Dec 05, 2009 14:36
Рассматривая специфику отечественного социума, уясняя его основания, необходимо обратиться к наиболее глубоким истокам нашей культуры. Они в громадной степени лежат в особых чертах восточного православия и византийской цивилизации, через которую русские народы (великороссы, белорусы и малороссы) приобщились к мировой культурной традиции. Православие, а через него и государственная и общественная организация, соотношение общества и власти в немалой мере имеют своими основаниями принципы, выработанные тысячелетней историей византийского царства. Многое, от очевидного, как, например, придворный царский церемониал, до сущностного, как идея симфонии и забавного, вроде ношения густой бороды было заимствовано русским миром от византийской культуры.
Не только в духовной сфере, но и «ряд частных сторон государственного, правового и социального строя Древней России отразил на себе влияние образцов и идей византийской церковности. Блестящий анализ этой материи в применении к домонгольскому периоду дал Ключевский, показавший, как преобразовывалось по Номоканону наше право уголовное, гражданское, имущественное, обязательственное, семейное, брачное, как возвышалась женщина, как таяла холопская неволя, обуздывалась кабала ростовщичества и тому подобное. Анализ Ключевского применим в известной мере и ко всей старорусской эпохе: и к судебнику Иванов III и IV, и даже к уложению царя Алексея Михайловича».
Путь Византии, а затем и восточно-славянского, русского мира имел и имеет фундаментальные отличия от пути европейского и источник этого расхождения лежит в глубокой древности.
На заре западноевропейской цивилизации, восточный Рим был неподражаемым образцом для молодых варварских королевств. Теодорих Великий писал императору в Константинополь: «Богу угодно было, чтобы я научился правительственной науке в вашей империи. Наше королевство - подражание вашему; мы превосходим другие народы тем, что подражаем вам». Но с самого истока развитие западного и византийского общества пошли разными дорогами.
На западе, в среде варварских королевств сильная центральная власть практически отсутствовала. Неспособность этой власти обеспечить защиту права людей не богатых и не могущественных определила необходимость каждого искать себе индивидуального покровителя из богатых и могущественных. «Каждый, - говорится в одном распоряжении Карла Великого, - имеет право после смерти своего господина рекомендовать себя другому». И еще: «Всем дозволяется держать в своей коммендации свободных людей». Эта система зависимости слабейших постепенно, развиваясь, пришла ко всеобщей системе индивидуальной зависимости по иерархии.
«Вот результат, к которому пришло западноевропейское развитие в X в. Характеризовать его можно немногими словами. Сверху донизу постепенно понижающаяся лестница иерархических ступеней. Верхние слои держатся узами сеньората и вассалитета, нижние находятся в полном подчинении феодальной знати, которая раскинула свои корни по всей территории, подвергшейся влиянию романизации», писал Ф.И Успенский(-).
Т.о. общество сложилось как совокупность индивидуальных договоров. Надо заметить, что в подобном договорном отношении скрупулезная фиксация прав и обязанностей договаривающихся сторон играла важнейшую роль.
На землях Византийской империи сложилась иная ситуация. За защитой своего права человек имел возможность апеллировать к сильной центральной власти. Но сама эта власть, осуществляя достаточно эффективную защиту частного права граждан, в тоже время, именно по причине своего могущества не была связана буквой договора со своими подданными.
На западе община, (марка) быстрыми темпами распадалась, ибо власть местных сеньоров была слишком велика для того, что бы крестьянская община могла эффективно бороться и защищать себя.
Процесс распада германской общины, (марки) был основательно раскрыт в трудах Гакстгаузена, Маурера, Маркса и др.
Община же на востоке, сохранившаяся еще с римских времен в восточных провинциях, а с 5-го века усилившаяся благодаря миграции славян, находила надежную защиту в лице императора, черпавшего именно из общины основные экономические и людские средства для достижения своих государственных целей.
Как и на западе, на востоке было свое сословие властителей, или донатов, как именуются они в греческих источниках, постоянные поползновения которых угрожали цельности и независимости сельской общины, но центральная власть и закон последовательно стояли на страже интересов крестьян.
Нам известен старейший правовой акт, в котором важное место уделено крестьянской общине. Это Крестьянский закон, изданный в VIII в. В классическом римском праве никаких упоминаний о такой форме, как крестьянская община, не было, как не было подобных упоминаний в формах римского права, перекочевавших в правовые системы феодальных королевств западной Европы.
Это закон был явной правовой новацией. «Этот закон должен послужить точкой отправления в истории экономического развития на Востоке», пишет по этому поводу Успенский Ф.И.
Надо заметить, что почти все статьи этого законодательного сборника импортированы впоследствии и в русское право, начиная с устава Ярослава.
Особенные условия сложились на западе и в отношении церкви и государства. Вплоть до 8-го века Римский престол находился в пределах государственного поля Византийской империи, будучи в то же время не настолько связанным с центральной императорской властью, насколько связана была константинопольская патриархия. Когда в результате внешнеполетических перепетий и движения итальянского сепаратизма папский Рим вышел из под непосредственного влияния восточной империи, Папа был уже не только духовным владыкой, но и светским государем, достаточно независимым и в мирских делах от светских властей в Европе. Это предопределило специфику отношений церкви и в власти, при которой Папа выдвинул принцип примата духовной власти над светской, что выражалось не только в духовной, но и политической сферах. Как результат, конфликты пап и императоров Священной Римской империи германской нации, конкурентная основа взаимоотношений церкви и светской власти на западе.
Иначе обстояло дело на востоке.
В Византии сложилась концепция симфонии. Император правит в тесном контакте с духовенством, с Патриархом (до определенного момента папой), православной Церковью. Между ними существуют органичные отношения, которые называются греческим словом - "симфония", т.е. "созвучие", "единозвучие". Симфония - это термин политической и церковной практики, так называемой "симфонии властей".
«Теократическая тема христианства развивается в России не в смысле примата духовной власти над светской, как это случилось на Западе, а в сторону усвоения государственной властью священной миссии. Это не было движение в сторону цезарепапизма - Церковь сама шла навстречу государству, чтобы внести в него благодатную силу освящения. Точкой приложения Промысла Божия в истории является государственная власть - в этом вся «тайна» власти, ее связь с мистической сферой. Но потому церковное сознание, развивая теократическую идею христианства, и стремится найти пути к освящению власти. Власть должна принять в себя церковные задачи, - и потому церковная мысль, именно она, занята построением национальной идеологии. Власть позже примет эту, созданную Церковью идеологию и сделает ее своим официальным кредо, но вся эта идеология - церковна и по своему происхождению и по своему содержанию», писал о сущности «симфонии» В.Зеньковский.
Идущая от панегириста Юстиниана Евсевия Кесарийского, идея симфонии легла в основу бытия Византийской империи, а затем и Руси. Православие может существовать лишь в православном государстве, глава которого помазывается на царство и действует по благословению епископа. И царская власть и священная епископская происходят из одного источника, но священство имеет приоритет в духовных делах, а царство - в светских. Идея симфонии прошла у нас длительную метаморфозу от идеологемы "Москва-Третий Рим" до теорий официальной народности,"Святой Руси", советов и известного лозунга, «народ и партия едины».
В византийской империи власть мыслилась не как стоящая над государством, обществом и церковью, а как с ними неразрывно слитая. Два участника общественно-политического процесса - государство и церковь - не могли быть соперниками, они гармонично соединялись в едином Православном царстве, созданным Богом во исполнение Его помысла.
Протоиерей Владислав Цыпин излагает идею симфонии так: "Суть симфонии составляет обоюдное сотрудничество, взаимная поддержка и ответственность, без вторжения одной стороны в сферу исключительной компетенции другой".
Идея симфонии породила теократическую утопию священного государства, в котором мирское, светское, экономическое, социальное, правовое, административное должно гармонически сочетаться с благодатным, аскетическим, созерцательным, литургическим.
«В этом принципиальное отличие восточного христианства от западного, где утвердилась идея автономии светскости и духовности. На Западе общество постоянно балансировало между двумя соревнующимися силами - императорской властью и церковью, что привело в итоге к возникновению рационалистического гуманизма, когда Богочеловек был потеснен Человеком, Государством, Нацией. На Востоке не было и не могло быть Ренессанса в западноевропейском значении этого слова, утверждения обособленности человека от Бога, его моральной и онтологической самостоятельности», заключает В. Зеньковский.
Надо заметить, что Церковь не ограничивается рамками религиозного института, но проецирует свое собственное сакрализующее церковное "излучение" на все, что происходит в империи. «Отсюда рождается концепция "литургической империи" ("leitourgia" по-гречески - "единое действие", "всеобщий труд"). Здесь складывается имперская "литургия", когда каждый труженик, каждый простой христианин, даже осуществляя самую простую работу соучаствует во всеобщем спасении, поскольку в таком государстве нет строгой и четкой грани между церковным и нецерковным.
Все, что лежит внутри границ тысячелетнего христианского православного царства, сакрализировано», замечает А.Г. Дугин.
Именно тут корни идеи «коллективного спасения», которая стала важнейшим фактором, отличающим «дух» православия от «духа» западной церкви.
Таким образом, еще в византийскую эпоху оформились идеи симфонии и коллективного спасении, «литургического» общества, что позже, уже в России преломилось в идею «соборности». Община, как основной способ социально-экономической организации в земледельческой сфере получил в Византии правовую форму, что, несомненно, способствовало устойчивости общины и в России, где византийское право играло важнейшую роль вплоть до нового времени, а в ряде случаев и дальше.
Названные идеи естественным образом, через приобщение к религиозной традиции были перенесены и на отечественную почву.
Когда в конце XIV в. Московский Великий князь Василий I отказывался подчиниться Византийскому императору, он получил очень характерную отповедь от Константинопольского патриарха. «Невозможно, - писал патриарх Василию I, - христианам иметь церковь, но не иметь царя, ибо царство и церковь находятся в тесном союзе и общении между собой, и невозможно отделить их друг от друга. Святой царь занимает высокое место в церкви, - он не то, что поместные государи и князья».
Особенную остроту вопросы отношения церкви, царства и общества приобрели в России после падения Константинополя в 1453 г.
Миссию православного царства примерило на себя Московское государство. Еще в посланиях старца Филофея царь именуется «хранителем православной веры», т.е. имеет церковные задачи, церковную власть, а митрополит Макарий (современник Иоанна IV) доходит до такой формулы: «тебя, государь, Бог вместо Себя, избрал на земле и на престол вознес, поручив тебе милость и жизнь всего великого Православия».
Надо заметить именно это, специфическое обоснование самодержавия царя. Не воинской силой, не юридическим правом легитимизируется царская власть, но выполнением им сакральной миссии, осуществлением связи земли и «неба».
Известный апологет царской власти, Иосиф Волоцкий, который так возвеличил своей позицией царскую власть, твердо исповедал, что неправедный царь - «не Божий слуга, но диаволов», что естественно лишало такого «неправедного» царя права на владычество православным царством. Не нарушение каких-либо прав подданных, а измена «литургии» всего народа по святому служению было тем нарушением, которое определенно предоставляло подданным право на сопротивление такой «диавольской» власти. Уже здесь мы видим источник необыкновенной силы, и в тоже время удивительной хрупкости нашего общества.