Cкажу пару слов по поводу одного важного принципа, разделявшего традиционное и современное общества. Понимание этого принципа нам понадобится для дальнейших рассуждений. Я веду речь о формах социального контроля, о том, что заставляет людей вести себя правильно, в соответствии с общественными нормами. В традиционном обществе господствовал внешний социальный контроль, при котором поведение членов традиционной общности полностью контролировалось надзором этой общности. Вся его жизнь была на виду у сообщинников, знавших его с детства, и любые отклонения от легитимных моделей поведения осуждались и карались. Для любой жизненной ситуации был предписанный порядок поведения, при том, что в условиях одинакового для всех участников общины труда - крестьянского труда, неизменного по существу из века в век, разнообразие жизненных ситуаций было не особенно велико. В результате примерным членом общества такой человек был, пока община и его жизнь в ней были стабильными, но выпадая из нее, бедолага терял всякие ориентиры в своём поведении и мог превратиться в маргинала в худшем проявлении.
Апологеты современного (атомарного) общества часто утверждают, что в отличие от традиционного общества в современном обществе господствует внутренний контроль, т.е. человек осознанно принимает некие высокие нравственные нормы и принципы и сознательно им следует. Это, конечно, не так. Современное общество есть общество частных граждан и в нем так же господствует внешний социальный контроль. Только форма этого контроля несколько иная, предоставляющая относительно больше свободы индивидууму. Если в традиционном обществе основным принципом было - «живи как все», и на каждую жизненную ситуацию был рецепт, строго указующий как нужно действовать и отклонения от правильного поведения наказывались, то в атомарном обществе внешний социальный контроль проявлялся в том, что чужие интересы кладут предел на проявлениям свободы индивида. В таком обществе я имею право вести себя как угодно, но до тех пор, пока моя деятельность не натыкается на деятельность другого человека. Это не удивительно. В мире, где разделение труда обеспечило людей крайне разнообразными видами деятельности, попросту невозможно иметь некий ограниченный «пакет» стереотипных решений для всех жизненных ситуаций - так что человек вынужденно получает свободу (и необходимость ее реализовывать) куда большую, чем общинник. Кроме того отсутствует сама община в традиционном понимании и индивиду дают по загребущим ручкам только тогда, когда индивид их протягивает слишком далеко. Ведь поскольку никаких внутренних ограничителей нет, индивид протягивает руки безгранично далеко. А то, что он делает в своем дому, за закрытыми дверями («мой дом, моя крепость»), никого не волнует. Эту особенность буржуазной морали, столь презентабельной в публичной сфере, и как сюртук, сбрасываемой за закрытыми дверьми приватности, подметила и критиковала вся классическая мировая литература. Еще одной неприятной особенностью социального контроля атомарного общества является зависимость проявлений свободы от силы. Поскольку каждый протягивает ручки так далеко, как может и ограничен в этом только сопротивлением контрагентов, определяющим качеством тут становится сила, ведь никакого внутреннего ограничителя нет. Если ваш контрагент не в состоянии ударить вас по ручкам, значит, его сфера приватности ужмется до полного небытия, а ваша, соответственно расширится. И это морально в рамках буржуазной морали, господствующей в атомарном обществе нет.
Кстати, именно поэтому нелепы наши апелляции к моральности, когда мы возражаем на их действия в политике в экономике и даже спорте. Запад тянет свои загребущие ручки так далеко, как позволяем мы и другие контрагенты. И ничего аморального для них в этом нет. Наоборот, только это и морально. Когда мы не начинаем судиться в ответ на судебную ошибку в спорте, и принимаем высокоморальную по нашему позу по принципу «ну все же все видели», они нашей высокоморальности просто не понимают. Вот если бы хоккейная команда обратилась в сочинский суд, и выиграла дело, они бы повоняли, но приняли бы наше действие как разумное и моральное. А уступку они воспринимают исключительно как слабость - в которой ничего морального нет.. Средством организовывать и проявлять силу в атомарном обществе делается то, что мы называем гражданским обществом - т.е. объединения граждан, имеющих общие интересы, созданные для того, что бы сопротивляться другим.
Итак, и в традиционном обществе и в обществе современном господствует внешний социальный контроль, при том, что в традиционном обществе нет закрытых дверей и в нем запрещено все, что не разрешено. В современном, или атомарном же обществе так же господствует внешний социальный контроль, но есть приватная сфера и закрытые двери и в нем разрешено все, что не запрещено (согражданами). Еще короче, традиционное общество диктует, как должно поступать, а современное говорит о том, как поступать нельзя.
Опережая события, я скажу пару слов о третьем типе социального контроля, о коммунистическом обществе. В нем социальный контроль именно внутренний. Т.е. человек осознанно принимает некие моральные принципы, ценности и идеалы, и руководствуется именно ими в своем поведении.
На самом деле такой тип контроля есть форма диалектического снятия противоречия между социальный контролем традиционного и атомарного общества. С одной стороны, основания поступка в коммунистическом обществе далеки от позиции поступать как угодно, пока не получаешь по ручкам. Скорее они ближе к поведенческой максиме традиционного общества и диктуют, как должно поступать. Но в отличие от традиционного общества таким основанием является не внешний общественный контроль, наказывающий отклонившихся, а исключительно внутренний моральный закон. Это уже не свобода «от» атомарного общества, а свобода «для». Основанием для поступка становится не стереотип, выработанный в результате социального отбора, и закрепившийся в коллективном сознании, и не абсолютный частный интерес, ограниченный страхом перед конкурирующими согражданами, а исключительно нравственный закон.
Правда, при утверждении подобного принципа мы сталкиваемся еще с одним вопросом, а именно с вопросом об объективности усвоенных нравственных принципов. Дело в том, что если в основе поступка лежит исключительно внутренний закон, общество возможно только в том случае, если это общий для всех членов общества нравственный принцип. Если нет, то во избежание разрушения общества необходимо вернутся к внешнему ограничению со стороны сограждан - конкурентов, вернутся к миру приватной и общественной жизни, в общем, все к тому же атомарному обществу. Эта проблема актуальна именно сегодня, когда западная культура довела до полного воплощения совершенный нравственный анархизм - т.е. идею, которая позволяет выбирать любые моральные нормы, деятельностное проявление которых ограничивается только интересами других индивидов.
Но я, как марксист, полагаю, что объективно истинные (хотя и относительно) нравственные принципы существуют, как минимум для конкретного уровня развития общественной практики. Об этом мы поговорим как-нибудь в другой раз, а пока отсылаю читателя к работе Энгельса Анти Дюринг (отд. I, гл. IX), где речь идет о диалектике абсолютной и относительной истины. Признав наличие объективно истинных нравственных принципов, мы утверждаем возможность общества, в котором каждый индивидуум руководствуется исключительно внутренней максимой, но максима объективно истинна и потому разделяется всеми членами общества.
Кроме того, хочу заметить, что на самом деле, в реальности совершенно чистых форм не существует. На самом деле современный человек при всей своей атомарности далеко не в каждой жизненной ситуации вынужден свободно «сочинять» линию поведения. Вовсе нет. Куда чаще он, как и в традиционном обществе не задумываясь использует усвоенный в процессе социализации стереотип поведения. Да и коммунистический императив постоянно сосуществует, как минимум в виде идеала, и как максимум в поведении людей, которых общество зачастую полагает святыми и периодически убивает за это. Таким образом, тип общества определяется тем, какой тип социального контроля господствует, что выражается в том, какие социальные институты утверждаются в обществе, ибо система господствующих социальных институтов традиционного общества и современного существенно отличны.
И последнее в нашем небольшом экскурсе по формам социального контроля. Я не хочу, что бы создалось представление, будто вот была эпоха, когда существовали только одни формы социального контроля, - традиционное общество, а затем им на смену приходят другие и т.д. На самом деле, как я уже писал выше, нужно говорить о господствующих в обществе формах социального контроля, причем перманентный бунт против традиционных форм существовал всегда, с тех пор как началось разделения труда и в явной форме, когда появились города. Правда, долгие века это был личный бунт, воспринимавшийся современниками как порча нравов. Но более того, даже коммунистический принцип организации общества проявляется уже довольно давно, правда в начале лишь в виде идеала и в превращенной, в религиозной форме. Христианство как раз требует руководствоваться в своем поведении только внутренней нравственной максимой, другое дело, исходя их того, что «религия есть самосознание и самочувствование человека, который еще не обрел себя…» происхождение максимы определяется как божественное откровение, а отчуждение об общества, от других людей преломляется в религии в отчуждение от Бога. Вот здесь настоящая общность христианства и марксистской доктрины, а вовсе не в некой общности заповедей и морального кодекса строителя коммунизма. Вообще именно у христианства всего-то две заповеди - любите Бога и любите друг друга. И если вспомнить, что Бог есть не более чем превращенная форма представления о родовом человеке…
И припомните императив Канта - опять же коммунистическая максима.
На самом деле коммунизм, это вечная мечта человечества, а марксизм предал этой мечте научный характер, превратил ее в конкретную теорию - программу действий по построению коммунистического общества.