безопасностью его самого, его семьи. В нем была своего рода гарантия независимости. Когда отец дарил сыну оружие, он тем самым как бы признавал его мужскую зрелость - в этом акте была своего рода символика.

Пытаясь объяснить ситуацию поистине опасную, Р. Кларк пишет, что «история и обычаи оказывают на человеческое поведение более сильное влияние, чем разум и недавно приобретенный опыт. Обычаи достаточно медленно адаптируются к новым условиям. Общество не спешит убедиться в том, что происшедшие перемены делают бессмысленными и даже опасными старые стандарты поведения, на протяжении длительного времени считавшиеся необходимыми, чтобы выжить. Когда-то огнестрельное оружие было добытчиком, защитником и стражем свободы. Сегодня с его помощью убивают».

Как бы подтверждая эту мысль в другом месте, Кларк пишет: «Мы уже не пионеры, рискующие жизнью для покорения девственной природы и уповающие в поисках пищи и защиты на свои ружья». В этом контексте становится понятным утверждение Д. Белла о том, что «человек с пистолетом - эталон американского героя».

Но вот с приходом новой администрации, администрации Франклина Рузвельта, с «сухим законом» было покончено. Значило ли это смерть организованной преступности? Нет. Подобно хорошо поставленному индустриальному предприятию, которое без труда переходит с мирных рельсов на военные и наоборот, синдикат преступного мира США, оставив бутлегерство, перешел на новые формы заработков.

После депрессии, словно после реанимации, ожила в массовой культуре героика «человека, сделавшего самого себя». Небывалую популярность завоевали в ту пору книжечки комиксов Гарольда Грэя «Маленькая сиротка Энни».

Энни - из тех, кого, как говорит бакалейщик, тоже действующее лицо комиксов Грэя, тяжелая работа не испугает, «она из тех, кого депрессия не сломит».

«Сможешь, если захочешь»,- менторствовала героиня. «Бесплатно - ха-ха! Бесплатно ничего не бывает! Кто-нибудь за это всегда платит!» - морализировала она в адрес тех, кто вынужден был в голодную годину довольствоваться подачкой Армии спасения, предлагающей рванье вместо одежды и бесплатную тарелку похлебки.

Лживый оптимизм буржуазной пропаганды сквозил со страниц комиксов Грэя, пытавшегося насадить или, вернее, приспособить этику «американской мечты» к конформистским целям. Покровитель сиротки Энни Папаша Уорбакс, чье имя в переводе обозначает «деньги, сделанные на войне», потерял 210 миллионов долларов во время депрессии, но не пал от этого духом. Меньше стало хлопот.

Совершенно очевидно, что, показывая Энни в сочетании с Папашей Уорбаксом, Грэй предложил Америке своеобразный социальный срез страны, как он ее видел: безжалостный богач Уорбакс, на чьей спине держится экономика страны, и бережливая сиротка, использующая миллионера в корыстных целях. Без этих двух героев, как утверждала массовая культура, Америка не могла бы существовать.

В 1938 году массовая культура США породила нового героя, Америка увлеклась человеком с раздвоенной личностью. Малоизвестный в повседневной жизни, скромный и более чем застенчивый, усердный, трудолюбивый, законопослушный и неуверенный в себе настолько, что даже его девушка Лоиза Лейн грозилась бросить его, Кларк Кент сошел со страниц комиксов, чтобы стать одним из расхожих стереотипов «американской мечты».

И вместе с тем этот незаметный человек обладал качествами, как бы синтезировавшими в себе те положительные черты, которыми были наделены все его предшественники - герои американского фольклора, легенд, реальные и придуманные персонажи. Кларк Кент был суперменом, сверхчеловеком.

Родился он на планете Криптон, в ту страшную пору, когда она погибала от извержений. Там он потерял своих родителей. На смертном одре отец супермена предупредил его, что на планете Земля, куда мальчика отправляли, немало злых сил, они приносят непоправимые беды невинным людям.

Последним обращением отца к будущему герою была просьба посвятить себя борьбе с этими силами. Так случилось, что и земные родители, усыновившие Кларка Кента - супермена, тоже погибли. И тогда всю свою могучую силу и умение творить чудеса, всю невероятную энергию Кент отдает делу добра.

Супермен был олицетворением героя-одиночки. Как удобный инструмент пропаганды и насаждения идей американизма он удовлетворял все текущие нужды буржуазной идеологии. Рядовой «джи-ай», изображаемый буржуазной 4 прессой, также представал перед читателем суперменом. На призывных пунктах висели плакаты, изображавшие матроса, морского пехотинца и солдата рядом с сексапильной девицей, которая говорила им: «Вы - мои супермены!»

Так скромные прагматические мечты алджеровского героя были доведены до фантастических размеров. Миф гласил, что суперменом может стать каждый. Нужно только захотеть, как говорила сиротка Энни. Терпи, Кларк Кент, увещевала его пропаганда, ты ведь на самом-то деле супермен.

В период второй мировой войны, когда США вместе с союзниками сражались против немецкого фашизма и японского милитаризма, супермен отражал чаяния демократической Америки.

В послефултоновский период с приходом маккартизма и изменением политического климата в стране супермен стал выражать идеи наиболее реакционных кругов. Но окончилась война, в которой объединенные силы СССР, США, Англии и других стран мира разгромили фашизм и японский милитаризм, и домой вернулся тот самый Джон Дик или Гарри, который был настоящим героем, который верил в то, что, уничтожая фашизм и милитаризм за океаном, он боролся со злом и дома. Он думал, что страна ему будет за это благодарна.

Но на деле все было не так. У карикатуриста Молдина было два героя - Вилли и Джо,- творившие реальные подвиги на фронте. В 1946 году они с трудом находят работу на бензоколонке. Они поражены, как быстро страна забыла тяготы войны и кинулась в погоню за сомнительными ценностями мирной жизни.

Жена Вилли встречает национального героя жалобами на то, что тот, пока воевал там в Европе, не мог найти свободное от войны время, чтобы достать в Париже или Риме пару чулок.

На другой известной карикатуре Молдина весьма красноречиво была изображена мраморная статуя Неизвестного солдата: солдат лежит скрючившись на скамейке в парке. А вот еще карикатура: на той же скамейке в парке лежит солдат, накрытый лозунгом «Добро пожаловать домой, герой!». Лежащий рядом с ним, на другой скамейке, солдат говорит ему: «Тебе еще повезло. Твой лозунг - на материале. А мой - из бумаги, давно порвался!»

Или та же пара в госпитале спрашивает посетителя: «Как там дела на улице, ребята? Мы еще военные герои или уже головная боль для налогоплательщика?!»

Такова была, с точки зрения талантливого художника, участь подлинного американского героя. Однако карикатуры Молдина в защиту свободы слова, против «охоты за ведьмами» некоторые газеты отказывались публиковать. Популяризировали супермена, чьи подвиги «все больше способствовали насаждению той паранойи, которая охватывала страну... И не понадобилось много времени, чтобы вымышленного Супермена заменил демагог из Конгресса» - заметил Л. Ченовет.

В послевоенное время американцы стремились уйти от социальных проблем, заслониться от них мелочами повседневной жизни. Государство это более чем устраивало. Безликая, духовно серая атмосфера, пожалуй, ярче всего была выражена оценкой, которую дал сенатор Хьюберт Хэмфри замечательному произведению Эрнеста Хемингуэя «Старик и море»:

«Почему кого-то должен интересовать старик, которому ничего не удалось достигнуть в жизни».

Лозунгом Америки должен стать, по мнению министра обороны страны Уилсона, девиз: «Что хорошо для страны - хорошо для «Дженерал моторе», и наоборот».

Так Америке предложен был новый герой - корпорация и «corporate man» - человек корпорации. Пробуждение от духовно сонных лет администрации президента Эйзенхауэра сопровождалось выдвижением на политическую авансцену человека, которому было суждено стать одним из самых мифологизированных героев США,- Джона Кеннеди.

Герой войны, в 29 лет член палаты представителей, в 35 лет сенатор и в 43 - президент США. В упоении Америка с готовностью приписывала ему все: самый молодой президент США (на самом деле самым молодым был Теодор Рузвельт - он стал президентом в 42 года), самый красноречивый.

Его обращение к нации - «не спрашивайте, что страна может сделать для вас, спросите, что вы можете сделать для страны» - стало символом времени. Америка так сильно хотела обновления, что забыла о том, что с этими же словами к сенату, правда римскому, обратился Цицерон в 63 году до нашей эры. Так родился новый супермен - интеллектуальный.

В 1960 году Норман Мейлер пишет статью, посвященную Кеннеди, выдвинувшему свою кандидатуру на пост президента страны. Статья называлась «Супермен приходит в супермаркет». Не веривший никому Мейлер поверил имиджу Кеннеди, решив, что он и есть супермен, который спасет США. В эти годы Норман Мейлер еще верил в героизм. Более того, он считал, что Америка - страна, где продолжают жить героические идеалы эпохи Возрождения. «Америка,- писал он в «Президентских докладах»,- страна, в которой с настоятельной страстностью утверждался динамичный миф Ренессанса о том, что каждый человек потенциально экстраординарен.

А проще говоря, Америка была краем, в котором верили в Хемингуэя, Джорджа Вашингтона, Билли Кнда, Линкольна, Джефферсона, Марка Твена, Джека Лондона. Это была страна, в которой один герой, обгоняя другого, стремился расширить границы страны.

И когда Запад был наконец заселен, это движение обратилось вовнутрь, став частью воспаленной, перевозбужденной, перенакаленной жизни мечты. И когда киностудии зажгли свои прожекторы, фронтир уже завершил свою жизнь, а романтические возможности покорения новых земель превратились в вертикальный миф, порожденный человеческим воображением, о возможностях нового типа героической жизни».

Кеннеди был для Мейлера олицетворением, символом этой «жизни мечты». Но вскоре наступает отрезвление. После фиаско на Плайя-Хирон он обращается с открытым письмом к Кеннеди, в котором говорит: «От избранного Вами для будущего истории плана дурно пахнет... Вы виртуозны в делах, связанных с управлением страной, но Вам никогда не понять революционной страсти, которая охватывает тех, кто беден. Жадность богатых уже искалечила их юность. Не поняв этого, Вы никогда не поймете, как быть с Кастро и Кубой».

Из книги Т. Г. Голенпольского и В. П. Шестакова „«Американская мечта» и американская действительность”.

Предыдущая часть здесь.