Аст и Гера 3
Аст продолжает.
Предыдущие части в предыдущих постах: так это выглядело извне, так это началось, так продолжилось.
3. Два конца, посередине гвоздик
…Шофёр: Да не могу быстрее ехать, права отнимут!
Папа Римский: Тогда пусти меня за руль, мне ничего не сделают.
…Полисмен останавливает автомобиль-нарушителя, заглядывает - и отпускает.
Его напарник: Ты чего?
Полисмен: Как ты думаешь, кто пассажир, если водила - Римский Папа?
Общественный суд над Иисусом - Георгием прошёл как по-писаному, в буквальном смысле слова. Ирод вообще слился, а я как Пилат сразу заявил, что не отвечаю за базар в таком формате. Думал вообще демонстративно снять с себя все регалии власти и, раз не получается запустить ими в рожу второго Наместника, то пошвырять в толпу - но решил повременить с отречением и ограничился пресловутым умыванием рук.
По сценарию Гериной новеллы Ирод, действуя исподтишка, склонил народ требовать казни. А как это выглядело конкретно - была моя задача живописать. И тут уж я постарался для Геры, оттянулся как политехнолог.
Свидетели не узнавали в лицо обвиняемого, не умели связать двух слов без подсказки обвинителя и только на всё кивали как больные трясучкой. Общественный защитник во всеуслышание повторял, что ему стыдно просить о смягчении приговора. Купленный народный судья монотонно зачитывал по бумажке свои загодя написанные реплики, регулярно сбиваясь на один ход. Гопники, нанятые на мероприятие за пару лепт, скандировали "Распять раз пять!" и "Деды распинали!"
По-моему, нафантазированный мной размах беспредела даже на Геру произвёл внушительное впечатление. Я от него, кстати, всю дорогу не скрывал, что черпаю инфу из Писаний и реалий не только нашего мира.
В финале развлекалова, когда Гере прикрутили на плечо увесистую вертикалину креста и неспешно погнали его по дороге в сторону холма, я как можно громче потребовал себе колесницу и объявил, что всем, кроме пары своих лошадей, даю увольнительную от сего часа и на три дня праздников, а в городе объявляю гуляния с даровой выпивкой и раздачей жареных слонов, количество ограничено, советую всем поспешить! Толпа, как и было задумано, мгновенно рассосалась.
И вот я на колеснице следую за распинательной бригадой. Мне притом совершенно неясно, с чем предстоит иметь дело: с инерцией суперсистемы, стремящейся всего лишь достоверно и добросовестно свести причины со следствиями, с честностью Геры как художника "написано_пером_не_вырубишь_топором" или с его упёртой решимостью пережить все доступные муки. Если на первые два механизма существуют адекватные контрмеры, то как справляться с третьим вариантом - ума не приложу.
* * *
На Лобном Месте спины стражников заслоняют от меня лежащий крест, так что остаётся ориентироваться на слух. Звук молотков ни о чём не говорит: они там ещё должны прибить поперечину, прежде чем начнут приколачивать к ней самого Геру. Спешить опасаюсь, чтобы не спровоцировать преждевременно сопротивления системы - так что только на повторный вопль прыгаю с колесницы и, не тратя время на окрики и приказы, всем корпусом вклиниваюсь между пешками, занятыми своим делом.
Интересно, что только пара из них прибивает руки Геры, остальные четверо образуют группу неподвижных статистов. Надо понимать, Гере в таком состоянии трудновато руководить целым кордебалетом распинателей. Толкаю в разные стороны этих двух со всей силы и, бросившись на колени, орудую зубцами наместнического венца как гвоздодёром. Гвоздь пока всего один, но здоровенный и сел глубоко. Слава всем богам, Гера не предпринимает никаких демаршей, лежит мучнистый и только зубами поскрипывает в такт моим движениям.
Отгвоздив его ладонь от дерева, я, согласно правилам санитарии, не пытаюсь вынуть железяку из раны, ибо это грозит дополнительным травмированием, инфицированием и кровотечением. Помимо всего названного, я опасаюсь, что пациент задёргается "где мой гвоздь!" Реликвия же, не пустяк. Перекидываю тело через плечо и марш-марш к сантранспорту, то бишь колеснице, пока бригада пешек в столбняке. (Со стороны суперсистемы Дома Страха было бы рулезно держать меня за супермена, который опережает обычную человеческую реакцию.)
Забросив Геру и запрыгнув сам, беру с места в карьер. (Хорошо бы коллективное сознание дармоглотов помнило, что высокопоставленным лицам испокон причитались высококачественные кони.) Боковым зрением (о белые люди, как вы обходитесь без глаз на затылке?!) замечаю погоню: наша бравая бригада компактной группой поспешает вслед за нами, мерно и синхронно подпрыгивая дюжиной ног. Ну, если в нашем локусе хоть сколько-то блюдётся правдоподобность - эти нас не догонят.
* * *
Гера, наконец, заговаривает, с хрипотцой и несколько гугниво (не иначе, язык прокушен): ну, и на что ты рассчитываешь, Стентор?
Я, жизнерадостно:
- Оттянуться! Разве мы тут не за этим?
- А ну тебя. Я вообще предполагал, что ты меня прикончишь. Очень же неплохой был бы финал, во многих смыслах.
- Ой, а я и не подумал. В самом деле! Ну, в следующий раз. Не возвращаться же ради этого.
Гера сплёвывает кровь (точно, прикусил себе язык, вот бедолага):
- Кстати, не убедительно, чтобы нам так и дали убежать. Должны как-то препятствовать, по-моему.
Не слышу уверенности в его голосе. Однако, за поворотом дороги возникает публика, ощетиненная копьями и мечами.
Я возмущён:
- Не бесчинствуй, о борец за правду в искусстве. Я же Наместник и скачу по своим государственным делам, с чего это они будут мне препятствовать? (ораве на пути) Эй, побереги-и-сь! Прочь с дороги Пилата Наместника!
Толпа даёт коридор и разражается приветственными кликами.
Гера упрямится:
- Ты же только что похитил государственного преступника. С их точки зрения, ты мог обезуметь, например.
Копья и мечи сгущаются вокруг колесницы, в воздухе над нами, как мошкара, повисает туманный град стрел. Величаво простираю десницу:
- Я скачу по своим государственным делам! Успокойтесь уже, любезные, пойдите лучше по домам праздновать День Исхода - к вам скоро явятся глашатаи праздничного угощения, что я устроил в городе! (Гере) Уймись, ревнитель достоверности! они не могут знать, что я кого-то похитил: мы движемся быстрее любой инфы о нас - типа как свет! - а в Древнем Приморье телефонов не предусмотрено.
(Обхожу молчанием "живой телеграф" тогдашних менталов, но Гера не придирается - то ли в голову их не берёт, белый шовинист, то ли понимает, что тема скользкая: начни он для нагнетания трудностей привлекать каких-нибудь "древних бастов" - ещё неизвестно, на чьей они окажутся стороне в нашей ситуации. Факт, что и моя воля отчасти влияет на происходящее, а в чёрных я разбираюсь получше его.)
* * *
Бодро катим по ровной, отрадно пустой дороге, и только за нами, не отставая и не нагоняя, чухает стража, как верное чудовище, какой-нибудь Гость-двенадцатиножка.
Гера мучительно, с клёкотом в горле, вздыхает:
- Сутки вот-вот завершатся. Я брал тайм с утра до утра. Ничего у меня не получилось. И гвоздь растает наверняка. Да и куда бы я его спрятал, это же на самом деле сплошной стыд.
Обнять его или потрепать по плечу не могу, держу вожжи, да если бы и мог, не рискнул бы. Говорю ему, параллельно мониторя окрестности, что на мой взгляд всё ОК, новелла сыгралась хоть куда. По мере того как отпускает азарт, Гера по обыкновению погружается в уныние и раздражение:
- Ты ничего не понимаешь, а между тем, я в прогаре. С финалом полный провал, эффектная концовка никак не ложится - из-за тебя, между прочим - а время истекает.
- Да норм финал! (декламирую) "И колесница унесла - их в голубую даль - под стук колёс… ну и дела! - все живы, очень жаль!"
- С тобой невозможно сыграть ничего высокого, Стентор. Даже мало-мальски драматичного. Ну почему, спрашивается, я даже в собственном локусе завишу от тебя и твоих этических принципов, скажи на милость? ты и тут мне диктуешь, как правильно жить!
- Не надо! я тебе диктую, как неправильно умирать.
- Вот, сам признаёшься, что диктуешь. Это честно, по-твоему? Для кого придумали наказание, для тебя или для меня, а?
- А ты меня сам назначил диктатором. Наместником.
(Отшучиваюсь, но на самом деле мне горько: получилось, действительно, что я не дал парню наиграться всласть в специально отведённом ему месте, отобрал инициативу, пользуясь прокачанными навыками демиурга. Надо исправлять, конечно! Но как, вот вопрос.)
Гера, скорее возмущённо, чем назидательно, даже на локте привстал:
- Наместник не диктует, а проводит волю Бога, да будет тебе известно. А ты ни мне не даёшь воли, ни сам не делаешь, чего я от тебя хочу.
Оборачиваюсь к нему: а то вдруг эти объяснения через плечо или вполоборота выглядят для него как демонстрация моего пренебрежения.
- Гера! Я действительно не делаю того, к чему ты меня подводишь или подталкиваешь.
- Да, и мне обидно. Как автору и как…
- …Манипулятору! Но это просто значит, что я плохо манипулируюсь - то есть я плохой…э… ма-ни-пу-ли-ру-е-мый! - а ты плохой манипулятор. И это очень хорошо!
- ?!
- Так что ты просто скажи, чего ты хочешь, лично от меня! - и я это сделаю, лично для тебя!
Георгий отзывается "ага, сейчас!" с двусмысленной интонацией, но может быть это просто мы опять впали друг другу в мысли. Через миг это "сейчас" развёртывается в ДТП: колёса на всём ходу налетают на препятствие, упряжь рвётся, освобождая лошадок, кузов подпрыгивает и, перевернувшись, накрывает нас. Я на лету пытаюсь обхватить Геру и прикрыть от сверкающего медью бортика, подобного ножу гильотины.
* * *
Лежим на обочине, бережно прикрытые опрокинутой колесницей. Гера, тяжело дыша (что он на этот раз повредил, вот увидим):
- Дороги в древности не могут быть идеально ровными. Это было бы неправдоподобно - так быстро скакать и ни разу не упасть.
- Как прекрасно, что ты не устаёшь заботиться о достоверности… о кладезь истины.
- Аст… У меня нога не то сломана, не то вывихнута… Мне кажется, самое разумное - добить меня, пока нас не обнаружили.
- Договорились. Но давай не будем спешить с обнаружением нас?
Борт удаётся на диво легко приподнять, я выбираюсь и оттаскиваю в траву Геру, перемазанного в пыли и конском навозе. Пока отряхиваю и отчищаю его (нога не сломана и не вывихнута, но я молчу), Гера передёргивается:
- А помёт тут откуда?
- От меня.
- Неправда! Лошадиный! Ну вот зачем это, Стентор!
- Дороги в древности не могут быть идеально чистыми. Это было бы неправдоподобно - так быстро падать и не угодить в дерьмо.
Гера повисает у меня на руках, содрогаясь от хохота:
- Ооуу, кладязь… лошадиного дерьма!
Пять минут мы оба ржём, попеременно с трудом проталкивая сквозь смеховые спазмы очередной пассаж про корреляцию между ржанием и навозом и про важность реализма в искусстве.
Наконец, я беру его на руки - как носят ребёнка, "в гамаке", а не как соратника, через плечо - и выхожу на дорогу. Гера затихает, вконец изнемогший, не протестует и не комментирует. Только через четверть часа тихо вздыхает: честно, я не рассчитал, что мы так кубарем покатимся; хорошо хоть ты остался цел. Я дышу ему на макушку, делая вид, что это ветер. Дороги в древности не могут быть идеально безветренными. Это было бы неправдоподобно… Тем более что вокруг нас расстилаются отрадные поля и перелески, наполненные колыханием стеблей и ветвей.
* * *
Мы с Георгием отдыхаем на копнах свежего сена - он сам заприметил их и попросился на привал. Гвоздь он крепко держит в левой руке, а правая тем временем подживает, стигма на запястье затягивается свежей кожицей. Впереди невдалеке среди стогов пасутся наши высококачественные кони и время от времени выжидательно на нас посматривают, приглашающе похлопывая хвостами по спинам. Позади на дороге верный и бессменный двенадцатиногий эскорт нежится в теньке реанимированной колесницы. Я попросил его заодно последить за округой и предупредить, если нас обнаружат. Солнышко божьей коровкой нехотя-но-неуклонно заползает в зенит. Действительно, отведённое нам время вот-вот выйдёт.
Зато можно с уверенностью констатировать: мы провели остаток утра с несомненной пользой. Помимо вкусного и полезного (не решусь назвать его лёгким) завтрака (брусчатка, щебень) и оздоровительных процедур (щекотание друг друга разными видами полевых злаков), мы имели доверительную и, не побоюсь этого слова, содержательную беседу.
Во-первых, сообща определили нашу сопровождающую бригаду как "коллективного Эльтена Хэла" - был среди первых христиан такой реальный исторический чувак, шаман-странник-офицер, который командовал "языческими" солдатами на Голгофе и стал сподвижником Иисуса, увидев его смерть.
Во-вторых, придумали несколько вариаций (для разных стран и эпох, начиная с нас и нашего локуса) анекдота "даже и не знаю, кто пассажир, но водитель у него - Наместник Бога на земле!"
В-третьих, постановили на будущее для всех возможных миров и локусов - считать герины предложения мне его прикончить домогательствами и эротическим заигрыванием, на что я оставляю за собой право реагировать соответственно. "Соответственно" - это как? - опасливо-заинтригованно полюбопытствовал Георгий, слегка шокированный столь однозначным определением. Сообразно устройству конкретной реальности! - с лаконичной строгостью ответствовал я, не вдаваясь в примеры.
В-четвёртых, Гера вдруг пылко признался мне в нелюбви, даже в неприязни, просто аж до ненависти иной раз… но нет, не ко мне лично, а к путешествиям и приключениям, а также к интересным книгам. Мол, нудную книгу или скучную поездку осилил - и хорошо тебе, дальше стало легче жить. А праздник или приключение - разбудит, разбередит, и непременно кончится, рано или поздно! А дальше опять сам понимаешь что! - что обычно, как обычно! - и после этого жизнь становится только хуже. Притом навсегда уже, потому что прошедшей радости не вернёшь. Вот и на этот раз…
Я вскипел и забурлил. Взялся было втолковывать свою концепцию перманентного альтерризма. Понял, что не успею, и вообще ему не рассуждения нужны. Оборвал сам себя и просто говорю: не волнуйся, ничего никуда не исчезает - всё что было у тебя, переупаковывается и прячется внутрь, но оно есть. Я тебе напомню, если что, когда мы выйдем отсюда.
Мотает головой. На щеках дорожки от слёз. Вообще не хочу отсюда, заявляет, тут меня любили мои ученики… И даже если я Пилат - я тут жил в своё удовольствие и всё по свободному произволению бросил к ногам Сына Человеческого!… А там я опять… ходячее недоразумение, сигом, сожитель, неудачник, склочник, штатная единица, субъект обязательств… Не хочу я туда! Лучше всего бы - мне остаться тут и растаять с исчезновением локуса. Да, да, вместе с гвоздём, и нечего лыбиться!…
Я уже не пытаюсь его рассмешить, вижу - не до шуток. Загоревал и прямо ему говорю: мне без тебя будет очень грустно, но я не имею права тащить тебя силой в первую реальность - и не стану этого делать, обещаю. Но пойми и ты: я демиург, и отныне навсегда и этот локус и ты хранятся во мне - поэтому, если даже суперсистема Дома Страха всё элиминирует и обнулит, я буду нести это в себе и рано или поздно восстановлю в своих мирах. И тогда мы с тобой на этом самом месте опять будем решать, чего бы ты хотел от жизни и от меня.
У Геры дрожат губы, и он мне говорит таковую речь: всё мол очень плохо! и лучше бы-де он молчал, да и я тоже, чем окончательно всё портить: вот и опять ничего хорошего не получилось из наших объяснений. Была у него, дескать, последняя надежда - если я его… если он тут умрёт из-за меня или если я его силой против его воли вытащу наружу, то я и буду в дальнейшем виноват в его последующей жизни со всеми неприятностями. Я, а не он, раз он на неё не соглашался, а я заставил! Так нет же, я опять его подрезал - не стал заставлять!
Вообще, говорит Георгий, я понял, вот только что, зачем мне всегда было надо, чтобы мне причиняли страдания и толкали на жертвы и даже на преступления! Чтобы те, кто это делает, потом отвечали бы за меня сами. Имели бы в виду, что я такой из-за них, а не сам по себе, вот!
- Блин, тогда понятно, почему ты так протестовал, когда говорили, что Дал -"разэтакий" из-за вас! Тебе обидно, что у тебя так и не получилось всем доказать, что ты "растакой" из-за всех.
- Возможно, Стентор. Возможно… Хотя по моим ощущениям, это я из-за него, а не он из-за меня. Но мне уже без разницы. Вообще бесполезный разговор. Лучше помолчим.
- Гера, скажи ты мне только, чего я никак не могу вкурить! Вот ты хотел, чтобы я, раз я тебя заставил… Или Марина, раз она тебя толкнула… Или Сантал, раз он тебя довёл… Чего мы тебе из-за вины перед тобой - блин! - можем дать такого, чего не дадим без вины?!
Он аж на четвереньки привстаёт:
- Ну как? Отношения! Когда сам виноват перед кем-то, то ему готов простить очень многое. Ты Марину слышал на суде? - она только и твердила: давайте друг друга простим, раз все друг перед другом виноваты. Принцип-то работает… Ээх, да к дьяволу всё это!
Приподымается, махнув рукой: бесполезно, пора уже. Встаньте, пойдём отсюда. И точно: вся окрестная панорама на секунду сделалась ярче и сразу же - темнее, из зенита начала распространяться чернота со звёздами, гаснущими прямо на глазах, и всё такое. Кони ускакали, а эскорт сдвинулся к нам почти вплотную и оборонительно поднял клешни (теперь у него клешни и жвалы, во как) - мол, тревога, аларм, нас обнаружили!
Я подхватываю Геру на руки: осторожно, у тебя нога же!.. Он отпихивается: какая к дьяволу нога, одни фантазии, а вот нас сейчас снаружи увидят в обнимку и подумают, чем мы тут занимались! Я: даа! и мы подтвердим, что занимались тут любовью сутки напролёт! прикинь, как круто получится! Он: ты совсем охренел, Стентор! (опять всё полыхнуло и ещё сильнее потемнело, вынырнула кровавая луна и заплясала над горизонтом, который скачком приблизился к нам) Я: и не вздумай лгать или лукавить перед Наместником!.. (хотел напомнить ему, какими словами он меня встретил здесь, не оставляя выбора, кроме как нырнуть в игру с головой: вот и он, стало быть, пусть так же действует, не пожалеет - но вижу, что не успеваю, блин, не успеваю!)
Однако Гера смеётся у меня в охапке как безумный, волосы развеваются, и вдруг протягивает свой бесценный гвоздь ближайшей клешне - на! Как младенец погремушку. И тут же, точно как маленький, прячет лицо у меня на груди.
Снова вспышка - третий звонок, надо понимать! Горизонт близкий и осязаемый, совсем уже как плинтус. Чёрно-синий купол сверху и зелёная земля снизу обжимают нас как две ладони ковшиком. Стог сена и эскорт с гвоздём в лапке становятся суперконтрастными и сверхплотными и деформируясь спиралью завиваются вокруг нашей оси…
Окончание следует
Предыдущие части в предыдущих постах: так это выглядело извне, так это началось, так продолжилось.
3. Два конца, посередине гвоздик
…Шофёр: Да не могу быстрее ехать, права отнимут!
Папа Римский: Тогда пусти меня за руль, мне ничего не сделают.
…Полисмен останавливает автомобиль-нарушителя, заглядывает - и отпускает.
Его напарник: Ты чего?
Полисмен: Как ты думаешь, кто пассажир, если водила - Римский Папа?
Общественный суд над Иисусом - Георгием прошёл как по-писаному, в буквальном смысле слова. Ирод вообще слился, а я как Пилат сразу заявил, что не отвечаю за базар в таком формате. Думал вообще демонстративно снять с себя все регалии власти и, раз не получается запустить ими в рожу второго Наместника, то пошвырять в толпу - но решил повременить с отречением и ограничился пресловутым умыванием рук.
По сценарию Гериной новеллы Ирод, действуя исподтишка, склонил народ требовать казни. А как это выглядело конкретно - была моя задача живописать. И тут уж я постарался для Геры, оттянулся как политехнолог.
Свидетели не узнавали в лицо обвиняемого, не умели связать двух слов без подсказки обвинителя и только на всё кивали как больные трясучкой. Общественный защитник во всеуслышание повторял, что ему стыдно просить о смягчении приговора. Купленный народный судья монотонно зачитывал по бумажке свои загодя написанные реплики, регулярно сбиваясь на один ход. Гопники, нанятые на мероприятие за пару лепт, скандировали "Распять раз пять!" и "Деды распинали!"
По-моему, нафантазированный мной размах беспредела даже на Геру произвёл внушительное впечатление. Я от него, кстати, всю дорогу не скрывал, что черпаю инфу из Писаний и реалий не только нашего мира.
В финале развлекалова, когда Гере прикрутили на плечо увесистую вертикалину креста и неспешно погнали его по дороге в сторону холма, я как можно громче потребовал себе колесницу и объявил, что всем, кроме пары своих лошадей, даю увольнительную от сего часа и на три дня праздников, а в городе объявляю гуляния с даровой выпивкой и раздачей жареных слонов, количество ограничено, советую всем поспешить! Толпа, как и было задумано, мгновенно рассосалась.
И вот я на колеснице следую за распинательной бригадой. Мне притом совершенно неясно, с чем предстоит иметь дело: с инерцией суперсистемы, стремящейся всего лишь достоверно и добросовестно свести причины со следствиями, с честностью Геры как художника "написано_пером_не_вырубишь_топором" или с его упёртой решимостью пережить все доступные муки. Если на первые два механизма существуют адекватные контрмеры, то как справляться с третьим вариантом - ума не приложу.
* * *
На Лобном Месте спины стражников заслоняют от меня лежащий крест, так что остаётся ориентироваться на слух. Звук молотков ни о чём не говорит: они там ещё должны прибить поперечину, прежде чем начнут приколачивать к ней самого Геру. Спешить опасаюсь, чтобы не спровоцировать преждевременно сопротивления системы - так что только на повторный вопль прыгаю с колесницы и, не тратя время на окрики и приказы, всем корпусом вклиниваюсь между пешками, занятыми своим делом.
Интересно, что только пара из них прибивает руки Геры, остальные четверо образуют группу неподвижных статистов. Надо понимать, Гере в таком состоянии трудновато руководить целым кордебалетом распинателей. Толкаю в разные стороны этих двух со всей силы и, бросившись на колени, орудую зубцами наместнического венца как гвоздодёром. Гвоздь пока всего один, но здоровенный и сел глубоко. Слава всем богам, Гера не предпринимает никаких демаршей, лежит мучнистый и только зубами поскрипывает в такт моим движениям.
Отгвоздив его ладонь от дерева, я, согласно правилам санитарии, не пытаюсь вынуть железяку из раны, ибо это грозит дополнительным травмированием, инфицированием и кровотечением. Помимо всего названного, я опасаюсь, что пациент задёргается "где мой гвоздь!" Реликвия же, не пустяк. Перекидываю тело через плечо и марш-марш к сантранспорту, то бишь колеснице, пока бригада пешек в столбняке. (Со стороны суперсистемы Дома Страха было бы рулезно держать меня за супермена, который опережает обычную человеческую реакцию.)
Забросив Геру и запрыгнув сам, беру с места в карьер. (Хорошо бы коллективное сознание дармоглотов помнило, что высокопоставленным лицам испокон причитались высококачественные кони.) Боковым зрением (о белые люди, как вы обходитесь без глаз на затылке?!) замечаю погоню: наша бравая бригада компактной группой поспешает вслед за нами, мерно и синхронно подпрыгивая дюжиной ног. Ну, если в нашем локусе хоть сколько-то блюдётся правдоподобность - эти нас не догонят.
* * *
Гера, наконец, заговаривает, с хрипотцой и несколько гугниво (не иначе, язык прокушен): ну, и на что ты рассчитываешь, Стентор?
Я, жизнерадостно:
- Оттянуться! Разве мы тут не за этим?
- А ну тебя. Я вообще предполагал, что ты меня прикончишь. Очень же неплохой был бы финал, во многих смыслах.
- Ой, а я и не подумал. В самом деле! Ну, в следующий раз. Не возвращаться же ради этого.
Гера сплёвывает кровь (точно, прикусил себе язык, вот бедолага):
- Кстати, не убедительно, чтобы нам так и дали убежать. Должны как-то препятствовать, по-моему.
Не слышу уверенности в его голосе. Однако, за поворотом дороги возникает публика, ощетиненная копьями и мечами.
Я возмущён:
- Не бесчинствуй, о борец за правду в искусстве. Я же Наместник и скачу по своим государственным делам, с чего это они будут мне препятствовать? (ораве на пути) Эй, побереги-и-сь! Прочь с дороги Пилата Наместника!
Толпа даёт коридор и разражается приветственными кликами.
Гера упрямится:
- Ты же только что похитил государственного преступника. С их точки зрения, ты мог обезуметь, например.
Копья и мечи сгущаются вокруг колесницы, в воздухе над нами, как мошкара, повисает туманный град стрел. Величаво простираю десницу:
- Я скачу по своим государственным делам! Успокойтесь уже, любезные, пойдите лучше по домам праздновать День Исхода - к вам скоро явятся глашатаи праздничного угощения, что я устроил в городе! (Гере) Уймись, ревнитель достоверности! они не могут знать, что я кого-то похитил: мы движемся быстрее любой инфы о нас - типа как свет! - а в Древнем Приморье телефонов не предусмотрено.
(Обхожу молчанием "живой телеграф" тогдашних менталов, но Гера не придирается - то ли в голову их не берёт, белый шовинист, то ли понимает, что тема скользкая: начни он для нагнетания трудностей привлекать каких-нибудь "древних бастов" - ещё неизвестно, на чьей они окажутся стороне в нашей ситуации. Факт, что и моя воля отчасти влияет на происходящее, а в чёрных я разбираюсь получше его.)
* * *
Бодро катим по ровной, отрадно пустой дороге, и только за нами, не отставая и не нагоняя, чухает стража, как верное чудовище, какой-нибудь Гость-двенадцатиножка.
Гера мучительно, с клёкотом в горле, вздыхает:
- Сутки вот-вот завершатся. Я брал тайм с утра до утра. Ничего у меня не получилось. И гвоздь растает наверняка. Да и куда бы я его спрятал, это же на самом деле сплошной стыд.
Обнять его или потрепать по плечу не могу, держу вожжи, да если бы и мог, не рискнул бы. Говорю ему, параллельно мониторя окрестности, что на мой взгляд всё ОК, новелла сыгралась хоть куда. По мере того как отпускает азарт, Гера по обыкновению погружается в уныние и раздражение:
- Ты ничего не понимаешь, а между тем, я в прогаре. С финалом полный провал, эффектная концовка никак не ложится - из-за тебя, между прочим - а время истекает.
- Да норм финал! (декламирую) "И колесница унесла - их в голубую даль - под стук колёс… ну и дела! - все живы, очень жаль!"
- С тобой невозможно сыграть ничего высокого, Стентор. Даже мало-мальски драматичного. Ну почему, спрашивается, я даже в собственном локусе завишу от тебя и твоих этических принципов, скажи на милость? ты и тут мне диктуешь, как правильно жить!
- Не надо! я тебе диктую, как неправильно умирать.
- Вот, сам признаёшься, что диктуешь. Это честно, по-твоему? Для кого придумали наказание, для тебя или для меня, а?
- А ты меня сам назначил диктатором. Наместником.
(Отшучиваюсь, но на самом деле мне горько: получилось, действительно, что я не дал парню наиграться всласть в специально отведённом ему месте, отобрал инициативу, пользуясь прокачанными навыками демиурга. Надо исправлять, конечно! Но как, вот вопрос.)
Гера, скорее возмущённо, чем назидательно, даже на локте привстал:
- Наместник не диктует, а проводит волю Бога, да будет тебе известно. А ты ни мне не даёшь воли, ни сам не делаешь, чего я от тебя хочу.
Оборачиваюсь к нему: а то вдруг эти объяснения через плечо или вполоборота выглядят для него как демонстрация моего пренебрежения.
- Гера! Я действительно не делаю того, к чему ты меня подводишь или подталкиваешь.
- Да, и мне обидно. Как автору и как…
- …Манипулятору! Но это просто значит, что я плохо манипулируюсь - то есть я плохой…э… ма-ни-пу-ли-ру-е-мый! - а ты плохой манипулятор. И это очень хорошо!
- ?!
- Так что ты просто скажи, чего ты хочешь, лично от меня! - и я это сделаю, лично для тебя!
Георгий отзывается "ага, сейчас!" с двусмысленной интонацией, но может быть это просто мы опять впали друг другу в мысли. Через миг это "сейчас" развёртывается в ДТП: колёса на всём ходу налетают на препятствие, упряжь рвётся, освобождая лошадок, кузов подпрыгивает и, перевернувшись, накрывает нас. Я на лету пытаюсь обхватить Геру и прикрыть от сверкающего медью бортика, подобного ножу гильотины.
* * *
Лежим на обочине, бережно прикрытые опрокинутой колесницей. Гера, тяжело дыша (что он на этот раз повредил, вот увидим):
- Дороги в древности не могут быть идеально ровными. Это было бы неправдоподобно - так быстро скакать и ни разу не упасть.
- Как прекрасно, что ты не устаёшь заботиться о достоверности… о кладезь истины.
- Аст… У меня нога не то сломана, не то вывихнута… Мне кажется, самое разумное - добить меня, пока нас не обнаружили.
- Договорились. Но давай не будем спешить с обнаружением нас?
Борт удаётся на диво легко приподнять, я выбираюсь и оттаскиваю в траву Геру, перемазанного в пыли и конском навозе. Пока отряхиваю и отчищаю его (нога не сломана и не вывихнута, но я молчу), Гера передёргивается:
- А помёт тут откуда?
- От меня.
- Неправда! Лошадиный! Ну вот зачем это, Стентор!
- Дороги в древности не могут быть идеально чистыми. Это было бы неправдоподобно - так быстро падать и не угодить в дерьмо.
Гера повисает у меня на руках, содрогаясь от хохота:
- Ооуу, кладязь… лошадиного дерьма!
Пять минут мы оба ржём, попеременно с трудом проталкивая сквозь смеховые спазмы очередной пассаж про корреляцию между ржанием и навозом и про важность реализма в искусстве.
Наконец, я беру его на руки - как носят ребёнка, "в гамаке", а не как соратника, через плечо - и выхожу на дорогу. Гера затихает, вконец изнемогший, не протестует и не комментирует. Только через четверть часа тихо вздыхает: честно, я не рассчитал, что мы так кубарем покатимся; хорошо хоть ты остался цел. Я дышу ему на макушку, делая вид, что это ветер. Дороги в древности не могут быть идеально безветренными. Это было бы неправдоподобно… Тем более что вокруг нас расстилаются отрадные поля и перелески, наполненные колыханием стеблей и ветвей.
* * *
Мы с Георгием отдыхаем на копнах свежего сена - он сам заприметил их и попросился на привал. Гвоздь он крепко держит в левой руке, а правая тем временем подживает, стигма на запястье затягивается свежей кожицей. Впереди невдалеке среди стогов пасутся наши высококачественные кони и время от времени выжидательно на нас посматривают, приглашающе похлопывая хвостами по спинам. Позади на дороге верный и бессменный двенадцатиногий эскорт нежится в теньке реанимированной колесницы. Я попросил его заодно последить за округой и предупредить, если нас обнаружат. Солнышко божьей коровкой нехотя-но-неуклонно заползает в зенит. Действительно, отведённое нам время вот-вот выйдёт.
Зато можно с уверенностью констатировать: мы провели остаток утра с несомненной пользой. Помимо вкусного и полезного (не решусь назвать его лёгким) завтрака (брусчатка, щебень) и оздоровительных процедур (щекотание друг друга разными видами полевых злаков), мы имели доверительную и, не побоюсь этого слова, содержательную беседу.
Во-первых, сообща определили нашу сопровождающую бригаду как "коллективного Эльтена Хэла" - был среди первых христиан такой реальный исторический чувак, шаман-странник-офицер, который командовал "языческими" солдатами на Голгофе и стал сподвижником Иисуса, увидев его смерть.
Во-вторых, придумали несколько вариаций (для разных стран и эпох, начиная с нас и нашего локуса) анекдота "даже и не знаю, кто пассажир, но водитель у него - Наместник Бога на земле!"
В-третьих, постановили на будущее для всех возможных миров и локусов - считать герины предложения мне его прикончить домогательствами и эротическим заигрыванием, на что я оставляю за собой право реагировать соответственно. "Соответственно" - это как? - опасливо-заинтригованно полюбопытствовал Георгий, слегка шокированный столь однозначным определением. Сообразно устройству конкретной реальности! - с лаконичной строгостью ответствовал я, не вдаваясь в примеры.
В-четвёртых, Гера вдруг пылко признался мне в нелюбви, даже в неприязни, просто аж до ненависти иной раз… но нет, не ко мне лично, а к путешествиям и приключениям, а также к интересным книгам. Мол, нудную книгу или скучную поездку осилил - и хорошо тебе, дальше стало легче жить. А праздник или приключение - разбудит, разбередит, и непременно кончится, рано или поздно! А дальше опять сам понимаешь что! - что обычно, как обычно! - и после этого жизнь становится только хуже. Притом навсегда уже, потому что прошедшей радости не вернёшь. Вот и на этот раз…
Я вскипел и забурлил. Взялся было втолковывать свою концепцию перманентного альтерризма. Понял, что не успею, и вообще ему не рассуждения нужны. Оборвал сам себя и просто говорю: не волнуйся, ничего никуда не исчезает - всё что было у тебя, переупаковывается и прячется внутрь, но оно есть. Я тебе напомню, если что, когда мы выйдем отсюда.
Мотает головой. На щеках дорожки от слёз. Вообще не хочу отсюда, заявляет, тут меня любили мои ученики… И даже если я Пилат - я тут жил в своё удовольствие и всё по свободному произволению бросил к ногам Сына Человеческого!… А там я опять… ходячее недоразумение, сигом, сожитель, неудачник, склочник, штатная единица, субъект обязательств… Не хочу я туда! Лучше всего бы - мне остаться тут и растаять с исчезновением локуса. Да, да, вместе с гвоздём, и нечего лыбиться!…
Я уже не пытаюсь его рассмешить, вижу - не до шуток. Загоревал и прямо ему говорю: мне без тебя будет очень грустно, но я не имею права тащить тебя силой в первую реальность - и не стану этого делать, обещаю. Но пойми и ты: я демиург, и отныне навсегда и этот локус и ты хранятся во мне - поэтому, если даже суперсистема Дома Страха всё элиминирует и обнулит, я буду нести это в себе и рано или поздно восстановлю в своих мирах. И тогда мы с тобой на этом самом месте опять будем решать, чего бы ты хотел от жизни и от меня.
У Геры дрожат губы, и он мне говорит таковую речь: всё мол очень плохо! и лучше бы-де он молчал, да и я тоже, чем окончательно всё портить: вот и опять ничего хорошего не получилось из наших объяснений. Была у него, дескать, последняя надежда - если я его… если он тут умрёт из-за меня или если я его силой против его воли вытащу наружу, то я и буду в дальнейшем виноват в его последующей жизни со всеми неприятностями. Я, а не он, раз он на неё не соглашался, а я заставил! Так нет же, я опять его подрезал - не стал заставлять!
Вообще, говорит Георгий, я понял, вот только что, зачем мне всегда было надо, чтобы мне причиняли страдания и толкали на жертвы и даже на преступления! Чтобы те, кто это делает, потом отвечали бы за меня сами. Имели бы в виду, что я такой из-за них, а не сам по себе, вот!
- Блин, тогда понятно, почему ты так протестовал, когда говорили, что Дал -"разэтакий" из-за вас! Тебе обидно, что у тебя так и не получилось всем доказать, что ты "растакой" из-за всех.
- Возможно, Стентор. Возможно… Хотя по моим ощущениям, это я из-за него, а не он из-за меня. Но мне уже без разницы. Вообще бесполезный разговор. Лучше помолчим.
- Гера, скажи ты мне только, чего я никак не могу вкурить! Вот ты хотел, чтобы я, раз я тебя заставил… Или Марина, раз она тебя толкнула… Или Сантал, раз он тебя довёл… Чего мы тебе из-за вины перед тобой - блин! - можем дать такого, чего не дадим без вины?!
Он аж на четвереньки привстаёт:
- Ну как? Отношения! Когда сам виноват перед кем-то, то ему готов простить очень многое. Ты Марину слышал на суде? - она только и твердила: давайте друг друга простим, раз все друг перед другом виноваты. Принцип-то работает… Ээх, да к дьяволу всё это!
Приподымается, махнув рукой: бесполезно, пора уже. Встаньте, пойдём отсюда. И точно: вся окрестная панорама на секунду сделалась ярче и сразу же - темнее, из зенита начала распространяться чернота со звёздами, гаснущими прямо на глазах, и всё такое. Кони ускакали, а эскорт сдвинулся к нам почти вплотную и оборонительно поднял клешни (теперь у него клешни и жвалы, во как) - мол, тревога, аларм, нас обнаружили!
Я подхватываю Геру на руки: осторожно, у тебя нога же!.. Он отпихивается: какая к дьяволу нога, одни фантазии, а вот нас сейчас снаружи увидят в обнимку и подумают, чем мы тут занимались! Я: даа! и мы подтвердим, что занимались тут любовью сутки напролёт! прикинь, как круто получится! Он: ты совсем охренел, Стентор! (опять всё полыхнуло и ещё сильнее потемнело, вынырнула кровавая луна и заплясала над горизонтом, который скачком приблизился к нам) Я: и не вздумай лгать или лукавить перед Наместником!.. (хотел напомнить ему, какими словами он меня встретил здесь, не оставляя выбора, кроме как нырнуть в игру с головой: вот и он, стало быть, пусть так же действует, не пожалеет - но вижу, что не успеваю, блин, не успеваю!)
Однако Гера смеётся у меня в охапке как безумный, волосы развеваются, и вдруг протягивает свой бесценный гвоздь ближайшей клешне - на! Как младенец погремушку. И тут же, точно как маленький, прячет лицо у меня на груди.
Снова вспышка - третий звонок, надо понимать! Горизонт близкий и осязаемый, совсем уже как плинтус. Чёрно-синий купол сверху и зелёная земля снизу обжимают нас как две ладони ковшиком. Стог сена и эскорт с гвоздём в лапке становятся суперконтрастными и сверхплотными и деформируясь спиралью завиваются вокруг нашей оси…
Окончание следует