А.В. Дружинин. Н.Д. Мусина-Пушкина и мезальянс 1854 года
В тот день мы сошлись так,
как можно было сойтись
в такое короткое время.
В Дневнике А.В. Дружинина особые записи были посвящены Надежде Дмитриевне Мусиной-Пушкиной, о которой сведения историков крайне скудны. При желании в записях можно увидеть неудачный дачный «роман», который придумал себе писатель[1].
Знакомство А.В. Дружинина с Н.Д. Мусиной-Пушкиной произошло в доме Ф.Л. Трефорта, с семьей которого дружила ее семья (18.07.1854). В тот летний день в имении Леонтьевское происходил праздник, на который съехались окрестные помещики. Н.Д. Мусина-Пушкина приятно поразила воображение писателя. Он сравнивает ее с другими красавицами Гдовского уезда. Он восхищен Ариадной Блок, и Софи Семевской, у которой к тому времени было уже трое детей[2]. Он рассуждает напару с Трефуртом о дачном мезальянсе в отношении Н.Д. Мусиной-Пушкиной, который не мог произойти ни при каких обстоятельствах. - Жизнь - не похождения Чернокнижникова.
Воображение уносит автора в амурные дали с завидным постоянством. - Эту особенность автора профессионально никто не рассматривал. - Упоминали о ней: А.В. Никитенко, П.И. Вейнберг, П.Д. Боборыкин, Б.Н. Чичерин, Е.М. Феоктистов, П.В. Анненков[3]. А.В. Дружинин, человек молодой, активно реагировал на женщин, независимо от возраста и социального происхождения. Он дает им лестные и нелестные характеристики. - Даже в подростках усматривает элемент сексизма, и без стеснения рассказывает, что в соседской девчонке женское начало хлипко. В одном месте он пишет: «…в деревне мужики могут поставить мне монумент: не трогал я и не трогаю их жен и дочерей, отчасти из принципа, отчасти по отсутствию искушения, сверх того, в нашем патриархальном уголку такие дела трудно совершать; пример тому Маслов, не стесненный обязанностью помещика»[4].
В 30 лет он с интересом разглядывает купающихся в озере крепостных девчонок Е.Н. Вревской, оправдываясь тем, что через зеркало воды они, якобы, выглядят как мухи. На самом деле это не так. Марьинское озеро - маленькое, и все детали на противоположном берегу видны неплохо. - Скидку можно сделать на плохое зрение автора: (5.08.1854). «Сегодни по случаю невыносимого зноя (жары продолжаются около трех недель, и самые адские) я дал себе еще один день отдыха, читал, сидел у озера под елями и смотрел на купающихся девчонок. В этом последнем занятии нет ничего безнравственного, ибо через озеро фигуры кажутся с муху. Замечательны, между прочим, последствия, производимые на меня моим воздержанием поневоле. Уже рожи перестают мне казаться рожами, а сколько-нибудь привлекательные физиогномии очаровоют меня[5]. У Трефорта есть тринадцатилетняя девчонка Катя, миленький ребенок в той поре, когда все в женщине как-то странно и жидко; на эту Катю я смотрю с чувством нежнейшего старикашки и щиплю ее-за щеку с особенным тонким удовольствием. Потом, сегодни, из отдаленной группы женщин, ловивших рыбу в озере и по всей вероятности гнусных, как большинство женщин нашего края, слышал я смех, о котором не могу вспомнить без особенного чувства. Этот смех казался мне таким гармоническим, тихим, свежим, un petit peu nonchalant {немного небрежным (франц.).} и девственным, что я его заслушался. Недостает только отыскивать персону, смеявшуюся таким смехом! Все это приятно шевелит мою натуру и показывает, что бы могло из меня выйти в поэтическом отношении, если б я вел себя благонравно и употреблял на пользу искусства все нежные и страстные инстинкты, данные мне природою. Истинно сказал так автор, которого Арапетов читает под пальмовым листом: «les grands faiseurs etaient tous chastes!» {великие деятели все были целомудренными! (франц.).}
На следующий год он приобретает у Ф.Л. Трефурта зрительную трубу и продолжает рассматривать куртуазные картины: (1.08.1855). «Нельзя сказать, чтоб за это время читал много. Сперва мешала отчаянная работа над Краббом, потом жары и разъезды, а теперь приобретенная от Трефорта зрительная труба, с помощью коей совершаю любопытные наблюдения над окрестностью (особенно над озером!)»[6].
На Гдовщине в некоторых семьях существовал, и кое-где существует обычай совместного посещения бани всеми членами семьи. В крестьянском быту зачастую не было понятия о том, что голое тело неприлично показывать близким.
Обычай варьировался от деревни к деревне[7]. А.В. Дружинин был представителем другой культуры, а потому в деревне его привлекало загадочное с элементами эротики действо.
Аналогичное отношение к бане существовало в эстонских семьях, которые во множестве селились в Гдовском уезде. - В них даже кое-где практиковалось совместное посещение бани молодыми людьми вовсе не связанными родственными узами. Об этом мне рассказывала мать, которая после Великой Отечественной войны была «в людях» в Эстонии. При ней в баню вместе пошли студенты столичных ВУЗов. Аналогичная практика известна в Германии и Японии. - Понятие греха в этих странах много иное. Столкновения на стыке культур всегда неизбежны.
Марьинское в нач. 1860-х гг. стало местом экспансии мигрантов из Пибалтики, о чем в письмах «Из дальнего угла Петербургской губернии» сообщает автор. Сегодня на месте писательского дома стоит дом егеря, этнического эстонца, который о русской культуре знает мало, а посещения почитателей А.В. Дружинина его не радуют.
Вторая встреча А.В. Дружинина с Н.Д. Мусиной-Пушкиной произошла в доме Семевских в Щепце 10. - 11.08.1854 г. на очередном сельском празднике. Писатель пробыл у Семевских до следующего дня и ретировался, несмотря на то, что ему предлагали остаться до Крестного хода 15.08.1854 г. Очевидно, того близкого общения, которое имело место при первой встрече в доме Трефурта, в доме Семевских уже не было. - Надежда Дмитриевна была осторожна, и ее, очевидно, предупредила об этом Софи Семевская - наперсница по Смольному институту. - Александр Васильевич, молодой и очень увлекающийся человек, в данном случае мог навлечь на себя и Надежду Дмитриевну ненужные толки и пересуды. - Уездный мирок помещика был тесен, а потому - скучен. Любой слух приобретал в нем вид сенсации, которую усугубляли досужие языки.
С точки зрения творца - праздное времяпрепровождение в Щепце отняло бы у него минуты литературного труда, которые были дороже общения с помещиками. Их забавы не имели ничего общего с образом жизни А.В. Дружинина, с умственными его опытами на литературном поприще. Писатель к тому моменту уже «расписался», и не мог более, чем на день отлучаться от письменного стола. В этом заключалась система его работы в Марьинском, которую он сам установил. Сходные системы были у И.С. Тургенева, Л.Н. Толстого и А.А. Фета. Они тоже отдали дань имению, где были созданы гениальные произведения. А как хорошо трудился в деревне А.С. Пушкин!
Н.Д. Мусина-Пушкина, видимо, не была обязательным человеком. - Она обещала всем быть на Успенском 1854 г. Крестном ходе, но не приехала, сказавшись больной. Впоследствии писатель отметит в Дневнике, что она просто «лукавая дама». Кроме нее не были в Доложске Обольяниновы, Трефорт, Маслов и Н. Блок.
Н.Д. Мусину-Пушкину особенно ждал А.В. Дружинин, который накануне праздника, в сам праздник, и в первой половине следующего дня принимал у себя в доме гостей. Среди них были Семевские, Сталь, Томсоны и Максимов. - Он отмечает, что ввиду нервного потрясения и любовных неудач ему необходимо постоянно быть с людьми, очевидно, чтобы отвлечься от горестных мыслей. - Чувство знакомое каждому.
17.08.1854 г. местное общество собралось на праздник у Блоков, Льва Александровича и Ариадны Александровны. - Писатель так же там был. Всем было весело.
18.08.1854 г. состоялся молебен уже в деревенской часовне Дружининых, после чего он сразу уехал к Максимову в Заянье. В Марьинском и господа, и крестьяне отмечали попраздненство Св. Успения. - Это было традицией, которую поддерживала мать писателя.
В последующие дни на страницах Дневника нередко появляется хандра и мысли о «безотрадном» уединении. 10 сентября он рассуждает о безнравственных романах Бернара, в которых присутствуют прелюбодеяние и обманутые мужья. - Романы не нравятся ему как прежде. Параллельно писатель выводит теорию волокитства за чужими женами (!), состоявшую из нескольких пунктов.
Запись 11.10.1854 г. сообщает о том, что лето было небезынтересно в части «изучения женских характеров». Особый вклад в писательскую «коллецию» внесла Н.Д. Мусина-Пушкина. Рядом с ней в записи стоит юная особа из немецкого пансиона Нарвы. - С ней писатель познакомился в дилижансе Нарва - С.-Петербург. По результатам беседы с ней написан рассказ «Пашинька», который будет напечатан в № 1 журнала «Отечественные записки» (1855).
Запись 31 декабря, завершающая 1854 г., повествуют о том, что в преддверии Нового года «таинственная незнакомка» подарила ему букет, и некая «лукавая дама» обманула ожидания его «в двух маскарадах». Имя дамы писатель раскроет в записи 19 января 1855 г.: «Океан чернокнижия у С-ских[8]. … Упорство в делах любви. Сегодня четвертый маскарад. Н.Д. М<усина>-П<ушкина>«.
«Дела любви», - стало быть, Александр Васильевич влюбился! - Дальше - больше. - Становится ясной его фраза: «Из всех женщин сего мира чувствую я нечто к одной только...». - Никто кроме Н.Д. Мусиной-Пушкиной на роль увлечения 1855 г. не подходит.
(17.08.1854). «…Надежды Дмитриевны - увы! - не было; по словам ее бабушки, она совсем собралась ехать и захворала. Oime! {Увы! (греч.)} где-то я ее опять увижу?
…Гости от нас уехали вчера после обеда, и так как я именно нахожусь в том положении, когда мне бывает нужно находиться с людьми во что бы ни стало, - то их пребыванием я весьма доволен. Нечего говорить о том, что работы мои страдают.
(19.08.1854). «…я в жизнь свою столько тревожился понапрасну, что наконец выучился обуздывать свою мнительность и свое сердце, qui est des plus visionaires {которое слишком полно предчувствий (франц.).}».
(28.08. 1854). «Я недавно говорил, что j'ai un coeur visionnaire {у меня сердце мистическое (мечтательное, мнительное) (франц.).}».
(4.09.1854). «Настала осень, несомненная, печальная, водянистая осень, с ветром и неперестающим ненастьем. Я переселился в новое помещение, не столь просторное и щеголеватое, как мой рабочий флигель, но более теплое.
…Успех моих работ, чтение Шекспира утешают меня в настоящем довольно безотрадном и безобразном уединении».
(10.09.1854). «Вечер субботы, воскресенье и в особенности вечер воскресенья и понедельник до вечера были хорошими, светлыми днями. Только в такую скверную темную осень и в вечернюю непогоду знаешь, что значит соседи, и оттого зловредных мизантропов полезно было бы отправлять на осеннюю пору в деревню.
…Прочел «Ecueil» {«Подводный камень» (франц.).} Бернара; некоторые повести, особенно «Innocence d'un forcat» {«Невиновность каторжника» (франц.).} поразили меня неприятно. И, вообще, старого моего восторга к Бернару я уже в себе не нахожу. Мне даже кажутся (mirabile dictu!) {удивительно! (лат.).} несколько безнравственными все его вещи, основанные на надувании мужей и на прелюбодеянии. Стар ли я делаюсь, или действительно свет умнее умных людей и с его законами невозможно вести продолжительной и успешной борьбы? Впрочем, на этот счет я никогда не был полным жорж-сандистом, хотя пуританством никогда не отличался. Если нам нравится чужая жена (это по моей теории), то могут быть следующие казусы:
1) отчаянная страсть - тут нет ни препятствий, ни законов.
2) простое волокитство - вещь гадкая, трудная, многосложная, вредная для женщины, гибельная для всех. «Much Ado about Nothing».
3) волокитство при особенных условиях - например, если муж дает carte blanche {полную свободу (франц.).} своей жене или если и муж, и жена смотрят на все дело с философской точки зрения. Нечего и говорить, что тогда все дело становится дозволенною забавою, - однако забавою все-таки хлопотливою и очень связывающею человека.
Одним словом, я допускаю волокитство за чужой женою только или в случае неодолимой страсти (которая весьма редко на нас находит) или в случае, если, женщина по своему положению и понятиям готова на шалость. Склонять же ее к этому, изменять направление ее мыслей, делать марши и контрмарши с дурной целью может только или подлец, или фат, или человек нерасчетливый»[9].
(28.09.1854). «Вторая половина моей жизни открывается светлым осенним деньком…[10] Уже с 17-го числа я в городе, где все состоит благополучно и где я нашел своих донн и своих приятелей всех в вожделенном здравии. Со всем тем не могу сказать, чтобы эти полторы недели прошли особенно приятно или хотя шумливо, как проходили всегда мои первые недели по возвращении в город. Никуда меня особенно не тянет, никто меня особливо не интересует[11]. Большую часть времени я провожу у брата и часто там ночую, вечера посвящаю прелестным девам, без особенного, впрочем, азарта. В деревне я обленился на выезды, и оно простительно. Посмотрим, что будет далее; не все то хорошо, что блистательно начинается[12].
Не читаю ничего дельного, работать еще не принимался, - много брожу пешком, что мне теперь особенно полезно»[13].
(11.10.1854). «Вообще летние и осенние месяцы были мне не бесполезны по части изучения женских характеров. Очаровательная Н.Д. М<усина>-П<ушкина>, по всей вероятности, даст мне со временем пищу по этой части, сверх того, возвращаясь в Петербург, я случайно набрел на одну юную и привлекательную особу, о которой до сей минуты вспоминаю с удовольствием. Дело происходило в нарвском дилижансе, я сел в него с головной болью и не предугадывал ничего доброго, когда внезапно села рядом со мной свеженькая девушка лет 18, одетая чисто и небогато и говорившая хорошо по-немецки. Отвращение мое к немкам таково, что я с состраданием взирал на ее умненькое личико, с продолговатым носиком и щеками couleur de pomme {румяными, как яблоко (франц.).}. На переезде к первой станции мы вступили в разговор, и я узнал, что моя соседка русская, хотя живет в Нарве и воспитывалась в немецком пансионе. В короткое время девица рассказала мне многое о себе, о своих родных, о месте жительства и хотя, говоря по-русски, употребляла довольно мещанские обороты речи, но показала в себе нечто особенное, чистенькое, смелое и благородное. Мне кажется, она с своей осанкой и личиком d'un garcon d'une bonne maison {мальчика из хорошего дома (франц.).} отыгралась бы от десяти волокит. В карете ее знали многие, но она равно была любезна с приятелями и незнакомцами, сидела тихо, спала спокойно, одним словом, вела себя так, как может вести себя самая изящная, благовоспитанная и привычная к людям девочка. На ней был темненький салоп и белая шляпка, сделанная со вкусом, рука у ней была маленькая, белая и «без перчатки». Чтоб понять всю привлекательность этого врожденного изящества посреди небогатой обстановки, стоило сравнить девочку с ее визави - полной, богато одетой и пышно развитой веселой стерьвы немецкого происхождения, с изобилием браслетов на руках. Эта последняя приобрела мою ненависть и в течение дороги же была наказана за одну гадость, ею мне устроенную. Такова, одним словом, была нарвская девчоночка, о которой здесь идет речь, что я истинно от души при прощаньи пожелал ей всего лучшего в жизни и теперь благодарен ей за материал для будущих произведений фантазии»[14].
(24.10.1854). «Все эти дни, кроме вчерашнего, терзаем я был некоторою скукою, причиненною мне давнишней моей болезнью - безлюдьем. Случались вечера, в которые я ровно не мог никуда ездить и не делал ничего. В строгом смысле слова, знакомых у меня много, но друзей или женщин, которые бы меня теперь интересовали, почти нет[15]. Честью уверяю всякого, что мои потребности невелики, я не ищу идеальных пиров и приключений, но какая-то злая судьба именно удаляет меня от того, что мне нужно. Ни в Петербурге, ни в Москве, ни в деревне, ни на Кавказе не отыскивал я тех семейств, к которым холостяки привязываются и прилепляются, не нашел я себе оазисов среди пустоты и до сих пор не имею дома, в который бы меня тянуло вечером[16]. Обзор множества друзей моих и даже женщин, которые мне нравились, ясно покажет мне, чего мне недостает и недоставало. Конечно, в ином виноват я сам. Во-первых, мой вкус слишком утончен, а во-вторых, я нахожусь в исключительном положении именно вследствие своей малой требовательности. Я хочу любить людей для них собственно и, не имея в виду никаких посторонних расчетов, поневоле становлюсь взыскательным. У меня нет начальников, стало быть, мои выгоды в покое, я не ищу связей, не лезу в чужой круг, между тем как все эти обстоятельства, питая самолюбие и расчеты петерб<ург>ского жителя, способствуют к его увеселению или, по крайней мере, развлечению. Я никогда не бываю утомлен службой или делами, потому отдыха для меня не существует. Но все-таки судьба зла ко мне: отчего из тысячи близких людей никто не подходит ко мне по жизни и требованиям, отчего во всякой связи отыскиваю я свое mais {но (франц.).}, от которого нет сил отделаться.
Думая обо всем этом, я решился увеселять сам себя философским способом и до новых, лучших дней сделаться, на один день в каждую неделю, туристом по Петербургу[17]. Начнем с будущего вторника и сообщим о результатах».
(24.12.1854). «Вечер перед Рождеством. … Из работ кончил повесть «Пашинька» и напечатал рассказец «Две встречи», доставивший мне отличный сюрприз[18].
(31.12.1854). «…вечером. Сижу с расстроенным желудком, вследствие многих похождений сего неистового времени, и принимаю капли; из этого, однако, не следует, чтоб я считал себя нездоровым. В виде поздравления с Новым годом получил я от таинственной незнакомки отличный букет, и, таким образом, сей для многих печальный 1854 год для меня оканчивается цветами. Опыт показал, что поэтам и художникам присылают букеты не кто иной, как старые девы с нежными сердцами и физиогномиями более или менее гнусными, впрочем для меня это все равно. Из всех женщин сего мира чувствую я нечто к одной только, и сия лукавая дама обманула мои ожидания в двух маскарадах, но сердце мое говорит, что наши дела еще не кончились[19]. Вообще, 1854 год был беднейшим по части привязанностей[20].
Что ждет меня и всех нас ровно через год, 31 дек<абря> 1855 года? Много ли еще бед наделают штуцера Минье и не прекратится ли убийство хорошего и славного народа? Не придется ли нам быть зрителями великих зрелищ и бранной эпохи? Сбережем ли мы всех друзей наших и самих себя? Не кончится ли вся эта кровавая история благополучным миром? Поймут ли люди, наконец, что на свете и без войны жить довольно трудно, а с войною для многих невыносимо? Но к чему ведут все умозрения? Поблагодарим бога за прошлое и станем доверчиво глядеть на будущее.
Конец 1854 года».
В следующем 1855 и в 1856 гг. в Дневнике записей о Н.Д. Мусиной-Пушкиной уже нет. Между тем, в г. Сланцы в 1960-е гг. было хорошо известно, что на храмовом пог. с. Сижно имелась могила какой-то Мусиной-Пушкиной. Учителя литературы рассказывали школьникам на уроках об известном представителе рода Мусиных-Пушкиных, который явил миру рукопись «Слова о полку Игореве». Эти рассказы повторялись и в устных сообщениях Е.Н. Петрова, местного краеведа.
К сожалению, никто из старших товарищей не удосужился списать надпись на памятнике Мусиной-Пушкиной, в связи с чем даты ее жизни и смерти сегодня остаются под вопросом. Да и какая это Мусина-Пушкина, где проживала, какое отношение имела к Гдовскому уезду, было тогда не известно. - Вопросов было много, лакун еще больше[21].
Некоторый свет на историческую загадку с. Сижно пролило письмо из Пушкинского дома, с которым я ознакомился в нач. 2000-х гг. Из него выяснилось имя-отчество Мусиной-Пушкиной, могила которой на храмовом погосте впоследствии была уничтожена:
«В одно из посещений Сланцевского ИКМ директор его Войнова Т.И. ознакомила меня с любопытным документом[22]. Это ответ из С.-Петербургского Пушкинского дома на запрос Лариной З.П. о могиле Н.Д. Мусиной-Пушкиной, находившейся, а сегодня снесенной, в пределах храмовой площадки погоста Сижно. К слову, это не единственный уничтоженный памятник. Прискорбно, что остатки намогильников ломали по указке священника. На их месте сегодня новые ограды и камни. Дух истории во многом исчез. Никакой фиксации захоронений краеведы прошлого не производили. Это непростительное упущение.
20 октября 1975 г.
Сланцы, ул. 1 мая,
д. 92, кв. 7
З.П. Лариной.
Уважаемый тов. Ларина
Отвечаем на Ваш вопрос о Надежде Дмитриевне Мусиной-Пушкиной. Потомком А.С. Пушкина она не является - на могильной плите написано, что она «урожденная Шишкова». Но и муж ее не был родственником поэта; они из одного рода: их общим предком был Григорий Александрович Пушка - родоначальник Пушкиных. Его правнук Михаил Тимофеевич по прозвищу Муса стал родоначальником Мусиных-Пушкиных. Его троюродный брат Иван Гаврилович - предок поэта - сохранил фамилию просто Пушкиных. Их потомки в 18-м и 19 вв. родными себя уже не считали. Но независимо от того - является ли Надежда Дмитриевна Мусина-Пушкина потомком Пушкина или нет - осквернение могилы умершего человека в любом случае непростительно.
С уважением
Хранитель Пушкинского фонда
Теребенин Р.Е.»
Одна из жительниц г. Сланцы, работавшая в 1950-е гг. в сиженском храме на специальном производстве, вспомнила существовавший на храмовом погосте памятник какой-то женщине, на котором была надпись о 2-х годах прожитой совместно жизни[23]. - Можно предположить, что это был памятник именно Н.Д. Мусиной-Пушкиной. - Родители ее были прихожанами этого храма, а дядька А.М. Сычевский устроил на престольный образ Арх. Михаила серебряную ризу.
В Дневнике А.В. Дружинина за 1855 г. записей о Н.Д. Мусиной-Пушкиной нет. В связи с этим можно предположить, что она умерла именно в этот год. Осенью 1855 г., уже непосредственно перед отъездом в дилижанс, А.В. Дружинин вдруг посещает в Щепце В.А. и С.А. Семевских, записей о которых в этом году в Дневнике лишь пара-строк. - Им было о чем поговорить, но их отношения, видимо, охладели. - Об этом - дальше.
Узнав, что ему было надо, он срочно засобирался в Нарву, дорога в которую проходит через пог. Сижно. Очевидно, А.В. Дружинина интересовало местонахождение могилы Н.Д. Мусиной-Пушкиной, дорогого ему человека. - Писатель мог ехать в этот пог. даже не заезжая в Марьинское, ибо от Щепца в Сижно существуе прямая дорога через Вейно и Выскатку - Только чрезвычайные обстоятельства заставили его посетить Семевских непосредственно перед отъездом.
Он, писавший в Дневнике что угодно, о ком угодно, обходит стороной самые важные факты[24]. - Находясь уже в С.-Петербурге, буквально по «свежим следам», он пишет о событиях, которые происходили в Щепце непосредственно перед отъездом в столицу: (27.10.1855). «Видел С.А. Семевскую, ее мужа…» (в городе), а «14-го числа обедал у В.А. С<емевского> (в Щепце - В.Б.). Жена его похудела и находится в интересном положении. Дети весьма милы. Сам хозяин в восторге от ополчения и жаждет быть ротным командиром[25]. Услыхавши про эту каторгу, возблагодарил судьбу, спасшую меня от ополчения. Конец обеда прошел торопливо, ибо боялся опоздать в дилижанс», - в Нарву, перед которой надо было еще заехать на церковное кладбище в с. Сижно. - Это ок. 200 м от дороги Выскатка - Сижно - Поля.
В следующем году он даст хлесткое сообщение о В.А. Семевском: «Январь - начало мая 1856 г. … Арсеньич опаснее врага». - Чем насолил В.А. Семевский соседу, не известно, но он и его жена наверняка распутали «хитросплетения» отношений писателя с Н.Д. Мусиной-Пушкиной, которая не давала ему и малого шанса на общение, а в чем-то даже обманула его ожидания. - Наступило томление духа, известное по состоянию безответной любви.
По женской привычке Надежда Дмитриевна наверняка не имела тайн от Софьи Семевской. Не исключено так же, что тайны эти в ее понимании носили характер фарса. - Женщины просто смеялись над автором, он же в простоте чувств не улавливал дамской иронии.
Некоторый свет на эксцессы, связанные с именем Арсеньича дает письмо А.Н. Обольянинова к А.В. Дружинину. - Из него становится известно, что В.А. Семевский за глаза, очевидно, давно и нелестно отзывался о деятельности А.В. Дружинина, а так же его брата, который в 1859 г. удачно женился. - Из бедного офицера, которого родовое имение было давно заложено, тот вдруг превратился в нувориша, - и в очень богатого человека[26]. - При этом его капитал превышал состояние В.А. Семевского, дела которого шли на спад. Арсеньич, никогда толком не читавший книг, позже в 1869 г. взялся редактировать исторический (!) журнал, но дальше номинального редакторства не пошел. - Было от чего переживать: (27.11.1860). «Семевский … не советует подписываться на «Век», называя его пошлым журналом; потом выразил удивление, зачем, Григорий Васильевич покупает старинные вещи, не понимая в них ни на волос…»[27].
[2] Всего - шестеро.
[3] «П.В. Анненков 5.11.85 г. писал В.П. Гаевскому: «Теперь можно уже развязнее говорить о нем, чем прежде, и заметить … что это был в высшей степени сладострастный человек, который хотел, чтобы оно соединялось с трезвостию и честностью».
Алдонина Н.Б. А.В. Дружинин (1824 - 1864). Малоизученные проблемы жизни и творчества. Монография. Самара. 2005. С. 123.
[4] Дружинин А.В. Повести. Дневник. М. 1986.
[5] А.В. Дружинин был невысокого мнения о внешности крестьянских женщин. В замкнутом сообществе оценки противоположного пола много иные, чем в большом городе. - Это природа человека.
[6] Писатель имел плохое зрение. В Дневнике есть сообщения, что он покупает и использует в театре зрительные трубки: «Не обладая хорошим зрением и не взяв из дома трубки, я видел только, как упал халат, окутывавший часовню, и под ним открылось нечто весьма изящное», «Я знаю, что благодаря третьему ряду и трубке, я любуюсь не на г-жу Черрито, а скорее на произведение собственной своей фантазии, но надо же вызвать эту фантазию…».
[7] В Гдовском уезде известно, что некоторые деревни разнились друг от друга не только обычаями, но и диалектами. Особым знанием, напр., считалось умение говорить на гóворе другой дервни. Это я слышал от памятливого старика в д. бл. Кологриво.
[8] Возможно, у Семевских.
[9] Себя писатель всегда причислял к людям искренним и честным.
[10] Интересное деление жизни на 2 половины: одна - жизнь в городе, вторая - жизнь в деревне.
[11] Хандра неизлечимая. Разочарование в прежнем образе жизни возрастает. Природный оптимизм канет в лету. Скоро наступят перерывы в ведении Дневника, а в 1856 г. он будет заброшен. Перспективы обрушила болезнь.
[12] Блистательно начиналось его новое знакомство с Н.Д. Мусиной-Пушкиной, общение с которой в С.-Петербурге стало проблемой.
[13] Прогулки - своеобраззные лечебные процедуры. В случае нервного потрясения их прописывает любой доктор.
[14] «Встреча послужила темой для рассказа Д. «Пашинька» (ОЗ, 1855, № 1)». Примеч. составителей.
[15] Знаковые рассуждения о жизни, семье и женщинах: «…из тысячи близких людей никто не подходит ко мне по жизни и требованиям…».
[16] И.С. Тургенев годами был связан духовными узами с семейством певицы Полины Виардо.
[17] Путешествия - одна из систем релаксации, придуманная А.В. Дружининым. Сердечную тоску нередко лечат сменой мест и лиц. Милый образ замещается в сознании массой впечатлений.
[18] «Рассказ Пашинька ярко отображает опыты А.В. Дружинина «по части изучения женских характеров». Со времен повести «Полинька Сакс» в России его считали знатоком женской души. На практике было не так. - В С.-Петербурге он разменивался на контакты с дамами сомнительной репутации, что свидетельствует о болезненном комплексе в отношении женщин. Жениться А.В. Дружинин не собирался. - Для этого он был слишком занят литературой.
[19] Сердце писателя обмануло.
[20] Писатель, видимо, по итогам года считал свои «привязанности».
[21] Фамилия Мусиных-Пушкиных в исторических документах Гдовского уезда нигде не встречается.
[22] Будько В.И. Летние встречи в Гдовском уезде. // Север Гдовщины. Псков. 2005. С. 276.
[23] По другим сведениям - на могиле Н.Д. Мусиной-Пушкиной имелась плита серого цвета.
[24] А.В. Дружинин принципиально не упоминает в Дневнике о похоронах близких своих и знакомых: В.Г. Белинского (†1848), брата А.В. Дружинина (†1852), П.А. Федотова (†1852), П.П. Ждановича (†1853), Н.Д. Мусиной-Пушкиной (†1855).
[25] Гражданское ополчение формировалось в связи с Крымской войной. А.В. Дружинин, видимо, по состоянию здоровья от обязанности вступать в ополчение был освобожден.
[26] Г.В. Дружинин женился в 1850 г. Ему принадлежало промышленное производство на Урале.
[27] Письма к А.В. Дружинину (1850 - 1863). М. 1948.
[28] Отец С.А. Семевской А.А. Шишков был убит в Твери в 1832 г., а мать Е.Д. Шишкова (Текла Твардовская) умерла в 1834 г.
Родовод. Запись: 751752. // Интернет.
[29] Описание С.-Петербургской губернии по уездам и станам. СПБ. 1838.
[30] Там же.
[31] Будько В.И. Намогильная плита в Сижно. Рукопись Сланцевской ОРБ.
[32] Историко-статистические сведения о С.-Петербургской епархии. Выпуск Х. СПБ. 1885.
[33] Дарья Сычевская в исторических источникахв качестве владелицы имения фигурирует под своей родовой фамилией, а не под фамилией мужа. Это было редкостью в делах тех лет.
[34] «После смерти Ардалиона бездетный Александр взял на воспитание его детей (племянников):
Дмитрия Ардалионовича Шишкова - о нём ничего не известно;
Александра Ардалионовича Шишкова (1799 - 1832), [который] женился на Тёкле (Екатерине) Дмитриевне Твардовской (умерла в 1834), дочери отставных польских войск поручика, с которой он обвенчался, похитив ее у родителей».
Родовод. Запись: 751752. // Интернет.
[35] Изыскания одного из краеведов, которым, безусловно, надо верить. Конкретно - в главе о С.А. Семевской.
[36] 60000 адресов из Санкт-Петербурга, Царского Села, Петергофа, Гатчины и прочие. Путеводитель. СПБ. 1854.
[37] РГИА. Ф. 577. Оп. 35. Ед. хр 6194.
[38] Алдонина Н.Б. А.В. Дружинин (1824 - 1864). Малоизученные проблемы жизни и творчества. Монография. Самара. 2005. С. 146.
[39] РО ИРЛИ. № 9727. Л. 59 об.
[40] Там же. Л. 32 об.
[41] Петербургский некрополь. Составитель В.И. Саитов. С.-Петербург. 1912 - 1913. С. 188.
[42] Беляев И.Т. Записки русского изгнанника. Часть первая. Журнал «Простор». № 4. 1996.
Очевидно, родители Н.Д. Мусиной-Пушкиной были похоронены на том же погосте, где и дочь.
[43] Краевед Б.А. Павлов упоминает жителей д. Залесье, которые по заданию председателя пытались сбить крест на сельской часовне. Они же могли разбить памятники храмового погоста. В то время в стране всеми способами уничтожали память о дворянах. Большевики так же насаждали воинственное отношение к Православию. - В коммунистических структурах это отношение культивируется и сегодня.
[44] Павлов Б.А., Павлов Б.Б. Сиженская церковь - храм-памятник архитектуры и нашей истории. // На гдовской земле. Книга третья. Сланцы - Москва. 2004.
[45] Там же.
[46] РГИА. Ф. 577. Оп. 35. Ед. хр 5700. // gdovuezd.ru.
[47] Материалы по статистике народного хозяйства в С.-Петербургской губернии. Выпуск ХIV. Частновладетельское хозяйство в Гдовском уезде. Издательство С.-Петербургского губернского земства. СПБ. 1891.