Музыка-колокол
В сообщении «Мастер волшебного звона - Котик Сараджев» я попытался выразить свои яркие впечатления о знакомстве с великим звонарём и музыкантом уникального дарования Констатином Сараджевым, которое состоялось благодаря книге Анастасии Цветаевой «Мастер волшебного звона». Здесь же слово самому Мастеру. Мне кажется, что поняв и приняв cамобытную манеру изложения Константина, читать его интереснее, чем любые высокохудожественные описания его неординарной личности.
Рукопись незаконченной книги Сараджева, увы, утеряна, но в семейном архиве всё же сохранились несколько страниц. Это фрагменты двух работ:
- Мое музыкальное мировоззрение», где Котик пишет о своем необычайном даре - «истинном слухе»
- и «Музыка-колокол» - работы, которая должна была стать фундаментальным трудом по теории и практике колокольного звона.
Ростов Великий. Свадебный или Разгонный звон
Их я и цитирую ниже по упомянутой книге.
* * *
«Мое музыкальное мировоззрение»
«Мое мировоззрение есть мой музыкальный взгляд на абсолютно все, что есть. Но надо прибавить, что я, глубоко признаться, вообще избегаю делиться с кем-либо областью моего мировоззрения - Музыкой,- которой предан я всем своим существом. Я пишу это слово с большой буквы, как имя собственное. Но, может быть, следует сказать еще об одном слове, имеющем громаднейшее значение в Музыке, а именно-,,Тон". Это далеко не то, что в обычном его значении, тон с маленькой буквы.
„Тон" в колокольной музыке не есть просто определенный звук, а как бы живое огненное ядро звука, содержащее в себе безграничную жизненную массу, определенную, основную симфоническую картину, так называемую „тональную гармонизацию".
Да, колокол представляет собой нечто совершенно новое и малопонятное. Если и найдутся лица, серьезно, искренне интересующиеся колокольной Музыкой и относящиеся к ней как к искусству,-то ведь оно еще почти не открыто!
Я же, могу смело сказать, первый воспринял это искусство. До меня никто другой не отдал все свои усилия и внимание колоколу, не воспринял его так - его живую, мощную, величественную красоту звучания.
Музыка его как бесконечно прекрасна, так и неимоверно сложна, в высшей степени трудна, когда пытаешься ее объяснить. Но все изучение того, что входит сюда, в мое колокольное дело, все, что касается колокола, почему-то далось мне чрезвычайно легко, без малейшего затруднения.
С самого раннего детства я слишком сильно, остро воспринимал музыкальные произведения, сочетания тонов, порядки последовательностей этих сочетаний и гармонии. Я различал в природе значительно, несравненно больше звучаний, чем другие: как море сравнительно с несколькими каплями. Много больше, чем абсолютный слух слышит в обычной музыке! Передо мной, окружая меня, стояла колоссальная масса тонов, поражая меня своей величественностью, и масса эта была центр звукового огненного ядра, выпускающего из себя во все стороны лучи звуков. Все это, иными словами, было как бы корень, имеющий над собой нечто вроде одноствольного древа с пышной, широкой кроной, которая рождала из себя вновь и вновь массу звучаний в разрастающемся порядке. И сила этих звучаний в их сложнейших сочетаниях не сравнима ни в какой мере ни с одним из инструментов-только колокол в своей звуковой атмосфере может выразить хотя бы часть величественности и мощи, которая будет доступна человеческому слуху в Будущем. Будет! Я в этом совершенно уверен...»
* * *
«Музыка-колокол»
«Я пишу музыку для колоколов, но записи мои ничего общего не имеют с нотной системой, хотя у меня и имеется запись колокольных звучаний по пятилинейной нотной системе. Я написал их для воспроизведения на клавиатуре фортепиано в темперированном строе.
Я часто употребляю слово „гармонизация", но надо объяснить, что я имею в виду под этим словом.
Гармонизация - это вполне определенная последовательность аккордов и сочетаний звуков. Каждая гармонизация имеет свою определенную форму и индивидуальность; это надо твердо понимать.
Гармонизация является совокупностью того, что в области экзотерической теории музыки называется ритмом, темпом, оттенками, гармонией, контрапунктом и инструментовкой.
Каждая форма, представление, понятие имеет свою гармонизацию - индивидуальную и только одну.
Гармония - это последовательность совокупности тонов, следующих по параллельным, вертикальным линиям.
Гармонизация - это тот же закон бытия, по которому созданы все музыкальные формы, - это непоколебимая истина.
Динамика в гармонизации выражает рельеф музыки, подчеркивает подъем, упадок, сосредоточение напряжения либо ее созерцательность.
Мелодия немыслима без гармонизации вполне естественной и ненавязанной. Тогда как одна и та же гармонизация может быть естественной для нескольких мелодий. Ритм и тембр колокола - это то, что выражает гармонизация в данный момент. Инструментовка - это быстрая смена выражений гармонизации путем перемены тембров составляющих ее тонов.
Так как гармонизаций бесконечное число, то и форм бесконечное число. Например: облик данного человека есть форма в индивидуальной гармонизации. Вообще облик человека есть форма гармонизации человека.
Ноль есть символ звуковой смерти, и поэтому у смерти нет формы, цвета и числа.
Видимо, колокол всего ближе способен передавать звуки, имеющиеся в природе, благодаря своим обертонам и богатству звучания сложных сплавов входящих в него металлов и искусству колокольного литья.
Фортепиано не имеет тех звуков, которые существуют в природе. Предела звукам нет, как нет предела числам и формам. Звуков бесчисленное множество. В природе нет энгармонизма. До-диез звучит выше, чем ре-бемоль. Диез и бемоль перекрещиваются. Энгармонизм существует по причине неполноты и несовершенства общепринятого музыкального строя. Клавишные музыкальные инструменты (рояль, пианино, орган) диезных звуков, в сущности, не имеют. Они имеют только бемольные звуки.
Бемольные тона мужественнее диезных.
Звуки бекарные, диезные и бемольные одного и того же тона составляют группу из трех, причем диезный звук тесно связан со своим бекарным звуком, а его бемольный звук отличен от своего бекарного звука. Родство и связь диезов со своими бекарными звуками мне ясно заметны в их цветах. Диезный звук имеет цвет тот же, что и его бекарный тон, но всегда гораздо бледнее, тогда как бемольные звуки отличны от цвета своего бемольного тона.
Например, в мажоре:
Соль- темно-синий.
Соль-диез - светло-синий;
Соль-бемоль - серебристо-белый.
В природе не существует диссонансов. Диссонанс - явление, происходящее от недостаточности развития человеческого слуха, слухового аппарата.
Существуют мужские и женские тона. Каждый тон имеет свои формы, цвет и число.
Форма тона прозрачна, как бы в стекле. Испускает лучи соответственного цвета - как бы радуги. И купается в собственных лучах.
Я против того, чтобы применяемое нами нотописание на пятилинейных строках служило нам также для писания нот музыки на колоколах. Для этого нужны совсем иные способы, о которых лучше сказать в другой раз, тем более что этим в данное время никто не может быть занят, кроме меня, а для того, чтобы мне объяснить это другому, нужен слушатель, нужны слушатели с тонким абсолютным слухом. Примите пока на веру мое утверждение, оно оправдает себя в том будущем человечества, которое непременно придет, когда люди будут обладать моими способностями - не как исключение, а как радостное правило совершенства музыкального слуха.
Звуковые сочетания, гармония, мелодия в колокольной музыке далеко не те, как на любом другом инструменте, хотя бы на том же фортепиано. Нотное написание звуковых сочетаний, то есть сосредоточение нескольких тонов, взятых вместе, в один тон, на колоколах образуется не из тех тонов, из которых оно якобы состоит. Иным путем извлекается и гармония. Это аппликатура последовательности звуковых сочетаний, которые могут быть всякие, последовательность их тоже может быть любая. Точно так же обстоит дело и с мелодией. Попутно: что значит это слово - „мелодия"? Оно означает аппликатуру определенной последовательности тонов. Но разве на колоколах какая-нибудь мелодия играется? Нет же!
Колокольная музыка основана на созвучиях различного тембра и звукового сплетения. Вызывающая их сила удара играет огромную роль. Если ударять не в один колокол, а сразу в два или в несколько, то он или они будут при своем звучании издавать еще иное, дополнительное звучание, чего не будет, если в них ударить в отдельности. Если данный колокол не будет изменять степень силы удара, а совместный с ним колокол будет изменять, а также если совместных - несколько, то тут произойдет то же самое, а именно - при каждом ударе данный колокол будет изменять свое добавочное звучание. Могу еще дать пример: всякая совместность колоколов во время удара издает определенное созвучие их „индивидуальностей", каждая из которых образует свое особое дополнительное созвучие. И все эти „индивидуальности" со своими „иными" созвучиями, соединяясь в одно целое, создают свою звуковую атмосферу „такой-то" „индивидуальности". Если эти же колокола данной совместности, кроме одного, дадут удары равной силы, а этот один даст удар не тот, то есть изменит силу удара, то совокупность звуков и имеющихся при них их „иных" созвучий, то есть совокупность так называемых „добавочных индивидуальностей" создает уже другую атмосферу. Малейшее изменение силы удара уже дает новый облик атмосфере совокупности колокольных звуков.
Все они, имеющие каждая свой основной тон (следующие пять колоколов: „Успенский", самый большой колокол на колокольне Ивана Великого в Кремле, первый на храме Спасителя, первые на колокольнях Троицко-Сергиевской лавры, Симонова монастыря и Саввы Звенигородского), записаны у меня в виде звуковых деревьев. Имеется у меня еще другой список индивидуальностей колоколов, но только Больших.
Всю сложность звуковых сочетаний колоколов я отчетливо слышу и различаю все их свойства, изображая их на схеме в виде чертежа „звукового дерева".
Это изображение дерева со всеми его суками и ветвями, которые в свою очередь подразделяются. Этот чертеж одновременно является и нотами. Такого тончайшего различия в звуках нот нет ни на одном музыкальном инструменте - только на колоколах.
Возьмем фортепиано. Каждой клавише фортепиано соответствует известной высоты одна определенная нота. На клавишах по нотам мы и воспроизводим музыкальные произведения. Так же на других инструментах: смычковых, духовых, ударных. В колоколе перед нами имеется ряд музыкальных, звуковых атмосфер самых разнообразных, сложнейшей системы структур. Вполне логично назвать эту звуковую атмосферу „звуковым деревом". Поэтому „звуковое дерево" каждого колокола рисуется в виде корня, ствола и кроны.
Но колокол как инструмент в среде остальных - совершенно исключительный оригинал, во всех отношениях. Теория „Музыка- колокол" имеет массу различных тонкостей и точно так же, как и сам колокол, выделяется перед всеми музыкальными инструментами. Очень сложные правила этой теории „Музыка- колокол", трудные приемы в изучении ее, а чтобы самому воспроизводить музыку на колоколах, для этого нужно не только хорошо, как говорится, назубок знать теорию „Музыка-колокол", а также знать все технические приемы звона. Необходимо обладать абсолютнейшим музыкальным слухом, иметь исключительно тончайший слух, но ведь лиц с таким тонким абсолютным слухом, к величайшему моему сожалению, нет. Обыкновенного абсолютного слуха у людей и того чрезвычайно мало; встретились мне 6-7 лиц, а может быть, и того не будет, скорее так человека 2-3, не говоря уж о таком, как у меня. Мой слух пока является, увы, исключением. Но в дальнейшем будут несомненно! Будут обязательно, будут! Но все-таки хорошо было бы, если бы нашелся хоть один человек с тончайшим, абсолютнейшим, феноменальным музыкальным слухом, до самого предела остроты, восприимчивостью к колоколу и колокольному звону, это было бы для меня великое, жизненное счастье! Иметь лицо, которое было бы моим утвердителем, утвердителем того, что я говорю, на что я указываю в теории „Музыка-колокол". Даже я нахожу, что не слишком уж обязательно быть тому лицу с абсолютнейшим музыкальным слухом и такой же сильнейшей восприимчивостью. Если в будущем будет этот человек хорошо осведомленным, глубоко посвященным в теорию колокольной музыки-это уже много!
Человек, умеющий сосредоточиваться, обладающий сознанием, способным вполне усвоить сказанное в этой книге и готовый постичь скрытый смысл, таящийся за словами и приведенными гармонизациями, сможет пробудить в себе дар истинного слуха, который потенциально заложен в каждом из людей.
Истинный слух. Кроме абсолютного слуха существует; - выше его - истинный слух. Это способность слышать всем своим существом -звук, издаваемый не только предметом колеблющимся, но вообще всякой вещью. Звук кристаллов, камней, металлов. Пифагор, по словам своих учеников, обладал истинным слухом и владел звуковым ключом к раскрытию тайн живой природы.
Каждый драгоценный камень имеет, например, свою индивидуальную тональность и имеет как раз такой цвет, какой соответствует данному строю. Да, каждая вещь, каждое живое существо Земли и Космоса звучит и имеет определенный, свой собственный тон. Тон человека постигается вовсе не по тону его голоса, человек может не произнести ни одного слова в присутствии человека, владеющего истинным слухом; однако им будет сразу определен тон данного человека, его полная индивидуальная гармонизация.
Конечно, эти гармонии звучат искаженно на существующих музыкальных инструментах, так как строй этих инструментов не имеет тех звуков, которые существуют в природе…», -
рукопись обрывается ...
Дополнительная информация
- А.И.Цветаева, Н.К.Сараджев «Мастер волшебного звона» М. «Музыка», 1988
- Первое издание книги А.И.Цветаевой под названием «Московский звонарь», ещё без материалов из семейного архива Сараджевых
- Оловянишников Н. И. "История колоколов и колокололитейное искусство" М., Русская панорама, 2010 г.
- «Колоколист с Остоженки», «Вечерняя Москва» №163 (24208) от 05.09.2005
- «Колокольная симфония Константина Сараджева». Публикация музея-заповедника «Кижи»
- Протоиерей Роман Лукьянов. Колокола Данилова монастыря в Гарвардском университете.
- «Американский zvon русских колоколов». (RELGA - научно-культурологический журнал №15 [137] 17.08.2006)
- Козлов В.Ф. - Гибель церковных колоколов