Типы научной рациональности и теоретико-методологические установки социологии Э. Дюркгейма

Jun 04, 2006 20:38

Кацук Н.Л. Типы научной рациональности и теоретико-методологические установки социологии Э. Дюркгейма // Социологическое знание и социальные процессы в современном белорусском обществе. Сборник материалов Третьей межинститутской научно-практической конференции молодых ученых 27 июня 2003г. 228-235


Современная трактовка динамики науки должна включать в себя анализ как внутренних факторов, обеспечивающих рост научного знания, за счет поиска решений накопленных противоречий и проблем, так и внешних социокультурных факторов, определяющих, какая из стратегий научного поиска будет актуализирована и станет доминирующей.
Специфика развития социального познания состоит именно в том, что, по сравнению с естественнонаучным, взаимосвязь между внутренней логикой развития науки и социокультурным контекстом оказывается более тесной. При этом не только последний влияет на научные знания, но и сами научные знания способны трансформировать свой объект в силу его рефлексивности. Из этого, однако, не следует, что социальное познание абсолютно специфично; как совершенно справедливо указывал В.С.Степин: «…познание в социально-гуманитарных науках и науках о природе имеет общие черты именно потому, что это научное познание» [1, 100].
Таким образом, развитие социальных наук должно подчиняться общей логике развития науки вообще, а специфичность этого процесса заключается в том, что в социальном познании, факторы, как внутренние, так и внешние, влияющие на него располагаются в едином дискурсивном пространстве. Иными словами, входящие в качестве элемента в структуру научной рациональности социальные ценности и цели, соотносятся не только с субъектом познания (дисциплинарным сообществом) и, в значительной степени, с методом, но и с его объектом - обществом.
В силу этого обстоятельства, анализ типов рациональности в социальном познании осложнятся тем, что критерии различия классической, неклассической и постнеклассической научной рациональности (а это, соответственно: элиминация всего относящегося к познающему субъекту; понимание методологической обусловленности получаемого знания; рефлексия мировоззренческих аппликаций познавательного процесса) в первоначальном виде оказываются не вполне адекватными и требуют корректировки. Дополнительным аргументом чему может служить парадоксальная ситуация, когда теория, которая в социологии считается классикой, в философии определяется как неклассическая.
Следовательно, теоретико-методологический анализ развития социального познания помимо исследования оснований науки должен сочетаться с методологией анализа дискурсивности.
Наиболее адекватная, применительно к социальному познанию, версия такого анализа была предложена археологией знания М. Фуко. С таких позиций, дискурс как совокупность высказываний имеет ряд функций. Во-первых, объектно-конституирующую - он устанавливает некоторые области, «в которых могут возникать данные объекты и устанавливаться данные отношения». Во-вторых, субъектно-конституирующую - дискурс предписывает определенное положение своему субъекту, т.е. то «пустое» место в дискурсивном пространстве, которое может быть занято различными индивидуумами, «любым возможным субъектом». В-третьих, функцией междискурсивной коммуникации - высказывания, а следовательно, и дискурсы всегда размещаются в «ассоциативных полях» и в силу этого соотносятся с другими высказываниями и дискурсами, что делает возможным интердисциплинарное взаимодействие (включая прямое или косвенное заимствование познавательных моделей, слияние, дифференциацию и т.д.). Наконец, в-четвертых, дискурсы характеризуются функцией «повторяющейся материальности», т.е. должны закрепляться и воспроизводиться в практиках объективации и субъективации [2, 92]. В контексте нашего анализа это означает, что каждое высказывание, произведенное в рамках дисциплинарности, в той или иной степени соотносится с этими функциями. Можно предположить, что на этапе зарождения науки наибольшее значение имеет объектно-конституирующая функция, поскольку именно она определяет дальнейшую логику развития познания.
Пример социологии в данном случае весьма показателен. Во-первых, потому что, социология в значительной степени если не являлась, то, по крайней мере, претендовала на статус репрезентирующей научное социальное познание. Во-вторых, потому что, в силу своего относительно позднего зарождения, ее развитие происходит в обозримый период времени и более интенсивно. Наконец, в-третьих, поскольку «в качестве исходной единицы методологического анализа структуры теоретического знания следует принять не отдельно взятую теорию в ее взаимоотношении с опытом (как это утверждалось в так называемой стандартной концепции), а научную дисциплину» [1, 706].
Становление социологии как науки происходит в ситуации возрастания роли индустриального капиталистического производства, трансформаций в политической сфере общества, связанных с утверждением гражданских прав и свобод, высокого уровня развития естественных наук. С последним обстоятельством связано то, что именно идеал естественнонаучного познания брался в качестве модели развития социологии. Однако ни одна из заимствованных парадигмальных моделей не могла предложить адекватные средства познания социальной реальности и обеспечить тем самым его автономию. Социальная физика, механика, географическое направление, далее биологизм в виде органицизма и социал-дарвинизма, наконец, психологическое направление в различных версиях (инстинктивизм, психология народов, фрейдизм) только намечали проблематику и являлись предпосылками и историческими условиями перехода к дисциплинарной форме организации социального познания - социологии.
Строго говоря, только Дюркгейм со своим требованием «объяснять социальное через социальное» заложил основания самостоятельной социальной науки. Для этого ему необходимо было решить следующие задачи. Во-первых, найти объект социологии, обосновать специфичность и независимость онтологии социального; во-вторых, обозначить позицию исследователя, с которой возможно познание этого объекта; в-третьих, разграничить сферы дисциплинарной компетенции между социологией с одной стороны, и философией и психологией как уже сформировавшимися дисциплинарностями с другой; в-четвертых, обеспечить воспроизводство дисциплины.
Решение поставленных задач Дюркгейм возлагает на манифестируемый им социологический метод. По его собственному признанию, «до сих пор социологи мало занимались характеристикой и определением метода, применяемого ими при изучении социальных фактов» [3, 27], и «…глава из курса позитивной философии - вот почти все единственное оригинальное и значительное исследование, которое мы имеем по данному вопросу» [3, 27].
Основными положениями этого метода, как известно, являются:
1. Социальные факты должны рассматриваться как вещи.
2. Социальные факты должны рассматриваться как внешние по отношению к индивиду.
3. Социальные факты обладают принудительным силой.
Итак, в качестве объекта социологии и основания ее дисциплинарной онтологии Дюркгейм избирает понятие «социальных фактов», состоящее «в способах действий или мышления, распознаваемых по тому свойству, что они способны оказывать на отдельные сознания принуждающее воздействие» [3, 17]. Это могут быть либо «установленные верования или обычаи», предполагающие некоторую организованность (структуру), например, нравственные правила и финансовые системы, либо «социальные течения», действие которых основано на некой аффективной вовлеченности в коллективную иллюзию, например, «движения энтузиазма, негодования, сострадания», коллективные манифестации [3, 32].
Отсюда следует, что социальное по сути отождествляется с идеальным («…социальная жизнь целиком состоит из представлений» [3, 7], «эти и аналогичные им факты, по-видимому, обладают реальностью лишь в идеях и через посредство идей, которые являются их источником, а потому и истинным предметом социологии» [3, 43]); с культурой, если под культурой понимать совокупность программ деятельности; с дискурсивным как с идеей, которая действует через индивида. При этом социальное располагается между неактуализированным архивом культуры и телесной, природной реальностью.
Автономия социального обеспечивается с одной стороны тем, что оно внешне по отношению к индивиду («Точно так же верующий при рождении своем находит уже готовыми верования и обряды своей религии; если они существовали до него, то, значит, они существуют вне его» [3, 29-30]), с другой стороны, оно оказывает принудительное воздействие на индивида («Если я промышленник, то никто не запрещает мне работать, употребляя приемы и методы прошлого столетия, но если я сделаю это, я наверняка разорюсь» [3, 31]) и распознается по тому сопротивлению, какое возникает при попытках освободится от его воздействия, «а мы не можем не считать реальным того, что нам сопротивляется» [3, 43-44]. Наконец, еще одним важнейшим свойством социального является его коллективность, понимаемая в качестве анонимного идеального надындивидуального образования - «над индивидом стоит высшая духовная реальность, а именно - коллектив» [4, 7].
Постулирование Дюркгеймом специфичных характеристик онтологии социального имеет первостепенное значение для обозначения той позиции, с которой возможно познание социальной реальности, и формирования социологического метода.
Метод Дюркгейма, восходящий к концепциям Бэкона и Декарта, состоит в том, «чтобы распространить на человеческое поведение научный рационализм, показав, что рассматриваемое в своем прошлом это поведение сводится к отношениям причины и следствия, которые не менее рациональным приемом могут быть затем превращены в правила деятельности для будущего» [3, 25]. Проективная, практическая направленность социологии противопоставляется философскому знанию ради знания; поэтому социология «не обречена оставаться отраслью общей философии, что она способна тесно соприкасаться с конкретными фактами, не превращаясь просто в упражнение из области эрудиции» [3, 8]. С другой стороны, коллективность и надындивидуальность социальной реальности позволяет жестко разграничить социологию и психологию - «если нет ничего реального за пределами единичного сознания, то социология как таковая должна исчезнуть за неимением материала» [4, 6] и в силу этого «обе науки поэтому настолько явно различны, насколько могут различаться науки вообще, какие бы связи между ними не существовали» [3, 14].
Однако наибольшую опасность для социологии, с точки зрения Дюркгейма, представляет некоторая разомкнутость и доступность проблематики социального для повседневного здравого смысла. Сам Дюркгейм прилагает значительные усилия на формирование «тайны» социологического знания и его применения. В частности, с этим связан своеобразный методологический «имморализм», состоящий, например, в признании того, что болезни и преступления нормальны, поскольку распространены.
На эту цель работает и требование рассматривать социальные факты как вещи, непонимание которого породило множество спекуляций и обвинений в натурализации социальной реальности, звучащих и по сей день. Сам Дюркгейм пояснял его следующим образом: «Рассматривать факты определенного порядка как вещи - не значит зачислять их в ту или иную категорию реальности; это значит занимать по отношению к ним определенную мыслительную позицию. Это значит приступать к их изучению, исходя из принципа, что мы ничего не знаем о том, что они собой представляют, а их характерные свойства, как и неизвестные причины, от которых они зависят, не могут быть обнаружены даже самой внимательной интроспекцией» [3, 9]. Следовательно, речь идет о требовании научности («всякий объект науки есть вещь, за исключением, может быть, математических объектов» [3, 9]); требованием, связанным с относительно большей взаимозависимостью субъекта и объекта социального познания, научной рациональности и повседневного здравого смысла - «представления (…), возникшие в жизни, сформированные без методического и критического анализа, лишены научной ценности и должны быть устранены» [3, 9]. Кроме того, соблюдение этого требования определяет преимущество социологии перед психологией, поскольку внешние «вещные» факты легче поддаются наблюдению, в то время как психические факты практически неотделимы от субъекта.
Следует также обратить внимание на то, что внешним социокультурным фактором, обеспечившим дальнейшее развитие социологии, явилась институциализация школы Дюркгейма. Как он не без лукавства отмечает, «благодаря счастливому стечению обстоятельств, в первом ряду которых надо поставить учреждение для нас постоянного курса социологии при филологическом факультете в Бордо, мы могли рано посвятить себя изучению социальной науки и сделать ее даже предметом наших профессиональных занятий» [3 ,28].
Таким образом, можно заключить, что социологический метод Дюркгейма формирует дисциплинарную онтологию социологии, задает идеалы и нормы социологического познания, переосмысливает философские основания социологической науки. Именно последнее обстоятельство не позволяет однозначно определить, к какому типу научной рациональности относится социологическая концепция Дюркгейма. С одной стороны, налицо стремление элиминировать все, относящееся к субъекту познания, с другой, это стремление встроено в социологический метод, выступая его фундаментальным принципом.
Если в классической науке «объективность и предметность научного знания достигается только тогда, когда из описания и объяснения исключается все, что относится к субъекту и процедурам его познавательной деятельности (…) эти процедуры принимались как раз навсегда данные и неизменные» [1, 620], то в социологии Дюркгейма первостепенное значение играет метод, составной частью которого является рефлексия обусловленности социальным и ценностным контекстом. Сообразно с этим, социологический разум в пределе должен стремится к суверенности и дистанцироваться от своего объекта, но дистанцирование - это не данность, это процедура достижения определенной «мыслительной позиции», следовательно, объективность и характер знания зависит от совершенства рефлексии исследователя, и, кстати, в дальнейшем эта идея была развита Бурдье как идея «объективации объективирующего субъекта».
Аналогично обстоит дело и с проблемой детерминизма. Дюркгейм, уделяя большое внимание причинно-следственным связям, выступает при этом против линейного понимания истории. «Последовательный ряд обществ не может быть изображен геометрической линией, он скорее похож на дерево, ветви которого расходятся в разные стороны» [3 ,45].
Социологическая дисциплинарная онтология включает в себя представления о сложности и системных характеристиках изучаемого объекта, что делает невозможным редукцию социального к более простым (психологическим, биологическим, механическим) элементам.
Подобные «нестыковки», разумеется, не исчерпываются приведенными примерами, однако уже на данном этапе позволяют зафиксировать необходимость корректировки имеющейся типологии научной рациональности и на ее основе выработки новой, более «чувствительной» к специфике социальных наук.
В качестве основания этой типологии могут быть положены представления о кодах означивания социальности как конституентах социологического дискурса. В частности, такими кодами могут выступать: код количества, определяющий «материал» социального и задающий его пространственно-временную структуру; код проектности; код тайны, обеспечивающий самотождественной дискурса; и код опосредованной телесности, определяющий характер и способ социального взаимодействия.
Такой подход, требующий, конечно, дальнейшей разработки, с нашей точки зрения обладает значительным эвристическим потенциалом и позволяет существенно расширить наше понимание логики развития социальных наук.

1. Степин В.С. Теоретическое знание. - М., 2000.
2. Фуко М. Археология знания. - Киев, 1996.
3. Дюркгейм Э. Социология. Ее предмет, метод, предназначение. - М., 1995
4. Дюркгейм Э. Самоубийство. Социол. Этюд. - СПб., 1998.

Публикации

Previous post Next post
Up