Хроники одной ночи. Повесть-размышление. Главы четвёртые.
Продолжаем.
Тут у нас первые главы, тут - вторые, тут - третьи.
Глава 4. Костина.
О нашем всем.
- Знаешь, мне улетать скоро. Надолго, - произнес мой друг. - Я сюда-то приехал к тебе да к городу - проститься. Устал. Сколько я вытаскивал себя в этот город, сколько убеждал, что я ему нужен, что я люблю его пыльные улицы и гордость за когда-то гремевшие на весь Союз заводы. Он мне знаешь кого напоминает? Пьяного дядю Колю...
Я его понимал. Дядя Коля - наш сосед, бывший десантник, но не такой, как Роман. Роману пришлось нелегко там и теперь он старался как страшный сон все забыть, а дядя Коля, напротив, служил в Анапе в так называемом полку “детский лагерь “Парашютик”, и всегда, как только представится случай, старался выставить грудь с одной юбилейной медалькой напоказ и пройти по улице в голубом берете. Не только 2-го августа. Дядя Коля праздновал все и часто в пьяном угаре кричал “За ВДВ!” и вспоминал, каким он был молодым да удалым. Было противно на него смотреть. Роман это и имел в виду, вероятно.
- Мне было удивительно, что меня здесь держит... Я ведь думал об этом. Только воспоминания. Ничего больше. Прошлое. Нельзя этим жить. А вот нет, тянет. Знаешь, я ведь даже не здесь родился. Это даже не моя родина... И что я тут потерял? Зачем возвращаюсь?
Это тоже понятно. Я сам иногда думаю, зачем мне этот город? Но, я думаю об этом так, как вечный романтик-пес думает о своем хозяйстве. Этот город - мой навсегда. Я тоже иногда хочу уехать, но, уехав, хочу назад. Не могу пережить даже двухдневные поездки в беспредельную по своему лицемерию и беспорядочности столицу округа. Мне тут растить сына. Вот, наверное, он и станет именно тем, кто покинет этот город первым из нашего рода.
Роману легко. Особо никому не нужен. Хотя... ну его, такую легкость.
Мне стало его безумно жаль. Роман ищет то, чего нет - успокоения и уюта. Хотя, не думаю, что однажды он где-то осядет и заведет семью. Но тут он меня огорошил.
- Знаешь, я два года назад в Европе познакомился с бразильянкой, - неожиданно улыбнулся своим мыслям Роман. - Молодая, красивая, с огромными черными миндалевидными глазами, белое бархатное лицо, Мария. Не Маша. Именно Мария. Мечта, а не девушка. Она хотела, чтобы я поехал с ней в ее родной Сан-Паулу. Еще не поздно, кстати. Зовет. Как думаешь, это не комплекс Остапа Бендера какой-нибудь? Он ведь о Рио мечтал... в белых штанах...
- Нет, почему, если ты ее любишь... - попробовал вернуть его на землю я, нажав на больное.
- Любовь... Черт. Хрен знает, брат. Я любил женщин ровно 1 год. Максимум. Потом в ней исчезали загадки, которые я не мог бы разгадать. А с Марией не так. Я ведь на португальском - полный ноль. Еле объяснились. На английском. Даже в этом там загадок - мне до конца жизни не разгадать. Она совершенно не наш человек, понимаешь? Вот что русская баба сделает, когда я напьюсь, например?
- Полезет драться, потом поедет к маме, - предположил я, вспоминая свою красавицу-жену.
- Вот. А она просто села напротив и нежно-нежно гладила мое лицо, пытаясь понять, почему я так напился. Искренне, понимаешь? Мне стало стыдно, она это увидела! Ей всего 23 года! На следующий день она подошла и сказала, что хочет быть сегодня рядом со мной, чтобы постараться меня приободрить, потому что понятно, - что-то случилось, а я не хочу рассказывать. Ты это можешь себе представить? Да наша баба бы свалила к маме, но никогда не стала бы пытаться помочь или хотя бы постараться понять своего мужчину. А я даже не ее мужчина. Во всяком случае, пока. Она обнимала меня так, как никакая другая девушка не обнимала. И это после того, как я напился. Она старалась понять, а не унизить и самоутвердиться за счет этого. И знаешь... никогда не забуду ее “Meu amor!”. Она говорила, что я хороший. А я стоял и качался... от счастья. Она сейчас в Москве. Ждет, когда я соберусь... Говорит, что любит меня. Представь только. А я ее боюсь. В ней нет ничего, чтобы я знал, она - дитя совершенно другого народа. Из другого мира. Она даже улыбается по-настоящему... Это трудно понять. Я пять лет не видел человека, который бы мне улыбался искренне, кроме мамы и тебя, конечно. А она... Она... когда она обнимает, я слышу, как бьется ее сердце. Когда она заглядывает в мои глаза - я вижу, как они наполняются нежностью...
Все, похоже. Моего друга захомутала заокеанская курочка с другого полушария Земли. Вот так новости. Я смотрел в его глаза, а они светились тихой радостью костерка из тростника. Теперь все стало ясно. Мой друг точно уедет. Я все силился понять, почему весь вечер меня не покидает ощущение, что вечер-то - последний. Черт. Не могу себе представить. Пытаюсь сравнить, поднеся друг к другу два разных мира. Мой тихий городок и какой-то Сан-Паулу. Таня-студентка соседова дочь 23 лет от роду, которая бухает с местными пацанами каждый день свои “яги” и неизвестная мне Мария из Бразилии, которой 23 года и которая любит моего друга. Черт.
Две волны прикатили в мою душу одновременно: сожаление и радость.
Я сожалел, что во всей России не нашлось девушки, способной оставить Романа здесь, а радость - за Романа, которому наконец-то привалило счастье быть с кем-то.
Я был потерян.
Единственное, что я смог сделать - это попытаться налить в рюмки коньяк.
Но Роман протянул руку и остановил мое намерение.
- Хватит, брат. Устанем.
- Да. Давай отдохнем.
Роман улыбнулся и затушил сигарету.
- Давай, укладывай меня спать, Константин Владимирович.
Глава 4. Ромина.
О всем ненашем.
- Знаешь, мне улетать скоро. Надолго, - наконец решился я. - Я сюда-то приехал к тебе да к городу - проститься. Устал. Сколько я вытаскивал себя в этот город, сколько убеждал, что я ему нужен, что я люблю его пыльные улицы и гордость за когда-то гремевшие на весь Союз заводы. Он мне знаешь кого напоминает? Пьяного дядю Колю...
Дядя Коля - Костин сосед. Гордится прошлым, не имея настоящего. Это вызывает не жалость, а брезгливость - вид человека, не имеющего настоящего, а главное - будущего. Мне абсолютно неинтересно то, как он описывает свою молодость в десанте. Об этом другой разговор, но его привычка обращаться назад, закрыв глаза на будущее, - это омерзительно. Тоже самое и нашем городе: у нас было всё. Заводы, школы, больницы и самое ценное для любого человека - перспективы. Теперь нет ничего. Кроме прошлого. Которое, как сейчас нас убеждают, было тоже сомнительным.
- Мне было удивительно, что меня здесь держит... Я ведь думал об этом. Только воспоминания. Ничего больше. Прошлое. Нельзя этим жить. А вот нет, тянет. Знаешь, я ведь даже не здесь родился. Это даже не моя родина... И что я тут потерял? Зачем возвращаюсь?
Я не ждал от Кости ответа. Как раз этого ему не понять. Тут, в этом городе, он бросил якорь, лапы которого были отлиты из понятий о доме и семье. Но, чёрт побери, неужели он никогда не думал о том, что кроме его семьи он здесь никому не нужен? Может, и думал. Только поздно. Может быть, мне всё-таки повезло, что я не связываю своё будущее с Родиной? Точнее, что у меня есть шанс не связать эти понятия. Воспользуюсь ли я им? Пока не знаю. Боюсь знать.
- Знаешь, я два года назад в Европе познакомился с бразильянкой, - неожиданно для себя признался я другу. - Молодая, красивая, с огромными черными миндалевидными глазами, белое бархатное лицо, Мария. Мечта, а не девушка. Она хотела, чтобы я поехал с ней в ее родной Сан-Паулу. Еще не поздно, кстати. Зовет. Как думаешь, это не комплекс Остапа Бендера какой-нибудь? Он ведь в Рио мечтал... в белых штанах...
- Нет, почему, если ты ее любишь...
Костя, видимо, растерялся. А ты не торопись, друг, не торопись. Не забирай у меня этот шанс.
- Любовь... Черт. Хрен знает, брат. Я любил женщин ровно 1 год. Максимум. Потом в ней исчезали загадки, которые я не мог бы разгадать. А с ней не так. Я ведь на португальском - полный ноль. Еле объяснились. На английском. Даже в этом там загадок - мне до конца жизни не разгадать. Она совершенно не наш человек, понимаешь? Вот что русская баба сделает, когда я напьюсь, например?
- Полезет драться, потом поедет к маме, - у Кости точно был такой опыт...
- Вот. А она просто села напротив и нежно-нежно гладила мое лицо, пытаясь понять, почему я так напился. Искренне, понимаешь? Мне стало стыдно, она это увидела! Ей всего 23 года! На следующий день она подошла и сказала, что хочет быть сегодня рядом со мной, чтобы постараться меня приободрить, потому что понятно, - что-то случилось, а я не хочу рассказывать. Ты это можешь себе представить? Да наша баба бы свалила к маме, но никогда не стала бы пытаться помочь своему мужчине. А я даже не ее мужчина. Во всяком случае, пока. Она обнимала меня так, как никакая другая девушка не обнимала. И это после того, как я напился. Она старалась понять, а не унизить и самоутвердиться за счет этого. И знаешь... никогда не забуду ее “Meu amor!”. Она говорила, что я хороший. А я стоял и качался... от счастья, - я вспомнил этот момент и к горлу прикатил ком. - Она сейчас в Москве. Ждет, когда я соберусь... Говорит, что любит меня. Представь только. А я ее боюсь. В ней нет ничего, чтобы я знал, она - дитя совершенно другого народа. Из другого мира. Она даже улыбается по-настоящему... Это трудно понять. Я пять лет не видел человека, который бы мне улыбался искренне, кроме мамы и тебя, конечно. А она... Она... когда она обнимает, я слышу, как бьется ее сердце. Когда она заглядывает в мои глаза - я вижу, как они наполняются нежностью...
Костя молчал. Если сейчас он что-нибудь ляпнет про то, что они “коня остановят” и “в избу войдут”, передо мной встанет самый тяжёлый выбор: расстаться с другом, который перестал меня понимать, расстаться с девушкой, которую я никогда не пойму, или расстаться со всеми. Последний выход стал бы предпочтительнее всего: в нём было минимум предательства.
Костя молчал. Потом попытался налить в свои рюмки ещё коньяка. Его молчание начинало звенеть в голове. Я протянул руку и остановил друга.
- Хватит, брат. Устанем.
- Да. Давай отдохнем.
Минуту назад я готов был уйти. Но Костя сделал всё так, как и должен был. По крайней мере, друг у меня остался, и это здорово. Я почувствовал облегчение. Затушив сигарету, я посмотрел на Костю:
- Давай, укладывай меня спать, Константин Владимирович.
Тут у нас первые главы, тут - вторые, тут - третьи.
Глава 4. Костина.
О нашем всем.
- Знаешь, мне улетать скоро. Надолго, - произнес мой друг. - Я сюда-то приехал к тебе да к городу - проститься. Устал. Сколько я вытаскивал себя в этот город, сколько убеждал, что я ему нужен, что я люблю его пыльные улицы и гордость за когда-то гремевшие на весь Союз заводы. Он мне знаешь кого напоминает? Пьяного дядю Колю...
Я его понимал. Дядя Коля - наш сосед, бывший десантник, но не такой, как Роман. Роману пришлось нелегко там и теперь он старался как страшный сон все забыть, а дядя Коля, напротив, служил в Анапе в так называемом полку “детский лагерь “Парашютик”, и всегда, как только представится случай, старался выставить грудь с одной юбилейной медалькой напоказ и пройти по улице в голубом берете. Не только 2-го августа. Дядя Коля праздновал все и часто в пьяном угаре кричал “За ВДВ!” и вспоминал, каким он был молодым да удалым. Было противно на него смотреть. Роман это и имел в виду, вероятно.
- Мне было удивительно, что меня здесь держит... Я ведь думал об этом. Только воспоминания. Ничего больше. Прошлое. Нельзя этим жить. А вот нет, тянет. Знаешь, я ведь даже не здесь родился. Это даже не моя родина... И что я тут потерял? Зачем возвращаюсь?
Это тоже понятно. Я сам иногда думаю, зачем мне этот город? Но, я думаю об этом так, как вечный романтик-пес думает о своем хозяйстве. Этот город - мой навсегда. Я тоже иногда хочу уехать, но, уехав, хочу назад. Не могу пережить даже двухдневные поездки в беспредельную по своему лицемерию и беспорядочности столицу округа. Мне тут растить сына. Вот, наверное, он и станет именно тем, кто покинет этот город первым из нашего рода.
Роману легко. Особо никому не нужен. Хотя... ну его, такую легкость.
Мне стало его безумно жаль. Роман ищет то, чего нет - успокоения и уюта. Хотя, не думаю, что однажды он где-то осядет и заведет семью. Но тут он меня огорошил.
- Знаешь, я два года назад в Европе познакомился с бразильянкой, - неожиданно улыбнулся своим мыслям Роман. - Молодая, красивая, с огромными черными миндалевидными глазами, белое бархатное лицо, Мария. Не Маша. Именно Мария. Мечта, а не девушка. Она хотела, чтобы я поехал с ней в ее родной Сан-Паулу. Еще не поздно, кстати. Зовет. Как думаешь, это не комплекс Остапа Бендера какой-нибудь? Он ведь о Рио мечтал... в белых штанах...
- Нет, почему, если ты ее любишь... - попробовал вернуть его на землю я, нажав на больное.
- Любовь... Черт. Хрен знает, брат. Я любил женщин ровно 1 год. Максимум. Потом в ней исчезали загадки, которые я не мог бы разгадать. А с Марией не так. Я ведь на португальском - полный ноль. Еле объяснились. На английском. Даже в этом там загадок - мне до конца жизни не разгадать. Она совершенно не наш человек, понимаешь? Вот что русская баба сделает, когда я напьюсь, например?
- Полезет драться, потом поедет к маме, - предположил я, вспоминая свою красавицу-жену.
- Вот. А она просто села напротив и нежно-нежно гладила мое лицо, пытаясь понять, почему я так напился. Искренне, понимаешь? Мне стало стыдно, она это увидела! Ей всего 23 года! На следующий день она подошла и сказала, что хочет быть сегодня рядом со мной, чтобы постараться меня приободрить, потому что понятно, - что-то случилось, а я не хочу рассказывать. Ты это можешь себе представить? Да наша баба бы свалила к маме, но никогда не стала бы пытаться помочь или хотя бы постараться понять своего мужчину. А я даже не ее мужчина. Во всяком случае, пока. Она обнимала меня так, как никакая другая девушка не обнимала. И это после того, как я напился. Она старалась понять, а не унизить и самоутвердиться за счет этого. И знаешь... никогда не забуду ее “Meu amor!”. Она говорила, что я хороший. А я стоял и качался... от счастья. Она сейчас в Москве. Ждет, когда я соберусь... Говорит, что любит меня. Представь только. А я ее боюсь. В ней нет ничего, чтобы я знал, она - дитя совершенно другого народа. Из другого мира. Она даже улыбается по-настоящему... Это трудно понять. Я пять лет не видел человека, который бы мне улыбался искренне, кроме мамы и тебя, конечно. А она... Она... когда она обнимает, я слышу, как бьется ее сердце. Когда она заглядывает в мои глаза - я вижу, как они наполняются нежностью...
Все, похоже. Моего друга захомутала заокеанская курочка с другого полушария Земли. Вот так новости. Я смотрел в его глаза, а они светились тихой радостью костерка из тростника. Теперь все стало ясно. Мой друг точно уедет. Я все силился понять, почему весь вечер меня не покидает ощущение, что вечер-то - последний. Черт. Не могу себе представить. Пытаюсь сравнить, поднеся друг к другу два разных мира. Мой тихий городок и какой-то Сан-Паулу. Таня-студентка соседова дочь 23 лет от роду, которая бухает с местными пацанами каждый день свои “яги” и неизвестная мне Мария из Бразилии, которой 23 года и которая любит моего друга. Черт.
Две волны прикатили в мою душу одновременно: сожаление и радость.
Я сожалел, что во всей России не нашлось девушки, способной оставить Романа здесь, а радость - за Романа, которому наконец-то привалило счастье быть с кем-то.
Я был потерян.
Единственное, что я смог сделать - это попытаться налить в рюмки коньяк.
Но Роман протянул руку и остановил мое намерение.
- Хватит, брат. Устанем.
- Да. Давай отдохнем.
Роман улыбнулся и затушил сигарету.
- Давай, укладывай меня спать, Константин Владимирович.
Глава 4. Ромина.
О всем ненашем.
- Знаешь, мне улетать скоро. Надолго, - наконец решился я. - Я сюда-то приехал к тебе да к городу - проститься. Устал. Сколько я вытаскивал себя в этот город, сколько убеждал, что я ему нужен, что я люблю его пыльные улицы и гордость за когда-то гремевшие на весь Союз заводы. Он мне знаешь кого напоминает? Пьяного дядю Колю...
Дядя Коля - Костин сосед. Гордится прошлым, не имея настоящего. Это вызывает не жалость, а брезгливость - вид человека, не имеющего настоящего, а главное - будущего. Мне абсолютно неинтересно то, как он описывает свою молодость в десанте. Об этом другой разговор, но его привычка обращаться назад, закрыв глаза на будущее, - это омерзительно. Тоже самое и нашем городе: у нас было всё. Заводы, школы, больницы и самое ценное для любого человека - перспективы. Теперь нет ничего. Кроме прошлого. Которое, как сейчас нас убеждают, было тоже сомнительным.
- Мне было удивительно, что меня здесь держит... Я ведь думал об этом. Только воспоминания. Ничего больше. Прошлое. Нельзя этим жить. А вот нет, тянет. Знаешь, я ведь даже не здесь родился. Это даже не моя родина... И что я тут потерял? Зачем возвращаюсь?
Я не ждал от Кости ответа. Как раз этого ему не понять. Тут, в этом городе, он бросил якорь, лапы которого были отлиты из понятий о доме и семье. Но, чёрт побери, неужели он никогда не думал о том, что кроме его семьи он здесь никому не нужен? Может, и думал. Только поздно. Может быть, мне всё-таки повезло, что я не связываю своё будущее с Родиной? Точнее, что у меня есть шанс не связать эти понятия. Воспользуюсь ли я им? Пока не знаю. Боюсь знать.
- Знаешь, я два года назад в Европе познакомился с бразильянкой, - неожиданно для себя признался я другу. - Молодая, красивая, с огромными черными миндалевидными глазами, белое бархатное лицо, Мария. Мечта, а не девушка. Она хотела, чтобы я поехал с ней в ее родной Сан-Паулу. Еще не поздно, кстати. Зовет. Как думаешь, это не комплекс Остапа Бендера какой-нибудь? Он ведь в Рио мечтал... в белых штанах...
- Нет, почему, если ты ее любишь...
Костя, видимо, растерялся. А ты не торопись, друг, не торопись. Не забирай у меня этот шанс.
- Любовь... Черт. Хрен знает, брат. Я любил женщин ровно 1 год. Максимум. Потом в ней исчезали загадки, которые я не мог бы разгадать. А с ней не так. Я ведь на португальском - полный ноль. Еле объяснились. На английском. Даже в этом там загадок - мне до конца жизни не разгадать. Она совершенно не наш человек, понимаешь? Вот что русская баба сделает, когда я напьюсь, например?
- Полезет драться, потом поедет к маме, - у Кости точно был такой опыт...
- Вот. А она просто села напротив и нежно-нежно гладила мое лицо, пытаясь понять, почему я так напился. Искренне, понимаешь? Мне стало стыдно, она это увидела! Ей всего 23 года! На следующий день она подошла и сказала, что хочет быть сегодня рядом со мной, чтобы постараться меня приободрить, потому что понятно, - что-то случилось, а я не хочу рассказывать. Ты это можешь себе представить? Да наша баба бы свалила к маме, но никогда не стала бы пытаться помочь своему мужчине. А я даже не ее мужчина. Во всяком случае, пока. Она обнимала меня так, как никакая другая девушка не обнимала. И это после того, как я напился. Она старалась понять, а не унизить и самоутвердиться за счет этого. И знаешь... никогда не забуду ее “Meu amor!”. Она говорила, что я хороший. А я стоял и качался... от счастья, - я вспомнил этот момент и к горлу прикатил ком. - Она сейчас в Москве. Ждет, когда я соберусь... Говорит, что любит меня. Представь только. А я ее боюсь. В ней нет ничего, чтобы я знал, она - дитя совершенно другого народа. Из другого мира. Она даже улыбается по-настоящему... Это трудно понять. Я пять лет не видел человека, который бы мне улыбался искренне, кроме мамы и тебя, конечно. А она... Она... когда она обнимает, я слышу, как бьется ее сердце. Когда она заглядывает в мои глаза - я вижу, как они наполняются нежностью...
Костя молчал. Если сейчас он что-нибудь ляпнет про то, что они “коня остановят” и “в избу войдут”, передо мной встанет самый тяжёлый выбор: расстаться с другом, который перестал меня понимать, расстаться с девушкой, которую я никогда не пойму, или расстаться со всеми. Последний выход стал бы предпочтительнее всего: в нём было минимум предательства.
Костя молчал. Потом попытался налить в свои рюмки ещё коньяка. Его молчание начинало звенеть в голове. Я протянул руку и остановил друга.
- Хватит, брат. Устанем.
- Да. Давай отдохнем.
Минуту назад я готов был уйти. Но Костя сделал всё так, как и должен был. По крайней мере, друг у меня остался, и это здорово. Я почувствовал облегчение. Затушив сигарету, я посмотрел на Костю:
- Давай, укладывай меня спать, Константин Владимирович.