Накануне (продолжение)
В комментах к прошлому посту многие (визуалы) хвалили вкусную картинку с пальмами и апельсинами. Пользуюсь случаем 1) заявить, что картинка не моя, а просто найденная в сети 2) добавить сюда парную, тоже не мою.
А я продолжаю свою историю.
Тот же вышеупомянутый Женя привел меня на частные курсы иврита, происходившие в квартире его друзей где-то на Киевской ветке. Учителем иврита был друг Жени Антон Носик. Да-да, тот самый. А язык мы учили по Шломо Арци, разбирали песни (как я люблю). «Тиркод, hи амра ли, тиркод...» - ах, сколько шарма харизматическая хрипотца Шломо добавляла к воображаемой прелести моей маленькой теплой родины! Ну и вообще на занятиях скучать не приходилось.
Помимо этих частных уроков, был еще «общественный» ульпан от Сохнута. Система изучения языка с погружением вошла в моду в Союзе всего пару лет назад, а здесь она уже процветала со страшной силой - наши молоденькие учительницы по-русски не знали ни слова. По поводу эффективности этой методики сомневаюсь до сих пор. Имя нашей девочки-преподавательницы - Сигаль - сильно меня удивило. Я-то была уверена, что только фамилия такая бывает. Кстати, теперь проверила: фамилия и женское имя имеют совершенно разное происхождение.
В довершение ко всем аргументам на тему «надо ехать» меня угораздило влюбиться - совершенно по-дурацки и безнадежно. До сих не понимаю, осознавал ли объект моего чувства, какую роль сыграл в моей жизни. Наверное, он считал меня очень-очень хорошим, славным и близким другом - а я страдала, худела, ночами не спала - по ночам мы с товарищем (как родственные души) часами говорили по телефону. В общем, с этой точки зрения тоже надо было ехать - и незамедлительно: пусть товарищ прочувствует сполна, как ему меня не хватает.
Нашу большую алию прозвали «колбасной» - якобы мы ехали за колбасой. От голода, от необходимости простаивать длинные очереди за основными продуктами. Что я сейчас пытаюсь вспомнить: когда же реально начались эти «лихие девяностые» - уже при мне в 90-м, или все-таки позже, после моего отъезда. В Москве с продуктами всегда было намного лучше, чем в провинции, да и папа мой получал ветеранские продуктовые заказы. Помню пустые полки, заставленные трехлитровыми банками с березовым соком, и очереди, конечно, помню - за туалетной бумагой, за шмотками, за мясом... а за хлебом все-таки нет. И талонов на питание в мое время еще не придумали. Так что, по большому счету, я ехала не совсем за колбасой - скорее, за новой жизнью. Ну и занавес этот железный - кто знает, надолго ли его приподняли?
Сами же олимы (репатрианты) любят жаловаться на Сохнут, что охмурял де народ, рассказывал о стране обетованной сказки, не имеющие общего с суровой реальностью. Ну вот лично меня Сохнут напрямую не охмурял - а все как-то опосредованно. Но факт: в воображении рисовалась страна, текущая молоком и медом, и в ней море, пальмы, апельсины на улицах подбирай-не-хочу, и - вот оно главное-то! - к каждому ребенку-олиму приставляют по местному школьнику для шефской помощи, а каждая одинокая девушка легко находит себе если не мужа - то как минимум любовь.
Что еще я знала об Израиле? Фильм «Операция Энтеббе». Роман «Экзодус». Израильская военщина, они же агрессоры - весьма симпатичные и совсем не агрессоры при ближайшем рассмотрении. Шломо Арци и пластинка «Анахну ло нафсик лашир». Это потом уже стали приходить письма от друзей, от родных - и начала складываться какая-то более реальная картина. Хотя и в этой картине вездесущие апельсины занимали символически центральное место. И освещали мое будущее на маленькой теплой родине дружески ровным и ярким оранжевым светом.
За год-два до моего отъезда в Москве уже и выставки израильские появились. Друзья вспомнили в комментах к прошлому посту, что на выставках этих показывали фильмы про Израиль - типа того, что про моего брата. А мне на выставке запомнилось что? Буржуйские полиэтиленовые пакеты, мы еще к ним не привыкли тогда. И вот еду я однажды с таким красивым разноцветным в метро, а напротив двое мужиков, восточного весьма вида. И на меня посматривают, то есть на пакет. Что, спрашивают на английском, пакетик-то израильский? - Ну да, - отвечаю. - А мы как раз оттуда! - Да, что, как? Оказалось, израильские арабы, живут где-то на севере страны, работают на заводе, арабы и евреи вместе… и такую картину дружбы народов нарисовал мой собеседник, что я прям прослезилась. И телефончик дал на тот случай, если я доеду до Израиля. Телефончик вчера нашла в старой записной книжке: 2-4927 Абиби.
И вот 17 января начинается война в Персидском Заливе, Саддам швыряет на Израиль скады - а нам ехать через две недели. Что делать? Шурик говорит: ничего, нестрашно, до Реховота не долетают. Ну и чего уж там сидеть на заборе? Советского гражданства у нас уже нет (его отбирали без вопросов за 700 рублей с человека), работы тоже, вещи проданы или розданы, и только $100 на человека в кармане (это вся валюта, которую разрешали с собой вывезти). Решили не откладывать.
Мне раньше казалось, что я хорошо помню свою отвальную. Когда я написала про нее в 2008 году в ЖЖ, мы только в деталях разошлись с некоторыми участниками. Да, Мирзаян и Бережков были у меня, и я этим страшно гордилась. А тут разбирала старые письма и нашла какое-то совершенно удивительное (от Леши Б.): «От Бережка и особенно его жены Люси тебе большой привет. Они тебя очень помнят, а она мне рассказала, как тебя провожали, и как твой отец вышел к ним весь в орденах, и все ахнули; как Мишка Леонтьев всех потешал, а отец твой ходил между вас весь белый...». Хм. «Мишку Леонтьева» (который до сих пор некоторых потешает) на своей отвальной категорически не помню, хотя теоретически он мог там появиться (в качестве ближайшего друга бывшего мужа Миши). Голову даю на отсечение - тогда он был нормальный, в доску свой, еврейский мальчик... И кто бы мог вообще себе представить, во что этот мальчик превратится через 15-20 лет?
Мы уезжали 31-го января: поездом до Чопа, там пересадка в Будапешт и оттуда уже самолетом Эль-Аля в Тель-Авив. Подруга Маринка запомнила - длинный коридор в нашей квартире, заставленный чемоданами, сумками и прочим барахлом. И кто-то из подружек заметил: «как на дачу уезжаем». Мой французский приятель Дидье отвез нас на машине на Киевский вокзал. Был страшный мороз, и тем трогательнее было увидеть всех моих дорогих друзей, пришедших нас проводить. Больше ничего про тот день не помню, а зато al_silonov рассказывал, что на морозном стекле вагонного окна я нацарапала «Je vous aime». Охотно верю: выпендриться напоследок - святое дело. Да еще и по-французски.
В этот день закончилась моя старая жизнь и началась новая.
А я продолжаю свою историю.
Тот же вышеупомянутый Женя привел меня на частные курсы иврита, происходившие в квартире его друзей где-то на Киевской ветке. Учителем иврита был друг Жени Антон Носик. Да-да, тот самый. А язык мы учили по Шломо Арци, разбирали песни (как я люблю). «Тиркод, hи амра ли, тиркод...» - ах, сколько шарма харизматическая хрипотца Шломо добавляла к воображаемой прелести моей маленькой теплой родины! Ну и вообще на занятиях скучать не приходилось.
Помимо этих частных уроков, был еще «общественный» ульпан от Сохнута. Система изучения языка с погружением вошла в моду в Союзе всего пару лет назад, а здесь она уже процветала со страшной силой - наши молоденькие учительницы по-русски не знали ни слова. По поводу эффективности этой методики сомневаюсь до сих пор. Имя нашей девочки-преподавательницы - Сигаль - сильно меня удивило. Я-то была уверена, что только фамилия такая бывает. Кстати, теперь проверила: фамилия и женское имя имеют совершенно разное происхождение.
В довершение ко всем аргументам на тему «надо ехать» меня угораздило влюбиться - совершенно по-дурацки и безнадежно. До сих не понимаю, осознавал ли объект моего чувства, какую роль сыграл в моей жизни. Наверное, он считал меня очень-очень хорошим, славным и близким другом - а я страдала, худела, ночами не спала - по ночам мы с товарищем (как родственные души) часами говорили по телефону. В общем, с этой точки зрения тоже надо было ехать - и незамедлительно: пусть товарищ прочувствует сполна, как ему меня не хватает.
Нашу большую алию прозвали «колбасной» - якобы мы ехали за колбасой. От голода, от необходимости простаивать длинные очереди за основными продуктами. Что я сейчас пытаюсь вспомнить: когда же реально начались эти «лихие девяностые» - уже при мне в 90-м, или все-таки позже, после моего отъезда. В Москве с продуктами всегда было намного лучше, чем в провинции, да и папа мой получал ветеранские продуктовые заказы. Помню пустые полки, заставленные трехлитровыми банками с березовым соком, и очереди, конечно, помню - за туалетной бумагой, за шмотками, за мясом... а за хлебом все-таки нет. И талонов на питание в мое время еще не придумали. Так что, по большому счету, я ехала не совсем за колбасой - скорее, за новой жизнью. Ну и занавес этот железный - кто знает, надолго ли его приподняли?
Сами же олимы (репатрианты) любят жаловаться на Сохнут, что охмурял де народ, рассказывал о стране обетованной сказки, не имеющие общего с суровой реальностью. Ну вот лично меня Сохнут напрямую не охмурял - а все как-то опосредованно. Но факт: в воображении рисовалась страна, текущая молоком и медом, и в ней море, пальмы, апельсины на улицах подбирай-не-хочу, и - вот оно главное-то! - к каждому ребенку-олиму приставляют по местному школьнику для шефской помощи, а каждая одинокая девушка легко находит себе если не мужа - то как минимум любовь.
Что еще я знала об Израиле? Фильм «Операция Энтеббе». Роман «Экзодус». Израильская военщина, они же агрессоры - весьма симпатичные и совсем не агрессоры при ближайшем рассмотрении. Шломо Арци и пластинка «Анахну ло нафсик лашир». Это потом уже стали приходить письма от друзей, от родных - и начала складываться какая-то более реальная картина. Хотя и в этой картине вездесущие апельсины занимали символически центральное место. И освещали мое будущее на маленькой теплой родине дружески ровным и ярким оранжевым светом.
За год-два до моего отъезда в Москве уже и выставки израильские появились. Друзья вспомнили в комментах к прошлому посту, что на выставках этих показывали фильмы про Израиль - типа того, что про моего брата. А мне на выставке запомнилось что? Буржуйские полиэтиленовые пакеты, мы еще к ним не привыкли тогда. И вот еду я однажды с таким красивым разноцветным в метро, а напротив двое мужиков, восточного весьма вида. И на меня посматривают, то есть на пакет. Что, спрашивают на английском, пакетик-то израильский? - Ну да, - отвечаю. - А мы как раз оттуда! - Да, что, как? Оказалось, израильские арабы, живут где-то на севере страны, работают на заводе, арабы и евреи вместе… и такую картину дружбы народов нарисовал мой собеседник, что я прям прослезилась. И телефончик дал на тот случай, если я доеду до Израиля. Телефончик вчера нашла в старой записной книжке: 2-4927 Абиби.
И вот 17 января начинается война в Персидском Заливе, Саддам швыряет на Израиль скады - а нам ехать через две недели. Что делать? Шурик говорит: ничего, нестрашно, до Реховота не долетают. Ну и чего уж там сидеть на заборе? Советского гражданства у нас уже нет (его отбирали без вопросов за 700 рублей с человека), работы тоже, вещи проданы или розданы, и только $100 на человека в кармане (это вся валюта, которую разрешали с собой вывезти). Решили не откладывать.
Мне раньше казалось, что я хорошо помню свою отвальную. Когда я написала про нее в 2008 году в ЖЖ, мы только в деталях разошлись с некоторыми участниками. Да, Мирзаян и Бережков были у меня, и я этим страшно гордилась. А тут разбирала старые письма и нашла какое-то совершенно удивительное (от Леши Б.): «От Бережка и особенно его жены Люси тебе большой привет. Они тебя очень помнят, а она мне рассказала, как тебя провожали, и как твой отец вышел к ним весь в орденах, и все ахнули; как Мишка Леонтьев всех потешал, а отец твой ходил между вас весь белый...». Хм. «Мишку Леонтьева» (который до сих пор некоторых потешает) на своей отвальной категорически не помню, хотя теоретически он мог там появиться (в качестве ближайшего друга бывшего мужа Миши). Голову даю на отсечение - тогда он был нормальный, в доску свой, еврейский мальчик... И кто бы мог вообще себе представить, во что этот мальчик превратится через 15-20 лет?
Мы уезжали 31-го января: поездом до Чопа, там пересадка в Будапешт и оттуда уже самолетом Эль-Аля в Тель-Авив. Подруга Маринка запомнила - длинный коридор в нашей квартире, заставленный чемоданами, сумками и прочим барахлом. И кто-то из подружек заметил: «как на дачу уезжаем». Мой французский приятель Дидье отвез нас на машине на Киевский вокзал. Был страшный мороз, и тем трогательнее было увидеть всех моих дорогих друзей, пришедших нас проводить. Больше ничего про тот день не помню, а зато al_silonov рассказывал, что на морозном стекле вагонного окна я нацарапала «Je vous aime». Охотно верю: выпендриться напоследок - святое дело. Да еще и по-французски.
В этот день закончилась моя старая жизнь и началась новая.