Начало:
1,
2 Прошлый пост был лирическим отступлением в честь советско-французских пластинок, и после него я хотела вернуться к истории своей любви к французской песне. Однако тем временем, случайно и неслучайно, наткнулась на роскошную коллекцию французско-советских пластинок, отчасти дополняющую мою. Тому посту я сделала апдейт, а здесь тоже скажу коротенько.
Полчаса в Париже - Поют французские шансонье. Доисторическая пластинка 1960-го года, меня в комментах о ней спросили - я ее, естественно, не застала и не знала о ней. А интересно ж невероятно послушать документ эпохи, как лучшие друзья Ив Монтан и Франсис Лемарк передают по радио привет Никите Богословскому. А тот по ходу своей программы («поезд ту-ту») комментирует, что вот мол, голубчики мои, наверняка вы загрустили от предыдущей песни, зато сейчас мы послушаем веселую песенку братьев Жак про контролера. Ага,
«Le poinçonneur des Lilas», вы правильно догадались!
***
01. Дорожный билет (One Way Ticket) - оркестр
02. Франсис Лемарк - Красная роза (ой, нашлась родимая! Как раз ей в детстве и заслушивалась, но с другой пластинки)
03. Даниэль Дарье - Над Москвой-рекой
04. Жоселин Жосье - В добрый путь
05. Братья Жак (вокальный квартет) - Песенка контролера
06. Виолетт Ренуар - Что за секрет спрятан в глубине твоих глаз
07. Шарль Азнавур
08. Эдит Пиаф
09. Ив Монтан - Когда поет далекий друг
10. Франсис Лемарк - Подмосковные вечера
11. Дорожный билет (One Way Ticket) - оркестр
***
Альбом: Полчаса в Париже - Поют французские шансонье
Автор обозрения и ведущий Никита Богословский
Издатель: Аккорд Д-8687
Год: 1960
Жанр: Chanson
Формат файла: ape tracks - scans - rar 101 mb.
Битрейт: 320 kb/s
Скачать здесьТам еще много всяких сборных солянок неожиданных сочетаний и очень старых пластинок. Мне лень выуживать по одной старые песенки,
а более серьезные коллекционеры наверняка порадуются.
Даже польский курс обучения французскому нашелся там же,
проапдейтила первый пост.
А я, пожалуй, вернусь к своей личной истории. Которая в этой части действительно вышла сильно личная: больше не про песню, а про изучение языка и про людей. Слабые попытки урвать кусочек сыра времени у мышеловки прошлого, отвоевать у дуры-памяти хоть немного территории. По всему по этому вряд ли эта часть будет интересна широкой публике, разве что про Рено.
Курсы
В результате самостоятельных занятий я довольно свободно читала и понимала французскую речь. Точнее, не речь, а стихи и песни, речь-то живую откуда было взять? Ну и говорить я, естественно, не могла - так, через пень-колоду. А были тогда такие курсы при Мосгороно, рассчитанные на 2 года (4 семестра), качество их в целом было вовсе неплохое. И я решила пойти на них поучиться, причем, чтоб не скучать лишнего, поступить сразу на четвертый семестр. Таких курсов было с дюжину по всей Москве, они располагались в помещениях средних школ, так что заодно и детство можно было вспомнить. Наши были на метро Спортивная, потом переехали на Курскую. Программа была единая, но учителя разные, и от учителя зависело очень многое.
Мне с училкой просто невероятно повезло. Наша Ю.М. была большая умница и красавица, и язык знала прекрасно, и любила свою работу, и спектакли с нами ставила, и книжки для внеклассного чтения находила замечательные, Вот недавно фильм вышел
«Маленький Николя», (про Саркози) а мы про этого Николя еще тогда с Ю.М. читали. Я даже теперь не могу вспомнить, откуда для всех нашлись книжки (они ж не издавались в издательстве «Радуга»-«Прогресс»), неужели Ю.М. купила на всю группу? Короче, про книжки не помню, но Бульон с глазами оказался совершенно незабываем.
Со мной в группе учились Митя Гордин и Поль Эрлих, с которыми я в первую очередь задружилась и сидела за одной партой то с одним, то с другим. Поль, разумеется, был Пашей, но чисто номинально, так только Ю.М. его называла. Поль был помешан на французском, как многие из нас, и язык ну очень хорошо ему давался - так что кликуха французская прилипла к нему как родная.
Я на этих курсах была первопроходцем, а потом с моей подачи на них поучились все мои подружки: Лилечка, и Олечка, и Кира, и Юлико. Люди заканчивали курсы, но общение с Ю.М. не прекращали, и выпуски перемешались друг с другом. Вот Юлико рассказывает, а я вспоминаю потихоньку (скрип-скрип колесики), что на курсах ставили спектакль «Лекарь поневоле», и что Поль блистал в главной роли, и мы с этим спектаклем ездили на гастроли во французскую школу. И что мы с Юлико почему-то при этом спектакле пели «Le renard avait un fils...» Ой, мама, правда что ль? ... хотелось бы посмотреть на это безобразие...
Друзья не только поставлялись мною на курсы, но и приобретались на них. В частности, я по гроб благодарна Ю.М. за то, что познакомила меня с одной из лучших моих подруг, нежно любимой Иркой Борисовой, ныне Леруж и иногда
dejapris. Жаль, что она не пишет ничего в ЖЖ из своей Франции - иногда просто хочется взять и перекопировать сюда половину из ее писем. Ирка училась на семестр раньше меня, а на семестр позже, с давними моими подружками, учились два друга Сережи: Тарутин и Шестаков. У Шестакова был роман с Лилечкой, а у Тарутина - с Юлико. А летом Шестаков всех позвал в Лаванду, где он работал пионервожатым. Вернее, позвал Лилечку, но приехали все.
Поль вошел в анналы нашей общей истории бессмертной фразой «импрессионистов надо смотреть издалека». Однажды мы с Полем и Лилечкой пошли вместе в Пушкинский музей на выставку. Поль долго, с большим интересом и видимым удовольствием разглядывал картины, а потом оттащил нас с Лилечкой в сторонку и восхищенно сообщил о своем открытии: знаете, мол, что я только что понял? - Импрессионистов надо смотреть издалека! 25 лет ему было тогда, вот в чем прикол.
Юлико и компания
С
juliko_r (которая и есть Юлико) мы познакомились потому, что не могло быть иначе. Начнем с того, что общих друзей у нас было двое, причем совершенно не знакомых между собой. И вот представьте себе, что и Игорь, и Илья рассказывают мне, что есть такая Юля Рац, которая безумно любит французский и нас непременно надо познакомить, а Юле - что есть такая Наташа Флерова, которая безумно любит французский и вас непременно надо познакомить. А однажды Илья вместо дальнейших разговоров просто не отходя от кассы позвонил мне, и Юлька в сей же час поехала ко мне в гости - и с тех мы уже не расставались надолго. Вот так, дети мои, знакомились по интересам в доЖЖшную эпоху. Практически все мои ранние французские приключения были связаны с Юлькой, а когда я уехала, мы почти все время переписывались, и донесли нашу дружбу до сегодняшнего дня. «Юлико-Наталико» возникло относительно недавно, да как-то так прилипло, будто было всегда.
Во время курсов и после их окончания все из вышеупомянутых лиц дружили друг с другом в разных сочетаниях. Однажды мы с Лилечкой, Олечкой и Юлико стихийно образовали группу под названием «люльки» и на протяжении целого лета ходили по воскресеньям в безумные лесные походы. Иногда к нам присоединялся Поль, удивленно наблюдая за происходящим. Я бы и забыла об этом десять раз, но откопала на чердаке опус о пяти листах про приключения люльков. И очень смеялась - не хуже чем тогда, в реальном времени. На французские же темы мы дружили втроем с Полем и Юлико.
Однажды на курсы Ю.М. приехала настоящая француженка. Только те, кто жил в наше время, способны понять, какими редкими и почетными гостями были эти иностранцы: настоящие, прямо из Парижу, как тот суп в горшочке из «Ревизора». Эта француженка называлась Анн Воланж (ах, какое имя!) и на курсах пела свои песни под гитару. Мы втроем захомутали ценную кадру, водили ее гулять по Москве и общались на настоящем французском, а она подарила нам свою пластинку, одну на троих.
Сегодня
следы Анн Воланж нашлись в блоге ее дочери
Виолен Розье, Chanteuse, actrice, réalisatrice et (!) coach. Судя по ее сайту, дочку тоже манят славянские страны: она выступала (или выступает? на афишах есть дата, но год не указан) от имени «Institut français» в городах Украины.
У меня отыскалось несколько смешных фото, где мы с Юлико и с Полем. Поскольку на фото мы втроем, наверное, Анн Воланж нас и фотографировала, все претензии по кадрировке к ней.
Мне кажется, это где-то в районе улицы Качалова. А мою синтепоновую курточку алую с белым, как и сумачку в пандан, шила Ленка Осипова, мастерица на все руки, в магазине-то такие не продавались.
Рено
Летом 1985 года, во время
XII Всемирного фестиваля молодёжи и студентов, мы с Полем и Юлико ходили на скандальный концерт Рено в Парке Культуры.
Юлико: «На Рено мы просочились через дырку в заборе Зеленого театра. Ты уговаривала мента-контролера: "пустите нас, дяденька, мы знаем все песни Рено наизусть, а ваши зрители с билетами вообще не знают, кто он такой". Но мент не внял. Тогда ты обиделась, повернулась и ушла домой. А мы с Полем нашли дырку в заборе и полезли туда. Увидев это, ты вернулась. Сидели на скамьях вместе с французами. Партийные работники с билетами уходили толпами. Рено был очень раздражен таким приемом, на последующей пресс-конференции он что-то такое говорил, а мы придя за автографом, подсматривали в щелочку. Раздачи автографов поэтому не было.»
О, это была сильно нетривиальная страничка в истории русско-французской дружбы. Зачем французские коммунисты притащили с собой Рено на фестиваль? решили, что если он типа левый, то теперь и в СССР дозволено? А вот я сейчас расскажу, как все было.
Первый концерт в театре эстрады прошел вроде нормально, если не считать выступления звезды нашей Аллы Борисовны. А.Б. сообщила зрителям, что Рено наркоман и хулиган, а на руке у него татуировка, о чем ей поведала жена Рено. По секрету. А в одной из песен, - рассказала А.Б. - Рено говорит, что русские и американцы собираются взорвать нашу планету. Вот пускай он поживет у нас подольше, тогда поймет, кто на самом деле угрожает миру на земле. Ну, Рено-то по-русски ни гу-гу, так что и не понял, наверное, кто угрожает.
И вот на следующем концерте ему таки показали, где раки зимуют. Концерт в парке Горького должен был начаться в 7 часов, а начался в 9, причем о переносе сообщили за час до начала. Никто до последнего дня не знал, как получить на него билеты - их не было ни у людей, работавших с Рено, ни даже у него самого. Эти билеты неожиданно появились в день концерта, причем почти все были распределены по райкомам. Когда мы спрашивали лишний билетик и заодно интересовались, кто поет, народ со стеклянными глазами отвечал «какой-то там французский рок-певец». И вот, когда Рено запел своего «Дезертира» (а это как раз та песня, где про воинственных русских), треть зала поднялась с мест и стройными рядами направилась к выходу. А на случай, если артист чего не заметит, прожекторы заботливо осветили покинутые места. Рено потом
рассказывал, что больше всего на свете ему хотелось уйти со сцены, но пришлось взять себя в руки и допеть до конца. А после концерта он рыдал как ребенок и говорил, что никогда в жизни не приедет в эту проклятую страну. Тут же объявились двое французских репортеров, засняли это на пленку и потом показали на французском ТВ, как Рено ни умолял этого не делать. Кстати, французские журналисты интерпретируют сей комсомольский демарш как протест против анархизма и пацифизма Рено и кажется не рубят, что товарищи обиделись на конкретную песню и конкретную фразу. Впрочем, у товарищей теперь тоже фиг выяснишь, а на сто процентов гарантировать свою версию я не могу.
А в общем, анархизм ли, пацифизм ли - все равно история бредовая. Скоро совсем забудется за давностию лет - а вот пускай не забывается.
Когда обиженный и рассерженный Рено уехал в свой Париж, я написала ему письмо, что мол дорогой наш свет Рено, не надо расстраиваться из-за этих противных комсомольцев, а мы тебя любим, уважаем и так прямо обожаем, что песни знаем наизусть - а это и есть самое главное. Скорее всего плевать Рено хотел на мои утешения, так как на письмо мое не ответил, но кто его знает, может все же прочел его и умилился, утерев рукавом скупую
лубарскую слезу.
Великая французская группа
Мы с Полем и Митей закончили наш 4-й семестр и совсем не хотели расставаться: ни друг с дружкой, ни с французским языком. А у Мити была подруга Лена Грановская, которая тоже хотела заниматься французским, но не имела возможности надолго отлучаться из дома, потому что сидела с маленьким ребенком. В отличие от всех нас остальных, помешанных на французском, сердце Лены было отдано немецкому, вместе со всеми немцами и Германией впридачу - но все же она хотела учить французский. При том, что была филологом и вполне себе неплохо его знала. Короче, интересы совпали - и так возникла великая идея Французской группы у Лены на дому. Юлико рассказывает: После нашего с тобой знакомства ты туманно говорила о каком-то секретном сообществе («тре-тре ферме»), в которое, после испытаний, допустят и меня. Вот там я и увидела Поля и Митю. Поль вел разбор «Чумы», Лена - «Шербургских зонтиков», с тобой читали и разбирали выражения из какого-то романа Колетт. Очень жалею, что пропал текст наших «Шербурских котелков», которые сочиняли мы втроем с Лилькой, и страшно хохотали. Лилька там была по-моему, раза два, была Наташа Лозовская (интересно, где она теперь?) с дочкой Помпонием, вначале был некий Саша, изгнанный за то, что произнес «Союз-Апполон», и Оля Никонова, и Миша Галактионов, но эти - недолго. А Митя читал нам историю Франции - сначала по-русски, но потом под общественным давлением перешел на изложение оной на французском языке.
Конечно, не обходилось без взаимных симпатий (иногда чрезмерных) и неприятий: уж больно разнородной была группа, а некоторые панимаиш даже снобы. В общем, интриги мадридского двора. Про все про это наш Митя написал совершенно блестящую сагу, которую мы с Юлико трепетно сохранили.
Ой, чего только не было в этой саге. Был добрый король Пауль Первый, влюбленный в роман Камю «Чума», и грозная мадам Элен, внедрившая в быт подданных режим дня, обращение на «вы» и изучение модного заморского водевиля, и восторженная мадемуазель Юлия, которая таскала за собой портреты лапочек Сарду и Наполеона, и месье с темным прошлым, ака Лжедмитрий, строитель генеалогических деревьев и спец по меровингам и капетингам - в общем, каждый со своей придурью. А мадам Натали дит "Ф", то есть я, вступив на царство, ввела обязательное хоровое пение по-французски, кто бы сомневался. Вообще, классно это все было задумано и исполнено: Митя славился отменным остроумием, чего там говорить.
На отмечание рождества (вошедшее в историю как «пир с индюком») пришла к нам сама Ю.М., а мы с Лилечкой и Юлико написали рык-оперу «Шербургские котелки». Сохранилась многообещающая програмка, а сама опера, увы - пропала.
Зато сохранилась рабочая тетрадка: спокуха камарад! еще немного ностальжи, совсем чуть-чуть. С одной ее стороны - выписки из вышеозначенного романа Колетт.
С другой - прилежно записанный текст (либретто?) «Шербургских зонтиков». Вот прям так Лена диктовала, а мы записывали; и не говорите мне, что это тупо! моторная память - великая сила.
До сих пор не устаю поражаться этому нашему неисчерпаемому энтузиазму и большому социально-аутодидакто-лингвистическому подвигу. Судя по выражениям, выписанным мною из Колетт (теперь они кажутся элементарными), мы впоследствии действительно достигли немалых успехов в языке. И думаю, что не последнюю роль тут сыграла наша замечательная группа.
-цать лет спустя
Впоследствии Юлико вышла замуж за Сережу Тарутина, а у Сережи Шестакова с Лилечкой не сложилось. Два Сережи продолжали дружить очень долго, пока эта дружба не прервалась довольно нелепым и неожиданным образом. А когда несколько лет назад кто-то дал мне ссылку на журнал
serge-shestakov - мол посмотри какой поэт! в голове, конечно же, зазвенели колокольчики. Я уж и к поэзии к той поре охладела совсем, а тут просто мороз по коже, какие стихи. И да, это был тот самый Сережа. Мы с ним попереписывались немного: оказывается, он еще и заслуженный учитель РФ, и обладатель всяких других регалий (недаром вишь служил пионервожатым в молодости). Сережа жаловался на ту глупую ссору с Тарутиным, и я уж пыталась-пыталась помирить их обратно, но тоже, увы, оказалась не в силах. Зато в последнее время в жизни Юлико произошли замечательные изменения: она взялась за профессиональный перевод французской беллетристики - и вот скоро выйдет роман Дидье Ковеларта в ее переводе.
Ю.М. очень долго добивалась эмиграции в Штаты, оставляя Израиль на самый крайний случай. Я уже довольно давно была в Израиле (я тут с 91 года, юбилей прозевала), когда она со всей семьей наконец перебралась в Нью-Йорк. Все это время мы переписывались, не теряя друг друга из виду. И вот в 1997 году, когда мы с Л. наконец выбрались посмотреть на Соединенные ихние Штаты, первым делом в городе Нью-Йорк я побежала навещать любимую учительницу. Любимая учительница жила как раз неподалеку от музея Метрополитен, ну, мы к ней и зарулили после музея. То был хоть и потрепанный, но, надо полагать, шикарный многоэтажный дом с консьержем, и если тут какой жилец и попадался на глаза, то исключительно при галстуке и во фраке. Когда мы зашли в квартиру, на полу в гостиной стояла огромная ваза с георгинами. «Сегодня мне захотелось чего-нибудь в русском стиле», - объяснила Ю.M.
Встреча после 7-летней разлуки началась забойно. По идее каждый должен был рассказать о своей жизни за прошедшие годы, но рассказывала в основном Ю.М. о себе и о своем семействе, начав свой рассказ со слов «ну, в Израиль мы, конечно, не хотели ни при каких обстоятельствах». Вы тут скажете: «какие претензии, ты ж знала, что она не хотела», но я наверное не буду объяснять, почему эти слова были лишними. Короче, помыкались они немало, но теперь все зашибись. Она вышла замуж за врача: блестящий мужик, остроумный, образованный, устроенный и т.д. Сама Ю.М. преподает французский в одной из лучших школ Манхэттана. При этом квартиру они снимают: купить такую невозможно, а на меньшее пойтить никак нельзя. И друзья у них престижные, и на концерты ходят престижные, и сын окончил престижный университет, и его просто разрывали на части при устройстве на престижную работу. Потом мы еще вышли погулять, Ю.М. водила нас с Левкой по своему кварталу и объясняла: вот это - самая престижная школа в Нью-Иорке, а это - самый престижный квартал Манхеттена (граничит с нашим), а это - магазин, где мы покупаем продукты, здесь втрое дороже, чем в Бруклине, но он очень престижный... Л. тогда еще высказался, что не уверен, какое впечатление было сильнее: от музея Метрополитен или от испытания престижностью. После коего испытания мы с Ю.М. уже больше не общались и не переписывались.
О смерти Поля я узнала в 2000 году. Мы не общались некоторое время с девушками и они забыли мне сообщить... Хотя и сами были ошарашены, и не верили своим глазам, читая некролог в газете «Сегодня».
В 1994 году это было. Я потом расспросила своего бывшего мужа - оказывается, он же и устраивал его в газету «Сегодня» журналистом (тогда было несложно). Был роман с какой-то француженкой, несчастная любовь, самоубийство... ужас. Пыталась найти хоть что-нибудь о Поле в сети - ничего. БМ объяснил, что в 1994 году в России еще не было интернета, так что многое из того доинтернетного кануло в вечность.
Митя Гордин (случайность? неслучайность?) живет где-то во Франции, разыскать мне его не удалось. А Лена Грановская - в Бонне. С ней мы нашлись и обменялись парой радостных писем. После чего она вдруг исчезла, с концами. Видимо (сейчас мне так кажется) я стала расспрашивать ее о чем не следует, и ей это не понравилось. Очень жалко: так случалось в моей жизни, что люди на меня обижались, а я даже не подозревала об этом. Мне в таких случаях бывает очень грустно, что нет даже шанса объясниться и все вернуть на свои места.
Я оставляю пост на некоторое время открытым в надежде, что кто-нибудь из вышеупомянутых личностей вдруг наберет свое имя в яндексе - и отыщет этот рассказ. А потом закрою его под замок от лишних глаз. Когда-нибудь напишу продолжение, где будет конкретно о моих отношениях с французской песней, а не просто по-волнам-моей-памяти.