Отчаяние on sale.
Ну что тут скажешь: выходит так, что у кого-то Место силы - это природа, камни, берег и водная гладь, а у меня - новосибирская ИКЕА. Недаром я пишу о ней уже в третий раз. Всякий раз, объявляясь там, я уношу оттуда не только то за чем приехал, но и солидный багаж впечатлений и инсайтов. Дабы не нагонять мистики на неготового к смене мировоззрения читателя скажу сразу вот о чем. «Мега» как и любой другой торгово-развлекательный центр - это идеальный экран для проекций. Потому что на массу чем-то схожих с тобой людей не хватит никакой рефлексии. А еще и потому, что такие места сильнейший излучатель психических содержаний. Одни шаманы-мерчендайзеры чего стоят. Они ведь могут так исказить ландшафт и пространственно-временной континуум, что именно на 23 минуте своего турне по магазину вы захотите вина или глёга - и они будут тут как тут, на соседней полке, глядеть вам в глаза с собачей преданностью и эротической соблазнительностью кокотки. Так что и на сопротивление окружившему искушению будет потрачено слишком много, чтобы успевать отслеживать свои проекции. А раз это проекции, то, конечно, мои нехитрые наблюдения за посетителями - всего лишь форма обращения к тому, что давно захватывает меня самого. И тех, кого это касается.
Странно, конечно, осознавать, что в местах, где люди обычно таращатся на витрины, меня прибивает вглядываться в лица людей. Будем считать сие делом вкуса, или хотя бы неудовлетворенного исследовательского инстинкта. В этот раз я обнаружил на лицах большинства строгую эволюцию выражений, отмечающих динамику между расслаблением, сосредоточенностью, усталостью и отчаянием. Еще я заметил, что некоторые горожане уже заимели привычку строить скучающее лицо (однако, как в фильме «Взрыв из будущего» больше получается лицо имбецила). Так вот об этой динамике.
Первый момент расслабления хорошо заметен сразу после посадки в фирменный автобус: позы, взгляды приобретают несколько вальяжный тон, как у человека севшего в удобное кресло для приятного времяпрепровождения. Даже у тех, кто едет стоя. Второй момент релакса (тоже хорошо заметный) - это вход в большой зал, в воронку ИКЕА, Ашана или им подобных. Шаг замедляется, в голосах возникают рассудительность и вес: что-то среднее между посетителем зоопарка, музея и уличным фланером. Вскоре эта торжественная расслабленность сменяется сосредоточенностью: возникают сложные выборы, споры с хитроумной аргументацией и вымученно образованными словами и пр. (собственно об этом я уже писал). Кто-то вынужден после долгих прений с самим собой отставить милую безделушку, которую уже пригрел к груди. Кто-то обнаружил, что экземпляр из каталога, столь прочно встроившийся в мечту, фатально отсутствует, даже на складе. Кто-то вконец заебался утихомиривать и отдирать от мебели своих детей. И чем ближе к финалу - т.е. к кассам, тем чаще увидишь на лицах усталость и разочарованин, а временами и детскую несчастность. Но никто не истерит, падения на пол, слезы и эксцессы недопустимы, особенно для взрослых. Тем более, что вокруг так много внешне счастливых и потому служащих немым укором лиц. Поэтому хрупкая идиллия позванивает, но не рушится. Однако и в этом раю товаров и ненужных покупок есть своя темная сторона - это отдел возврата, мрачную психологическую ауру которого не могут разогнать даже оптимистично-веселые оранжевые диванчики. Вот, где несчастнейшие и совершенно разочарованные кафкианские лица: кто бы мог подумать, что счастье, купленное в ИКЕА, не только кратковременно, но и временами содержит брак и недокомплект? На мой извращенный вкус - эти люди самые богатые, среди уезжающих из Меги, у них есть пусть и скромный, но подлинный опыт жизни. Все остальное - преходяще.
Мне приходит часто мысль, что все эти ТРЦ - это машины по переработке времени жизни. We waste your time - вот лучший слоган для любого такого места. Wasteland (пустошь, место отбросов) - как раз то самое, что обычно создает человек. Для человека. Все остальное - эксклюзив, случайность, самообман и чудо. Взамен каждый получает возможность считать это времяпрепровождение чем угодно: пользой, экономией, социализацией, удовольствием (от шопинга, общения, фаст-фуда и т.п.), развлечением, отдыхом и т.д. и т.п. Но в действительности такие места устроены как типичные капиталистические потогонки: основная работа приходится на глаза, ноги и некоторые центры мозга (прежде всего отвечающие за распознавание, желание и контроль). Никто, правда, не держит зла на супермаркет: недочеты в сервисе и организации критиковать можно, саму идею супермаркета - нельзя. Для этого нужен такой внутренний цензор, который не побоится дать пинка любой фантазии или мечте, а это почти невозможно, так как они покрепче в своей реальности всякой цензорской ноги. Конечно, тут у каждого магазина своя специфика. Например, избыточность предметов в ИКЕА поддерживает инфантильно-солипсические фантазии покупателя: рассудок просто не успевает привыкнуть к такому обилию и потому вынужден потаенно верить в чудесных фей или леприконов, успевающих перенести и расставить одни и те же вещи в новые залы, идущие по ходу движения. Или слишком долго пытается смириться с совершенно сюрреальной картинкой из огромного количества вешалок, составленных будто соты, или виноградной гроздью свисающих с потолка сковород. Я сам себя однажды поймал на мысли, что не могу сопротивляться надписям типа «открой меня» на шкафчиках, потому что эта ситуация плотно ассоциируется у меня с пребыванием Алисы в стране чудес. Открыв такой шкафчик, я, конечно, не становился меньше в буквальном смысле, но нечаянная радость обнаружения там подсветки в каком-то смысле возвращала меня в состояние детской веселой непосредственности.
Эти витающие вокруг фантазмы и надежды смущают меня даже больше, чем моя финансовая богооставленность. Но это только смущение, без тени раздражения. Так, что поймите меня верно: я не желаю критиковать потребителей, потому что это было бы похоже на комичную ситуацию, когда ты выдаешь нелицеприятные реплики по поводу чьей-то физиономии, не осознавая, что смотришь в зеркало. Это путешествие среди наблюдений - акт самопознания, способный раскрывать поле зрения, но не объяснять что-либо. Так и здесь - тот факт, что я бываю в супермаркете пару раз за год, или не мечтаю о новых глобальных покупках перед сном, или не заимел привычки сравнивать себя с вещами других - все это не делает меня радикально иным. Я принадлежу к тому же виду людей. И за исключением ряда поведенческих мутаций, я также разделяю с другими удовольствие от траты денег или желание подкрепить статус внешней мишурой. Возможность же временами видеть в желании не только достижение чего-то (что в сей же час обесценится), но и состояние, которое хочет длиться - отличие ценное, но не уникальное. Эта способность - вещь из разряда случайностей (своего рода moral luck), а не добродетель. Собственно отличают нас от других лишь наши поступки, причем, радикальные этические или эстетические (что обычно одно и то же) жесты. И ситуации, в которых требуются таковые - это тоже moral luck, или для обыденного сознания bad luck, неприятность, беда. Подобных ситуаций в моей жизни было предостаточно, чтобы научиться принимать их, но отнюдь не столько и не такие серьезные, чтобы стать кем-то отличающимся от обычных людей. Эта же случайность сделала так, что я всегда внутренне буду вместе с теми людьми, что стоят в отделе возврата и цепляются за любую соломинку, чтобы не сорваться в отчаяние. Называйте это как хотите. Я называю это познавший отчаяние.
Да, именно отчаяние - тема моих сегодняшних проекций. Отчаяние - это не эмоция, но как метко заметил Чоран, это припадок. Отчаяние как оргазм, вот только длится не миг, а всю жизнь. И на лицах, кажущихся их носителям счастливыми, в определенные моменты заметны следы этого пароксизма, протекающего в личной вселенной. При этом эти лица вызывают желание узнать их ближе - как они и чем живут? Ведь не миражи же они (хотя подобные места заставляют интуитивно склоняться к теории о том, что живых человек в мире всего 50, а остальные - иллюзорно-автоматические сущности)? Однако я всерьез опасаюсь, что это скорее извращенное любопытство, цель которого увидеть ничтожество и пустоту других людей. Это видимо особый сплав садизма, нарциссизма и вуаеризма. Моя пустота в этом смысле не лучше и не хуже, хотя временами и создает впечатление своей уникальности. Я учусь жить с ней, и это, кстати сказать, не делает меня лучше, но делает сложнее - что в общем предполагает больше ответственности, а возможно и больший риск ошибки. Это как раз и есть тот опыт, который меня столь сильно сближает с протестантским пониманием греха, вины, ограничений. Детство, юность, зрелость - на каждом уровне своя экзистенциальная драма, которая не проверяется масштабом других. Она просто направляет.
Отчаяние многолико и сложно, но главной доминантой его является отчетливое осознание своей неполноты, которое чаще всего выражается в ощущении невозможности свободы или невозможности изменения (а значит, и повторения, следуя заветам Кьеркегора). Оба этих ощущений я сполна пригубил в юности, и с тех пор сей вкус не покидает меня. Это не значит, что я живу отчаянием, но временами я вынужден отдавать должное этой части себя. Те, кто живут в отчаянии, слишком быстро идут на дно - им известны лишь погружение и безысходность (как в пытке «субмарино»). Те же, кто отчаяние приписывает только себе, но не окружающему миру или жизни, тот способен вкусить и моменты восхождения. В этом есть своя диалектика - лирическая, как выражался Кьеркегор. Мне даже представляется, что именно это и заключается в известных трех стадиях Кьеркегора. Обыватель - это такой же человек как и все, просто он не может принять свою жизнь как выбор (а потому и отчаяние неудавшегося ему неведомо). Кьеркегоровские эстетик и этик - те, кто сделал ставку, выбрал выбирать себя, и потому рано или поздно пожнет свой урожай отчаяния. Эстетик получает отчаяние от невозможности измениться, ухватить соблазняющие разум и вкус возможности, а этик добавляет к нему отчаяние несвободы, поэтому его отчаяние - это отчаяние мужества. И та, и другая позиция приходят к отчаянию, но его преодоление - это всегда скачок, бегство или переизобретение себя. Никакого автоматического перехода, никакой заданной логики от эстетика к этику: только точка наивысшего отчаяния, в котором можно погибнуть, реализовав высшую отрицательную свободу - самоубийство. Можно обратиться в самообман и жить до следующего отчаяния. Можно выдумать себя как иного - этика, демонического эротика, рыцаря веры. Религиозная стадия освобождает от них, потому что человека в непосредственном обращении к богу захватывает опыт абсолютного отчаяния и одиночества, которые и есть подлинное наполнение свободного и верующего человека.
В каком-то смысле в отчаянии нет ничего необычного. Все мы рождены с нехваткой. И если вы испытывали отчаяние это означает лишь то, что вы живы, и способны жить не только рассудком (для него отчаяния не существует как и небытия). Правда, я подозреваю, что отчаяния недостаточно чтобы по-настоящему жить, любить или верить. Похоже, для этого нужно еще что-то. Однако отчаяние действительно направляет, позволяет отчетливо осознать свой потенциал. А значит, оно может стать толчком к взрослению, пониманию, мужеству. Этого уже не мало, потому что позволяет по совету Эриха Марии Ремарка хладнокровно плюнуть в морду своему отчаянию.