Трактовка женщины-птицы из Велестино
Вот несколько изображений, известных по научной литературе, на которых мы видим женщин, имитирующих длинными рукавами платьев крылья птиц.
Датировки этих изображений: VII век (Велестино), XII-XIII века (две женщины с древнерусских браслетов), XV век (Радзивилловская летопись, изображение на миниатюре древлянской женщины во время свадебного обряда "умыкания") и XX век (костюм для танцев, Тамбовская губерния). Роднит эти изображения то, что с ними связаны ритуальные действия с музыкальным сопровождением. А три наиболее древних изображения находятся в связи с изображением гусляров и славянских крыловидных гуслей.
Вы можете убедиться в том, что это один и тот же тип гуслей, что и у фигурок из Велестино, но с пятью струнами и в иной игровой позиции.
Что изображает фигурка из Велестино, элементы каких птиц мы видим в её образе?
Во-первых, отметим, что женщина на фигурке в отличие от обнажённой матери с младенцем, одета в платье. Об этом говорит изображение орнаментированного подола платья, спускающегося ниже колен. Орнамент включает две полосы. Верхний - окаймлённая волнистая или, скорее, ломанная линия. Она имеет четыре угла, упирающихся остриём вверх и три - вниз.
Схожая символика очень распространена в керамике разных веков. На лепесовской чаше (IV век, черняховская культура), которая, возможно, предназначалась для гадания и имеет символическое изображение 12 месяцев, подобные орнаментальные линии образуют треугольники углами вверх. По пять треугольников приходится на "октябрь" и "февраль", а по четыре, как на фигурке, - на "май" и "сентябрь", то есть на "женские" периоды славянского календаря (праздник Лады в мае и "бабье лето" - в сентябре).
Второй орнаментальный пояс содержит в себе один большой треугольник, который образован тремя параллельными углами, обращёнными остриём вверх. По бокам треугольника расходятся под теми же наклонами, что и стороны угла, 4 косых линии слева и две(?) справа.
Техника нанесения треугольника тремя линиями схожа с той, что использована на черняховском сосуде из Войскового (IV век) для изображения косых крестов нижнего ряда знаков. На этом сосуде в верхнем ряду знаков схожие с треугольником знаки наносились с помощью двойных углов. Вероятно, автор хотел изобразить не угол, а именно треугольник без учёта количества штрихов. Одинарные треугольники использованы для орнамента "марта", "ноября" и "января" лепесовского сосуда, а на черняховском календаре из Ромашек (IV век) треугольник расположен под знаком Купала в районе пяти дней до ночи Купала (ночь с 23-24 июня).
По мнению некоторых исследователей символики, мнение которых стало популярно после фильмов о граале, такой треугольник обозначает женское начало. Однако, на полтавской статуэтке мужчины (был материал о ней в сообществе), его одежда также орнаментирована подобным треугольником (и, как выясняется, не одним). В итоге, мы видим типичный для средневековья орнамент, имитирующий вышивку. Трактовка символического значения вышивки не противоречит самой фигурке - это женская символика, связанная с плодородием и деторождением.
Второе - крылья. Они либо пришиты к платью, то есть показана имитация крылатости, либо это действительно крылья женщины, растущие из её рук. Скорее всего, это лебединые крылья, так как показан и ряд мелких перьев и ряд длинных перьев крыла. Крылья показаны в необычном положении, то есть либо имитируется взмах крыльев, либо автор рисовал с крыльев, отрезанных у птицы и прикреплённых к одежде.
Третье - голова женщины. Она образована почти идеальным кругом, по краю которого идёт «пунктир» из круглых спаянных друг с другом точек. Это характерная особенность стиля, уже встречающаяся на фигурке обнаженной мадонны и имеющейся также на главной фигурке клада из Велестино. Подобное окаймление головы характерно для мартыновских фигурок мужчин и может в равной степени обозначать и волосы и некое свечение (типа нимба).
Женщина повёрнута к нам фронтально, на лице мы видим два больших круглых глаза и ещё больший круглый рот.
В отличие от глаз младенца-ящера на другой фигурке у глаз женщины-птицы имеются зрачки. Широко раскрытый рот имеет аналог на другой фигурке антского типа - волк с прижатыми ушами, пасть которого непрпорционально распахнута.
Раскрыты пасти волков показаных в "анфас" на фигурке из Трубчевского клада (антское время, волк держит в пасти круглый предмет) и на оковке турьего рога из Чёрной могилы (X век, волк смотрит на центральную фигуру солнечного "восхождения" и из его пасти выходит плетёный орнамент). Вероятно, открытая пасть имела определённое символическое значение - обозначала некое мифическое действие. Например, волк мог что-то поедать или пытаться поедать, например, солнце.
Можно ли назвать лицо женщины человеческим или списать на стилистику фигурок столь необычные для человека огромные глаза и рот? Я лично встретил на фибулах антского типа только одно схожее мужское лицо, но эта схожесть может возникать лишь из-за мелкого масштаба изображения.
Например, у лица с фибулы обозначен вертикальной чертой нос. На фигурке женщины из Велестино, имеющей большие размеры, носа не обозначено! Думаю, что перед нами не голова человека, а головка птицы. Кроме того, по очертаниям широко раскрытого клюва узнаётся птенец кукушки.
Таким образом, фигурка женщины содержит в себе элементы разных птиц - лебедя и кукушки. Крылья лебедя прикреплены к рукавам платья (не обозначены) или заменяют их, а голова кукушки с широко раскрытым клювом обозначает действие. Действие это может быть как просьбой кукушонка покормить его, так и просто просящим криком.
Что делает изображённая на фигурке женщина-птица?
Здесь стоит обратить внимание на позу женщины. Её руки (кстати, руки женщины пятипалые) симметрично согнуты в локтях и вознесены вверх, ладонями к нам (большие пальцы развернуты к голове). Запястья отделены от рук браслетообразными чертами, как и у женщины с младенцем. Этот факт мы упустили при описании фигурки мадонны, но скорее всего это дань стилистике. У мартыновских мужчин мы видим две таких полосы, что можно связать с одеждой. Здесь таких оснований нет. Назвать ли эти линии браслетами, сказать трудно - они показаны рельефом, а не знаком, как у мартыновских фигурок.
Ноги женщины смотрят носками наружу. Ничто не выдаёт в повёрнутых носках действия. Женщина просто стоит. С другой стороны носки мартыновских фигурок так же развёрнуты, но ноги согнуты в коленях, что трактуется как танец. Колени женщины мы не видим, поэтому степень согнутости ног определить под платьем трудно. Очень трудно охарактеризовать общее положение тела и изображение лица как танец (вприсядку, как танец мартыновских фигур). Скорее всего, женщина молится.
Наиболее близкой позе женщины является поза Оранты из Софийского собора Киева (XI век) и с ярославской иконы (XII века). Руки Орант также согнуты в локтях и обращены вверх ладонями к нам, однако руки женщины-птицы больше вскинуты вверх - она подняла их так, как это делали русские женщины во время призыва весны. При этом руки женщины-птицы не вытянуты вверх как при призыве весны, а согнуты. Наиболее точной аналогией изображению женщины-птицы является русская вышивка с изображением женщины с птицами - руки также согнуты в локтях.
Предположение о том, что женщина молится, подтверждается и широко открытым ртом-клювом. У славян известны молитвы небу. Ибн-Даста, арабский писатель X века, сообщает текст молитвы славян. «Все они (славяне) идолопоклонники, - пишет он. - Более всего сеют они просо. Во время жатвы берут они просяные зерна в ковше, поднимают их к небу и говорят: «Господи, ты, который снабжаешь нас пищей (до сих пор), снабди и теперь нас ею в изобилии!»
Если исходить из симметричности фигурки, то, вероятно, мольбы женщины-птицы обращены к главному божеству велестинской коллекции, которая также симметрична и имеет солярные знаки, то есть обозначает небесное божество.
Из образов языческого характера мы можем без труда подобрать наиболее близкий к образу женщины-птицы. И, как и в случае с фигурками зооморфных гусляров, мы обратимся к тексту «Слова о полку Игореве», автор которого был знаком с наследием славянских гусляров VII века. Это - Ярославна! Приведу текст отрывка полностью.
На Дунаи Ярославнынъ гласъ ся слышитъ,
зегзицею незнаема рано кычеть:
"Полечю - рече - зегзицею по Дунаеви,
омочю бебрянъ рукавъ въ Каяле реце,
утру князю кровавыя его раны
на жестоцемъ его теле".
Ярославна рано плачетъ
въ Путивле на забрале, аркучи:
"О ветре, ветрило!
Чему, господине, насильно вееши?
Чему мычеши хиновьскыя стрелкы
на своею нетрудною крилцю
на моея лады вои?
Мало ли ти бяшетъ горе подъ облакы веяти,
лелеючи корабли на сине море?
Чему, господине, мое веселие
по ковылию развея?"
Ярославна рано плачеть
Путивлю городу на забороле, аркучи:
"О Днепре Словутицю!
Ты пробилъ еси каменныя горы
сквозе землю Половецкую.
Ты лелеял еси на себе Святославли носады
до плъку Кобякова.
Възлелей, господине, мою ладу къ мне,
а быхъ не слала къ нему слезъ
на море рано".
Ярославна рано плачетъ
въ Путивле на забрале, аркучи:
"Светлое и тресветлое сълнце!
Всемъ тепло и красно еси:
чему, господине, простре горячюю свою лучю
на ладе вои?
Въ поле безводне жаждею имь лучи съпряже,
тугою имъ тули затче?"
Прысну море полунощи,
идутъ сморци мьглами.
Игореви князю богъ путь кажетъ
изъ земли Половецкой
на землю Рускую,
къ отню злату столу.
Итак, Ярославна обращается с плачем поочерёдно к трём природным стихиям - к ветру, Днепру и солнцу. Она просит их о помощи своему пленённому мужу Игорю и его воинам. После плача следует сцена, в которой Бог помогает князю бежать из плена. В данном отрывке Ярославна, которая в утреннее время вышла на возвышенное место, чтобы обратиться к силам природы, предстаёт перед нами кукушкой («зегзицею»). Она уподобляется птице. Во-первых, она «кычеть», то есть кричит по-птичьи. Киканье может пониматься даже точнее - как голос кукушки. Во-вторых, она в образе птицы хочет омочить шёлковый («бебрян») рукав в реке. Вероятно, ей шёлковые рукава либо удлиненны, либо расширены и ниспадают вниз. В таком случае их можно намочить в реке. То есть длинными рукавами (вероятно белыми) Ярославна похожа на лебедя - водную птицу, которая взмахом крыльев может поднять водные брызги.
Образ лебедя также несколько раз встречается в «Слове», причем упоминается голосистый лебедь-кликун, а не шипун. В начальной части «Слова» струны гуслей уподобляются стаду лебедей, на которое Боян напускает соколов (пальцы). Та лебедь, которую догонял сокол - пела песню. Это невероятно красивый, но, в тоже время, трагический образ поющего лебедя, который является жертвой сокола.
Место плача Ярославны и порядок обращений говорит о том, что главным адресатом её мольбы было Солнце, хотя Бог, который указует князю дорогу, может заменять здесь Перуна. Особо нужно отметить, что Ярославна летит на Дунай. Это река, на которой находится прародина славян. Вероятно, здесь идёт отсылка к мифу о происхождении славян, тогда главной фигурой здесь должен выступать Дажьбог, покровитель князей и прародитель славян. Плач Ярославны был обращен к солнечному божеству.
Так, мы видим некоторое совпадение образов Ярославны и женщины-птицы: мы видим и черты кукушки и черты лебедя, и моление небесному божеству. Интересно, что фигура Ярославны, установленная в Путивле, очень напоминает фигурку из Велестино, если исключить зооморфные элементы. Скульптор даже угадал лебединые крылья, показав их ниспадающей тканью с воздетых к небу рук. Не исключено, что в «Слове» использованы элементы славянской мифологии, а автор уподобляет Ярославну мифологической женщине-птице, изображённой на фигурке в Велестино.
О чём рассказывает этот образ, кто эта женщина-птица?
Если исходить из характера мольбы Ярославны, то нужно сказать, что женщина-птица просит солнечное божество о спасении из плена. Мотив плена подтверждает и уподобление игры Бояна соколиной охоте на лебедей.
На роль богини, которая находится в плену претендует в «основном мифе» жена или дочь Перуна, которую похищает Велес и из-за которой Перун начинает борьбу со змееподобным противником. Б.А. Рыбаков и многие другие авторы чаще всего называют эту богиню Мокошью. Это единственное женское божество в пантеоне князя Владимира (X век). Собственно, и выбора то у нас и нет, потому как других женских персонажей мы не знаем. На образ Лады, Лели или Полели женщина-птица, несмотря на ладо-купальскую символику её платья, не похожа. Нет соответствующих атрибутов. Однако и веских оснований для отождествления женщины-птицы и Мокоши у нас не имеется.
Если отойти от реконструкции мифов, то можно обнаружить, что женщина-лебедь - это очень распространённый фольклорный образ, который либо никогда не был мифом о боге, либо на очень раннем этапе истории уже стал фольклорным. Здесь моя концепция уподобления героя эпоса мифическому персонажу даёт сбой, так как мы видим уподобление женщин лебедю на протяжении более тысячи, но ни в одном из случаев у нас нет повода связать образ с Мокошью или обноружить первоначальный текст. Однако модель уподобления всё же работает и в качестве результата выдаёт нам устойчивый языческий образ.
Первый текст, в котором присутствует женщина-лебедь, записан уже в VI веке - это рассказ Иордана о том, как готский правитель Германарих приказал разорвать лошадьми Сонильду (Сванхильд), а её братья Сар и Амий мстят за её смерть. Эта легенда также сохранилась в сагах. Там поясняется, что у Сонильды было три брата, но младший, Эрп, был незаконнорожденным, поэтому убить Германариха двум братьям не удалось в отсутствие третьего (у Иордана братья все же наносят смертельную рану готскому королю). Не будем спорить об этнической принадлежности Сонильды, лишь вспомним, что события о которых повествуют легенды разворачиваются на нижнем Днепре в IV веке от Рождества Христова. Мы видим красивый фольклорный мотив. Нас интересует сестра трёх братьев, которая пыталась бежать от мужа и носила имя, содержащее корень «сван», то есть «лебедь».
Нам известна и другая легенда, которая рассказывает о трёх братьях и сестре-лебеди. Это полянское предание об основании Киева, которое неоднократно сравнивали с легендой о Сонильде. Мы знаем, что у Кия, Щека и Хорива была ещё сестра Лыбедь. Несмотря на то, что имя её происходит от слова «лыбь» («сырое место») и является названием ручья, созвучие слово «лебедь» является очевидным. Так, на памятнике основателям города в Киеве Лыбедь изображена с символическими крыльями позади (развивающаяся одежда). Какова роль Лыбеди в легенде об основании Киева? Ей не приписывается какая-либо роль, кроме обозначения топонима - ручья. Да и в ранней, армянской, версии легенды Лыбедь не упомянута. Вероятно, с ней был связан какой-то особый сюжет. Отметим, что женщина-лебедь в данном случае на стороне главных героев, то есть, если бы кто-то захотел завладеть ею, то ему пришлось бы столкнуться с могущественным князем Кием и его братьями. Вероятно, братья выступают в утраченном сюжете о Лыбеди её защитниками, как Сар, Амий и Эрп. Не случайно в легенде об основании Киева они названы ловцами зверей, лесными охотниками. Мы встречаем мотив охоты как важного государственного элемента как в «Повести временных лет», так и в былинах. Право охоты на той или иной земле - было символом власти над той или иной территорией. Об этом говорится в статье 6483 (975) года ПВЛ, когда сын Свенельда Лют был убит на охоте князем Олегом Святославичем, а именно Свенельд собирал до Олега дань с земли древлян, где произошла стычка, повлёкшая затем известную междоусобицу князей. Более ранний мотив охоты, и именно охоты на птиц, относится в летописи к поездке княгини Ольги в 946 году, когда на своих землях она создавал «ловища», долго сохранявшиеся как знак княжеской власти. Вероятно, Лыбедь в легенде о Кие была символом полянской земли, которую защищали братья. Более того, напомню, что Кий обладал не только днепровскими землями, но и совершил поход на Дунай, пытаясь подчинить эти земли. Такие походы с берегов Днепра в Причерноморье в былинах известны как «полякование» и обычно их целью называется охота на уток и лебедей.
Нужно сказать, что легенда о Сонильде и легенда о Лыбеди восходят ко времени до VII века, когда была создана фигурка из Велестино, следовательно уже тогда образ женщины-птицы в антской среде не был единым.
Не был этот образ единым и в русской фольклорной традиции. Самой известной женщиной-лебедью в русских былинах является Марья-лебедь, жена Михайла Потыка. Учёные отмечают архаичность данной былины. Некоторые привязывают описанный в былине обряд погребения конкретно к X веку. Трактовка образа Марьи весьма различна. Но можно сказать однозначно, она выступает здесь как отрицательный персонаж. Марья - колдунья, которая способна обращаться в лебедя. Потык нашёл её во время охоты на «вешних заводях». Они поклялись друг другу в верности так, что сошли вместе в могилу и вместе смогли выйти из неё обратно. В продолжении сюжета Марья изменяет мужу и уходит к другому, трижды пытаясь заколдовать с помощью зелья Потыка. Однако во всех вариантах Потыку удаётся убить Марью. Таким образом, мы видим повторение сюжета о Сонильде. Жена-лебедь бежит от мужа, но он её настигает и убивает за бегство.
Другая трактовка, базируется на схожем рассказе, но Марья не выступает в нём как отрицательный персонаж. Вообще имя Марья маркирует в русском фольклоре купальские традиции, традиции, которые были противны как патриархальным порядкам русов X века, так и христианской семейной этике более позднего времени. Вместе с тем, воинствующих колдуний в русской традиции наделяли именем Марины. Марья - это более мягкий по сравнению с Мариной образ. Смысловую пару с Марьей составляет Иван (маркирующий праздник Купала и купальские традиции). Так вот, в русской сказке есть сюжет о Белой Лебедке (записана в Пермском крае в XIX веке), в котором Иван-царевич находит во время охоты в приморских землях себе невесту - лебедя. У них рождается сын. Далее следует сцена, когда пролетающие «станицы» лебедей зовут Лебёдку с собой. Она вынуждена отказать своему отцу, матери и братьям, оправдывая это тем, что у неё есть сын. Однако последняя сцена рассказывает, что в последней стае у лебёдки есть возлюбленный, с которым она решается улететь. Главный герой сказки, Иван-царевич, смог удержать лебедь, которая навсегда осталась с ним.
Таким образом, мы видим, что основной темой, связанной с женщиной-лебедем, в разных сюжетах выступает мотив бегства от мужа, связанный с пониманием семейно-брачных отношений. С одной стороны мы видим «лебединое стадо»», к которому изначально принадлежит женщина. В известной русской свадебной песне «стадом лебединым», от которого «отставала» невеста, названы родственники невесты. Охотник, или сокол, в наших сюжетах - это жених, муж женщины. В дошедших до нас рассказах ведётся полемика авторов с правом жены покинуть мужа, вернувшись в стаю, или уйдя к другому возлюбленному. В одних племенах славян такое право имелось, в других - нет. Борьба двух брачных традиций продолжалась на протяжении многих веков. На календаре IV века из села Ромашки из-под Киева, отмечены одинаково заметными знаками и праздник Купала и праздник Перуна. Видимо, в этот период у полян матриархальная и патриархальная традиции сосуществовали. Также мы не видим противоречий между Лыбедью и полянскими князьями-братьями, что также маркирует приспособление купальских верований к патриархальным порядкам, утвердившимся в антский период. Какую позицию занимал автор велестинской фигурки по отношению к матриархальному браку? Вероятно, он изображает ситуацию, в которой лебедь не является свободной. Ситуацию, когда купальские традиции ещё не считались «скотскими» и противоречащими браку, но патриархальные порядки уже взяли верх над фратрийным браком и замужняя женщина могла лишь молится Солнцу о свободе.
Почему в данном случае женщина ещё уподобляется кукушке, как зовут эту женщину-птицу и какой миф рассказывает автор из Велестино, нам ещё предстоит узнать в будущем.
Датировки этих изображений: VII век (Велестино), XII-XIII века (две женщины с древнерусских браслетов), XV век (Радзивилловская летопись, изображение на миниатюре древлянской женщины во время свадебного обряда "умыкания") и XX век (костюм для танцев, Тамбовская губерния). Роднит эти изображения то, что с ними связаны ритуальные действия с музыкальным сопровождением. А три наиболее древних изображения находятся в связи с изображением гусляров и славянских крыловидных гуслей.
Вы можете убедиться в том, что это один и тот же тип гуслей, что и у фигурок из Велестино, но с пятью струнами и в иной игровой позиции.
Что изображает фигурка из Велестино, элементы каких птиц мы видим в её образе?
Во-первых, отметим, что женщина на фигурке в отличие от обнажённой матери с младенцем, одета в платье. Об этом говорит изображение орнаментированного подола платья, спускающегося ниже колен. Орнамент включает две полосы. Верхний - окаймлённая волнистая или, скорее, ломанная линия. Она имеет четыре угла, упирающихся остриём вверх и три - вниз.
Схожая символика очень распространена в керамике разных веков. На лепесовской чаше (IV век, черняховская культура), которая, возможно, предназначалась для гадания и имеет символическое изображение 12 месяцев, подобные орнаментальные линии образуют треугольники углами вверх. По пять треугольников приходится на "октябрь" и "февраль", а по четыре, как на фигурке, - на "май" и "сентябрь", то есть на "женские" периоды славянского календаря (праздник Лады в мае и "бабье лето" - в сентябре).
Второй орнаментальный пояс содержит в себе один большой треугольник, который образован тремя параллельными углами, обращёнными остриём вверх. По бокам треугольника расходятся под теми же наклонами, что и стороны угла, 4 косых линии слева и две(?) справа.
Техника нанесения треугольника тремя линиями схожа с той, что использована на черняховском сосуде из Войскового (IV век) для изображения косых крестов нижнего ряда знаков. На этом сосуде в верхнем ряду знаков схожие с треугольником знаки наносились с помощью двойных углов. Вероятно, автор хотел изобразить не угол, а именно треугольник без учёта количества штрихов. Одинарные треугольники использованы для орнамента "марта", "ноября" и "января" лепесовского сосуда, а на черняховском календаре из Ромашек (IV век) треугольник расположен под знаком Купала в районе пяти дней до ночи Купала (ночь с 23-24 июня).
По мнению некоторых исследователей символики, мнение которых стало популярно после фильмов о граале, такой треугольник обозначает женское начало. Однако, на полтавской статуэтке мужчины (был материал о ней в сообществе), его одежда также орнаментирована подобным треугольником (и, как выясняется, не одним). В итоге, мы видим типичный для средневековья орнамент, имитирующий вышивку. Трактовка символического значения вышивки не противоречит самой фигурке - это женская символика, связанная с плодородием и деторождением.
Второе - крылья. Они либо пришиты к платью, то есть показана имитация крылатости, либо это действительно крылья женщины, растущие из её рук. Скорее всего, это лебединые крылья, так как показан и ряд мелких перьев и ряд длинных перьев крыла. Крылья показаны в необычном положении, то есть либо имитируется взмах крыльев, либо автор рисовал с крыльев, отрезанных у птицы и прикреплённых к одежде.
Третье - голова женщины. Она образована почти идеальным кругом, по краю которого идёт «пунктир» из круглых спаянных друг с другом точек. Это характерная особенность стиля, уже встречающаяся на фигурке обнаженной мадонны и имеющейся также на главной фигурке клада из Велестино. Подобное окаймление головы характерно для мартыновских фигурок мужчин и может в равной степени обозначать и волосы и некое свечение (типа нимба).
Женщина повёрнута к нам фронтально, на лице мы видим два больших круглых глаза и ещё больший круглый рот.
В отличие от глаз младенца-ящера на другой фигурке у глаз женщины-птицы имеются зрачки. Широко раскрытый рот имеет аналог на другой фигурке антского типа - волк с прижатыми ушами, пасть которого непрпорционально распахнута.
Раскрыты пасти волков показаных в "анфас" на фигурке из Трубчевского клада (антское время, волк держит в пасти круглый предмет) и на оковке турьего рога из Чёрной могилы (X век, волк смотрит на центральную фигуру солнечного "восхождения" и из его пасти выходит плетёный орнамент). Вероятно, открытая пасть имела определённое символическое значение - обозначала некое мифическое действие. Например, волк мог что-то поедать или пытаться поедать, например, солнце.
Можно ли назвать лицо женщины человеческим или списать на стилистику фигурок столь необычные для человека огромные глаза и рот? Я лично встретил на фибулах антского типа только одно схожее мужское лицо, но эта схожесть может возникать лишь из-за мелкого масштаба изображения.
Например, у лица с фибулы обозначен вертикальной чертой нос. На фигурке женщины из Велестино, имеющей большие размеры, носа не обозначено! Думаю, что перед нами не голова человека, а головка птицы. Кроме того, по очертаниям широко раскрытого клюва узнаётся птенец кукушки.
Таким образом, фигурка женщины содержит в себе элементы разных птиц - лебедя и кукушки. Крылья лебедя прикреплены к рукавам платья (не обозначены) или заменяют их, а голова кукушки с широко раскрытым клювом обозначает действие. Действие это может быть как просьбой кукушонка покормить его, так и просто просящим криком.
Что делает изображённая на фигурке женщина-птица?
Здесь стоит обратить внимание на позу женщины. Её руки (кстати, руки женщины пятипалые) симметрично согнуты в локтях и вознесены вверх, ладонями к нам (большие пальцы развернуты к голове). Запястья отделены от рук браслетообразными чертами, как и у женщины с младенцем. Этот факт мы упустили при описании фигурки мадонны, но скорее всего это дань стилистике. У мартыновских мужчин мы видим две таких полосы, что можно связать с одеждой. Здесь таких оснований нет. Назвать ли эти линии браслетами, сказать трудно - они показаны рельефом, а не знаком, как у мартыновских фигурок.
Ноги женщины смотрят носками наружу. Ничто не выдаёт в повёрнутых носках действия. Женщина просто стоит. С другой стороны носки мартыновских фигурок так же развёрнуты, но ноги согнуты в коленях, что трактуется как танец. Колени женщины мы не видим, поэтому степень согнутости ног определить под платьем трудно. Очень трудно охарактеризовать общее положение тела и изображение лица как танец (вприсядку, как танец мартыновских фигур). Скорее всего, женщина молится.
Наиболее близкой позе женщины является поза Оранты из Софийского собора Киева (XI век) и с ярославской иконы (XII века). Руки Орант также согнуты в локтях и обращены вверх ладонями к нам, однако руки женщины-птицы больше вскинуты вверх - она подняла их так, как это делали русские женщины во время призыва весны. При этом руки женщины-птицы не вытянуты вверх как при призыве весны, а согнуты. Наиболее точной аналогией изображению женщины-птицы является русская вышивка с изображением женщины с птицами - руки также согнуты в локтях.
Предположение о том, что женщина молится, подтверждается и широко открытым ртом-клювом. У славян известны молитвы небу. Ибн-Даста, арабский писатель X века, сообщает текст молитвы славян. «Все они (славяне) идолопоклонники, - пишет он. - Более всего сеют они просо. Во время жатвы берут они просяные зерна в ковше, поднимают их к небу и говорят: «Господи, ты, который снабжаешь нас пищей (до сих пор), снабди и теперь нас ею в изобилии!»
Если исходить из симметричности фигурки, то, вероятно, мольбы женщины-птицы обращены к главному божеству велестинской коллекции, которая также симметрична и имеет солярные знаки, то есть обозначает небесное божество.
Из образов языческого характера мы можем без труда подобрать наиболее близкий к образу женщины-птицы. И, как и в случае с фигурками зооморфных гусляров, мы обратимся к тексту «Слова о полку Игореве», автор которого был знаком с наследием славянских гусляров VII века. Это - Ярославна! Приведу текст отрывка полностью.
На Дунаи Ярославнынъ гласъ ся слышитъ,
зегзицею незнаема рано кычеть:
"Полечю - рече - зегзицею по Дунаеви,
омочю бебрянъ рукавъ въ Каяле реце,
утру князю кровавыя его раны
на жестоцемъ его теле".
Ярославна рано плачетъ
въ Путивле на забрале, аркучи:
"О ветре, ветрило!
Чему, господине, насильно вееши?
Чему мычеши хиновьскыя стрелкы
на своею нетрудною крилцю
на моея лады вои?
Мало ли ти бяшетъ горе подъ облакы веяти,
лелеючи корабли на сине море?
Чему, господине, мое веселие
по ковылию развея?"
Ярославна рано плачеть
Путивлю городу на забороле, аркучи:
"О Днепре Словутицю!
Ты пробилъ еси каменныя горы
сквозе землю Половецкую.
Ты лелеял еси на себе Святославли носады
до плъку Кобякова.
Възлелей, господине, мою ладу къ мне,
а быхъ не слала къ нему слезъ
на море рано".
Ярославна рано плачетъ
въ Путивле на забрале, аркучи:
"Светлое и тресветлое сълнце!
Всемъ тепло и красно еси:
чему, господине, простре горячюю свою лучю
на ладе вои?
Въ поле безводне жаждею имь лучи съпряже,
тугою имъ тули затче?"
Прысну море полунощи,
идутъ сморци мьглами.
Игореви князю богъ путь кажетъ
изъ земли Половецкой
на землю Рускую,
къ отню злату столу.
Итак, Ярославна обращается с плачем поочерёдно к трём природным стихиям - к ветру, Днепру и солнцу. Она просит их о помощи своему пленённому мужу Игорю и его воинам. После плача следует сцена, в которой Бог помогает князю бежать из плена. В данном отрывке Ярославна, которая в утреннее время вышла на возвышенное место, чтобы обратиться к силам природы, предстаёт перед нами кукушкой («зегзицею»). Она уподобляется птице. Во-первых, она «кычеть», то есть кричит по-птичьи. Киканье может пониматься даже точнее - как голос кукушки. Во-вторых, она в образе птицы хочет омочить шёлковый («бебрян») рукав в реке. Вероятно, ей шёлковые рукава либо удлиненны, либо расширены и ниспадают вниз. В таком случае их можно намочить в реке. То есть длинными рукавами (вероятно белыми) Ярославна похожа на лебедя - водную птицу, которая взмахом крыльев может поднять водные брызги.
Образ лебедя также несколько раз встречается в «Слове», причем упоминается голосистый лебедь-кликун, а не шипун. В начальной части «Слова» струны гуслей уподобляются стаду лебедей, на которое Боян напускает соколов (пальцы). Та лебедь, которую догонял сокол - пела песню. Это невероятно красивый, но, в тоже время, трагический образ поющего лебедя, который является жертвой сокола.
Место плача Ярославны и порядок обращений говорит о том, что главным адресатом её мольбы было Солнце, хотя Бог, который указует князю дорогу, может заменять здесь Перуна. Особо нужно отметить, что Ярославна летит на Дунай. Это река, на которой находится прародина славян. Вероятно, здесь идёт отсылка к мифу о происхождении славян, тогда главной фигурой здесь должен выступать Дажьбог, покровитель князей и прародитель славян. Плач Ярославны был обращен к солнечному божеству.
Так, мы видим некоторое совпадение образов Ярославны и женщины-птицы: мы видим и черты кукушки и черты лебедя, и моление небесному божеству. Интересно, что фигура Ярославны, установленная в Путивле, очень напоминает фигурку из Велестино, если исключить зооморфные элементы. Скульптор даже угадал лебединые крылья, показав их ниспадающей тканью с воздетых к небу рук. Не исключено, что в «Слове» использованы элементы славянской мифологии, а автор уподобляет Ярославну мифологической женщине-птице, изображённой на фигурке в Велестино.
О чём рассказывает этот образ, кто эта женщина-птица?
Если исходить из характера мольбы Ярославны, то нужно сказать, что женщина-птица просит солнечное божество о спасении из плена. Мотив плена подтверждает и уподобление игры Бояна соколиной охоте на лебедей.
На роль богини, которая находится в плену претендует в «основном мифе» жена или дочь Перуна, которую похищает Велес и из-за которой Перун начинает борьбу со змееподобным противником. Б.А. Рыбаков и многие другие авторы чаще всего называют эту богиню Мокошью. Это единственное женское божество в пантеоне князя Владимира (X век). Собственно, и выбора то у нас и нет, потому как других женских персонажей мы не знаем. На образ Лады, Лели или Полели женщина-птица, несмотря на ладо-купальскую символику её платья, не похожа. Нет соответствующих атрибутов. Однако и веских оснований для отождествления женщины-птицы и Мокоши у нас не имеется.
Если отойти от реконструкции мифов, то можно обнаружить, что женщина-лебедь - это очень распространённый фольклорный образ, который либо никогда не был мифом о боге, либо на очень раннем этапе истории уже стал фольклорным. Здесь моя концепция уподобления героя эпоса мифическому персонажу даёт сбой, так как мы видим уподобление женщин лебедю на протяжении более тысячи, но ни в одном из случаев у нас нет повода связать образ с Мокошью или обноружить первоначальный текст. Однако модель уподобления всё же работает и в качестве результата выдаёт нам устойчивый языческий образ.
Первый текст, в котором присутствует женщина-лебедь, записан уже в VI веке - это рассказ Иордана о том, как готский правитель Германарих приказал разорвать лошадьми Сонильду (Сванхильд), а её братья Сар и Амий мстят за её смерть. Эта легенда также сохранилась в сагах. Там поясняется, что у Сонильды было три брата, но младший, Эрп, был незаконнорожденным, поэтому убить Германариха двум братьям не удалось в отсутствие третьего (у Иордана братья все же наносят смертельную рану готскому королю). Не будем спорить об этнической принадлежности Сонильды, лишь вспомним, что события о которых повествуют легенды разворачиваются на нижнем Днепре в IV веке от Рождества Христова. Мы видим красивый фольклорный мотив. Нас интересует сестра трёх братьев, которая пыталась бежать от мужа и носила имя, содержащее корень «сван», то есть «лебедь».
Нам известна и другая легенда, которая рассказывает о трёх братьях и сестре-лебеди. Это полянское предание об основании Киева, которое неоднократно сравнивали с легендой о Сонильде. Мы знаем, что у Кия, Щека и Хорива была ещё сестра Лыбедь. Несмотря на то, что имя её происходит от слова «лыбь» («сырое место») и является названием ручья, созвучие слово «лебедь» является очевидным. Так, на памятнике основателям города в Киеве Лыбедь изображена с символическими крыльями позади (развивающаяся одежда). Какова роль Лыбеди в легенде об основании Киева? Ей не приписывается какая-либо роль, кроме обозначения топонима - ручья. Да и в ранней, армянской, версии легенды Лыбедь не упомянута. Вероятно, с ней был связан какой-то особый сюжет. Отметим, что женщина-лебедь в данном случае на стороне главных героев, то есть, если бы кто-то захотел завладеть ею, то ему пришлось бы столкнуться с могущественным князем Кием и его братьями. Вероятно, братья выступают в утраченном сюжете о Лыбеди её защитниками, как Сар, Амий и Эрп. Не случайно в легенде об основании Киева они названы ловцами зверей, лесными охотниками. Мы встречаем мотив охоты как важного государственного элемента как в «Повести временных лет», так и в былинах. Право охоты на той или иной земле - было символом власти над той или иной территорией. Об этом говорится в статье 6483 (975) года ПВЛ, когда сын Свенельда Лют был убит на охоте князем Олегом Святославичем, а именно Свенельд собирал до Олега дань с земли древлян, где произошла стычка, повлёкшая затем известную междоусобицу князей. Более ранний мотив охоты, и именно охоты на птиц, относится в летописи к поездке княгини Ольги в 946 году, когда на своих землях она создавал «ловища», долго сохранявшиеся как знак княжеской власти. Вероятно, Лыбедь в легенде о Кие была символом полянской земли, которую защищали братья. Более того, напомню, что Кий обладал не только днепровскими землями, но и совершил поход на Дунай, пытаясь подчинить эти земли. Такие походы с берегов Днепра в Причерноморье в былинах известны как «полякование» и обычно их целью называется охота на уток и лебедей.
Нужно сказать, что легенда о Сонильде и легенда о Лыбеди восходят ко времени до VII века, когда была создана фигурка из Велестино, следовательно уже тогда образ женщины-птицы в антской среде не был единым.
Не был этот образ единым и в русской фольклорной традиции. Самой известной женщиной-лебедью в русских былинах является Марья-лебедь, жена Михайла Потыка. Учёные отмечают архаичность данной былины. Некоторые привязывают описанный в былине обряд погребения конкретно к X веку. Трактовка образа Марьи весьма различна. Но можно сказать однозначно, она выступает здесь как отрицательный персонаж. Марья - колдунья, которая способна обращаться в лебедя. Потык нашёл её во время охоты на «вешних заводях». Они поклялись друг другу в верности так, что сошли вместе в могилу и вместе смогли выйти из неё обратно. В продолжении сюжета Марья изменяет мужу и уходит к другому, трижды пытаясь заколдовать с помощью зелья Потыка. Однако во всех вариантах Потыку удаётся убить Марью. Таким образом, мы видим повторение сюжета о Сонильде. Жена-лебедь бежит от мужа, но он её настигает и убивает за бегство.
Другая трактовка, базируется на схожем рассказе, но Марья не выступает в нём как отрицательный персонаж. Вообще имя Марья маркирует в русском фольклоре купальские традиции, традиции, которые были противны как патриархальным порядкам русов X века, так и христианской семейной этике более позднего времени. Вместе с тем, воинствующих колдуний в русской традиции наделяли именем Марины. Марья - это более мягкий по сравнению с Мариной образ. Смысловую пару с Марьей составляет Иван (маркирующий праздник Купала и купальские традиции). Так вот, в русской сказке есть сюжет о Белой Лебедке (записана в Пермском крае в XIX веке), в котором Иван-царевич находит во время охоты в приморских землях себе невесту - лебедя. У них рождается сын. Далее следует сцена, когда пролетающие «станицы» лебедей зовут Лебёдку с собой. Она вынуждена отказать своему отцу, матери и братьям, оправдывая это тем, что у неё есть сын. Однако последняя сцена рассказывает, что в последней стае у лебёдки есть возлюбленный, с которым она решается улететь. Главный герой сказки, Иван-царевич, смог удержать лебедь, которая навсегда осталась с ним.
Таким образом, мы видим, что основной темой, связанной с женщиной-лебедем, в разных сюжетах выступает мотив бегства от мужа, связанный с пониманием семейно-брачных отношений. С одной стороны мы видим «лебединое стадо»», к которому изначально принадлежит женщина. В известной русской свадебной песне «стадом лебединым», от которого «отставала» невеста, названы родственники невесты. Охотник, или сокол, в наших сюжетах - это жених, муж женщины. В дошедших до нас рассказах ведётся полемика авторов с правом жены покинуть мужа, вернувшись в стаю, или уйдя к другому возлюбленному. В одних племенах славян такое право имелось, в других - нет. Борьба двух брачных традиций продолжалась на протяжении многих веков. На календаре IV века из села Ромашки из-под Киева, отмечены одинаково заметными знаками и праздник Купала и праздник Перуна. Видимо, в этот период у полян матриархальная и патриархальная традиции сосуществовали. Также мы не видим противоречий между Лыбедью и полянскими князьями-братьями, что также маркирует приспособление купальских верований к патриархальным порядкам, утвердившимся в антский период. Какую позицию занимал автор велестинской фигурки по отношению к матриархальному браку? Вероятно, он изображает ситуацию, в которой лебедь не является свободной. Ситуацию, когда купальские традиции ещё не считались «скотскими» и противоречащими браку, но патриархальные порядки уже взяли верх над фратрийным браком и замужняя женщина могла лишь молится Солнцу о свободе.
Почему в данном случае женщина ещё уподобляется кукушке, как зовут эту женщину-птицу и какой миф рассказывает автор из Велестино, нам ещё предстоит узнать в будущем.