Окололитературные апокрифы - 56
Рассказы о Луначарском
(продолжение)
Однажды к доктору Чехову записался на прием Писатель Булгаков. Чехов не удивился, поскольку многие в то время нуждались в лечении. Доктора тоже.
Но оказалось, что писатель Булгаков обратился к Чехову как к большому специалисту в области психиатрии за консультацией. Ему хотелось, как можно правдоподобнее, описать заболевание своего героя Ивана Бездомного. В результате Булгаков изложил доктору Чехову замысел романа о нечистой силе, и кое-что ему даже зачитал.
Внимательно выслушав Писателя Булгакова, Доктор Чехов посоветовал Писателю Булгакову избегать таких опасных для психики тем, а доктору Булгакову посоветовал не злоупотреблять морфием.
……………………………………………………………………………………………………..
Однажды Писатель Булгаков обратился к Доктору Чехову с просьбой показать ему кого-нибудь из своих пациентов с симптомами заболевания Ивана Бездомного.
Чехов, не долго думая, повел Писателя Булгакова по коридору Кремлевской больницы и дал заглянуть ему в глазок палаты №6. Там, по номеру-люксу с цветным телевизором и холодильником расхаживал взад-вперед в шелковом халате и парчовых домашних туфлях академик Луначарский и диктовал воображаемой стенографистке очередной акт своей трагической мистерии-фантазии.
………………………………………………………………………………….
Однажды Луначарский, глядя на Каштанку, сказал Чехову, что ему больше нравятся черные пудели. Чехов ответил, что вскоре к нему поступит новый пациент, тоже писатель, который весьма интересуется черными пуделями.
«Интересно, Гёте или Гоголь?» - подумал Луначарский.
«Хорошо бы поместить их в одну палату, - подумал доктор Чехов. - Будут друг друга “лечить”».
……………………………………………………………………………………………….
Анатолий Васильевич Луначарский мог говорить и говорил часами. Когда с вдохновением, когда без него, но всегда часами.
Однажды он читал без вдохновения лекцию на тему «Есть ли Бог?». Через три часа ему задали вопрос: «А бесы есть?»
Тут-то Анатолий Васильевич Луначарский как вдохновится!
Едва уняли.
…………………………………………………………………………………………………
Анатолий Васильевич Луначарский всегда стремился превзойти и затемнить классиков мировой литературы. Напишет Сервантес «Дон Кихота», Анатолий Васильевич ему в ответ своего «Дон Кихота», вымучит из себя Гёте «Фауста», Луначарский ему своего, выдавит из себя Максим Горький «Девушку и смерть», а у Луначарского уже - пожалте бриться! - своя «Девушка и смерть», почище горьковской, босяцкой. Так он к концу жизни всю мировую классику и переписал.
Остался один Луначарский, которого бы Анатолий Васильевич Луначарский не превзошел и не затемнил. Так он и помер, не превзойдя самого себя.
Ильич, внимательнейшим образом следивший за творчеством товарища Анатолия Васильевича в Горках, говаривал по этому поводу, что Луначарский «вплотную подошел к диалектическому материализму и остановился перед историческим».
…………………………………………………………………………………………………
Анатолий Васильевич Луначарский был несгибаемым большевиком, хотя и вихлялся порой в разные стороны на идейной почве: то в богоискательство ударится, то в богостроительство. Правда, было это тогда, когда он у Горького на Капри столовался и торчал безвылазно. Старика тоже в богостроительство порой заносило, когда над ним его жена висела и приживалов в дом зазывала.
Узнав однажды про идейные вихляния товарищей Горького и Луначарского, Владимир Ильич Ленин рассвирепел и назвал их «заигрывания с Боженькой» труположеством и «видом духовной сивухи».
Горький с Луначарским обиделись и стали тогда богоборствовать. Отошлет, бывало, Горький свою гражданскую жену в Симплонский тоннель за продуктами, вызвонит девочек вместе с парой ящиков кьянти, и начинают они с Луначарским богоборствовать, да так, что чертям тошно становилось.
А став наркомом просвещения на шестой части суши, Луначарский пуще прежнего богоборствовать принялся.
Товарища Сталин по этому поводу шутил: «Никак, наш товарищ Анатолий Васильевич опять в антирелигиозную пропаганду с головой ушел? Надо бы ему товарища Емельяна Ярославского на подмогу выслать».
……………………………………………………………………………………………………...
Наркоминдел Чичерин и наркомпрос Луначарский часто лежали в соседних палатах Кремлевской больницы.
Однажды они столкнулись в очереди на укол и заспорили, кто из них более матери-истории ценен. Не напрямую, конечно, а экивоками.
Чичерин любил наигрывать Моцарта на фортепьянах и написал о нем книжку. Луначарский тоже уважал Моцарта, хотя на фортепьянах не играл, зато написал пьесу «Яд» про злодеев-отравителей.
Чичерин полагал, что у него вкус тоньше, поскольку «греческий», а Луначарский был натуралом, а перепить друг друга им никогда не удавалось.
Зато Луначарский поступил в РСДРП, еще в гимназии, а Чичерин - после революции, придя на все готовенькое.
«Моцарт и Сальери», - говорил о товарищах Чичерине и Луначарском товарищ Сталин, не уточняя, кого он имел в виду под «Моцартом».
После уколов они продолжили выяснение отношений в палате у Луначарского, а ночью их обоих свезли в бокс с тяжелым отравлением. И обоих еле откачали.
После этого по Москве поползли слухи один темнее другого. Одни говорили, что Чичерин хотел потравить Луначарского. Им возражали: Луначарский хотел травануть Чичерина. А подлец Радек утверждал, что к ним в палату ввалился лечившийся от алкоголизма Алексей Иванович Рыков, и после того, как ему не стали наливать, подсыпал обоим наркомам виагры.
Каштанка же считала, что оба они Сальери и в подметки не годятся.
……………………………………………………………………………………………………...
Однажды тов. Молотов спросил товарища Сталина, правда ли, что Луначарский отравил Чичерина, тот пыхнул трубкой и ответил: «Он слишком был смешон для ремесла такого».
В итоге все подозрения с тов. Луначарского были сняты.
Тогда тов. Молотов спросил товарища Сталина: «А мог ли Чичерин отравить тов. Луначарского?»
Товарищ Сталин внимательно посмотрел на тов. Молотова и спросил: «Ты для него чего-то сочинил? Чичерин был тебе приятель?»
Больше тов. Молотов товарищу Сталину вопросов на эту тему не задавал.