Распределение по труду? ... Фэйл!
Спросили: "Вы что, против распределения по труду?"; Вопрос заставил задуматься. Вместо того, чтобы ответить что-то в духе "Ну что вы, что вы! Конечно же я за распределение по труду!"; я ответил, что "Я за распределение по потребности". Выжимка из дальнейших размышлений:
Теоретически этот вопрос восходит к "Критике Готской программы". Там Маркс, указывая на сугубую вторичность вопроса о распределении, всё же описывает грубую схему того, как распределение могло бы быть организовано в первой фазе коммунизма. И поясняет, что эта схема, хотя и с применением трудовых квитанций заместо денег, была бы основана на том же самом принципе, что и товарный обмен и, более того, регулировалась бы буржуазным по своей сути правом. Согласно неё, каждый работник "то же самое количество труда, которое он дал обществу в одной форме, он получает обратно в другой форме" (за вычетами на иждевенцев и страховые фонды). Ленин в "Государстве и революции" воспроизвёл эти рассуждения Маркса практически без изменений (используя выражение "по работе").
Сталин уже в 30-х гг. утверждал, что "У нас существует оплата колхозников, рабочих, да и интеллигенции по труду. Люди разной квалификации получают по-разному, труд инженера, например, раза в три выше по квалификации труда рабочего." ("Беседа об учебнике "Политическая экономия" от 29 января 1941 года.) Довольно подробно свой образ мыслей по этому поводу Сталин изложил в речи на совещании хозяйственников 23 июня 1931 г. "Новая обстановка - новые задачи хозяйственного строительства" в разделе "Зарплата рабочих" (см.), делая основной акцент на квалификации. Фактически он приравнял квалификацию трудящегося к интенсивности его труда. А ведь это совершенно неверно. Даже рыночные "эффективные менеджеры" (которые, кстати, именно этот принцип и отстаивают - чтобы, отстояв его, подобно Сталину, против "уравниловки", уже затем назначить непропорционально высокие зарплаты работникам более высокой квалификации, в которые, естественно, и записывают себя любимых) в курсе, что квалификация - это не что иное, как капитал. Так и говорят: "человеческий капитал". И это верно, так как на то, чтобы дать человеку эту самую квалификацию, общество затрачивает ого-го сколько общественно-необходимого труда. Что должно случиться с этим капиталом в низшей фазе коммунизма? Правильно, он должен быть обобществлён. Т. е. квалификация работника при коммунизме принадлежит не ему, а обществу. Как средства производства. Само же количество собственно труда, т. е. мускульно-мозговых услилий, материализующихся в производимых благах и услугах, что у квалифицированного инженера, что у неквалифицрованного рабочего за одинаковое время при одинаковой интенсивности (старании, аккуратности и т. п.) будет одинаковым. При этом большее количество ценности будет производиться инженером в результате переноса ценности его квалификации на продукт его труда - точно так же, как рабочий по частям переносит ценность станка и др. средств производства на продукт своего труда. Энгельс недвусмысленно сформулировал это в "Анти-Дюринге":
"В обществе частных производителей расходы по обучению работника покрываются частными лицами или их семьями; поэтому частным лицам и достается в первую очередь более высокая цена обученной рабочей силы: искусный раб продается по более высокой цене, искусный наемный рабочий получает более высокую заработную плату. В обществе, организованном социалистически, эти расходы несет общество, поэтому ему принадлежат и плоды, т. е. большие ценности, созданные сложным трудом. Сам работник не вправе претендовать на добавочную оплату."
По Марксу, чтобы адекватно оценить количество труда для его обмена, надо время труда помножить на его интенсивность, и если с первым параметром всё предельно просто, то вот со вторым всё гораздо сложнее, особенно когда дело доходит до неиндустриальных профессий. Понятно, что разброс зарплат в СССР был гораздо ниже, чем в любой кап.стране, так что фактическое распределение было действительно гораздо ближе к "по труду", чем получается при капитализме. Однако в отсутствие правильной и единой для всех профессий системы оценки интенсивности труда, принцип "по труду" не мог не нарушаться повсеместно. Не была реализована в СССР и сама идея "трудовых квитанций". Кто-то будет, конечно, настаивать на точке зрения, что советский рубль был как раз именно такой квитанцией, а вовсе не деньгой. Но сам же Сталин, хотя и заключает "денежное хозяйство" в кавычки в "Экономических проблемах социализма в СССР" и говорит, что деньги при социализме выполняют иную функцию, чем при капитализме, тем не менее, нигде положительно не указывает, что советские деньги служат или должны служить для эквивалентного обмена продукции.
В. Молотов весьма недвусмысленно констатировал, что положение дел в СССР лозунгу "распределения по труду" не соответствовало (Ф. Чуев. "140 бесед с Молотовым", о Конституции).
Поскольку квалификация работника при коммунизме - не его частная заслуга, а общественное достояние, то при последовательной реализации принципа оплаты "по труду" трёхкратной разнице между инженером и рабочим взяться просто неоткуда. Разница в оплате может быть между инженерами одной и той же специальности и квалификации, если один в силу своих, например, математических способностей, трудится интенсивнее своих коллег, точно также как и один рабочий может быть более физически сильным и сноровистым, чем другой, и в результате давать стахановскую норму. Но в среднем по профессиям уровень оплаты труда должен неизбежно получаться примерно одинаковым. Таким образом, c точки зрения распределения "по труду", "уравниловка" внутри одной профессии - плохо, "уравниловка" между профессиями - хорошо.
Однако "уравниловка" влечёт за собой текучку кадров, на что и обратил особое внимание Сталин в упомянутой выше речи. Работники при одинаковой зарплате будут постоянно сравнивать условия труда между профессиями, специальностями и отдельными предприятиями и стремиться переходить на более лёгкие и комфортные условия, причём их ожидания при переходе с одной работы на другую не всегда будут удовлетворены, и т. о. они будут стремиться "перетекать" и дальше - на третью работу, четвёртую и т. д. И если в условиях высокой стадии коммунистического строительства и отсутсвия кап. окружения с этим ещё можно было бы примириться (а возможно, такая "текучка" даже способствовала бы процессу нивеллирования различий между умственным трудом и физическим, управленческим и исполнительским и т. д.), то в условиях подобных тем, в которых находился СССР - т. е. начальных стадий коммунистического строительства во враждебном капиталистическом окружении, это было действительно недопустимо. Поэтому Сталин и потребовал задействовать все доступные рычаги для интенсификации производства. Причём, как известно, одним мат.стимулированием обойтись не удалось, и пришлось даже ограничивать возможность работников самостоятельно менять место работы. Параллельно шло развитие системы всевозможных надбавок и компенсаций ("за вредность", "за секретность", "полярки", "выслуга" и т. д.). И, хотя многие из этих надбавок действительно были связаны со, скажем так, повышенным расходом рабочей силы, в подавляющем большинстве случаев они существенно превышали реальную разницу и фактически создавали прогрессивную шкалу по отношению к базовому окладу. То же самое относится и к премиям и другим методам мат.стимулирования.
Трёхкратная же разница между зарплатами инженеров и рабочих при Сталине бралась вовсе не из трёхкратной разницы их трудового вклада в общественное производство, а из дефицита этих самых квалифицированных инженеров. Наиболее "квалифицированные" кадры в целях высоких темпов индустриализации вообще выписывались из США, и разница при оплате их труда с советскими рабочими и инженерами была далеко не трёхкратной... Зато в брежневские времена, когда в СССР стала ощущаться б0льшая потребность в рабочих руках, чем в инженерах, уже рабочие специальности оплачивались в 1.5-2 раза выше инженерных. Такие колебания, между прочим, указывают также и на то, что рабочая сила не утратила в СССР своей товарности.
Кроме всего этого, существует следующее теоретическое соображение, по которому приведение системы материального стимулирования к принципу "по труду" представляется вообще невозможным:
Даже если бы мы имели в своём распоряжении идеальную систему оценки интенсивности и количества труда, она могла бы работать только на основе закона ценности. Но в результате расширения сферы центрального планирования по мере построения коммунизма, сфера действия закона ценности будет соответственно сокращаться, что, в свою очередь исключает возможность эквивалентного обмена, в т. ч. посредством трудочеков. (Полностью же централизованная плановая экономика исключает возможность распределения "по труду" - точно так же, как она исключает и товарооборот. При полностью централизованной плановой экономике никакой обмен вообще не возможен, так как она функционирует за счёт одностороних транзакций - в т. ч. распределения предметов потребления по потребности.) Вероятно, это противоречие и послужило одним из источников ревизионизма в СССР: идеология трезвонила о господстве принципа распределения "по труду", и теория подгонялась под неё, обосновывая необходимость расширения товарообмена - якобы для построения коммунизма, тогда как в реальности это расширение товарообмена было лишь признаком и результатом реставрации капитализма. В период краха СССР банкротство лозунга "распределения по труду" проявилось особенно отчётливо, когда широкие слои советских граждан, понимая несответствие этого лозунга действительности, стали лёгкой добычей демагогов и на волне "борьбы с привилегиями номенклатуры" (воспринимавшимися как главное нарушение и источник остальных нарушений принципа "по труду") поддержали рыночные реформы, приватизацию общественной собственности и, таким образом, господство закона ценности его в самой что ни на есть стихийной форме.
В общем, в заочном споре Сталина с Энгельсом история на примере СССР однозначно подтвердила правоту последнего в том же "Анти-Дюринге":
"«Обмен труда на труд, согласно принципу равной оценки»;, поскольку это выражение г-на Дюринга вообще имеет какой-нибудь смысл, означает, что продукты равных количеств общественного труда обмениваются друг на друга. Это и есть закон ценности - основной закон как раз товарного производства, следовательно, также и высшей его формы - капиталистического производства. Он прокладывает себе путь в современном обществе таким способом, каким только и могут прокладывать себе путь экономические законы в обществе частных производителей, т. е. как слепо действующий закон природы, заключенный в самих вещах и отношениях и не зависящий от воли и стремлений производителей. Возводя этот закон в основной закон своей хозяйственной коммуны и требуя, чтобы она проводила его вполне сознательно, г-н Дюринг делает основной закон существующего общества основным законом своего фантастического общества. Он хочет сохранить современное общество, но без его отрицательных сторон. Он стоит совершенно на той же почве, что и Прудон. Подобно последнему, он хочет устранить отрицательные стороны, возникшие вследствие развития товарного производства в капиталистическое, выдвигая против них тот самый основной закон капиталистического производства, действие которого как раз и породило эти отрицательные стороны. Подобно Прудону, он хочет уничтожить действительные следствия закона ценности при помощи фантастических."
<...>
"Для социализма, который хочет освободить человеческую рабочую силу от ее положения товара, очень важно понять, что труд не имеет ценности и не может иметь ее. При таком понимании теряют почву все попытки регулировать будущее распределение средств существования как своего рода высшую форму заработной платы."
Следует чётко понимать, что необходимость опоры на материальную заинтересованность и стимулирование в низшей фазе коммунизма есть не что иное как "родимое пятно капитализма". Это неизбежное следствие невозможности мгновенного перехода к распределению по потребности (который подразумевает, между прочим, отказ общества от предметов роскоши). Такой переход требует "нового человека", способного полностью контролировать свои обезьяньи инстинкты. Чем выше будет уровень индивидуальной сознательности членов социалистического общества и чем больше будет процент сознательных его членов, готовых и желающих добросовестно трудится на благо всего общества, тем меньше будет потребность в мат.стимулировании. Ясно, однако, что эти показатели будут в начале коммунистического строительства весьма низки, и, соответственно, мат.стимулирование будет в течение некоторого времени оставаться основным инструментом социалистического государства в его отношениях с трудящимися. Эту закономерность можно даже использовать в качестве индикатора прогресса коммунистического строительства: время от времени устраивать пробные всеобщие пропорциональные сокращения мат.стимулирования и оценивать - насколько негативно они будут отражаться выполнении плана; соответственно, чем меньше будет негативный эффект, тем, значит, выше сознательность общества. Пока же общество будет недостаточно сознательно для полного перехода на коммунистический принцип распределения по потребности, размеры мат.стимулирования, а также его формы (надбавки, премии, льготы, КТУ индивидуальный/бригадный, сдельщина, реализация сверхплановых излишков на рынке и др.) должны определяться исключительно исходя из требований выполнения плана с минимальными трудозатратами.
Короче, пора прекратить обманывать себя и рабочих и отказаться от лозунга "распределения по труду" в низшей фазе коммунизма. Привнесение в марксизм этого чужеродного прудоновско-лассальянского элемента ни к чему, кроме теоретической путаницы, не привело, и нет никаких причин ожидать, что оно к чему-нибудь хорошему приведёт в будущем. Нельзя оставлять эту лазейку для неперевоспитавшихся социалистов и маскирующихся под них апологетов капитализма.
Дополнение.
Теоретически этот вопрос восходит к "Критике Готской программы". Там Маркс, указывая на сугубую вторичность вопроса о распределении, всё же описывает грубую схему того, как распределение могло бы быть организовано в первой фазе коммунизма. И поясняет, что эта схема, хотя и с применением трудовых квитанций заместо денег, была бы основана на том же самом принципе, что и товарный обмен и, более того, регулировалась бы буржуазным по своей сути правом. Согласно неё, каждый работник "то же самое количество труда, которое он дал обществу в одной форме, он получает обратно в другой форме" (за вычетами на иждевенцев и страховые фонды). Ленин в "Государстве и революции" воспроизвёл эти рассуждения Маркса практически без изменений (используя выражение "по работе").
Сталин уже в 30-х гг. утверждал, что "У нас существует оплата колхозников, рабочих, да и интеллигенции по труду. Люди разной квалификации получают по-разному, труд инженера, например, раза в три выше по квалификации труда рабочего." ("Беседа об учебнике "Политическая экономия" от 29 января 1941 года.) Довольно подробно свой образ мыслей по этому поводу Сталин изложил в речи на совещании хозяйственников 23 июня 1931 г. "Новая обстановка - новые задачи хозяйственного строительства" в разделе "Зарплата рабочих" (см.), делая основной акцент на квалификации. Фактически он приравнял квалификацию трудящегося к интенсивности его труда. А ведь это совершенно неверно. Даже рыночные "эффективные менеджеры" (которые, кстати, именно этот принцип и отстаивают - чтобы, отстояв его, подобно Сталину, против "уравниловки", уже затем назначить непропорционально высокие зарплаты работникам более высокой квалификации, в которые, естественно, и записывают себя любимых) в курсе, что квалификация - это не что иное, как капитал. Так и говорят: "человеческий капитал". И это верно, так как на то, чтобы дать человеку эту самую квалификацию, общество затрачивает ого-го сколько общественно-необходимого труда. Что должно случиться с этим капиталом в низшей фазе коммунизма? Правильно, он должен быть обобществлён. Т. е. квалификация работника при коммунизме принадлежит не ему, а обществу. Как средства производства. Само же количество собственно труда, т. е. мускульно-мозговых услилий, материализующихся в производимых благах и услугах, что у квалифицированного инженера, что у неквалифицрованного рабочего за одинаковое время при одинаковой интенсивности (старании, аккуратности и т. п.) будет одинаковым. При этом большее количество ценности будет производиться инженером в результате переноса ценности его квалификации на продукт его труда - точно так же, как рабочий по частям переносит ценность станка и др. средств производства на продукт своего труда. Энгельс недвусмысленно сформулировал это в "Анти-Дюринге":
"В обществе частных производителей расходы по обучению работника покрываются частными лицами или их семьями; поэтому частным лицам и достается в первую очередь более высокая цена обученной рабочей силы: искусный раб продается по более высокой цене, искусный наемный рабочий получает более высокую заработную плату. В обществе, организованном социалистически, эти расходы несет общество, поэтому ему принадлежат и плоды, т. е. большие ценности, созданные сложным трудом. Сам работник не вправе претендовать на добавочную оплату."
По Марксу, чтобы адекватно оценить количество труда для его обмена, надо время труда помножить на его интенсивность, и если с первым параметром всё предельно просто, то вот со вторым всё гораздо сложнее, особенно когда дело доходит до неиндустриальных профессий. Понятно, что разброс зарплат в СССР был гораздо ниже, чем в любой кап.стране, так что фактическое распределение было действительно гораздо ближе к "по труду", чем получается при капитализме. Однако в отсутствие правильной и единой для всех профессий системы оценки интенсивности труда, принцип "по труду" не мог не нарушаться повсеместно. Не была реализована в СССР и сама идея "трудовых квитанций". Кто-то будет, конечно, настаивать на точке зрения, что советский рубль был как раз именно такой квитанцией, а вовсе не деньгой. Но сам же Сталин, хотя и заключает "денежное хозяйство" в кавычки в "Экономических проблемах социализма в СССР" и говорит, что деньги при социализме выполняют иную функцию, чем при капитализме, тем не менее, нигде положительно не указывает, что советские деньги служат или должны служить для эквивалентного обмена продукции.
В. Молотов весьма недвусмысленно констатировал, что положение дел в СССР лозунгу "распределения по труду" не соответствовало (Ф. Чуев. "140 бесед с Молотовым", о Конституции).
Поскольку квалификация работника при коммунизме - не его частная заслуга, а общественное достояние, то при последовательной реализации принципа оплаты "по труду" трёхкратной разнице между инженером и рабочим взяться просто неоткуда. Разница в оплате может быть между инженерами одной и той же специальности и квалификации, если один в силу своих, например, математических способностей, трудится интенсивнее своих коллег, точно также как и один рабочий может быть более физически сильным и сноровистым, чем другой, и в результате давать стахановскую норму. Но в среднем по профессиям уровень оплаты труда должен неизбежно получаться примерно одинаковым. Таким образом, c точки зрения распределения "по труду", "уравниловка" внутри одной профессии - плохо, "уравниловка" между профессиями - хорошо.
Однако "уравниловка" влечёт за собой текучку кадров, на что и обратил особое внимание Сталин в упомянутой выше речи. Работники при одинаковой зарплате будут постоянно сравнивать условия труда между профессиями, специальностями и отдельными предприятиями и стремиться переходить на более лёгкие и комфортные условия, причём их ожидания при переходе с одной работы на другую не всегда будут удовлетворены, и т. о. они будут стремиться "перетекать" и дальше - на третью работу, четвёртую и т. д. И если в условиях высокой стадии коммунистического строительства и отсутсвия кап. окружения с этим ещё можно было бы примириться (а возможно, такая "текучка" даже способствовала бы процессу нивеллирования различий между умственным трудом и физическим, управленческим и исполнительским и т. д.), то в условиях подобных тем, в которых находился СССР - т. е. начальных стадий коммунистического строительства во враждебном капиталистическом окружении, это было действительно недопустимо. Поэтому Сталин и потребовал задействовать все доступные рычаги для интенсификации производства. Причём, как известно, одним мат.стимулированием обойтись не удалось, и пришлось даже ограничивать возможность работников самостоятельно менять место работы. Параллельно шло развитие системы всевозможных надбавок и компенсаций ("за вредность", "за секретность", "полярки", "выслуга" и т. д.). И, хотя многие из этих надбавок действительно были связаны со, скажем так, повышенным расходом рабочей силы, в подавляющем большинстве случаев они существенно превышали реальную разницу и фактически создавали прогрессивную шкалу по отношению к базовому окладу. То же самое относится и к премиям и другим методам мат.стимулирования.
Трёхкратная же разница между зарплатами инженеров и рабочих при Сталине бралась вовсе не из трёхкратной разницы их трудового вклада в общественное производство, а из дефицита этих самых квалифицированных инженеров. Наиболее "квалифицированные" кадры в целях высоких темпов индустриализации вообще выписывались из США, и разница при оплате их труда с советскими рабочими и инженерами была далеко не трёхкратной... Зато в брежневские времена, когда в СССР стала ощущаться б0льшая потребность в рабочих руках, чем в инженерах, уже рабочие специальности оплачивались в 1.5-2 раза выше инженерных. Такие колебания, между прочим, указывают также и на то, что рабочая сила не утратила в СССР своей товарности.
Кроме всего этого, существует следующее теоретическое соображение, по которому приведение системы материального стимулирования к принципу "по труду" представляется вообще невозможным:
Даже если бы мы имели в своём распоряжении идеальную систему оценки интенсивности и количества труда, она могла бы работать только на основе закона ценности. Но в результате расширения сферы центрального планирования по мере построения коммунизма, сфера действия закона ценности будет соответственно сокращаться, что, в свою очередь исключает возможность эквивалентного обмена, в т. ч. посредством трудочеков. (Полностью же централизованная плановая экономика исключает возможность распределения "по труду" - точно так же, как она исключает и товарооборот. При полностью централизованной плановой экономике никакой обмен вообще не возможен, так как она функционирует за счёт одностороних транзакций - в т. ч. распределения предметов потребления по потребности.) Вероятно, это противоречие и послужило одним из источников ревизионизма в СССР: идеология трезвонила о господстве принципа распределения "по труду", и теория подгонялась под неё, обосновывая необходимость расширения товарообмена - якобы для построения коммунизма, тогда как в реальности это расширение товарообмена было лишь признаком и результатом реставрации капитализма. В период краха СССР банкротство лозунга "распределения по труду" проявилось особенно отчётливо, когда широкие слои советских граждан, понимая несответствие этого лозунга действительности, стали лёгкой добычей демагогов и на волне "борьбы с привилегиями номенклатуры" (воспринимавшимися как главное нарушение и источник остальных нарушений принципа "по труду") поддержали рыночные реформы, приватизацию общественной собственности и, таким образом, господство закона ценности его в самой что ни на есть стихийной форме.
В общем, в заочном споре Сталина с Энгельсом история на примере СССР однозначно подтвердила правоту последнего в том же "Анти-Дюринге":
"«Обмен труда на труд, согласно принципу равной оценки»;, поскольку это выражение г-на Дюринга вообще имеет какой-нибудь смысл, означает, что продукты равных количеств общественного труда обмениваются друг на друга. Это и есть закон ценности - основной закон как раз товарного производства, следовательно, также и высшей его формы - капиталистического производства. Он прокладывает себе путь в современном обществе таким способом, каким только и могут прокладывать себе путь экономические законы в обществе частных производителей, т. е. как слепо действующий закон природы, заключенный в самих вещах и отношениях и не зависящий от воли и стремлений производителей. Возводя этот закон в основной закон своей хозяйственной коммуны и требуя, чтобы она проводила его вполне сознательно, г-н Дюринг делает основной закон существующего общества основным законом своего фантастического общества. Он хочет сохранить современное общество, но без его отрицательных сторон. Он стоит совершенно на той же почве, что и Прудон. Подобно последнему, он хочет устранить отрицательные стороны, возникшие вследствие развития товарного производства в капиталистическое, выдвигая против них тот самый основной закон капиталистического производства, действие которого как раз и породило эти отрицательные стороны. Подобно Прудону, он хочет уничтожить действительные следствия закона ценности при помощи фантастических."
<...>
"Для социализма, который хочет освободить человеческую рабочую силу от ее положения товара, очень важно понять, что труд не имеет ценности и не может иметь ее. При таком понимании теряют почву все попытки регулировать будущее распределение средств существования как своего рода высшую форму заработной платы."
Следует чётко понимать, что необходимость опоры на материальную заинтересованность и стимулирование в низшей фазе коммунизма есть не что иное как "родимое пятно капитализма". Это неизбежное следствие невозможности мгновенного перехода к распределению по потребности (который подразумевает, между прочим, отказ общества от предметов роскоши). Такой переход требует "нового человека", способного полностью контролировать свои обезьяньи инстинкты. Чем выше будет уровень индивидуальной сознательности членов социалистического общества и чем больше будет процент сознательных его членов, готовых и желающих добросовестно трудится на благо всего общества, тем меньше будет потребность в мат.стимулировании. Ясно, однако, что эти показатели будут в начале коммунистического строительства весьма низки, и, соответственно, мат.стимулирование будет в течение некоторого времени оставаться основным инструментом социалистического государства в его отношениях с трудящимися. Эту закономерность можно даже использовать в качестве индикатора прогресса коммунистического строительства: время от времени устраивать пробные всеобщие пропорциональные сокращения мат.стимулирования и оценивать - насколько негативно они будут отражаться выполнении плана; соответственно, чем меньше будет негативный эффект, тем, значит, выше сознательность общества. Пока же общество будет недостаточно сознательно для полного перехода на коммунистический принцип распределения по потребности, размеры мат.стимулирования, а также его формы (надбавки, премии, льготы, КТУ индивидуальный/бригадный, сдельщина, реализация сверхплановых излишков на рынке и др.) должны определяться исключительно исходя из требований выполнения плана с минимальными трудозатратами.
Короче, пора прекратить обманывать себя и рабочих и отказаться от лозунга "распределения по труду" в низшей фазе коммунизма. Привнесение в марксизм этого чужеродного прудоновско-лассальянского элемента ни к чему, кроме теоретической путаницы, не привело, и нет никаких причин ожидать, что оно к чему-нибудь хорошему приведёт в будущем. Нельзя оставлять эту лазейку для неперевоспитавшихся социалистов и маскирующихся под них апологетов капитализма.
Дополнение.