Москва, разрушенная большевиками (ноябрь 1917 года).
"Расстрелянная Москва покорилась большевикам. Столицы взяты вражескими - и варварскими - войсками. Бежать некуда. Родины нет", - записала в своём дневнике русская поэтесса Зинаида Гиппиус после окончания недельных боёв в Москве, в результате которых коммунистам всё же удалось одолеть русское сопротивление.
Как же большевики устанавливали свою "советскую власть" в Москве?
"Бухают пушки, это стреляют по Кремлю откуда-то с Воробьевых гор. Человек, похожий на переодетого военного, пренебрежительно говорит:
- Шрапнелью стреляют, идиоты! Это - к счастью, а то бы они раскатали весь Кремль.
Он долго рассказывает внимательным слушателям о том, в каких случаях необходимо уничтожать людей шрапнелью, и когда следует «действовать бризантными».
- А они, болваны, катают шрапнелью на высокий разрыв! Это бесцельно и глупо…
Кто-то неуверенно справляется:
- Может быть - они нарочно так стреляют, чтобы напугать, но не убивать?
- Это зачем же?
- Из гуманности?
- Ну, какая же у нас гуманность,- спокойно возражает знаток техники убийства…
… Круглые, гаденькие пульки шрапнели градом барабанят по железу крыш, падают на камни мостовой,- зрители бросаются собирать их «на память» и ползают в грязи.
В некоторых домах вблизи Кремля стены домов пробиты снарядами, и, вероятно, в этих домах погибли десятки ни в чём не повинных людей. Снаряды летали так же бессмысленно, как бессмыслен был весь этот шестидневный процесс кровавой бойни и разгрома Москвы".
Писала газета «Новая жизнь», № 175, 8(21) ноября 1917 г.
"...В Кремле снаряды попали в Успенский собор, в Чудов монастырь, в церковь 12-ти Апостолов, в Малый дворец и вообще, должно быть, пострадал наш Святой и седой Кремль больше, чем от нашествий иноплеменных. Пишут о многих разрушениях, пожарах, расстрелах", - вспоминал Н.П.Окунев в "Дневнике Москвича".
Русские патриоты сопротивлялись стойко: "Уже неделю шли бои: боролись из-за домов и улиц, рыли поперек улиц окопы, делали перебежки, перестреливались; к 1 ноября большевиков во многих местах значительно потеснили. Появилась надежда на подкрепление: корнет В. Н. М-в, одного из драгунских полков, в штатском платье поехал в Тверь звать Тверское кавалерийское училище; таковое и выступило походным порядком, ввиду отказа Викжеля перевезти его, но до Москвы не дошло, так как все уже было кончено.
Улицы имели вид грязный и запущенный; там, где не было столкновений, - улицы были пустынными. Первые дни еще публика ходила и глазела, но затем, увидав, что дело было серьезно, предпочла отсиживаться по домам. Особенно заботились об этом «домовые комитеты», кои всеми доступными им средствами старались удержать непоседливых дома и завели с этой целью даже особые пропуски, на случай крайней необходимости кому-нибудь покинуть пределы своего дома.
Так сидели одни и боролись другие.
А борьба все шла; количеству и техническим и материальным средствам большевиков была противопоставлена отвага и стойкость юнкеров, студентов, офицеров и гимназистов.
Обстановка жизни наших бойцов в эти дни была куда как тяжела. Или бои - столкновения нудные, из-за угла; или стояние по суткам где-нибудь на углу улицы. Редко - сон: в кинематографе, в училище, а то чаще в подворотне, парадном или прямо на улице; редко забегали домой (и то лишь кто жил в занятом нами районе). Еда - об ней мало думали, а по большей части - папиросы и папиросы. Горячей пищи, чаю - не было в помине.
И так - десять дней. Десять дней без сна, без отдыха, без пищи, а главное - с очень смутной надеждой на будущее.
Было лишь одно - сознание долга".
(Д. Одарченко, "КАК ПОЛОНИЛИ МОСКВУ".)
