Об истории.
Читая современные обзорные работы западных авторов по истории средних веков и древней истории, наблюдаю удивительную вещь. Куда-то исчезли работы по истории в традиционном понимании, а именно истории событий. Заглянем в 30-е, 60-е годы XX - го века, и там все нормально. Описывается последовательность событий, и предлагается объяснение этой последовательности. Например, Томпсон рассказывает о Великом переселении народов, описывает странствия вестготов, пишет об их поселении в Аквитании, предлагает объяснения, почему именно тогда и почему в Аквитании и т.д. и т.п. Естественно историк описывает историю в личностях. Походы короля Валии, его отношения с императорским правительством Гонория, его наследники и т.п.
Сегодня подобных работ стало исчезающее мало, а набирает вес другая история, которую я бы назвал исторической культурологией. В ней последовательность событий, деяния исторических лиц описаны мимоходом, практически намеками и ссылками, а содержание трудов заключается в описании мира повседневности (на основе археологических и письменных источников). В одной главе говориться, как, например, те же вестготы пахали и какие дома строили, в другой главе рассказывается об их праздниках и богах и т.д.
Я вовсе не утверждаю, что такой подход не имеет права на существование. Мир повседневности - тема весьма интересная, что блестяще доказал основатель этого подхода, Фернан Бродель. Другое дело, вызывает подозрение чрезмерное распространение подобных взглядов на сущность истории.
Из истории выносится история деяний, история подвигов, катастроф, благих и дурных примеров. Из истории убирается историософия, которая всегда, в явном или не явном виде присутствует в работах традиционных историков, описывающих события.
Я полагаю, что эти процессы не случайны.
Современная идеология Запада отказывается от рассмотрения современной эпохи как эпохи исторической, что значит исторически временной, имеющей свое начало и свой конец. Ценности современного Запада утверждаются как общечеловеческие, как венец развития человеческого разума и духа. Запад провозглашает конец истории. Забавно, что сам рупор этой идеи, Фукуяма, вроде как от нее отказался, но это не важно. Важно то, что подобные убеждения стали частью неявных, но фундаментальных убеждений массового человека Запада, стереотипным воззрением обывателя. Почему то это называют постмодернизом, хотя в подобных взглядах ничего нового нет. Как писал Гумилев о древних русичах конца 12-го века: «Людям подобных фаз этногенеза всегда кажется, что они подошли к порогу счастья, что они около завершения развития, которое в XIX в. стали называть прогрессом. И в какой-то мере это правильно. Если понимать под прогрессом движение вперед по ходу времени, то после вечерней зари наступают голубые сумерки, а за ними надвигается черная ночь. Однако эта последняя фаза современниками из виду упускается, вероятно, по причинам эмоциональным. Древние русичи исключением не были. Им, как римлянам эпохи Каракаллы, византийцам - современникам Исаака Ангела, китайцам династии Южная Сун и древним персам, благоденствовавшим в империи Ахеменидов, представлялось, что "украсно украшенная" Русская земля будет процветать до скончания мира, причем для поддержания этого благополучия от обитателей ее не потребуется никаких усилий».
Я не буду волховать о скорой гибели Запада. Дело не в этом (хотя все живое рождается, живет и умирает). Я обращаю внимание на то, что человек Запада стал воспитываться как человек неисторичный. Вот советский человек был человеком историчным, т.е. полагал себя живущим в истории, в обществе, которое сложилось в результате определенного пути, и это путь будет продолжаться, в неведомое завтра. Соответственно исторические изменения, катаклизмы были, в общем, ожидаемы советским историческим человеком. Он с готовностью принимал их и даже активно учувствовал, чувствуя себя оседлавшим историческую волну. Как тут не вспомнить лихорадочное, какое-то отчаянное веселье, охватившее людей в годы перестройки и реформ. С реформами соглашались не по причинам разумным, а скорее эмоционально, завороженные грандиозностью катастрофы, своим участием в событиях исторического масштаба.
Тем более актуально для запада воспитывать из обывателя человека неисторического, исторических событий не желающего и не ожидающего. Такой человек по большому счету пассивен, ему не навязать изменений. Более того, он воспринимает любые существенные изменения, как покушение на идеальный порядок. Этот-то обыватель и является целью любых элит, заинтересованных в сохранении status quo. Целью и средством для удержания этого самого status quo.
Для воспитания подобного самодовольно дремлющего обывателя требуется не так уж много. Нужно просто удалить его из истории, а историю удалить из него. Н е надо обывателю знать о естественности рождения и смерти, о том, что всякие ценности и святыни в иные эпоху видятся смешными и нелепыми, а, следовательно, и современные (общечеловеческие и вечные) ценности будут нелепицей для потомков. Что благо любого социального уклада относительно, и что история двигается деяниями и свершениями через жертвы и катастрофы. Взгляд на любое историческое событие концентрируется на издержках этого события, а далее следует вывод о бессмысленности деяния по сравнению с гибелью xxx человек. Походы Александра - гибель xxx человек, походы Цезаря массовые страдания и гибель людей. Точно так же рассуждают о Наполеоне, герцоге Альба и мн. др. Если же вспомнить о неевропейских исторических деятелях, то тут уж и вовсе все кроваво и совершенно бессмысленно. Ибо, по мнению Запада, история незапада есть история неисторических народов, а, следовательно, образования империй, деяния владык там вообще не имеют смысла, кроме пролития рек крови. История того же Востока для западного обывателя представляется картиной Верещагина «Апофеоз войны», не более. Тут ведь очень легко спекулировать. Обывателя пугают большие величины и количество жертв обычно раздувается сверх меры, а поскольку для самого обывателя его собственная жизнь представляется высочайшей ценностью всех времен и народов, несчастный дрожит от ужаса, представляя эти гекатомбы. Бедняга переворачивает странички исторической книги и видит, что через пару страничек империя, воздвигнутая такими трудами и жертвами, склоняется в упадок. И его точит мысль, зачем же гибли люди? Мы бы могли посюсюкать над «гуманностью» обывателя, но не будем, ибо мы понимаем, что люди вообще смертны, и смертность (близкая смерть) естественное состоянии человека. Мы понимаем, что любой другой путь, по которому пошла бы история, привел бы к не меньшим жертвам и страданиям, а может и большим. В отличие от обывателя мы знаем (он в это не верит), что умрем, скорее всего в страданиях, и единственно на что мы можем надеяться, это оставить хоть что-то после себя. Пускай это будет хоть текст в исторической книжке на несколько страничек.
Но вернемся к обывательским взглядам.
Подобное мировоззрение саму мысль о естественности жертв на историческом пути представляет греховной. Оттуда и горестный плачь о жертвах на пути модернизации России первой половины XX - го века. Сколько бы не объясняли на пальцах безвыходность исторической ситуации, закономерность последовательных шагов в той исторической обстановке (я говорю об эпохе Сталина), западный, или усвоивший западное мировоззрение обыватель все равно будет возвращаться к «невинным жертвам».
Кстати, с невинными жертвами есть любопытный парадокс. Жертвы наличного социального порядка невинными не считаются. Они виновны в том, что не приспособились, не поняли благостей «цивилизованного» общества, и их не то, что не жалеют, а проявляют по отношению к ним самый пещерный социал-дарвинизм.
Воспитанием именно такого обывателя и занимается новый исторический подход. Как бы история и есть, ибо рассказывает же, как варили кашу наши предки и как они запрягали лошадей. Но ее и нет, ибо любые свершения если и вспоминаются, так только с брезгливой жалостью по отношению к «невинным жертвам» и злобным непониманием по отношению к водителям исторического движения, великим личностям истории.
Но беда в том, что, в конце концов, каждый получит по вере его, и у общества обывателей, поверивших в конец истории, истории на самом деле не будет. История будет только у тех, кто живет в ней, кто готов к ней и кто желает ее.
Вот так.