Камчатка 1
После второго курса,совершенно замучившись от безденежья, я решила летом подработать и устроилась в экспедицию на Камчатку, которая планировала вернуться не позднее середины сентября. Это мне подходило, двухнедельная задержка не должна была повлиять на учёбу. Устроилась я поварихой (значит, буду сыта!), да и зарплата сразу за три месяца позволила бы купить какую-то одежду.
ПЕРЕКУР
1964 год. Камчатка. Ленинградская геологоразведочная экспедиция. Семь человек, в том числе две женщины, мы с Анжелой, семь лошадей, из них шесть вьючных и одна под кавалерийским седлом. Камчатские лошадки, низкорослые, с большими головами и мохнатыми ногами чем-то смахивали на местных жителей, в облике которых к тому времени уже достаточно явственно просматривались последствия имбридинга, обусловленные малочисленностью населения и крайне неблагополучным образом их жизни.
Процесс укрупнения посёлков в тех местах уже шёл полным ходом, народ свозили в центральные усадьбы рыболовецких и оленеводческих совхозов, и мы в процессе путешествия то и дело натыкались на брошенные поселения, причем, судя по всему, компания по переселению производилась с такой поспешностью, что не успевали вывезти даже содержимое магазинов. Во всяком случае, проблем с уксусом и папиросами Беломорканал за полгода путешествия у нас не возникало ни разу.
Наша экспедиция перемещалась от одной намеченной точки к другой, геологи копали шурфы, собирали образцы породы и заодно замеряли уровень радиоактивности (поиски урана были обязательной нагрузкой любой экспедиции). По мере наполнения вьючных сум образцами, за ними прилетал вертолёт, он же привозил муку, жиры, консервы и крупы.
Каждый день для нас начинался одинаково. Завтракали, снимали и упаковывали палатки и спальники, в отдельную суму складывали кухонную утварь, отлавливали стреноженных лошадей, навешивали на них вьючные сёдла, крепили к ним вьючные сумы, всё это долго, сложно и очень профессионально перевязывалось верёвками, и мы трогались в путь.
Дорог на Камчатке не было. Узкие и глубокие тропы, по которым перемещались оленьи стада, вились по болотистой замшелой местности, заросшей низкорослым перекрученным от ветра березняком и кедровым стланником. Путь был тяжёлым, и нам часто приходилось идти пешком впереди лошади по пружинящей поверхности, обходя прогалины, в которые запросто можно было провалиться вместе с ней. Работы было много, выбиваться из графика было нельзя, поэтому в дороге остановок не делали - шли до намеченного заранее места следующей стоянки.
Наконец, вечером, начальник экспедиции подбирал место, и мы со своими лошадьми собирались на выбранной им поляне. Позади был полный трудов день, от которого гудели ноги и вообще всё тело, а впереди нас всех ждала большая, последняя на сегодня, работа. Необходимо было расседлать, стреножить и выпустить пастись лошадей, нарубить стланник под спальники, распаковать сумы и установить палатки, набрать хворост для костра, приготовить ужин, и совершить ещё массу больших и маленьких дел, которые неизбежно сопровождают человека в процессе его жизни в полевых условиях.
Все мы, люди и лошади понуро стояли в сгущающихся сумерках, и было ощущение, что сил для всех этих дел попросту не осталось .
Именно в этот момент давалась команда: Перекур!
Признаться, ничего слаще этих перекуров вспомнить не могу. После этого неизвестно откуда брались силы, как будто не было позади изнурительного дня, все споро выполняли свою работу, ужинали и ещё долго сидели у костра и разговаривали, понимая, что завтра опять останутся один на один с этой суровой и неприветливой территорией.
PS Я давным давно не курю, время подвигов для меня закончилось. Похоже, оно, в основном, закончилось и для народа в целом (об армии не говорю). Сейчас курят от безделья, за компанию, по привычке или по пьяни. Похоже, потребуются беды и лишения, чтобы понятие перекура вернуло былое значение. Помните панфиловцев, каждый из которых, сделав пару затяжек, передавал самокрутку товарищу, а сам, обвязанный связкой гранат, ложился под очередной надвигающийся танк?
ПЕРЕКУР
1964 год. Камчатка. Ленинградская геологоразведочная экспедиция. Семь человек, в том числе две женщины, мы с Анжелой, семь лошадей, из них шесть вьючных и одна под кавалерийским седлом. Камчатские лошадки, низкорослые, с большими головами и мохнатыми ногами чем-то смахивали на местных жителей, в облике которых к тому времени уже достаточно явственно просматривались последствия имбридинга, обусловленные малочисленностью населения и крайне неблагополучным образом их жизни.
Процесс укрупнения посёлков в тех местах уже шёл полным ходом, народ свозили в центральные усадьбы рыболовецких и оленеводческих совхозов, и мы в процессе путешествия то и дело натыкались на брошенные поселения, причем, судя по всему, компания по переселению производилась с такой поспешностью, что не успевали вывезти даже содержимое магазинов. Во всяком случае, проблем с уксусом и папиросами Беломорканал за полгода путешествия у нас не возникало ни разу.
Наша экспедиция перемещалась от одной намеченной точки к другой, геологи копали шурфы, собирали образцы породы и заодно замеряли уровень радиоактивности (поиски урана были обязательной нагрузкой любой экспедиции). По мере наполнения вьючных сум образцами, за ними прилетал вертолёт, он же привозил муку, жиры, консервы и крупы.
Каждый день для нас начинался одинаково. Завтракали, снимали и упаковывали палатки и спальники, в отдельную суму складывали кухонную утварь, отлавливали стреноженных лошадей, навешивали на них вьючные сёдла, крепили к ним вьючные сумы, всё это долго, сложно и очень профессионально перевязывалось верёвками, и мы трогались в путь.
Дорог на Камчатке не было. Узкие и глубокие тропы, по которым перемещались оленьи стада, вились по болотистой замшелой местности, заросшей низкорослым перекрученным от ветра березняком и кедровым стланником. Путь был тяжёлым, и нам часто приходилось идти пешком впереди лошади по пружинящей поверхности, обходя прогалины, в которые запросто можно было провалиться вместе с ней. Работы было много, выбиваться из графика было нельзя, поэтому в дороге остановок не делали - шли до намеченного заранее места следующей стоянки.
Наконец, вечером, начальник экспедиции подбирал место, и мы со своими лошадьми собирались на выбранной им поляне. Позади был полный трудов день, от которого гудели ноги и вообще всё тело, а впереди нас всех ждала большая, последняя на сегодня, работа. Необходимо было расседлать, стреножить и выпустить пастись лошадей, нарубить стланник под спальники, распаковать сумы и установить палатки, набрать хворост для костра, приготовить ужин, и совершить ещё массу больших и маленьких дел, которые неизбежно сопровождают человека в процессе его жизни в полевых условиях.
Все мы, люди и лошади понуро стояли в сгущающихся сумерках, и было ощущение, что сил для всех этих дел попросту не осталось .
Именно в этот момент давалась команда: Перекур!
Признаться, ничего слаще этих перекуров вспомнить не могу. После этого неизвестно откуда брались силы, как будто не было позади изнурительного дня, все споро выполняли свою работу, ужинали и ещё долго сидели у костра и разговаривали, понимая, что завтра опять останутся один на один с этой суровой и неприветливой территорией.
PS Я давным давно не курю, время подвигов для меня закончилось. Похоже, оно, в основном, закончилось и для народа в целом (об армии не говорю). Сейчас курят от безделья, за компанию, по привычке или по пьяни. Похоже, потребуются беды и лишения, чтобы понятие перекура вернуло былое значение. Помните панфиловцев, каждый из которых, сделав пару затяжек, передавал самокрутку товарищу, а сам, обвязанный связкой гранат, ложился под очередной надвигающийся танк?